Внешняя политика и безопасность современной России - 3 - Хрестоматия - Шаклеина - 2002 - 491

Особенно быстрыми темпами развивался Суйфэньхэ, на который пала основная нагрузка в период интенсификации приграничных связей России с Китаем. Уже в 1985 г. объем российско-китайской торговли, проведенной через этот город, превзошел рекордный уровень 1958 г. — 940 тыс. т27. За период с 1988 по 1992 г. внешнеторговый оборот между Суйфэньхэ и Приморским краем превысил 80 млн. швейцарских франков. В 1993 г. через город прошло 1 млн. 320 тыс. т экспортноимпортных грузов, 620 тыс. чел. пересекли российско-китайскую границу. После этого власти города и Харбинская железная дорога вложили в модернизацию железнодорожного узла Суйфэньхэ 78 млн. юаней, доведя его годовую пропускную способность до 3 млн. т грузов и 1 млн. чел. По словам мэра города Цинь Юйдэ, планы развития Суйфэньхэ на рубеже ХХ–XIX веков сориентированы в надежде на создание единой транспортной сети в бассейне Японского моря, включая прямой выход на российские дальневосточные порты28.

Свою задачу — открыть Дальний Восток России для китайских товаров и экспорта российского сырья — провинция Хэйлунцзян выполняла достаточно успешно. Главным средством для этого была приграничная торговля, стимулируемая из Пекина множеством льгот и привилегий, которые получали фирмы и компании, в ней участвовавшие.

Подъем приграничной торговли в Китае, в том числе и в провинции Хэйлунцзян начался с 1984 г., когда Госсовет КНР утвердил изданное Министерством экономики и торговли «Временное руководство по управлению приграничной мелкой торговлей». В этом документе были закреплены основные принципы внешнеэкономической деятельности приграничных территорий: «самостоятельный поиск финансовых источников, самостоятельный поиск путей сбыта, самостоятельное ведение переговоров, самостоятельное поддержание равного баланса, самостоятельная ответственность за прибыли и убытки». Мелкая приграничная торговля была передана подуправление провинциальных властей29.

Китайские специалисты выделяют пять этапов приграничной торговли провинции Хэйлунцзян с Россией в 80–90-е годы.

Первый этап — 1983–1986/87 гг. — период восстановления этой формы экономических связей Китая с Россией.

Второй этап — 1987/88–1990 гг. — время прорыва, обусловленного, с одной стороны, политикой преференций для провинции Хэйлунцзян со стороны правительства КНР, с другой — новой внешнеторговой политикой СССР. В апреле 1988 г. появилось специальное постановление Госсовета КНР (№ 61) под названием «Уведомление по некоторым вопросам расширения приграничной торговли и технико-экономического сотрудничества провинции Хэйлунцзян с

СССР», предоставившее различные льготы участникам приграничной торговли в Хэйлунцзяне. В июне того же года было принято решение провинциальных парткома и правительства о создании трех экспериментальных районов Хэйхэ, Суйфэньхэ и Тунцзян, чтобы «посредством торговли достичь процветания границы». Тогда же было создано управление провинции Хэйлунцзян по приграничной экономике и торговле. В результате уже в 1989 г. число зарубежных партнеров провинции по приграничной торговле увеличилось со 160 до 632, число статей внешней торговли перевалило за 3 тыс.

В течение 1989–1992 гг. властями провинции Хэйлунцзян предпринимались неоднократные попытки положить конец стихии в приграничной торговле. В основу был положен лозунг «Организация, планирование, дисциплина». Предпо-

292 Дальний Восток России в фокусе китайской политики

лагалось все компании, вовлеченные в приграничную торговлю с Россией, поставить под строгий контроль провинциальной администрации и обязать их следовать единому плану, единой стратегии, единым ценам. Полностью попытка не удалась ни тогда, ни позже, прежде всего в силу большого количества фирм и компаний, вовлекавшихся в погоню за большими прибылями, которые сулила приграничная торговля с СССР и Россией. Тем не менее власти контролировали процесс, а львиную долю торговли осуществляли несколько крупных компаний.

