Внешняя политика и безопасность современной России - 3 - Хрестоматия - Шаклеина - 2002 - 491

европейской стабильности. По мнению У. Мида, лучшее, что могут сделать США, это не создавать новых проблем для российского руководства, не препятствовать росту регионального влияния России, не вмешиваться в дела России с новыми независимыми государствами, включая Украину и страны Балтии. У. Мид высказал мысль, с которой соглашались многие специалисты в США и в России: следует отказаться от стереотипов «холодной войны», перестать рассматривать Россию как источник конфликта, признать важность ее возрождения в качестве ведущей евразийской державы, так как это могло способствовать укреплению международной стабильности12.

Полемизируя с заявлением З. Бжезинского о том, что «партнерство США и России не может развиваться в условиях, когда Россия начинает проводить политику по воссозданию Советской империи», С. Сестанович, директор программы российских и евразийских исследований Центра стратегических и международных исследований, высказал иную точную зрения. Он считал, что политика России на постсоветском пространстве, в том числе и на Украине, является долгосрочной стратегией, и не следует в этом усматривать только «имперские амбиции и планы». По мнению С. Сестановича, россий- ско-американское партнерство может продолжаться при соблюдении параллельных интересов в регионе, без вступления в серьезные конфликты, без нагнетания излишней напряженности по поводу заявлений российского руководства относительно особой роли России в зонах конфликтов на территории новых независимых государств13.

Аналогичная мысль прозвучала в статье академика Г.А. Арбатова, в которой он подчеркнул, что «различия в интересах, даже объективные противоречия — это естественная часть отношений между странами», даже теми, которые связаны отношениями длительного дружественного сотрудничества. Г.А. Арбатов отмечал, что рост критики в адрес политики России со стороны американских политиков и экспертов в 1994 г. в значительной степени объяснялся тем фактом, что Запад не понял с достаточной ясностью, что политика 1992 г. не могла рассматриваться как нормальная и постоянная политическая позиция. Когда Россия обрела голос после периода «эйфории» в двусторонних отношениях, результатом стало разочарование Запада14.

Помимо С. Сестановича, и другие американские специалисты высказывали несогласие с негативными оценками политики России в 1993–1994 гг. Так, директор Центра постсоветских исследований С. Эйзенхауэр не считала корректным заявление о том, что США и Запад выиграли в «холодной войне», на основании которого предполагалось строить отношения с Россией. В одном из интервью для программы Центра оборонной информации (Вашингтон) в 1994 г. она сказала, что если рассматривать окончание «холодной войны» как «победу» США, то такая «победа» ее не радовала. С. Эйзенхауэр не соглашалась с позицией администрации Клинтона по ряду вопросов в отношении России (оценку событий октября 1993 г.), достаточно критически оценивала экономическую помощь России, большая часть которой, по ее мнению, либо осталась в США, либо ушла из России в зарубежные банки. Она заметила, что если считать политику президента Клинтона в России успешной, то это вызывает тревогу по поводу того, какими же были неудачи американской политики?

НАСТУПЛЕНИЕ РЕСПУБЛИКАНЦЕВ

Дебаты по вопросам внешней политики США приобрели особую остроту после того, как в ходе выборов в Конгресс в декабре 1994 г. республиканцы выступили с развернутой внешнеполитической программой, и в полемику включились политики и ученые различных ориентаций и взглядов.

В наиболее концентрированной форме идеи республиканцев получили выражение в статье бывшего лидера большинства в сенате Р. Доула «Определяя глобальное будущее Америки». Важность американского лидерства, по мнению сенатора и его сторонников, не вызывала сомнения и отражала насущные интересы США, не изменившиеся после окончания «холодной войны». В число национальных интересов Р. Доул включил следующее:

—недопущение установления в Европе доминирующего влияния одного из европейских государств;

—поддержание баланса сил в Восточной Азии;

—обеспечение безопасности и стабильности в Западном полушарии;

—сохранение доступа к природным богатствам, в первую очередь к энергетическим ресурсам в районе Персидского залива;

—укрепление международной свободной торговли и расширение доступа США на мировые рынки;

—защита американских граждан и собственности за пределами страны. К просчетам американской внешней политики республиканские оппо-

ненты относили политику администрации Клинтона в отношении России, в частности, «попустительство» США действиям России в Грузии и других пограничных государствах, что привело, по их мнению, к усилению России и росту ее агрессивности15.

