Внешняя политика и безопасность современной России - 3 - Хрестоматия - Шаклеина - 2002 - 491

ствуют реальные страны-союзники в регионе, способные быть эффективным каналом для продвижения российских интересов. Традиционные «клиенты» России — Ирак, Сирия, Иран, Ливия — находятся в состоянии более или менее жесткой международной блокады или блокады со стороны стран США и их союзников. Палестинское движение сопротивления во главе с ООП при всей ее политической активности уже не может быть эффективной опорой для внешней политики России. Идентичность интересов и спектр международных связей ООП определяет ее место как силы зачастую имеющей объективно несогласуемую с Россией позицию.

Принципиальная проблема внешней политики России на Ближнем и Среднем Востоке состоит в том, что по отношению к наиболее богатым странам региона мы являемся стратегическим конкурентом на рынке энергоносителей.

Такое положение не дает возможности для «естественного» взаимопритяжения и стратегической заинтересованности друг в друге. Есть все основания полагать, что подобная ситуация сохранится и в обозримом будущем.

Обладание идентичными ресурсами ставит перед Россией задачу хотя бы минимального согласования внешнеэкономического поведения со странами ОПЕК, в первую очередь — со странами Персидского Залива, объединенными в Совет Сотрудничества Арабских государств Персидского залива.

Наиболее влиятельным участником ССАГПЗ является Саудовская Аравия, экономическое взаимодействие с которой, в том числе координация политики на нефтяном рынке, фактически отсутствует. Взаимодействие с Саудовской Аравией в осложняется тем фактом, что эта страна является крупнейшим спонсором политического ислама, в том числе его экстремистских форм.

Несмотря на сравнительно неплохие межгосударственные отношения с Ираном, другой крупнейшей нефтедобывающей страной, не входящей в ССАГПЗ, проблемы согласования политики на энергетическом рынке также не входят в контекст нашего плотного взаимодействия. Проблема согласования энергетиче-

ских интересов и институциализация этого сотрудничества с Ираном должна стать предметом серьезной проработки на межгосударственном уровне.

Говоря о согласовании интересов в сфере энергоносителей следует отметить дискуссию развернувшуюся в зарубежных и российских деловых кругах и СМИ летом с. г. по поводу укрепления взаимодействия РФ и ОПЕК (некоторые издания говорили чуть ли не о возможности вступления России в эту организацию), которая ясно продемонстрировала симптомы будущего изменения «энергетических» отношений. В этой связи возникает задача выработки четкого внутрироссийского видения места и роли ОПЕК, отношений РФ-ОПЕК и ресурсной составляющей ближневосточного расклада. Выработка подобного стратегического видения может стать возможной только на основе совместной работы МИДа, экономических ведомств и крупнейших участников российского энергетического бизнесса.

Возвращаясь непосредственно к региону Ближнего и Среднего Востока следует отметить еще один существенный параметр складывающейся ситуации.

В кратко- и среднесрочной перспективе перед Россией встанет проблема

смены поколений правящих элит в этом регионе. Со сцены в арабском мире уй-

дут люди, взаимодействие с которыми (негативное или позитивное) достаточно привычно для России. В последние 20–25 лет арабскую политику определяли президенты Египта — Хосни Мубарак, Сирии — Хафез Асад, Ирака — Саддам

Хусейн, ОАЭ — шейх Зайед, Туниса — Бен Али, лидер Ливийской Арабской Джамахирии — Муамар Каддафи, лидер ООП — Ясир Арафат, короли Саудовской Аравии — Фахд, Иордании — Хуссейн бен-Талал, Марокко — Хасан II. Возраст всех этих лидеров, может быть за исключением относительно «молодых» Каддафи и Мубарака — преклонный. В 1999 г. покинули этот мир короли Иордании и Марокко, а совсем недавно и президент Сирии Х. Асад.

Преемники ряда влиятельных лидеров арабского мира уже известны. Все они имеют между собой много общего, впрочем, как и новые короли Иордании и Марокко. Это политики в возрасте от 35 до 50 лет. Все без исключения получили образованиевзападныхуниверситетах— восновномвСШАилиВеликобритании .