Максимальный расцвет приграничной торговли пришелся на 1991–1993 гг. (третий этап). В 1991 г. Госсовет КНР издал «Уведомление об активном развитии приграничной торговли и сотрудничества, стимулировании стабильного взгляда на процветание границ» («Документ №33»). Уведомление определяло способы и формы ведения этого вида внешнеэкономической деятельности, механизмы и условия освобождения ее участников от таможенных пошлин. В торговый бизнес бросились правительственные учреждения, военные, промышленные предприятия, учебные заведения, торговые компании. Число организаций, получивших разрешение на занятие этим видом деятельности в провинции Хэйлунцзян достигло 8 тыс., а компаний, специализировавшихсянаприграничнойторговле, насчитывалось600–70030.

Уже в 1991 г. приграничная торговля провинции выросла на 47,8%. В 1992 г., выступая в роли посредника и связующего звена в экономических отношениях Китая с Россией, провинция пропустила через себя товаров на 1,5 млрд. долл., что составило 25,8% всего объема их взаимной торговли. В 1993 г. объем приграничной торговли Хэйлунцзяна с Россией увеличился до 2,09 млрд. дол. (2/3 приграничной торговли Китая с Россией и 27% общего объема их взаимной торговли)31.

Однако вслед за быстрым ростом последовал столь же стремительный спад. Четвертый этап— 1994–1996 гг. — характеризуется резким сокращением, а потом застоем в приграничной торговле с Россией. Китайские специалисты видят причины этого явления в изменениях на внутренних рынках Китая (снижение объемов капитального строительства) и России (рост внутренних цен, введение экспортных пошлин, конкуренция китайским товарам), в начатом обеими сторонами упорядочении приграничных связей, высоком риске торговых операций, обусловленном широким распространениемвначале90-хгодов«нецивилизованных» формторговли, наконец, в предвзятости россиян, неправомерно полагавших, что экспорт в Китай сырья по относительно низким ценам и импорт оттуда товаров народного потребления по сравнительновысокимценамнаносилиэкономическийущербРоссии32.

Правительство КНР и власти приграничных с Россией провинций прилагали серьезные усилия для выправления положения. Важное значение для рос- сийско-китайской торговли имело «Уведомление Госсовета КНР по некоторым вопросам, связанным с приграничной торговлей» от 3 января 1996 г., в соответствии с которым государство прекратило предоставлять таможенные льготы бартерной торговле. Правительство провинции Хэйлунцзян взяло ориентир на переход от товарного бартера к валютным сделкам, предоставлению услуг, строительству, техническому сотрудничеству. В очередной раз была проведена кардинальная «чистка» участников приграничной торговли — с 3 тыс. до 100 (но через год их число вновь выросло в несколько раз — до 577). Серьезное внимание было обращено на обучение специалистов и, в который раз (но с тем же отрицательным результатом) — на качество товаров, предлагаемых для экспорта в Россию. Среди новых акцентов китайских властей следует выделить создание

ориентированных на российский рынок баз оптовой торговли в открытых городах провинции и на территории России (в частности, в Уссурийске, Иркутске), развитие приграничных рынков, а также инвестиции в российскую экономику.

За 10 месяцев 1997 г. объем торговли на приграничных рынках Хэйлунцзяна достиг 250 млн. долл. (рост на 50% по сравнению с 1996 г.) Приграничный рынок на о-ве Дахэйхэ33 посетили свыше 9 тыс. групп из России, в торговле с обеих сторон принимали участие более 1 млн. чел. За 11 месяцев 1997 г. объем торговли приграничного населения на этом рынке превысил 50 млн. долл. (470 млн. юаней), тогда как за весь 1996 г. составил 260 млн. юаней34.