По мнению наиболее консервативных членов американского конгресса, таких как Н. Гингрич, Дж. Хелмс, М. Макконнел, сверхдержавный статус США позволял им проводить политику по укреплению независимости постсоветских государств, по оказанию им помощи в развитии и укреплении демократии и рыночной экономики, не оглядываясь на Россию. Сенатор Макконнел, например, откровенно заявил, что расширение НАТО должно рассматриваться как альтернатива и противодействие возможному возрождению сильной России. Для этой цели, отмечал сотрудник аппарата сенатского Комитета по иностранным делам С. Берри, «Соединенные Штаты должны обеспечить окружение России демократическими государствами, а отдельные из них должны быть под протекцией НАТО»16.

В 1994 г. в американских работах по России усилились настроения разочарования в темпах, направленности и результатах политических и экономических преобразований. Отдельные специалисты, ранее интересовавшиеся российскими проблемами, просто переключились на другие сюжеты. Другие выступили с критикой происходящего в России, отмечали возврат к авторитаризму внутри страны и имперским амбициям во внешней политике. В результате те, кто высказывался за продолжение политики партнерства с Россией, оказались в меньшинстве.

Один из ведущих американских специалистов по России Дж. Кеннан подчеркивал уникальность ситуации в мире, когда не существует серьезных конфликтов между великими державами. Он пытался убедить сторонников мировой гегемонии США в том, что Америка должна приложить все усилия для сохранения существующего баланса, так как наличие арсеналов ядерного оружия в слу-

чае конфликта могло бы иметь трагические последствия для всей современной цивилизации17. Авторитетный политолог Р. Хаас указывал на то, что единоличное лидерство в международных отношениях хорошо только в теории, на практике же оно создает больше проблем, нежели преимуществ. Главная опасность, на которую указывал Р. Хаас, — соблазн гегемонии и установления сфер влияния для других государств, которые захотят следовать примеру США (скажем, Китай, Япония, Россия, Германия). Таким образом, по мнению сторонников указанной позиции, гегемония США может привести к ослаблению военных союзов, дестабилизации международной обстановки.

В конце 1994 — начале 1995 г. сложилась ситуация, которая все более настоятельно требовала от администрации определения своей позиции по новой стратегии, способной закрепить положение США как мирового лидера, удовлетворить надежды восточноевропейских стран и их союзников в Америке, успокоить критиков внутри страны. Как отмечали многие политологи, важным фактором, повлиявшим на поворот в политике США, на активизацию усилий по концептуальному оформлению новой стратегии национальной безопасности США стали неудачи американской политики в Сомали, на Гаити, в разрешении боснийского конфликта, в оказании давления на КНР, в попытках получить поддержку эмбарго Кубы. Но, пожалуй, самым важным просчетом деятельности администрации считалась политика в отношении России, где события развивались вразрез с планами Вашингтона.

«ГИБКАЯ» ПОЛИТИКА И ПАРТНЕРСТВО С РОССИЕЙ

В 1995–1996 гг. в дискуссиях по вопросам российско-американских отношений стали более четко проявляться различия в позициях российских и американских ученых. Это объяснялось тем, что была завершена разработка внешнеполитической доктрины администрации Клинтона и началась ее практическая реализация. В России также сложился определенный консенсус, в рамках которого российские политики и ученые заняли более твердые позиции по основным вопросам двусторонних отношений с США.

Одним из основных вопросов, который обсуждался в связи с разработкой внешнеполитической стратегии в Соединенных Штатах и в России, был вопрос о параметрах американского лидерства и его преломлении в отношениях с Российской Федерацией. Большинство американских аналитиков склонялись к ограничительной трактовке лидирующей позиции США, однако при условии, что основополагающими принципами такого лидерства будут прагматизм и сила (в том числе военная) для продвижения и защиты интересов США, их союзников и стран, стремящихся развиваться по пути демократии и рыночных реформ. Для описания указанной политики отдельные политологи предложили критерий «гибкости». Президент Центра стратегических и международных исследований Д. Эбшайр определял «гибкость» как маневрирование в продвижении интересов США и «жесткость» при защите их жизненно важных интересов и обязательств перед союзниками. К основным элементам «гибкой» политики он отнес: более эффективное использование силы; четкое определение национальных интересов, установление критериев интервенции, обеспечение американских интересов в Европе, сохранение существующего баланса сил на Ближнем Востоке, поддержание статуса США в АТР как необходимого фактора сохранения баланса, раз-

работку оборонной стратегии с учетом новейших технологических достижений. К числу «вызовов» и угроз, в борьбе с которыми необходимо лидерство США, Д. Эбшайр назвал проблемы демографии, телекоммуникаций, финансовых рынков, организованной преступности, этнических отношений, распространения ядерного оружия18.