Рассуждая о политической, а тем более властной преемственности следует принимать в расчет соображение о том, что приемник в первые годы своего правления никогда не бывает столь же силен во власти как его отец (духовный или реальный). В ситуации первых лет правления приемника всегда есть объективно созданная оппозиция. Дело в том, что когда «назначается» преемник одновременно назначается и «группа поддержки» этого преемника из числа лиц, который по той или иной причине заинтересованы в приемнике, но в тоже время сразу же образуется и группа незаинтересованных. Таким образом, появляется вектор конфликта в политической жизни страны. Этот вектор тем отчетливее, чем антагонистичнее интересы «группы поддержки» и «группы незаинтересованных». Второй конфликтный вектор связан с процессом, который, как правило, разворачивается по мере «политического взросления» приемника и связан с формированием его собственной политической командой и избавлением от виртуальной опеки предшественника. И в том, и в другом случае возможной нарастание политической нестабильности в стране. Развертывание подобных событий наиболее ярко проявляется в государствах, где формально отсутствует институт преемственности власти, но характер политической системы активно подталкивает к назначению приемников. К таким государствам относятся практически все немонархические страны Ближнего и Среднего Востока… Но вернемся к конкретной ситуации.

Формирование новых лидеров арабского мира шло в период фактического отсутствия России в регионе, и они не имеют четкого представления о нашей стране или имеют негативное (может быть за исключением нового сирийского лидера).

С учетом этого в среднесрочной перспективе мы можем столкнуться с индифферентнымотношением к России ряда государств Ближнего и Среднего Востока.

Смена лидеров породит целый ряд новых для нас проблем, вместе с тем, по некоторым направлениям возможно появление и дополнительных шансов воздействия на ситуацию. Прежде всего следует обратить внимание на Сирию. Нам следует исходить из того, что в любом случае, преемник Х. Асада не будет столь жестко ориентирован на военно-политическое сотрудничество с Россией. Вместе с тем, если не произойдет резкого политического отхода от наследия Асада, в силу объективных причин, при любом лидере, на следующие 5–10 лет Сирия останется клиентом российского ВПК. Невозможность неизменного сохранения линии Асада после его ухода будет диктоваться как задачами выхода Сирии из политической полуизоляции в полноценную региональную политику, так и явной незаинтересованностью США в сохранении антиамериканского режима.

Во Франции обучались лишь марокканский король и прочимый в преемники Мубарака министр туризма Египта М. аль-Бельтаги.

344Новая ситуация на Ближнем и Среднем Востоке

Всвязи с этим перед Россией стоит задача детального анализа внутриполитической ситуации в Сирии и максимальной поддержки тех групп элиты, которые склонны следовать курсом Асада, прежде всего в его российском измерении, и готовы взаимодействовать с Россией.

Важно обратить внимание на ситуацию в руководстве Организации Освобождения Палестины, где целый ряд факторов, в том числе и ослабление здоровья ведут к относительному снижению влияния Ясира Арафата. В случае какоголибо оттеснения от власти Я. Арафата весьма вероятен раскол в Палестинском Движении Сопротивления и резкое падение нашего влияния на ближневосточное урегулирование. В связи с этим России следует продолжать поддержку Я. Арафата как оптимальной фигуры в руководстве ПДС, а также его сторон-

ников. Стратегической задачей на данном направлении является «выращивание», по мере возможности лидера арафатовской направленности, ориентированного в своих политических предпочтениях на Россию.

Перманентная конфликтогенность сделала регион одним из самых емких рынков вооружения, на котором российский ВПК все еще играет заметную роль. Основными импортерами являются Сирия и Иран, а также (потенциально) Ирак, которые вызывают негативное отношение мирового сообщества и особенно США. Сирия и Иран причислены (прежде всего американцами) к странам, «поддерживающим международный терроризм», а Ирак на протяжении всех 1990-х годов является объектом жестких санкций со стороны ООН. Это — реальные сложности на пути нашего взаимодействия. Выход на рынки вооружения стран Персидского залива, имеющие наибольший финансовый потенциал выглядит чрезвычайно привлекательным, но слабореализуемым в кратко- и среднесрочной перспективе, прежде всего из-за жесткой конкуренции и политического контроля над этими странами со стороны США. Тем не менее, освоение этих рынков,

пока за счет отдельных, разовых сделок, должно рассматриваться как долгосрочный приоритет региональной политики.

Еще один фактор, который может изменить международно-политическую ситуацию как в самом регионе, так и в сопредельных связан с внутриполитическими изменениямии, какследствие, сдинамизациейвнешнейполитикиТурциииИрана.