Объем приграничной торговли Хэйлунцзяна с Россией в 1997 г. удалось довести до 1 млрд. долл., что позволило специалистам считать этот год началом нового этапа приграничной торговли, этапа упорядочения и подъема. Доля бартера в экономическихсвязяхХэйлунцзянасРоссиейупаладо63%, аХарбина— до20,2%.

Подводя итоги бурного десятилетия приграничной торговли провинции Хэйлунцзян с Россией, китайские ученые подсчитали, что в целом за 19881997 гг. ее общий объем составил 10,7 млрд. долл., между сторонами было подписано 2218 технико-экономических контрактов на общую сумму в 3,1 млрд. долл. Провинцией было направлено за рубеж (преимущественно в Россию и страны СНГ) 94197 рабочих35.

В начале 1998 г. в провинции Хэйлунцзян были утверждены новые правила управления районами приграничного экономического сотрудничества, которые дают приоритет в развитии двум зонам экономического сотрудничества, показавшим себя как наиболее жизнеспособные и эффективные: Хэйхэ и Суйфэньхэ. 1 июня и 17 июня 1998 г. были учреждены Харбинская зона экспортной обработки в Россию и Харбинская зона технико—экономического сотрудничества с СВА. Первая специально нацелена на производство новых видов продукции для российского рынка. Перед второй поставлена задача технико-экономическое сотрудничества с Россией36.

294 Дальний Восток России в фокусе китайской политики

Одним из главных направлений политики провинции Хэйлунцзян в последний период стало расширение опыта и практики создания производственных центров в Китае и товарных рынков в России, перерабатывающих предприятий и баз по производству овощей и фруктов, ориентированных на Россию. В у. Дуннин уже созданы восемь овощеводческих районов с годовой производительностью 130 тыс. т и «фруктовый пояс» производительностью 30 тыс. т фруктов в год. Всего в уезде определено 56 деревень для работы на экспорт. В г. Суйфэньхэ организованы четыре больших рынка: одежды и товаров повседневного обихода, строительных материалов, овощей и фруктов, мяса; построены «городок Сянган» по обработке высококачественных товаров из внутренних районов Китая и «открытый производственный район Вэньчжоу», в деятельность которых вовлечено 1,35 млн. дворов. Стоимость их годового производства достигает 62 млн. юаней. В Харбине и Муданьцзяне созданы зоны переработки экспортных товаров для России37.

Положительный опыт рынка Дахэйхэ подвиг стороны на дальнейшие шаги в этом направлении. 17 февраля 1998 г. правительства России и КНР заключили Соглашение об упрощенном пропуске российских и китайских граждан в торговые комплексы, действующие в районе российско-китайской государственной границы. Соглашение, вступившее в силу 2 июня 1999 г., предусматривает практику упрощенного пропуска граждан РФ («по действительным проездным документам и в соответствии с положением, предусмотренным законодательством РФ и КНР») в торговые комплексы Хэйхэ и Суйфэньхэ и китайских («по действительным заграничным паспортам без оформления виз») — в торговые комплексы Забайкальск, Благовещенск, Пограничный «после их полного обустройства и сдачи в эксплуатацию».

До августа 1998 г. приграничная торговля стабильно развивалась. За 9 месяцев этого года ее объем составил 897 млн. долл. (75% от плана на этот год и на 29,8% больше соответствующего уровня прошлого года. В течение января — сентября 1998 г. провинцией Хэйлунцзян было подписано с Россией 133 протокола о технико-экономическом сотрудничестве на сумму в 50,2 млн. долл. (прирост на 69,72%)38. Финансовый кризис и политическая нестабильность в России во второй половине года серьезно повлияли на торговлю Хэйлунцзяна. Трудности возникли по причине увеличения российских пошлин на экспорт продовольствия (на 10%) и другие товары (на 3%), что снизило прибыли Китая от экспорта и принесло убытки многим китайским компаниям и предприятиям, ориентировавшимся на российский рынок. В результате резкого падения курса рубля серьезные потери понесли те китайские фирмы, которые имели большие оборотные средства в российской валюте39.

