Внешняя политика и безопасность современной России - 3 - Хрестоматия - Шаклеина - 2002 - 491

Ю.П. ДАВЫДОВ

ВОЗНИКНОВЕНИЕ РЕГИОНА ЦВЕ: ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ РОССИИ И ЗАПАДА

«Бархатные революции» 1989 г. покончили не только с социализмом в странах бывшей Восточной Европы, но и вывели их из состояния вассальной зависимости от Советского Союза. Объединение двух немецких государств, распад федеративных Югославии и Чехословакии завершили процесс фундаментальных изменений в регионе. В геополитическом плане они вернули его не только в 1945 или даже 1939 г., но в определенном плане гораздо дальше — ку- да-то к доверсальской европейской системе.

Именно последняя, выстроенная недальновидными победителями первой мировой войны, создала такие маложизнеспособные полиэтнические государства, как Югославия и Чехословакия, ныне распавшиеся. Вместе с тем некоторые геополитические схемы, обозначенные Парижским мирным договором 1920 г. (с учетом территориальных корректив, внесенных победителями второй мировой войны), равно как и тот набор проблем, с которыми европейские политики сталкивались у истоков нынешнего столетия, вновь обретают реальность.

Так, между сегодняшней Россией и Западной Европой, если судить по внешним формальным признакам, вновь возник регион, по нынешней терминологии — Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), а по старым геополитическим меркам — Срединная Европа (Mitteleuropa). Размеры нового образования (количество государств, в него входящих) оценивается по-разному в зависимости от критерия отбора — бывшие составные части Австро-Венгрии, ОВД, советской империи, социалистические государства. В строго географическом плане — это прежде всего страны так называемой Вышеградской группировки (Польша, Чехия, Словакия, Венгрия). Но понятие это сегодня выявляет тенденцию к расширению, и к ЦВЕ, особенно на Западе, все чаще относят бывшие европейские социалистические страны (или то, что возникло на их месте) за пределами прошлого Советского Союза, а именно — Польшу, Венгрию, Чехию, Словакию, Румынию, Болгарию, Словению, Хорватию, Югославию (Сербию с Черногорией), Македонию, Боснию и Албанию. Ряд западных экспертов причисляют к данному региону прибалтийские страны — Литву, Латвию, Эстонию, некоторые идут еще дальше, включая в него Украину, Молдову, реже — Беларусь, другие с этим (особенно с последним) не согласны, хотя и признают, что по ряду параметров эти три страны ближе к государствам Срединной Европы, чем к России.

Таким образом, когда мы говорим о ЦВЕ, то подразумеваем, если брать по максимуму, что речь идет о регионе в составе 18 нынешних европейских государств с населением в 190 млн. человек и совокупным валовым внутренним продуктом около 900 млрд. долл. По обоим этим параметрам регион Центральной и Восточной Европы более чем сопоставим с нынешней Россией.

Опубликовано: США — экономика, политика, идеология. — 1997. — № 4. —

С. 6-21.

Расположенный на стыке различных силовых центров, цивилизационных потоков, религиозных разломов, социальных систем и политических культур, регион этот в историческом плане всегда был объектом их борьбы, переходя из одной сферы влияния в другую, что не могло не наложить отпечаток как на политическую психологию населявших его народов (элит), так и на их политическую судьбу. Они неоднократно теряли свою независимость, потом вновь обретали ее, чтобы снова ее утратить. Этих циклов было немало, но каждый из них заострял проблему национальной идентификации и национальной независимости, которая со временем приобретала все более гипертрофированный характер, превращаясь в отличительную черту региональной психологии, тот оселок, на котором проверялся подход окружающего мира к этой группе стран.

Отношения государств и народов Центральной и Восточной Европы между собой, с Россией, с Западной Европой на протяжении новой и новейшей истории были не просто нелегкими, но скорее трагическими. Они постоянно враждовали и воевали друг с другом, их делили, эксплуатировали, унижали и предавали Россия, Австрия, Пруссия (Германия), Франция, Турция. Одни — более грубо, другие — изощреннее (османское иго на Балканах, разделы Польши в ХVIII и ХХ вв., подавление венгерской революции Кошута Россией с благословения Западной Европы, предательство Чехословакии в Мюнхене, советская оккупация Прибалтийских государств, отлучение Сталиным Югославии от социалистического лагеря, жестокое подавление Москвой любых попыток своих вассалов уклониться от «светлого будущего» и т.д.). Но помимо этого была и поддержка Россией борьбы балканских народов за освобождение от гнета Оттоманской империи, решающий вклад Москвы в восстановление западных границ Польши (взамен отошедших к СССР польских земель на востоке) и т.п.