Сенатор-демократ Б. Бредли, анализируя политику США в отношении России, указывал на ошибки в американских оценках ситуации в стране и российской внешней политики, которые привели к взаимной неудовлетворенности сторон и позволили говорить о «кризисе» российско-американского партнерства. Он выделил три периода в отношениях между США и Россией: романтический, прагматичный, имперский и отметил, что «романтический подход» достиг кульминации при президенте Дж. Буше, когда была составлена «Хартия американороссийского партнерства и дружбы» (июнь 1992 г.). По его мнению, этот подход просуществовал до встречи в верхах в Ванкувере в апреле 1993 г. Б. Бредли возлагал на администрацию Клинтона и тех экспертов, которые занимались разработкой внешнеполитической концепции, серьезную ответственность за просчет в оценке внутриполитической ситуации в России и потенциала российской политической элиты. По мнению сенатора, невозможно было не понять, что проведение реформ рассматривалось большинством российской элиты как средство для восстановления международного влияния России. Было опрометчиво полагать, что континентальная держава, стоящая одной ногой в Европе, а другой в Азии, откажется от проведения независимой внешней политики только потому, что она лишилась своей империи19.

Неудовлетворенность ходом двусторонних отношений и в России, и в США, по мнению Б. Бредли, привела к появлению «имперского» подхода в оценках деятельности России в 1993–1994 гг. В Соединенных Штатах критики России заявляли о том, что ее «экспансионизм» определялся не только коммунистическим прошлым, он был изначально присущ российскому государству, поэтому не следует надеяться на демократизацию России. Сторонники прагматичного, реалистического развития американо-российских отношений отмечали, что романтический и имперский подходы носят односторонний характер: «романтики» чрезмерно идеализировали все, что происходило в СССР и России, сторонники имперского подхода, напротив, закрывали глаза на все позитивное. Не учитывался тот факт, что трансформационные процессы могут продлиться в течение жизни не одного поколения россиян, поэтому проводившийся анализ не давал адекватной картины реформ и не позволял сделать какие-либо реальные прогнозы. Ориентация на конкретных политических деятелей была неоправданной20.

Высказывалась мысль, с которой согласились многие аналитики, принадлежащие к старой советологической школе, и эксперты более молодого поколения: эпоха «холодной войны» определялась советско-американским соперничеством, эпоха после ее окончания, переходная эпоха, будет продолжаться до тех пор, пока в России не закончится революции. До тех пор, пока Россия не определит окончательно свой международный статус, нельзя говорить о достижении продолжительного международного эквилибриума в XXI в.21.

Бывший посол США в России Дж. Мэтлок поддержал мнение сторонников сохранения партнерских отношений с Россией. Он считал, что Россию следует вовлекать в процессы мирного урегулирования на Ближнем Востоке, в Ираке. Посол признавал статус великой державы за Россией, невзирая на ее времен-

ную слабость. Он отмечал, что страна по-прежнему располагает влиянием в Евразии и может затормозить или даже заблокировать реализацию американских планов в этом регионе, в том числе использовать свое право «вето» в СБ ООН. По мнению Дж. Мэтлока, Россию не следует исключать из европейского клуба, так как, предоставленная самой себе, Россия всегда будет оставаться проблемой для внешней политики США22.