При всем при этом в 1998 г. приграничная торговля между двумя странами составила 1,3 млрд. долл.40, и львиная ее доля пришлась на провинцию Хэйлунцзян.

Валютно-финансовый кризис в Азии заставил предприятия провинции обратить внимание на российский инвестиционный рынок. «Международная инженерная компания» провинции Хэйлунцзян вложила 20 млн. юаней в строительство «Центра распространения китайских товаров» в г. Уссурийске; компания «Гуанъюй» — 985 тыс. долл. в строительство в России завода аккумуляторов; компания «Дунфан» вместе с тайваньской компанией инвестировали 15 млн. долл. в фабрику по пошиву одежды в Хабаровске41.

* * *

Таким образом, стратегические перспективы трех северо-восточных провинций Китая действительно связаны с российским Дальним Востоком, но только отчасти. Лишь для провинции Хэйлунцзян решением китайского правительства Дальний Восток России поставлен в центр ее внешнеэкономических планов, в то время как экономические связи провинций Ляонин и Цзилинь диверсифицированы.

В первой половине 90-х годов бурный всплеск российско-китайской приграничной торговли в значительной степени способствовал решению таких задач по подъему экономики Северо-восточного Китая, как ликвидация сырьевого дефицита, приток капиталов в местную экономику, занятие избыточного трудоспособного населения. Однако он отнюдь не привел ни к тесной сцепке экономик соседних территорий, ни к созданию плацдарма для экономической экспансии Китая в Россию. Рос- сияпо-прежнему занимаеточеньскромноеместовэкономикеМаньчжурии.

Провинция Хэйлунцзян смогла воспользоваться благоприятными условиями и выгодной экономической конъюнктурой для полезного и для себя, и для всего Китая расширения связей с соседними российскими территориями и проникновения на российский рынок, но эти же естественные преимущества, на первом этапе приносившие солидные доходы, оказали ей плохую услугу, затормозив процесс модернизации местной экономики. Только обвал в торговле и угроза потери значительного сегмента российского рынка в конкурентной борьбе с товарами из Европы, Юго-Восточной Азии, обозначившиеся к середине 90-х годов, заставили ее взяться за создание собственной производственной базы для экономической интервенции в Россию. До этого доля местных товаров в ее экспорте не превышала 25%, а основная часть экспортных товаров поступала из внутренних районов Китая, в основном с юга. За исключением нескольких видов продукции провинция не имеет конкурентоспособных товаров для экспорта. Отсюда и сетования китайских ученых на отсутствие в Хэйлунцзяне реальной производственной базы для торговли с Россией42, и не решаемые проблемы с качеством китайских товаров, ставшие уже штампом во всех публикациях, посвященных российско-китайской торговле.

Тем не менее, зная целеустремленность, последовательность и напористость китайских политиков в достижении поставленных целей, можно с большой долей уверенности предположить дальнейшую активизацию усилий Китая по использованию ресурсов и потенциала Дальнего Востока в интересах своих северовосточных провинций. Как к этому относиться и как на это реагировать? Если мы перестанем трактовать политику внешней открытости КНР как экономическую экспансию, а будем воспринимать ее как данный нам шанс на взаимовыгодное сотрудничество, если отреагируем на китайский вызов разработкой и реализацией соответствующей стратегии развития Приамурья и Приморья, учитывающей огромный потенциал Китая (рабочую силу, рынок сбыта, финансовые ресурсы), его стремление к добрососедским отношениям с Россией, притягательность для него русской культуры и отсутствие у двух государств серьезных оснований для конфликтов и противоречий, — у юга Дальнего Востока возникнет добротная основа для преодоления экономического кризиса и прорыва в экономическую систему Восточной Азии. Самое сложное при этом — не выстраивание отношений с соседними провинциями КНР, а наведение порядка и достижения согласия в собственной стране. Китаю это удалось. Когда-нибудь это получится иу России.

Примечания:

1Ишаев В.И., Минакир П.А.. Дальний Восток России: реальности и возможности экономического развития. — Хабаровск, 1998. — С. 127-130.