1990-е годы — период, когда Турция, возможно, впервые после ликвидации Оттоманской империи в 1918 г. столь явно ориентирована на внешнеполитическую экспансию. Направлениями турецкой экспансии являются постсоветское пространство и Балканы. Новое измерение получила ближневосточная политика официальной Анкары, ориентированная в среднесрочном плане на тесное сотрудничество с Израилем. Турция все больше становится игроком, имеющим свои собственные интересы, отличные (а зачастую противоречащие) от интересов традиционных союзников — США и европейских стран НАТО. Параллельно идет ревизия политического наследия К. Ататюрка — как среди правящей светской элиты, так и в среде военных, — но наиболее активно — в стане исламской оппозиции. Все явственнее проявляются факторы, свидетельствующие о возвращении к мусульманской политической идентичности Турции.

Проблемы в отношениях с Турцией наиболее остро проявляются на постсоветском пространстве. Следует признать, что у России отсутствует опыт тесного взаимодействия с Анкарой, наши представления о внешнеполитической мотивации тех или иных сил правящей элиты совершенно недостаточны. В связи с этим актуальна задача комплексного анализа ситуации в Турции и формулиро-

вания стратегических основ и тактических приемов турецкой политики России. Учитывая экономический, политический, военный и культурно-идеологический вес Турции выработка стратегии должна носить комплексный характер и строится на межведомственной основе.

Не меньшая сложность и неоднозначность отношений с Ираном обусловлены целым рядом причин. Иран — государство, которое по своим геополитическим параметрам и этно-конфессиональным характеристикам, подкрепленным экономическими интересами, склонно оперировать сразу в трех регионах — в Средиземноморье, в Средней Азии и Закавказье. Это страна — «шарнир», связывающая воедино три разные геополитические плоскости. Поэтому перед Россией стоит задача выработки стратегии в отношении Ирана, через формирование представления о том, какую роль мы отводим Ирану в каждой из этих «плоско-

стей». Иран, вставший на опасный путь осторожного самореформирования, оказался в чрезвычайно сложной ситуации. В обстановке надвигающейся экономической катастрофы к власти пришел умеренный президент М. Хатами, начавший переход от всевластия аятолл к режиму, более приемлемому в современном политическом сообществе. По мере продвижения реформ, с обострением угрозы всевластию аятолл усиливается борьба за власть в Иране. Ближайшим поводам для обострения политической ситуации в Иране могут стать президентские выборы 2001 года, исход которых в свою очередь определит и внешнюю политику Ирана.

Надо полагать, что в любом случае, в среднесрочной перспективе Иран останется серьезной проблемой в отношениях России и США. Американская внешнеполитическая элита в своем большинстве (в последнее время все менее устойчивом) следует жесткой линии в отношении Тегерана и намеренно игнорирует идущие там перемены. По мнению госдепартамента, такой подход заставит иранское руководство принять те ориентиры внутри- и, главное, внешнеполитического поведения, которые выгодны Вашингтону. Подобная политика США создает благоприятные условия для реванша аятолл. Это, в свою очередь, вызывает всплеск активности исламских экстремистов, в том числе на постсоветском пространстве. Исходя из этого России необходимо продолжать курс на фактическое выведение Ирана из внешнеполитической изоляции, что будет способство-

вать ликвидации экстремистских проявлений во внешней политики этой страны и, как следствие, уменьшению роли иранских религиозных институтов в деле поддержки международного терроризма. При этом нам следует задуматься о введе-

нии практики жесткого увязывания экономических контактов с Ираном с обязательствами его руководства пресекать деятельность религиозных экстремистов иранского происхождения на территории б. СССР.

Вместе с тем, учитывая отсутствие монопольного влияния светской власти Ирана, в частности президента М. Хатами на силовые структуры и спецслужбы, а также наличие подконтрольных религиозным властям силовых институтов (Корпус стражей исламской революции), не следует ожидать выполнения этих обязательств сразу же и в полном объеме.

В среднесрочной перспективе на иранском направлении нашими союзниками и, во всяком случае, попутчиками должны стать государства Евросоюза. Осно-

ванное на нефтяных интересах сближение Европы и Ирана имеет перспективу расширения. Тройственное ирано-европейско-российское сотрудничество по разработке энергоресурсов этой страны формирует сеть взаимных интересов. Первосте-

пенное внимание следует уделить таким партнерам (а в долгосрочной перспективе — и конкурентам) на иранском направлении, как Италия, Германия и Франция.

Сейчас, когда только начинается новый этап освоения иранских ресурсов, у России есть реальная возможность создать институционализированные механизмы согласования интересов на нефтяном и газовом рынках. Это важно сделать именно сейчас, так как потенциально объемы природного газа в Иране превышают российские и их массированный и несогласованный экспорт на мировой рынок станет прямым вызовам нашим экономическим интересам.