Несмотря на то, что значительная часть американской политической элиты поддерживала идею сохранения тесных двусторонних отношений с Россией, на официальном уровне все более укреплялась другая линия — на дистанцирование от тесного партнерства с Россией, на многовекторность политики на постсоветском пространстве, закрепление силового подхода в решении международных проблем. В России не могли не замечать происходящего поворота. В 1995-1996 гг. в выступлениях российских специалистов усилилась критика в адрес США и стран Запада, прежде всего в связи с решением о расширении НАТО на восток. Вызывал несогласие, в частности, тезис о лидирующей роли США в мире. В.А. Кременюк и А.Д. Богатуров отмечали, что ни одна держава, даже такая сильная, как Америка, не в состоянии поставить всю международную систему под контроль и регулировать происходящие в ней процессы. По их мнению, это не удалось США в 1945 г., когда на их стороне были все активы: промышленная и финансовая мощь, атомное оружие, самый сильный флот, огромные продовольственные ресурсы и эйфория по поводу победы во Второй мировой войне. Такой контроль невозможен тем более в современных условиях, так как финансовая и экономическая роль США существенно сократилась, ядерный арсенал представляет скорее бремя, нежели актив, а настроения внутри страны все чаще склонялись к неоизоляционизму23.

Другие российские ученые указывали на то, что, хотя потенциал России достаточно высок, в современной ситуации ее геополитическое положение весьма уязвимо. Она является самым слабым геополитическим центром по сравнению с Китаем, Европой, США. Последовавшее катастрофическое ослабление России привело к тому, что американцы отказались от создания российскоамериканской оси для упорядочения мироустройства. Высказывалась мысль, подтверждение которой можно было найти как в действиях администрации Буша, так и в политике администрации Клинтона: «Чем больше будет слабеть Россия, тем яснее, что США не будут ей помогать сохранять те международные позиции и рычаги влияния, которыми она обладала или/и могла обладать, будучи сильной». Отмечалось, что Евразия всегда была и останется центром американских стратегических и экономических интересов. Не допустить гегемонии в Евразии какой-либо одной державы — базисная цель американской политики с тех пор, как она стала приобретать черты глобальной политики.

В 1996 г. некоторые российские политологи признали необходимость дать реалистическую оценку России как государству, ее положению в новых условиях, «распрощаться» с надеждами на альянс с Западом, основанных на договоренностях, достигнутых в конце 80-х-начале 90-х годов, не идеализировать намерения США и стран Запада. Указывалось, что России не следует завышать свои возможности, отойти от статуса глобальной державы, но не отказываться от самостоятельной, достаточно сильной политической линии; пересмотреть цели и задачи внешней политики и привести их в соответствие с национальными интересами страны в новых международных условиях.

КРИЗИС «ПАРТНЕРСТВА»

После выборов в Государственную Думу в России в декабре 1995 г. и в преддверии президентских выборов летом 1996 г. государственный секретарь США У. Кристофер и другие члены администрации Клинтона продолжали заявлять о сохранении ориентации на партнерские отношения с Россией, в случае продолжения реформ24.

«Прагматичное партнерство» — так охарактеризовал в тот период россий- ско-американские отношения министр обороны США У. Перри. Министр отметил, что США хотели бы продолжать сотрудничать с Россией в международной области, сохранять мирные отношения, несмотря на то, что некоторые изменения, происходящие в России, США расценивали как негативные. У. Перри заявил о том, что программы, осуществлявшиеся совместно с Россией, имеют большое значение для безопасности Соединенных Штатов. Совместная деятельность в области ядерного разоружения и помощь России в демонтаже ее ядерных вооружений были охарактеризованы как представлявшие большую ценность вне зависимости от того, что происходило в России25.

Благожелательность официальных заявлений не могла компенсировать растущее беспокойство со стороны России в связи с курсом на создание евроатлантического альянса, в основе которого было расширенное НАТО. Российские политологи охарактеризовали двусторонние отношения как «кризис партнерства», «паузу» в российско-американских отношениях. С.В. Кортунов писал о том, что существовала уникальная возможность начать отношения с чистого листа, освободиться от бремени «холодной войны». Однако, по его мнению, ожидания России от партнерства с Западом оказались завышенными, обернулись несбывшимися надеждами и разочарованиями, хотя «Россию нельзя было упрекнуть в том, что в своем стремлении к такому партнерству, она была неискренна или же применяла какие-то двойные стандарты»26.

Упрек российских политологов относился не только к США, но и к политической элите России, которая, как отмечали ученые, не представила четко сформулированной внешнеполитической доктрины страны в новых международных условиях, «не довела до сведения американских партнеров те разумно обоснованные географические и сущностные контуры ее интересов, твердо отстаивать которые она будет, даже рискуя достигнутым в постконфронтационные годы уровнем сотрудничества». Как и их американские коллеги, российские эксперты говорили о необходимости пересмотра внешнеполитической стратегии страны и отношений с Соединенными Штатами, проведения более гибкой линии, не отказываясь от идеи партнерства целиком, применять его в конкретных условиях, сделать партнерство не абстрактным, а предметным27.

