Декарт_Рене_Избранные_произведения
.pdfГлава V |
791 |
мы ходим. Надо иметь в виду, что вообще все видимые тела являются смешанными, или составными, и подвер жены разрушению.
И всё-таки не следует думать, что эти элементы не име ют никакого специально для них предназначенного места в мире, где они могли бы постоянно сохраняться в своей природной чистоте. Напротив, каждая частица материи стремится всегда превратиться в одну из своих форм и, превратившись в неё раз, всегда её сохраняет. И если бы
бог |
создал |
вначале только |
смешанные |
тела, то, |
с тех |
пор |
как |
существует мир, |
все эти |
смешанные |
тела |
имели бы достаточно времени, чтобы изменить свои фор мы и принять форму элементов.
Теперь уже кажется вполне возможным, что все тела, которые по своей величине могут считаться самыми зна чительными частями вселенной, имеют форму одного из самых простых элементов. Тела смешанные не могут быть ни в каком другом месте, как только на поверхности этих больших тел. Но здесь они должны существовать необходимо, так как элементы совершенно различны по своей природе, и поэтому безусловно исключено, чтобы два элемента, соприкасаясь друг с другом, не действовали бы друг на друга и не образовывали бы, таким обра зом, материи, обладающей различными формами слож ных тел.
Если в связи с этим мы рассмотрим вообще все тела, из которых составлена вселенная, то найдём только три больших вида этих тел — три её главные части. Во-пер вых, это будет Солнце и неподвижные звёзды, во-вторых, небеса и, в-третьих, Земля с планетами и кометами. Вот почему у нас есть серьёзные основания думать, что Солнце и неподвижные звёзды имеют только совершенно чистую форму первого элемента, небеса — второго, а Земля с планетами и кометами — форму третьего.
Я отношу планеты, кометы и Землю к одному виду, потому что первые подобно последней противостоят свету и отражают его лучи, и не нахожу никакого различия между ними. Солнце и неподвижные звёзды я отношу к
192 Трактат о свете
другому виду и считаю, что они совершенно другой при роды, чем Земля, потому что только действие их света показывает, что их тела состоят из очень тонкой и очень подвижной материи.
Что же касается небес, то, так как они не заметны для наших чувств, я полагаю, что есть основание считать их природу средней между природой светящихся тел, дей ствие которых мы чувствуем, и природой твёрдых и тя жёлых тел, сопротивление которых мы ощущаем.
Наконец, мы совершенно не замечаем смешанных тел нигде, кроме как на поверхности Земли. Если мы обратим внимание на то, как мало в сравнении с Землёю и огром ными просторами неба пространство, в котором они находятся, то-ссть на всё то, что имеется в пределах от самых высоких облаков до самых глубоких руд ников, которые когда-либо прорывала человеческая жад ность, чтобы извлечь оттуда металлы, тогда мы легко можем себе представить, что эти смешанные тела все вместе представляют собой только корку, появившуюся над Землёю благодаря движению и смешению окружаю щей её небесной материи.
Таким образом, можно предполагать, что не только во вдыхаемом нами воздухе, но также во всех смешан ных телах, до самых твёрдых камней и тяжёлых метал лов включительно, имеются частицы элемента воздуха, смешанные с частицами земли, а следовательно, также и частицы огня, потому что они всегда находятся в порах элемента воздуха. Но здесь надо оговориться. Правда, во всех телах имеются частицы этих трёх элементов, сме шанных друг с другом, но то, что мы видим вокруг нас, состоит лишь из тех частиц, которые по своей величине и замедленному движению могут быть отнесены только к третьему элементу, так как частицы двух других эле ментов настолько малы, что не действуют на наши чув ства. Все смешанные тела можно представить себе в виде губок, в которых имеется известное количество пор, или малых отверстий, всегда наполненных либо воздухом, либо водой, либо какой-нибудь иной жидкостью, не вхо-
Ρηαβα |
fI |
JW |
дящей, однако, как обычно |
считают, в еоединение |
с |
губкою. |
|
|
Мне остаётся здесь объяснить много другого, и я всегда буду рад прибавить к этому несколько соображений, чтобы мои доводы были более убедительными. Но чтобы вам не наскучило это длинное рассуждение, я представлю кое-что в виде аллегории (fable), в которой, надеюсь, истина выступит достаточно ясно, а чтение будет не ме нее приятным, чем чтение простого изложения.