Говоря о стратегических параметрах Ближнего Востока нельзя не сказать о таком проблемном узле как арабо-израильский конфликт. Этот конфликт, и

это очевидно, является одним из каналов российского влияния на регион Ближне-

го и Среднего Востока. Инструмент этого влияния — формализованное включение нашей страны в процесс ближневосточного урегулирования. Коспонсорская роль дает возможность взаимодействия с наиболее политически активными государствами региона. При этом для нашей страны важным является не как само урегулирование, так и наличие механизма, через который нам обеспечен постоянный доступ в регион.

Как это не прискорбно, но участие России в ближневосточном процессе пока остается вялым. С одной стороны, это объясняется позицией США, которые стремятся сделать нашу коспонсорскую роль чисто формальной. С другой стороны, Россия до сих пор придерживается старого сценария, когда роли коспонсоров четко разделены и у каждого своего клиенты. Этот архаичный подход приводит к тому, что мы фактически уменьшаем свое влияние в целом, и не используем в достаточной мере потенциал взаимодействия с Израилем, в частности.

К настоящему времени сложились уникальные условия для активизации дипломатической активности России. С одной стороны, получили достаточно серьезное развитие российско-израильские отношения, а с другой — сохраняется традиционный стратегический союз с ООП.

В этой ситуации нам следует четко прорисовать собственное видение сценария ближневосточного урегулирования, смысл которого должен заключатся в сохранении существующего баланса государств завязанных в ближневосточный узел. Этот баланс должен включать в себя и независимое Палестинское государство, появление которого неизбежное. Четкая позиция по БВУ основанная на российских интересах позволит нам отойти от неэффективной практики «нейтралистского» вовлечения в процесс урегулирования, которое обрекает Россию на сугубо формальную функцию одобрения или неодобрения действий участников БВУ. Другими словами, урегулирование должно быть наполнено прагматическими интересами России.

Важнейшей задачей России на Ближнем и Среднем Востоке должен стать

вывод отношений с Израилем на уровень стратегического партнерства. Россия не имеет объективных противоречий с Израилем. Развитию отношений в нема-

лой степени будет способствовать мощная русскоязычная община в этой стране. Общая угроза — исламский экстремизм, в его террористическом проявлении — дополнительный аргумент для сближения с Израилем. Кроме того, значительную роль в выстраивании новых отношений играет тот факт, что США — посто-

янный в предшествующие годы спонсор Израиля — все больше делает ставку на нефтедобывающие страны арабского мира .

Взаимодействие с Израилем позволяет нашей стране решить целый ряд задач, которые не могут быть реализованы при сотрудничестве с другими государствами региона. В частности, только Израиль имеет доступ к технологиям западного уровня в целом ряде областей. Политический вес Израиля, а также еврейской диаспоры по всему миру, несопоставим с любой из стран Ближнего Востока.

Но приходится констатировать, что, несмотря на уже сформировавшееся понимание важности отношений с Израилем, у внешнеполитического сообщества России отсутствует полноценное понимание эффективного и прагматичного взаимодействия с этой страной.

Очевидно, что важнейшим элементом двустороннего сотрудничества должно стать задействование русскоязычной общины. Важную роль в развитии российско-израильских отношений должны сыграть многочисленные, но ни коим образом не используемые нами контакты российского частного бизнеса с этой страной. При этом особое внимание следует обратить на сотрудничество в сфере энергоресурсов и средств массовой информации.

Вдолго- и среднесрочной перспективе значительное влияние на ситуацию

врегионе Ближнего и Среднего Востока может оказать курдская проблема. Эта проблема, как представляется, движется к кульминации**. И здесь дело не только

в событиях, связанных с арестом и судом над руководителем КРП А. Оджаланом. Американская политика «отсечения» северной территории от Ирака фактически создает прецедент некоего полусамостоятельного существования курдской общины в этой зоне. Курдская «карта» вводится в игру и в связи с проектом трубопровода Баку-Джейхан, который должен пройти через территорию Турции, населенную курдами.

Игра с «курдской картой» позволяет оказывать влияние на целый ряд проблем региона. Так, для США курдский вопрос может превратиться в инструмент ослабления, как Ирака, так и Ирана (часть территории которого также включает в себя т. н. Курдистан). Так как действия курдской общины способна оказать значительное влияние на общественное мнение, курдская проблема имеет шанс выйти из своего привычного состояния.