Прагматически мыслящие, центристские силы в США и России пытались найти путь к спасению партнерства, придать ему новый импульс, сохранить положительный потенциал, избежать нарастания конфронтации. Новый всплеск дискуссий в США по вопросам российско-американских отношений, а также критики в адрес России произошел в начале 1996 г. после назначения на пост министра иностранных дел Е.М. Примакова. Мнения и прогнозы относительно последствий указанного назначения были различными. Большинство политологов умеренной ориентации высказали несогласие с утверждениями тех, кто заявил, что назначение нового министра иностранных дел было свидетельством

усиления «жесткости» позиции России, а независимость и национальная ориентация российской внешней политики означали возврат к «имперской», антизападной политике. Сторонники более трезвой оценки событий в России признавали, что Россия имеет право на защиту и обеспечение своих государственных интересов, и отмечали, что позиция США во многом способствовала тому, что в отношениях с Россией наметились расхождения. Умеренные критики администрации Клинтона указывали на противоречия в позициях американских политиков и экспертов. В частности, несмотря на то, что за Россией формально признавался статус «великой державы», отношения с ней часто строились на дискриминационной основе, игнорировались или ущемлялись ее законные геополитические и региональные интересы. Отмечалось, что во время войны в Персидском заливе Россия поддержала действия коалиционных сил Запада, однако в результате Россию начали вытеснять из ближневосточного региона, лишая ее возможности дипломатической деятельности, мешая ей вести торговлю оружием, в то время как США продолжали наращивать объем своей торговли оружием.

Многие аналитики обращали внимание на одно из основных противоречий западной политики — стремление лишить Россию ее традиционных сфер влияния, связывая ее новыми договорами. Запад и США практически продолжали политику нового передела мира без участия России. Результатом такой политики Запада стал поворот к более самостоятельной, независимой от Запада, национально ориентированной политике России. Это сразу же породило необоснованные страхи относительно роста «имперских» притязаний России, возврата к прошлому.

Сторонники реалистического, сбалансированного подхода к отношениям с Россией при планировании российской политики предложили учитывать следующие факторы:

—признать за Россией право на статус мировой державы и соответствующую этому статусу политику. Россия остается серьезной державой, имеющей собственные национальные интересы, и во многих аспектах эти интересы будут расходиться с целями США;

—не преувеличивать «угрозу», исходящую от сильной России. Она связана многими соглашениями и членством в международных организациях, что поставит ее действия под контроль мирового сообщества. Кроме того, экономическая слабость страны и финансовая зависимость от стран Запада не позволят России занять антизападную позицию;

—оказывать поддержку только в том случае, если Россия выполняет условия подписанных соглашений, в первую очередь в военной области, соблюдает обязательства перед организациями, членом которых она является, неуклонно идет по пути проведения реформ;

—признать тот факт, что возможности Запада в оказании влияния на ход событий в России ограничены как в политической, так и в экономической областях. Россия должна сама выбрать свой путь. Западу следует отказаться от давления относительно темпов и направленности реформ.

Сторонники жесткого подхода к России в свою очередь сделали далеко идущие выводы из политических событий конца 1995 — начала 1996 гг. Назначение нового министра иностранных дел, по мнению консервативных аналитиков, означало завершение поворота к более жесткой внешней политике России, начавшегося еще в конце 1993 г. Отмечалось, что внешнеполитическая риторика российского руководства все более отражала склонность оценивать междуна-

родные отношения с позиций соперничества между Востоком и Западом; в политике России вновь доминировали великодержавные интересы.

По мнению известного специалиста неоконсервативного направления Ч. Крутхаммера, надежды на быстрое превращение России в дружественное государство с рыночной экономикой, чьи основные усилия будут направлены на решение внутренних проблем, не оправдались. Происходит обратное: у власти укрепляются сторонники жесткой политики установления гегемонии России на постсоветском пространстве. Ч. Крутхаммер высказал мнение, что США должны отказаться от предоставления финансовой помощи России, так как она фактически будет способствовать поддержанию новых амбиций страны28.