Несмотря на неповторимость судеб, несходство политической культуры, различный уровень социально-экономического развития, некоторые обстоятельства объединяют страны региона в нечто целое, т.е. у них есть нечто сходное, что позволяет говорить об их общности. Обстоятельства эти обусловлены либо их прошлым развитием, либо их нынешним статусом, либо их будущими перспективами, либо характером их взаимодействия с окружающим миром, либо той ролью, которую побуждали их играть великие державы, либо всем этим вместе взятым. Среди этих обстоятельств стоило бы выделить следующие:

1.Повышенная чувствительность обществ ЦВЕ к вопросам национальной

ицивилизационной самоидентификации, обусловленная потерей в прошлом независимости, длительным (вековым) их пребыванием в составе иных националь- но-государственных образований, империй, сфер влияния.

2.Исторически сложившаяся этническая чересполосица, наличие в каждом государстве этносов, представляющих соседние страны; территориальных проблем (взаимных претензий), порожденных прошлыми победами или поражениями, недальновидностью держав-победительниц в первой и второй мировых войнах, устанавливающих государственные границы в регионе в соответствии с собственными интересами; отсюда наличие значительных конфликтогенных зон, внутри- и межгосударственных.

3.Стремление решать спорные проблемы не путем двустороннего или регионального взаимодействия (компромисса), а за счет втягивания в местные споры и конфликты великих держав, как правило, охотно на это идущих и при-

нимающих ту или иную сторону в конфликте (обычно в совокупности это определяется термином «балканизация»).

4.Отсутствие в связи с этим побудительных мотивов к собственной интеграции и объединению национальных усилий для решения местных или региональных проблем.

5.Принадлежность этих стран в недавнем прошлом к миру социализма, который в той или иной мере был навязан им извне и который общество (в отличие от элит) так и не приняло и от которого оно постоянно пыталось избавиться.

6.Наличие в большинстве стран исторических предубеждений не только против социалистического Советского Союза, но и против России (являющейся сегодня его правопреемницей). Отсюда фактическое отождествление их друг с другом, неверие в способность нынешней России развиваться по демократическому пути, стремление дистанцироваться от нее, избежать с ней дружественных отношений, дабы вновь не быть втянутыми в ее сферу влияния, совместную с ней систему безопасности. Отождествление себя с европейским Западом стало формой отделения ЦВЕ от России.

7.В то же время понимание здравой и прагматической частью элиты ЦВЕ, что регион обречен ощущать постоянное присутствие России и неизбежность в той или иной мере взаимодействовать с ней.

Очевидная слабость (несмотря на определенную общность) импульсов к региональной самоидентификации и интеграции на собственной основе ограничивала возможность ЦВЕ играть самостоятельную роль в европейской политике (судьба Малой Антанты в прошлом, ныне Вышеградской группировки, лишь подтверждает это). Страны региона обычно предпочитали примкнуть к какому-то центру силы для решения своих внутренних и внешних проблем. Да и в европейском мышлении преобладало убеждение, рецидивы которого сохраняются и поныне, что стабильность региона, его благополучие наилучшим образом обеспечиваются гегемонией здесь внешней силы, которая сдерживает выход на поверхность межнациональных исторических предубеждений, территориальных споров, взаимной этнической нетерпимости. При этом ссылаются обычно на исторический опыт Австро-Венгрии или Российской (Советской) империи, которые смогли десятилетиями, если не веками обеспечивать стабильность в регионе.

Вместе с тем отсутствие более четкой самоидентификации этой части Европы, региональной структуризации, наличие значительного числа непреходя-

щих подспудных противоречий, уступчивая балканизация этого, по словам У. Черчилля, «мягкого подбрюшья Европы», постоянно возникающий здесь политический вакуум, непреходящее местечковое соперничество, возможность играть на крайне неустойчивом региональном балансе сил, во-первых, перманентно соблазняли великие державы перспективами легкой добычи в регионе, вовторых, превращали его в постоянный объект их собственно го соперничества. Не случайно именно здесь стартовали обе мировые войны, именно ситуация в этом регионе стала отправной точкой начала холодной войны, и если Европе суждено жить в «холодном мире», то скорее всего он будет генерирован отсюда.