2История Северо-Восточного Китая XYII - XX вв. — Кн. 1. Маньчжурия в эпоху феодализма (XVII — начало ХХ в.). — Владивосток, 1987. — C. 263.

3Сладковский М.И. История торгово-экономических отношений СССР с Китаем

(1917–1974). — М., 1977. — С. 32-33.

4Jin Huongfan. China's Open Door Policy and Asian-Pacific Economic Cooperation // The Korean Journal of International Studies. — 1991. — Vol. XXII. — № 1. — P. 140.

5Yang Sizheng. Changing Economic Relationship Between China and the East Asian Region // The Korean Journal of International Studies. — 1992. — Vol. XXIII. —

№4. — P. 597.

6Дунбэйя цзинцзи кайфа чжаньлюэ яньцзю. Гоцзи сюэшу таолуньхуй вэньцзи (Изучение стратегии экономического развития Северо-Восточной Азии. Материалы международной научной конференции). — Цзилинь, 1993. — Вып. 2. — C. 120.

7Ма Шуфан. Чжун-э лянго данцянь цзяцян цзинцзи хэцзо вэньти фэньси (К вопросу об укреплении китайско-российского экономического сотрудничества на современном этапе) // Дунъоу чжунъя яньцзю. — 1997. — № 3. — C. 65.

8Там же. — C. 64.

9Изучение стратегии … — Вып. 5. — Цзилинь, 1996. — C. 282.

10Jin Huongfan. China’s Open Door Policy... — P. 140-141.

11Лазыкин А. Прямое и приграничное торгово-экономическое сотрудничество// Проблемы Дальнего Востока. — 1994. — № 5. — C. 54-56.

12Изучение стратегии... — Вып. 2. — 1993. — C. 124.

13Суй Цинцзян, Чжу Сяньпин. Тумэньцзян гоцзи кайфачжундэ хуньчунь бяньцзин цзинцзи хэцзоцюй (Район приграничного экономического сотрудничества Хуньчунь в международном освоении Тумэньцзяна) // Дунбэйя луньтань. — 1994. — № 4. — C. 54-57.

14Arase D. Economic Cooperation in the Region Where China, Russia, and North Korea Meet // Japan Policy Research Institute. — Working Paper. — № 53. — January 1999. — P. 1.

15Кутаков В. Проблемы создания специальной экономической зоны в бассейне реки Туманган // Компас. — 1993. — 10 июня. — № 99. — C. 30; Far Eastern Economic Review. — January 16, 1992. — P. 18.

16Российский Дальний Восток и Северо-Восточная Азия. Проблемы экономического сотрудничества. — М., 1998. — C. 155.

17Изучение стратегии... — Вып. 2. — 1993. — C.171-172.

18Far Eastern Economic Review. — 1992, January 16. — P. 23

19См.: TREDA Collected Papers. — 1994. — А-16, J-5 (рукопись).

20Economic Cooperation in Northeast Asia in the Era of the Pacific Rim. Proceedings

of the International Symposium. — Niigata, 1996. — P.53.

21Arase D. Op. Cit. — P. 2-3.

22Лю Цзялэй. Дунбэйя дицюй чжуяо гоцзя дуй Хуа цзинцзи чжаньлюэ дунсян юй Хэйлунцзян шэн дуйвай кайфан чжаньлюэ (Экономическая стратегия важнейших стран Северо-Восточной Азии по отношению к Китаю и стратегия внешней открытости провинции Хэйлунцзян) // Ван Дунбэйя яньцзю дэ синчэн. Кан Нихонкай ронсо (Переход к изучению Северо-Восточной Азии. Сборник материалов по зоне Японского мо-

ря). — Вып. 10. — Ниигата, 1996. — C. 125-126.

23Мясников В.С. Международные связи Хабаровского края // Проблемы Даль-

него Востока. — 1993. — № 5. — C. 32.

24См.: SUPAR Report. — No. 12. — January 1992. — P. 32.