Аналогичную точку зрения высказал З. Бжезинский. Он заявил, что окончилась эра романтизма в отношениях между Россией и США, растаяли надежды на то, что выделяемые финансовые средства будут эффективно использоваться для развития рыночной экономики. Главную задачу, стоящую перед американским руководством, он видел в быстром создании более широкого Атлантического альянса, предоставив России возможности сотрудничества с ним, в том случае, если ее действия будут соответствовать нормам «цивилизованного» поведения и если она захочет сотрудничать с НАТО. Упрекая администрацию Клинтона в неоправданной нерешительности, он заявлял: «Представьте, что произошло бы, если бы президент Трумэн прислушивался к возражениям Москвы против осуществления «плана Маршалла» точно так же, как президент Клинтон воспринимает возражения Москвы против расширения НАТО?»29.

Важность включения восточноевропейских стран в западное сообщество определялась сторонниками жесткой политики в отношении России как самая главная задача, стоящая перед странами Запада. Некоторые политологи прямо заявляли, что если США не удастся выполнить эту задачу, резонно будет задать вопрос: «Кто упустил эту возможность?», а отнюдь не вопрос, которым пугают сторонники оказания поддержки России: «Кто потерял Россию?» В частности, конгрессмен Дж. Соломон (штат Нью-Йорк) на заседании палаты представителей 24 января 1996 г. выступил с конкретными предложениями по российской политике:

—прекратитьэкономическуюпомощьРоссии, преждевсегоееправительству;

—заверить восточноевропейские страны в том, что их вступление в НАТО будет решено в самом ближайшем будущем. Задача США — предотвратить «финляндизацию» стран — членов бывшего Варшавского Договора, отодвинуть восточную европейскую границу как можно дальше;

—выработать адекватную политику для того, чтобы противостоять политике России в «ближнем» зарубежье, в первую очередь распространению российских военных баз на их территории; предотвратить аннексию стран Балтии; покончить с незаконной оккупацией Молдовы. Противостоять российской дипломатии в Иране, Ираке, Сирии, Ливии, а также на Кубе;

—отказаться от безоговорочного продолжения политики сокращения и контроля над вооружениями. Нарушения Россией договоров по биологическому оружию, обычным вооружениям, СТАРТ-1 освобождают США от обязательств

по их выполнению. Выступить с предложением о выходе США из Договора по ПРО, пересмотреть положения договора СТАРТ-230.

Обосновывая отход от проведения активной российской политики со стороны США, ориентацию на восточноевропейские страны, страны Балтии, где демократические преобразования имеют более устойчивую и близкую к запад-

ной форму и направленность, известный политолог Ч. Гати указал на парадокс в развитии современной России: страна не может идти по пути прогресса без осуществления реформ, однако эти преобразования настолько тяжелы для общества, что их успешное проведение становится возможным только при наличии твердой и далеко недемократической власти. По мнению Ч. Гати, в России наблюдалось отступление демократии: радикалы уступили минималистам, либерализм сменился эгалитаризмом, требование свободы уступило место требованиям навести порядок; складывалось полуавторитарное государство с чертами царской России и демократии по образцу стран «третьего мира»31.

Несмотря на различия во взглядах умеренных и жестких политиков и ученых, обе стороны понимали, что в будущем политика по отношению к России потребует кардинального пересмотра. Сторонники обоих подходов признали, что назначение Е.М. Примакова ознаменовало собой конец трех «великих иллюзий»: прежних иллюзий президента Ельцина и министра иностранных дел Козырева, что России как великой державе будет позволено интегрироваться в мировую экономику без каких-либо возражений; конец американской иллюзии, согласно которой Россия позволит без какой-либо компенсации разоружить себя и отказаться от своего статуса в мировой политике; конец европейской иллюзии о том, что расширение НАТО можно будет урегулировать как временное разногласие между друзьями.

«ЖЕСТКИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ»

Предвыборный 1996 г. был периодом подведения итогов правления администрации Клинтона и определения новой программы. Одним из наиболее важных итогов стало представление концепции евроатлантической системы безопасности, которая должна была сыграть роль основы глобальной стратегии международной деятельности США в конце XX и в XXI вв. В ходе внешнеполитических дискуссий в академическом сообществе США прорабатывались практически все основные аспекты этой стратегии. В ее основу было положено дальнейшее укрепление союза США и Европы. Перспектива получить (в результате объединения США и Канады с Европейским Союзом) самый крупный в мире рынок и экономический союз либеральных капиталистических стран завораживала головы многим специалистам. Ожидалось, что этот евро-американский блок будет представлять и огромную военную силу, что позволит ему осуществлять полицейские меры в Центральной Америке, Северной Африке, на Ближнем Востоке.