В значительной степени от того, какое решение будет найдено великими державами для ЦВЕ, зависит, какая система безопасности утвердится в Европе, каков будет дальнейший ход и облик европейских интеграционных процессов и какое место во всех этих процессах найдет Россия, — станет ли она одной из основных опор европейской стабильности или ревизионистским центром, притя-

гивающим тех, кто жаждет пересмотра политических, военных и экономических реалий континента. Таким образом, как и у истоков холодной войны, проблема ЦВЕ вновь становится тем фактором, который предопределяет, какого рода структура — сотрудничество или противоборство — утвердится в Европе. К сожалению, ни Россия, ни Запад, видимо, не извлекли полезных уроков из истории своего противоборства за Центральную и Восточную Европу.

Между тем нынешнее очередное «освобождение» Центральной и Восточной Европы, возникновение новой (или восстановление прежней) надстроечной (политической) целостности региона, обусловленной на этот раз прежде всего общностью недавнего и трагического исторического прошлого, преодоленным, но незабытым статусом советских вассалов, стремлением его лидеров не допустить очередной утраты национальной независимости, опираясь на этот раз на евроатлантическое сообщество, имели ряд сложных и болезненных последствий, мало кем предвидимых как в западных сценариях краха коммунизма, так и в московских прогнозах перестройки и либерализации.

В самом деле, если говорить о России, то распад Советского Союза, крах европейского социализма, вывод советских (российских) войск из стран Восточной Европы, казалось бы, закрывал старую эпоху взаимоотношений между «старшим братом» и его бывшими младшими союзниками. Новое российское руководство сделало несколько жестов доброй воли, направленных на стирание «белых пятен» в истории их послевоенных отношений. Была признана ответственность советского НКВД за расстрел польских офицеров в Катыни, пересмотрена оценка событий 1956 г. в Венгрии, осуждена интервенция 1968 г. в Чехословакию, задушившая «пражскую весну» и попытку построить «социализм с человеческим лицом». Праге были переданы из советских архивов секретные документы, раскрывающие имена тех, кто организовал приглашение войск ОВД в страну для того, чтобы покончить с деятельностью либеральных реформаторов. Завершая этот период своих взаимоотношений с прежними союзниками, Россия заключила Договоры о дружбе и добрососедском сотрудничестве с Венгрией, Чехией, Словакией и Польшей.

ВЗАИМНОЕ ОТЧУЖДЕНИЕ

Закрыв старую эпоху взаимоотношений со странами ЦВЕ, Россия, несмотря на все торжественные декларации, не открыла новой. Шаг за шагом в системе внешнеполитических приоритетов России Центральная и Восточная Европа отошла на одно из самых последних мест, и пока нет никаких признаков, что в обозримом будущем на этом направлении обозначится решительный сдвиг к лучшему.

Подобный исход на первый взгляд может показаться странным и нелогичным. В самом деле, Москва в свое время не только терпимо отнеслась к революциям в странах Восточной Европы, но в известной мере способствовала их наступлению и своим примером, и моральной поддержкой тех сил в странах региона, которые выступали за обострение отношений с их руководством (бывших ГДР, Чехословакии). После «бархатных революций» государства Центральной и Восточной Европы и Россия во многом шли параллельными курсами, хотя и разными темпами, решая идентичные проблемы: необходимость демократизации общественной и политической жизни, создание гражданского общества, переход к рыночной экономике. Они сталкивались со схожими трудностями, которых они ни-

когда не знали в своем социалистическом прошлом, такими, как обвальная дифференциация в обществах, появление безработицы, огромные общественные ожидания от так называемой бюджетной сферы (здравоохранение, социальное обеспечение, образование) и резкое падение доходов в государственном секторе, невиданный взлет цен и галопирующая инфляция, отсутствие капиталов, не оправдавшиеся надежды на значительные западные вливания в экономику посткоммунистического мира, политическая нестабильность и потеря перспектив. Все это должно было бы стимулировать объединение их усилий и опыта в преодолении возникающих проблем, возникновение нового типа взаимоотношений, базирующихся на общей системе ценностей и понимании интересов друг друга.