25Чжун э цзинмао гуаньси (Китайско-российские торгово-экономические свя-

зи). — Пекин, 1999. — С. 227.

26Сюй Фэнцян. Хэйхэ датаоцзинь (Большое золото Хэйхэ) // Чжэн мин. — 1996. — № 222. — C. 46-47

27Северо-Восточный Китай в 80-е годы ХХ в. Справочник. — Владивосток, 1989. — C. 128.

28ERINA Report. — April 1997. — Vol. 16. — P. 18-19.

29Китайско-российские торгово-экономические связи … — С. 225. В Китае, как

ив России, не существует однозначной трактовки понятия «приграничная торговля». Большинство китайских специалистов расшифровывают ее как «преимущественно рыночную торговлю приграничных жителей и мелкооптовую торговлю, а не крупную и обычную торговлю» (Там же. — С. 156), но в то же время включают в ее объемы значительную часть всей российско-китайской торговли приграничных провинций.

30Там же. — С. 178, 225; Чжунго бяньмао шиу дабайкэ (Энциклопедия приграничной торговли Китая). — Харбин, 1994. — C. 446-447.

31Китайско-российские торгово-экономические связи … — С. 147, 173; RA Report. — № 15. — July 1993. — P. 54-55; № 17. — July 1994. — P. 32.

32Китайско-российские торгово-экономические связи… — С. 171-172.

33Этот рынок был создан еще в 1991 г., но только со второй половины 90-х годов приобрел признание и получил бурное развитие.

34Китайско-российские торгово-экономические связи… — С. 165, 176.

35Гайгэ кайфан 20 няньдэ лилунь юй шисянь. Хэйлунцзян чжуань (20 лет теории

ипрактики реформ и открытости. Провинция Хэйлунцзян). — Пекин, 1998. — С. 91-92.

36Китайско-российские торгово-экономические связи... — С. 148-149.

371998–1999 нянь Хэйлунцзян шэн цзинцзи юй шэхуй синши фэньси юй юйцэ (Анализ и прогноз социально-экономического состояния провинции Хэйлунцзян в

1998–1999 гг.). — Харбин, 1999. — С. 51.

38Там же. — С. 51, 53.

39Там же. — С. 54.

40Пульс планеты. — 1999. — 27 янв. — «АК-3».

41Анализ и прогноз… — С. 52. Всего с капиталом из провинции Хэйлунцзян создано 54 СП с китайским капиталом на общую сумму 56,9 млн. долл., в т.ч. в предприятия с исключительно китайским капиталом было инвестировано 46,9 млн. долл. (82,42%). Из этих предприятий 31 находится в России [Там же. — С. 99].

42Китайско-российские торгово-экономические связи … — С. 179.

В.Л. ЛАРИН

РОССИЯ И КИТАЙ НА ПОРОГЕ ТРЕТЬЕГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ: КТО ЖЕ БУДЕТ ОТСТАИВАТЬ НАШИ НАЦИОНАЛЬНЫЕ ИНТЕРЕСЫ?

ВЗГЛЯД С РОССИЙСКОГО ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА

Если ретроспективно взглянуть на историю российско (советско)- китайских отношений в последнюю сотню лет, она удивительно напоминает движение маятника. Влево-вправо, вперед-назад, только амплитуда колебаний меняется в зависимости от внутренней и международной обстановки в тот или иной отрезок времени.

Сегодня «маятник» вновь качнулся в сторону сотрудничества. И это хорошо, история однозначна в том, что великим соседям выгоднее жить в мире и согласии. Вот только не покидает ощущение, что траектория движения маятника — не самая оптимальная форма межгосударственных отношений, тем более между странами-соседями. И при этом возникает впечатление, что кое для кого из российских «больших» политиков уроки истории не идут впрок, и они в который раз пытаются до предела оттянуть злосчастный маятник влево (вправо?). Для чего? Чтобы потом он с еще большей стремительностью унесся в противоположную сторону?