Следует констатировать, что в России отсутствует четкое видение курдской проблемы, как и преемственность в политике по «курдскому вопросу». Вместе с тем, наработанные в 1950–1980-е годы связи с представителями различных курдских организаций в сочетании с наличием значительной и активной курдской общиной на территории России, республик Средней Азии и Азербайджана дают потенциальную возможность оказывать некоторое влияние на развитие ситуации.

Это способствует расширению контроля Вашингтона над энергоресурсами. Кроме того, немаловажным обстоятельством является и усиление мусульманской составляющей во внешнеполитической и деловой элите США.

** Публичное развертывание этой проблемы было прервано югославским кризисом. Однако по его окончании она, несомненно, приобретет новые грани. В частности, гораздо более жестко может быть поставлен вопрос мировой и европейской общественностью о репрессиях, проводимых Анкарой против курдского населения. Применять двойной стандарт после разрекламированной «решительности» Запада в отношении Югославии будет весьма проблематично.

Суммируя сказанное выше, можно сделать вывод о том, что контекст нашей политики в регионе Ближнего и Среднего Востока чрезвычайно непростой и противоречивый. Международные отношения в том или ином регионе — это, прежде всего, совокупность и взаимодействие внешнеполитических линий государств, оперирующих в нем. Несмотря на определенную ослабленность своих ресурсов, Россия по-прежнему остается влиятельной силой на Ближнем и Среднем Востоке, способной воздействовать на региональную ситуацию.

Общая парадигма модернизации и устойчивого развития создает принципиально иное и более широкое поле для партнерства. Позиции России и ведущих южноамериканских государств приобрели сходные черты в системе мирохозяйственных связей. По своему реальному весу в мировой экономике Россия и такие региональные державы, как Бразилия, Мексика, Аргентина, по ряду позиций оказались соизмеримыми величинами. К их голосу внимательно прислушиваются и в ведущих странах развитого мира. Вместе с тем они пока не могут рассчитывать на ту роль, которую играют в мире страны «большой семерки». Из этого вытекают общие возможности и общие вызовы безопасности.

С одной стороны, политическое приближение России к «большой семерке» открывает сходные перспективы и для ведущих держав Южной Америки. С другой стороны, все они оказываются перед опасностью маргинализации в нарождающемся мире мегаблоков. В меньшей степени Мексика, а в большей мере государства юга Американского континента, так же как и Россия, оказываются в геостратегическом плане вне трех основных полюсов развития и формирующихся вокруг них новых экономических пространств — североамериканского, тихоокеанского и западноевропейского.

Существует и еще один фактор базисного, объективного порядка, который существенно сближает позиции России и стран Латинской Америки, а именно:

незаинтересованность в однополюсном миропорядке, потребность в меха-

низмах неконфронтационного сдерживания гегемонистских устремлений в политике США, отчетливо просматривающихся в последние годы.

Государствами Латинской Америки в этой области накоплен немалый опыт. Достаточно вспомнить развернувшееся в 70-х годах движение за реформу межамериканской системы или действия Контадорской группы в 80-х годах по сдерживанию вмешательства США в центральноамериканский конфликт.

Немалый опыт страны Латинской Америки накопили и в системе партнерских отношений с США. Межамериканская система была полем не только конфликтов и противоречий, но и форумом диалога, согласования позиций и партнерских связей. Встреча президентов стран Американского континента в Майами в декабре 1994 года стала своеобразной высшей точкой процесса гармонизации межамериканских отношений, которая обусловлена растущей взаимозависимостью двух Америк и носит характер объективной необходимости.

Вместе с тем окончание холодной войны и завершение конфликта в Центральной Америке не могли качественно изменить сам контекст сотрудничества между США и их южными соседями. Традиции этих отношений закладывались еще в начале XX века и в известном смысле стали частью современной политической культуры США как на уровне массового сознания, так и государственной политики, что неминуемо будет генерировать стремление государств региона

совместными усилиями сдерживать Соединенные Штаты от рецедивов вмешательства в их внутренние дела, искать поддержку на этот счет и за пределами региона.

Характерна в этой связи реакция подавляющего большинства государств Латинской Америки на закон Хелмса—Бэртона от 12 марта 1996 года, существенно ужесточающий торгово-экономическую блокаду Кубы, предусматривающий санкции в отношении тех иностранных компаний, которые сотрудничают с этой страной. Как заявил председатель Национального конгресса Эквадора Ф. Аларкон, необходим «общий латиноамериканский фронт борьбы за отмену