Однако этого не случилось. Напротив, наметилось и стало развиваться охлаждение отношений, расширяться отчуждение России и стран Восточной Европы, не носящее, однако, конфронтационного характера. Этот процесс был обоюдным, т.е. определенная доля вины за него ложится на обе стороны, какие бы аргументы ныне не приводила каждая из них. Старая система взаимосвязей рухнула под бременем революционных потрясений, надо было начинать все с чистой страницы, но заполнять ее новым кодексом отношений не торопилась ни та, ни другая сторона. Если же процесс отчуждения стал взаимным, то, видимо, и там и здесь работали объективные факторы, которые с неизбежностью его порождали. Их взаимодействие было усилено субъективными ошибками политиков как России, так и стран ЦВЕ, эмоциональным настроем их обществ, непредвиденными поворотами в развитии внутренней и внешней ситуации, но больше всего фундаментальным характером тех перемен, через которые шел посткоммунистический мир. Какие же обстоятельства внесли решающий вклад в возникновение этого отчуждения?

Перестройка, болезненный ход политических и экономических реформ в России, бремя которых легло, в основном, на широкие массы, фокусировали их интерес прежде всего на том, что происходит в собственной стране, общество утратило интерес к событиям и тенденциям развития за ее пределами. Более того, в нем утвердился настрой, что активность за рубежом, внешняя политика несли стране одни убытки (вывозили нефть, оружие, алмазы, а в результате задолжали внешнему миру, включая бывших союзников, 120 млрд. долл.). Нет прока от внешней политики и сегодня, и, прежде чем заниматься «новым международным порядком», следовало бы навести порядок у себя дома. Подобный критический настрой начался с переоценки советского вторжения в Афганистан, но он быстро распространился и на бывших «друзей» из стран ЦВЕ. Дружба эта с обеих сторон на протяжении 45 лет носила слишком официозный характер: людям велели дружить, и они делали вид, что дружат. Нынешнее отчуждение в известной мере — реакция на такую «дружбу».

Важно учитывать и другое. Статус империи (сверхдержавы) слишком дорого обходился обществу. И если бывшие советские сателлиты были уверены, что Москва безжалостно эксплуатировала их (и можно найти немало тому доказательств), то советское общество было убеждено в обратном: СССР платил слишком высокую цену за лояльность своих европейских союзников. По некоторым оценкам российских экспертов, разделяемых и западными экономистами, лояльность ЦВЕ обходилась Москве примерно в 15 млрд. долл. в год. Экономические отношения в рамках СЭВ строились на основе не разумного, а национального эгоизма: самое лучшее, что производила каждая страна, продавалось на

Запад, причем по дешевке; то, что похуже, — друг другу. Это ослабляло последних и усиливало Запад. От подобного «братского» взаимообмена, по мнению российских исследователей, Москва страдала больше, чем ее союзники. Поэтому, когда бывшие сателлиты в результате «бархатных революций» стали демонтировать не только социализм, но и свою вассальную зависимость от Москвы, она сознательно использовала этот поворот, чтобы освободиться от бремени своих обязательств в регионе.

ПОВОРОТ К ЗАПАДУ

Подобная переориентация внешнеполитических приоритетов облегчалась тем, что российские лидеры свои надежды на перестройку политической и экономической систем, возникновение частного предпринимательства и рынка связывали с взаимодействием с Западом, а отнюдь не с Центральной и Восточной Европой, у которой они не могли позаимствовать ни опыт, ни капиталы, ни систему ценностей. Впрочем, то же самое думали и восточноевропейские лидеры о России, с тем лишь различием, что они надеялись по-прежнему использовать ее в качестве поставщика дешевого сырья и энергии. От полного разрыва удерживала лишь искусственная система цен и расчетов, всех устраивающая, но никому не выгодная. И когда она рухнула, когда цены были переориентированы на мировые, а расчеты — на конвертируемую валюту, разъединение России и Восточной Европы стало неизбежным. России не имело более смысла тратиться на закупку посредственных восточноевропейских товаров, когда она могла все ей нужное, но дешевле (например, продукты питания) свободно приобрести в Европейском Союзе или США. Но и Восточная Европа могла найти на мировом рынке все ей необходимое, не завися при этом от капризов и непредсказуемости Москвы, растущего хаоса экономики России.