Многочисленные статьи, регулярно появляющиеся в серьезных американских изданиях и посвященные проблемам дальнейшего формирования непростых американо-китайских отношений, в значительной степени нацелены на выработку трезвой, реалистичной и эффективной американской политики в отношении КНР, основанной на приоритете интересов США. Многие восточноазиатские аналитики обеспокоены растущей военной и экономической мощью своего амбициозного соседа. На этом фоне эйфория, царящая на вершине российского политического Олимпа, вызывает, по меньшей мере, недоумение. Политические заявления российского МИДа и научные публикации его сотрудников, время от времени появляющиеся в печати, свидетельствуют, что реализм во внешней политике России вообще и в отношении Китая, в частности, по меньшей мере не прижился. Еще более настораживают некоторые статьи собкоров отдельных российских изданий в Пекине, которые оставляют ощущение, что они подготовлены в недрах китайского МИДа.

В концентрированном виде нынешние взгляды российской дипломатии на настоящее и будущее российско-китайских отношений демонстрирует статья

Опубликовано: Проблемы Дальнего Востока. — 1997. — № 1. — С. 15-26. Помещая статью В.Л. Ларина, напоминаем, что позиции наших авторов не обя-

зательно отражают точку зрения редакции и редколлегии журнала. Вместе с тем мы считаем, что публикуемая статья, в которой «взгляд с Дальнего Востока» представлен в полемически заостренной форме, будет способствовать дальнейшему изучению и обсуждению поставленных в ней вопросов, в том числе и на страницах журнала «Проблемы Дальнего Востока». (Прим. ред.)

Е. Афанасьева и Г. Логвинова, опубликованная в последнем номере журнала «Международная жизнь» за 1995 г.1 Пожалуй, не будь данная публикация выражением позиции если не всего МИДа, то по крайней мере руководства его 1-го Департамента Азии, и не отражай она преобладающие сегодня в российских «верхах» подходы к российско-китайским отношениям, не стоило бы тратить время на ее обсуждение. В статье есть все: исторические экскурсы, воспевание истории российско-китайской дружбы, восхваление успехов МИДа и правительства во взаимоотношениях с Китаем в последние годы, критика безымянных, но легко угадываемых «недобросовестных политиков», пытающихся «расшатать» российско-китайские пограничные соглашения и муссирующих проблему китайской «экспансии» в «своих узкокорыстных интересах».

Не хотелось бы, чтобы эти заметки воспринимались как покушение на процесс нормализации российско-китайских отношений или же как набившие уже оскомину жалобы из провинции на Центр, пренебрегающий интересами Дальнего Востока. Заметки о другом: о реализме и ответственности в политике, о чувстве меры, необходимом и политикам, и дипломатам, и, к сожалению, ими в значительной мере сегодня утерянном, о том, что в демократическом государстве (ежели мы хотим таковым считаться) нельзя строить внешнюю (не говоря уже о внутренней) политику, основываясь только на интересах и понимании ситуации Центром, как бы ни был последний грамотен и умен. Как это ни прискорбно, но реальная обстановка на периферии России воспринимается в столице не всегда адекватно, что все последние годы демонстрирует российская политика на окраинах страны и по ее границам, что и происходит в отношении Восточной Азии, гигантскую часть которой занимают Китай и российский Дальний Восток. Нежелание и неумение довести идеалы и цели этой политики до местных властей и собственных граждан, к результатам и последствиям ее лично причастным, оборачивается обострением внутренних противоречий, взаимоотношений между центром и регионами, созданием очагов напряженности на своей собственной территории. Именно это, как мне кажется, в полной мере демонстрируют и упомянутая выше статья российских дипломатов и писаные как будто под диктовку МИДа журналистские публикации2.