Г Л А В А VI
Описание нового мира и качеств той материи, из которой он состоит
Отрешитесь на некоторое время от этого мира, чтобы взглянуть на новый, который я хочу одновременно с этим создать в воображаемых пространствах. Философы го ворят, что эти пространства бесконечны. Конечно, сле дует с этим согласиться, потому что они-то и создали их. Но чтобы эта бесконечность нам не мешала и не поглотила нас совершенно, не будем стремиться итти до конца; пой-ч дём только так далеко, чтобы у нас исчезло из вида всё, созданное богом пять или шесть тысяч лет назад. После того как мы остановимся там на каком-нибудь опре делённом месте, предположим, что бог создал вокруг нас столько материи, что, в какую бы сторону ни обратился наш взор, всё было бы заполнено этой ма терией.
Хотя море и не бесконечно, но те, кто находится на каком-нибудь корабле вдали от берегов, могут искать своим взором конца воды как будто до бесконечности, и всё-таки её останется ещё достаточно, кроме той, которую они видят. И наше воображение может простираться до бесконечности, но, чтобы не предполагать бесконечной эту новую материю, мы можем всё-таки допустить, что она заполняет пространства, превосходящие всё то,чтоможе,с себе представить наше воображение. А чтобы избежать
194 |
Трактат о свете |
всевозможных упрёков, не будем давать простора нашему воображению, а нарочно удержим его в некотором опре делённом пространстве, не превосходящем, например, расстояние от Земли до главных звёзд неба. Предполо жим также, что материя, сотворенная богом, простирается неопределённо далеко за пределы этой области. Гораздо пристойнее и лучше приписывать границы способности нашего мышления, чем ставить пределы творениям бога.
Раз мы уже взяли на себя смелость измыслить материю по нашей фантазии, наделив её качества ми, совершенно ясными и понятными для каждого, предположим теперь, что она не имеет никакой формы: ни формы земли, ни формы огня, ни формы воздуха, ни формы любого другого, более конкретного вещества, например дерева, камня или металла. Предположим так же, что эта материя не имеет ни качеств теплоты или хо лода, ни качеств сухости или влажности, пи качеств лёг кости или тяжести, что у неё нет ни вкуса, ни запаха, ни звука, ни цвета, ни света и никакого другого свой ства, относительно природы которого можно было бы ска зать, что в ней заключается нечто, не известное с очевид ностью всем.
Не будем также считать её той первой материей фило софов*, которая, будучи полностью лишена всех своих форм и качеств, превращается во что-то не доступное ясному пониманию. Представим нашу материю настоя щим телом, совершенно плотным, одинаково наполняю щим всю длину, ширину и глубину того огром ного пространства, на котором остановилась наша мысль. Представим далее, что каждая из её частей занимает всегда часть этого пространства, пропорциональную сво ей величине, и никогда не может заполнить больший или 'сжиматься в меньший объём или допустить, чтобы одно временно с ней какая-нибудь другая часть материи за нимала то же самое место.
* Имеется в виду учение Аристотеля. (Прим ред.)
Глава VI |
195 |
Прибавим к этому, что нашу материю можно делить на всевозможные части любой формы, какую только можно вообразить, и каждая из её частей может обладать любым допустимым движением. Предположим, кроме того, что бог действительно разделил её на множество таких частей, из которых одни больше, другие меньше, одни имеют — в зависимости от нашей воли и воображения — одну фи гуру, другие — другую. Не будем, однако, думать, что, отделяя одну часть материи от другой, бог образовал между ними пустоту, а представим, что всё различие ча стей материи сводится к разнообразию предписанных им движений, то-есть что с первого же момента творения бог установил, чтобы одни из её частей двигались в одну сто рону, а другие — в другую, одни быстрее, а другие мед леннее (или, если это всем угодно, не имели никакого движения) и чтобы движение происходило с тех пор по обычным законам природы. Бог так чудесно установил эти законы, что даже при предположении, что он не соз дал ничего, кроме сказанного, и не внёс в материю ника кого порядка и никакой соразмерности, а, наоборот, ос тавил только самый запутанный и невообразимый хаос, какой только могут описать поэты, то и в таком случае этих законов было бы достаточно, чтобы заставить ча стицы хаоса распутаться и расположиться в таком пре красном порядке, что мир примет исключительно совер шенную форму, в которой окажется не только свет, но и всё прочее, как важное, так и неважное, имеющееся в действительном мире.
Но прежде чем объяснить это подробнее, остановимся ещё немного на рассмотрении этого хаоса и обратим вни мание на то, что он не содержит ничего такого, что не было бы хорошо известно, и ничего такого, что можно было бы предположить неизвестным. Что же касается припи санных ему качеств, то, если вы присмотритесь, вы уви дите, что я предполагаю их вполне доступными для ва шего понимания, а материю, из которой он состоит,— самым простым и лёгким для познания явлением во всей неодушевлённой природе. Идея материи содержится во
196 Трактат о свете
всём том, что наше воображение может себе представить, и вы должны её обязательно усвоить, если хотите вообще что-нибудь представить.