По мнению сторонников указанной точки зрения, классическая теория «реализма» не могла дать адекватных рецептов в данной ситуации, поскольку она, как правило, делает упор на баланс сил. Правильнее говорить о «проецировании» силы. Редактор журнала «Нью рипаблик» М. Линд считает, что в новых условиях уже нельзя оперировать понятиями «биполярности» и «многополярности», более точным было бы разделение мировых держав на «центральные» и «периферийные», или «пограничные». В современной мировой цивилизации США — «державаметрополия», Китай, Япония, Индия — поднимающиеся «пограничные державы». Адекватным ответом поднимающимся азиатским державам может стать консолидация стран Западной и постсоветской Европы при американском лидерстве. Послав войска в Боснию, США вели себя не как лидер союза для отражения внешней угрозы, а как европейский имперский миротворец32.

Перед экспертами, занимавшимися разработкой внешнеполитической стратегии для администрации Клинтона, была поставлена задача выработки оригинальной концепции, в которой уже известные идеи и подходы должны были получить новую интерпретацию. Требовалось дать новое толкование американскому лидерству, сделать его более реалистичным, более притягательным для союзников и не вызывающим резкой негативной реакции у оппонентов, снять основные пункты критики и обвинения в гегемонизме, диктате, возврате ко временам «холодной войны», в пренебрежении к внутренним проблемам и состоянию экономики. В августе 1993 г. была создана специальная группа в рамках Совета национальной безопасности (СНБ) по разработке новой «большой» стратегии США на период после «холодной войны». В нее вошли помощник по национальной безопасности Э. Лейк, сотрудники аппарата СНБ Дж. Рознер, Л. Фьюэрт, Д. Стейнберг.

Немало усилий было направлено на поиски удачного общего названия доктрины, которое отвечало бы основополагающему постулату «от сдерживания к расширению». Такие предлагавшиеся термины, как «демократический экспансионизм» или «жесткий интернационализм», были отвергнуты на том основании, что они акцентировали внимание на силовом аспекте политики США, на методах давления, порождали аналогии с терминологией времен «холодной войны». Остановились на «распространении демократии» и «участии в процессах строительства демократических институтов в мире и развития рыночной экономики». Советник по национальной безопасности рассчитывал, что новая стратегия позволит ему сыграть роль, аналогичную той, которую сыграл Дж. Кеннан в годы «холодной войны».

Акцент был сделан на четырех направлениях: 1) укрепить сообщество стран с рыночной экономикой; 2) поощрять и укреплять новые демократии и общества с рыночной экономикой там, где для этого есть возможности; 3) бороться с агрессией и поддерживать либерализацию стран, враждебных демократии; 4) оказывать поддержку развитию демократии и рыночной экономики в регионах, вызывающих наибольшую тревогу33. Предложенная стратегия освобождала США от распыления сил во всех регионах и, наоборот, позволяла сосредоточить их только на тех регионах, где у них были стратегические и экономические интересы. Такой подход снижал вероятность будущих ошибок, подобных неудачам в Сомали и на Гаити. Наиболее привлекательным в предложенной стратегии для президента Клинтона была увязка экономических и внешнеполитических задач, перспектива сохранения лидирующего положения США в мировом экспорте.

В июле 1994 г. по настоянию президента Клинтона концепция была оформлена в новый документ СНБ «Стратегия национальной безопасности участия и расширения» (National Security Strategy of Engagement and Enlargement). Основ-

ным положением документа было утверждение о том, что граница между внутренней и внешней политикой исчезает, укрепление отечественной экономики необходимо для поддержания военной мощи, проведения внешней политики и поддержания мирового влияния США. Активная международная деятельность необходима для открытия иностранных рынков и обеспечения новых рабочих мест для американцев. Э. Лейк приложил немало усилий для признания разработанного подхода официальной стратегией администрации. На это ушло почти два года: Белый Дом представил два доклада, составленные на основе нового документа СНБ — в феврале 1995, а затем в феврале 1996 гг. На это была направлена деятельность вице-президента США А. Гора во внешнеэкономической области, глав-