Не вызывают сомнения огромные достижения советской и российской дипломатии в нормализации и развитии отношений между двумя странами в последнее десятилетие. Нельзя не согласиться и с тем, что главной ее задачей на восточном направлении остается дальнейшее развитие «дружеских, добрососедских, предсказуемых и взаимовыгодных отношений с Китаем». Стабильность этих отношений является важнейшим условием для превращения России и тихоокеанскую державу, для реальной интеграции ее восточных территорий в экономическую систему АТР, для успешного экономического развития российского Дальнего Востока. Но это отнюдь не может служить основой для благодушия и самоуспокоения. Весьма важно то, какой ценой и на какой исторический срок достигается эта стабильность, насколько реально и трезво оценивают наши дипломаты способность России двигаться в этом направлении своим путем, отстаивая собственные национальные интересы и не идя на поводу у стремительно прогрессирующего в экономическом и военном отношениях Китая.

Нас нередко сегодня пытаются уверить, в том числе и авторы упоминаемой статьи, что национальные интересы России и Китая «в главном совпадают или па-

раллельны», и что мы «обречены на дружбу с Китаем»3. Само по себе это весьма спорно, если не полагаться на единственный тезис о сохранении мира, стабильности и безопасности в регионе. Тем более не хотелось бы, чтобы, ориентируясь на это «совпадение интересов», Россия следовала курсом, проложенным в Пекине. Последнее, учитывая и опыт российской дипломатии последних лет в развитии отношений с США, не столь уж нереально. В отличие от российских дипломатов, уверенных в тождественности национальных интересов России и Китая, многие эксперты — как российские, так и зарубежные — считают иначе. Признавая важность и первостепенное значение партнерства России с Китаем, они тем не менее уверены, что, несмотря на солидные основы для добрососедских отношений, заложенные в последние годы, и взаимный интерес к более широкому экономическому сотрудничеству, у России и Китая существуют «реальные различия во взглядах, несравнимые с теми, какие есть у России с другими великими державами в регионе»4, «тревожные противоречия между очевидными геополитическими потребностями и политическими приоритетами» двух стран, которые будут «приносить беспокойство московскому руководству в отношениях с Китаем»5.

И многие китайские ученые даже на нынешней стадии развития китайскороссийских отношений, которые Е. Афанасьев и Г. Логвинов называют «образцом межгосударственных отношений в постконфронтационную эпоху», как и во времена острой полемики между двумя странами, не перестают писать о том, что Россия, по-прежнему обладая большими территориями, природными ресурсами, людским и техническим потенциалом, будет стремиться к доминированию в Восточной Азии. Они не оставляют своих опасений относительно «российского великодержавного шовинизма» и продолжают призывать к сплочению народов АТР для противодействия гегемонии России в регионе6.

Вся история Поднебесной империи, как и собственный опыт России и

СССР, свидетельствуют, что Китай, используя выражение авторитетного американского востоковеда Р. Скалапино, «может быть другом, но таким, который никогда не забывает о китайских национальных интересах»7. В сложившейся на протяжении веков китайской модели мирового порядка главная угроза безопасности страны всегда исходила с Севера. Все завоеватели приходили оттуда. Соответственно так же были восприняты русские, появившиеся три с половиной столетия назад на Амуре. Существующая на уровне подсознания, эта идея нашла отражение в китайской концепции территориального размежевания с северным соседом («утраченные в результате агрессии царской России территории») во многом определяет отношение китайцев к современной России. И надо учитывать, что, с точки зрения последних, их нынешняя инфильтрация в районы Сибири и Дальнего Востока является не обычной эмиграцией, а «законным» возвращением на «исторические территории вечного китайского государства»8.

У меня не вызывает сомнения то, что подписанные и тем более ратифицированные межгосударственные договоры следует выполнять. Но в еще большей степени я уверен, что с исполнением договора, ущемляющего интересы России и ратифицированного с нарушением ее Конституции, можно и должно, по крайней мере, не торопиться. Аргументы сторонников скорейшей демаркации, готовых пожертвовать малым — невидимым из Москвы (но хорошо различаемым из Пекина) клочком дальневосточной территории — ради решения глобальных проблем российско-китайских отношений как-то не убеждают и не вдохновляют. К тому же ни к чему обманывать население и самих себя пустыми надеждами на то,