Однако философы столь изощрены, что сумеют найти трудности в вещах, совершенно ясных для других. Кроме того, воспоминание об их первой материи, которую, как известно, понять довольно трудно, может отвлечь их от познания той материи, о которой я говорю. Поэтому, мне кажется, я должен им сказать, что, по моему мнению, вся испытываемая ими трудность в вопросе о материи про исходит только оттого, что они хотят отличать материю от её собственного количества и её внешней протяжён ности, то-есть от её свойства занимать пространство. Пусть они считают себя в этом вопросе правыми; я не имею на мерения задерживаться здесь с целью им возражать. Но и они не должны удивляться моему предположению, что количество описанной мною материи не отличается от чи сленно измеримой субстанции и что я рассматриваю её протяжённость и её свойство занимать пространство не как акциденцию, а как её истинную форму и сущность. Они не могут отрицать, что таким образом материю нетрудно понять. Кроме того, я не намерен подобно им объяснить вещи, действительно имеющиеся в на стоящем мире, а просто хочу придумать такой, в котором всё было бы понятно даже самым грубым умам. А этот мир может быть создан лишь так, как это я вообразил.
Если я допущу хотя бы малейшую неясность, то за этой неясностью может оказаться какое-нибудь незаме ченное мною скрытое противоречие, и, таким образом, я невольно допущу совершенно невозможное. И хотя мне известно, что в старом мире нет ничего подобного тому, что ясно представлено в моём изложении, тем не менее я всё же уверен, что бог может создать всё это в новом, ибо очевидно, что он может создать всё, что мы в состоянии представить.
Глава VU |
19V |
Г Л А В А |
VII |
Озаконах природы этого нового мира
Яне могу откладывать далее и изложу вам прямо, каким путём сама природа может распутать путаницу хаоса, о котором я говорил, и каковы законы, сообщённые ей богом.
Прежде всего под природой я отнюдь не подразумеваю какой-нибудь богини или какой-нибудь другой вообража емой силы, а пользуюсь этим словом для обозначения са мой материи, il рассматриваю её со всеми свойственными ей качествами, описанными мной, во всей их совокуп ности и предполагаю, что бог продолжает сохранять всё сотворенное им в том же самом виде. И только из того, что бог продолжает сохранять материю в неизменном виде, с необходимостью следует, что должны произойти извест ные изменения в её частях. Эти изменения, как мне кажется, нельзя приписать непосредственно действию бога, по скольку он совершенно неизменен. Поэтому я приписываю их природе. Правила, по которым совершаются эти изме нения, я называю законами природы.
Чтобы всё это лучше понять, вспомните, что среди ка честв материи мы предположили одно, в силу которого частицы её с момента появления имеют различные движе ния, и что, кроме того, все они соприкасаются друг с дру гом, не оставляя никакой пустоты. Отсюда с необходи мостью следует, что, придя в движение и сталкиваясь друг с другом, частицы начинают менять и разнообразить свои движения. Таким образом, сохраняя их в том же самом виде, в каком он их сотворил, бог не сохраняет их в одном и том же состоянии. Иными словами, действуя всегда одинаково, бог производит в субстанции всегда одно и то же действие, хотя в этом действии акцидентально и оказывается большое разнообразие. Легко понять, что бог действует всегда одинаковым образом, ибо всем известно, что бог неизменен. Не вдаваясь слишком в ме тафизические рассуждения, я установлю здесь два или
m |
Трактат о свете |
|
три основных правила, в соответствии с которыми, надо думать, бог заставит действовать природу этого нового мира и которые, по-моему, будут достаточны для того, чтобы понять всё остальное.
Первое правило заключается в следующем: каждая частица материи в отдельности продолжает находиться в одном и том же состоянии до тех пор, пока столкновение с другими частицами не вынуждает её изменить это со стояние. Иными словами, если частица имеет некоторую величину, она никогда не станет меньшей, пока её не разделят другие частицы; если эта частица кругла или четырёхугольна, она никогда не изменит этой фигуры, не будучи вынуждена к тому другими; если она останови лась на каком-нибудь месте, она никогда не двинется от сюда, пока другие её не вытолкнут; и раз уж она начала двигаться, то будет продолжать это движение постоянно с равной силой до тех пор, пока другие её не остановят или не замедлят её движения.