Работа по разрушению прежней структуры экономических взаимосвязей России и стран ЦВЕ была проведена блестяще и в кратчайшие сроки. К сожалению, вместо разрушенных структур никаких новых не появилось, сложившиеся хозяйственные связи были просто разорваны, и целые отрасли российской и восточноевропейской экономики, ориентированные на взаимодополнение, стали проваливаться в «черную дыру», увлекая за собой смежные производства. Уже через год общая картина экономических взаимоотношений стала удручающей. В 70-е и 80-е годы половина советского внешнеторгового оборота приходилось на страны СЭВ, 40% экономических связей которых были ориентированы на СССР

илишь 25% — на Запад. В 1993 г. объем российской торговли со странами Запада уже в 5,2 раза превышал торговый оборот России с бывшими европейскими странами СЭВ. В 1992 г. на Запад уходило 70% экспорта Польши и Венгрии и 57% — Чехословакии. В 1995 г. 70% торгового оборота стран ЦВЕ приходилось на Запад, четвертая часть этого объема — на Германию.

Сегодня основным торговым партнером России стал ЕС, на него приходится более 40% ее торгового оборота, на европейские страны бывшего советского блока — около 7–8%. В результате распада хозяйственных связей, неспособности гарантировать выполнение взаимных производственных обязательств между Россией

истранами Центральной и Восточной Европы возникла значительная напряженность, усиливаемая обвинениями и контробвинениями руководства как той, так и

другой стороны. Но это уже не имело никакого значения: обе стороны пришли к выводу, что в новых условиях они просто не нужны друг другу.

Одновременный и всеобщий поворот посткоммунистических государств в сторону Запада породил между ними известное соперничество за его благосклонность, помощь, кредиты. На первом этапе предполагалось, что в развале социалистического мира главным призом для Запада станет бывший СССР, прежде всего нынешняя Россия. Поэтому объективно он уделял возникшим на месте

СССР новым независимым государствам больше внимания. В 1990–1993 гг. общая сумма разного рода западной помощи, включая займы и гарантийные обязательства, странам бывшего СССР составила 113,9 млрд. долл. Но чем больше получала Россия (и другие государства СНГ), тем меньше доставалось странам ЦВЕ. Они получили лишь 40% того, что ушло в потсоветское пространство. В ЦВЕ болезненно воспринимали эту ситуацию, многие политики региона стремились доказать, что Россия в обозримом будущем вряд ли станет европейской державой, что это другая цивилизация, что ее нынешняя лояльность Западу носит не стратегический, а тактический характер, и поэтому затраты Запада на Россию вряд ли окупятся в политическом плане. Для Москвы, теряющей свое влияние в мире, Европе, подобные утверждения «бывших младших братьев» становились сильнейшим источником раздражения.

С РАЗНОЙ СКОРОСТЬЮ

Ситуация начала меняться после 1993 г., когда поток западной помощи стал оскудевать и вместо нее в постсоциалистический мир пошли прямые зарубежные инвестиции в его экономику. На этот раз Запад отдал предпочтение более продвинутому и стабильному региону ЦВЕ, нежели пребывающей в хаосе России. Размер прямых частных иностранных капиталовложений в Венгрии уже

в1990–1993 гг. составлял 5,6 млрд. долл. (130 долл. в расчете на человека в год),

вРоссии же он тогда составлял 1,4 млрд. долл., фактически в 4 раза меньше, чем

вВенгрии с населением в 10 млн. человек, а на человека в год — менее 5 долл. Сейчас в Венгрии этот показатель подходит к 9 млрд., в России же сегодня размер прямых иностранных вложений почти в 2 раза ниже. В Польше и Чехии уровень прямых частных иностранных инвестиций в тот период составлял по 2 млрд. долл., сейчас он приближается к 5 млрд. Это соперничество за финансовую благосклонность одного и того же источника — Запада — еще более усиливает отчуждение Москвы и стран ЦВЕ.

Между тем с распадом СССР Россия обнаружила, что она находится, по сравнению с бывшей сверхдержавой, в совершенно иной геополитической ситуации. Россия утратила свои основные выходы к морям, которые обеспечивали ее экономические контакты с Европой. Практически исчезли и общие границы России с Центральной и Восточной Европой (за исключением узкого участка Калининградского анклава), что затрудняет прямое общение Москвы с регионом. Это изменение геополитической ситуации для России, отсутствие сопредельности территории объективно меняет уровень ее взаимоотношений с Центральной и Восточной Европой, смещая его вниз в системе внешнеполитических приоритетов страны.