Нет никого, кто считал бы, что это правило не соблюдает ся в старом мире в отношении величины, фигуры, покоя и тысячи других подобных вещей. Однако философы исклю чили отсюда движение — вопрос, который я хочу понять особенно точно. Не думайте, однако, что я собираюсь противоречить философам: движение, которое они имеют в виду, так сильно отличается от указанного мною, что легко может статься, что верное для одного из этих движений не будет верно для другого.
Философы сами признают, что природа их движения очень мало известна. Чтобы хоть как-нибудь сделать её понятной, они не нашли ничего лучшего для этого объяс нения, как придумать следующее выражение: motus est actus entis in potentia prout in potentia est. Эти слова для меня до такой степени темны, что я вынужден оста вить их здесь без перевода, потому что я не сумел бы их объяснить (и действительно, будучи переведены, эти слова — «движение есть действие существа в возможности и постольку, поскольку оно в возможности» — не становятся более ясными). В противоположность этому природа
Глава VU |
199 |
движения, предполагаемого здесь мною, так ясна, что даже геометры, более других людей приучившиеся к более отчётливому представлению исследуемых ими предметов, должны будут признать её более простой и понятной, чем природа их поверхностей и линий.
Философы также предполагают множество движений, которые, по их мнению, могут происходить без перемены места. Подобные движения они называют mollis ad for-
mam, motus ad calorem, motus ad quantitatern |
(движение |
к форме, движение к теплоте, движение к |
количеству) |
и тысячью других названий. Из всех этих движений я 8наю только одно, понять которое значительно легче, чем линии геометров. Это движение совершается таким образом, что тела переходят из одного места в другое, последовательно ванимая всё пространство, находящееся между этими местами.
Кроме того, самому незначительному из этих движений они приписывают бытие более прочное и более истинное, чем покой, который, по их мнению, есть только отрица ние бытия, il же признаю, что покой есть качество, при писываемое материи в то время, как она остаётся на од ном месте, подобно тому как движение есть одно из качеств, которые приписываются ей, когда она меняет это место.
Наконец, движение, о котором говорят философы, об ладает столь странной природой, что, вместо того чтобы подобно другим предметам иметь своей целью самоутвер ждение и стремиться только к самосохранению, оно не имеет никакой другой цели и никакого иного стремления, как только к покою; вопреки всем законам природы оно, таким образом, стремится к саморазрушению. Предпо лагаемое же мною движение, напротив, следует тем же самым законам природы, которым вообще подчиняются все свойства и качества, присущие материи: как те, кото рые названы учёными modos et en lia rationis cum l'undamenta in re (модусы и рациональные сущности с осно ванием в вещи), так и носящие обозначение qualitates reales (реальные качества), в которых я, признаюсь чисто сердечно, нахожу не больше реальности, чем в остальных.
$00 |
Трактат о свете |
В качестве второго правила я предполагаю следующее: ©ели одно тело сталкивается с другим, оно не может сооб щить ему никакого другого движения, кроме того, кото рое потеряет во время этого столкновения, как не может и отнять у него больше, чем одновременно приобрести себе. Это правило в связи с предшествующим в полной мере относится ко всем опытам, в которых мы наблюдали, что тело начинает или прекращает своё движение, потому что оно столкнулось или остановлено каким-либо другим. Предположив только что сказанное, мы избежим затруд нения, в которое впадают учёные, когда хотят найти осно вание того, что камень продолжает некоторое время дви гаться, не находясь уже более в руке того, кто его бросил. В этом случае скорее следует спросить, почему он не про должает двигаться постоянно. Но в последнем случае найти основание легко. Ибо, кто может отрицать то, что воздух, в котором он движется, не оказывает ему ника кого сопротивления? Ведь когда камень разделяет воздух, слышен свист. А если помахать в воздухе опахалом или каким-нибудь другим очень лёгким и широким телом, то по тяжести руки можно почувствовать, что воздух, вопреки утверждению многих, не содействует движению, а мешает ему. Но если не удаётся объяснить результат сопротивления воздуха согласно нашему второму правилу и если допу стить, что тело тем скорее способно останавливать движе ние других тел, чем больше сопротивление (а это может сначала показаться убедительным), то довольно трудно будет понять, почему движение этого камня прекращается скорее при встрече с мягким телом (сопротивление кото рого среднее), чем при встрече с телом более твёрдым, кото рое оказывает ему сильное сопротивление. Точно так же трудно ответить на вопрос, почему, произведя некоторый толчок твёрдого тела, камень немедленно возвращается на свой прежний путь, не останавливаясь и не прерывая сво его движения к цели. Предположение второго правила избавит нас от затруднений, связанных с приведёнными случаями, ибо это правило указывает на то, что движение одного тела замедляется при столкновении с другим не