Ипроисходит это в тот момент, когда большинство стран ЦВЕ выходит из прорыва, добиваясь значительных успехов в области экономической модернизации и либерализации политической системы. Многие западные специалисты

склонны рассматривать ЦВЕ как один из наиболее динамичных регионов современного мира. В самом деле, по мнению экспертов Комиссии Европейского Союза (КЕС), обнародовавших в своем июньском 1996 г. «Бюллетене» прогноз хозяйственной деятельности 10 стран ЦВЕ (Болгария, Венгрия, Латвия, Литва, Польша, Румыния, Словакия, Словения, Чехия, Эстония), общий объем их производства увеличится в 1996 г. на 4,7%, а в 1997 г. — на 4,9%. Рост инфляции в регионе в целом составил в 1995 г. 23,7%, в 1996 г. она снизилась (по предварительной оценке) до 17,7%, а в 1997 г. ожидается ее дальнейшее уменьшение до 14,3%. Основная причина падения инфляции — полный переход к рыночным ценам. По данным КЕС, в 1996 — 1997 гг. средний рост ВВП в 10 странах ЦВЕ составит около 5% по сравнению с 5,2% в 1995 г. и 4,0% в 1994 г. В 1995 г. помимо экономического роста им удалось увеличить внешнеторговый оборот на треть, доведя его до 215 млрд. долл. (в 2 раза по стоимости больше российского). Среди стран ЦВЕ по темпам экономического роста выделяется Албания — в 1995 г. они составили 16%, а годовая инфляция не превышала 6% (три года назад она составляла 400% в год). За четыре года дефицит бюджета Албании был снижен с 47% ВВП до 7%. Вместе с тем при всех своих достижениях Албания остается самым бедным государством Европы. Один из благоприятных результатов стабильного экономического роста в регионе — постепенное снижение уровня безработицы. Эксперты пришли к выводу, что ЦВЕ в настоящее время является наиболее динамичным и перспективным европейским регионом с точки зрения экономического развития. И не случайно он в большей мере перехватывает те иностранные инвестиции, которые Запад планирует вложить в посткоммунистические страны.

Возрос и европейский статус большинства стран региона. Практически все они стали членами Совета Европы, ассоциированными членами ЕС, и многие из них, прежде всего Польша, Чехия, Венгрия, Словения, надеются в ближайшее время стать полноправными его членами. Однако пока это лишь надежды. Разница между средним уровнем жизни в странах ЕС и 10 государствах ЦВЕ — кандидатах на вступление в ЕС остается значительной, намного превышая разрыв между ЕС и Грецией, Испанией и Португалией, принятых в ЕС в 80-е годы. Подсчитано, что на преодоление разрыва в уровне жизни между странами ЦВЕ и Западной Европой самому ЕС пришлось бы затратить в ближайшее пятилетие 38 млрд. долл. Но и это не спасло бы их: экономики государств ЦВЕ в силу структурных причин просто не в состоянии воспринять помощь со стороны ЕС. Реально переговоры о расширении ЕС за счет стран ЦВЕ могут начаться не ранее 2000 г., само же вступление может свершиться лишь через 5–7 лет после этого.

ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ РОССИИ

Таким образом, после «бархатных революций» Россия получила не только недружественную, но и экономически усиливающуюся и политически все более стабильную Центральную и Восточную Европу. И хотя регион этот лишь в историческом и геополитическом, но отнюдь не в институционном плане представляет собой единое целое, его нынешние успехи на пути продвижения к рынку и современной политической системе объективно делают его естественным резервом той обширной зоны либеральной демократии, которая сформировалась в северном полушарии и которая, как прежде любили говаривать апологеты «зрелого социализма», оказывает сегодня решающее воздействие на мировое развитие.

Россия в эту тенденцию сегодня не вписывается. Она либо, в лучшем случае, значительно отстает в своем экономическом и политическом развитии, либо, скорее всего, вообще движется в ином направлении — в сторону компрадорской экономики с сильным мафиозно-криминальным уклоном и консолидации авторитарного политического режима. Поэтому она, хотя и подписала с ЕС Соглашение о партнерстве и сотрудничестве (которое до сих пор еще не ратифицировано ни одной западноевропейской страной), на деле не готова еще по многим параметрам стать членом интегрирующейся Европы, а ее формальное присоединение к ЕС (даже в какой-то особой форме) в свете нынешнего развития вообще пока не просматривается. Это понимают многие политические деятели и России, и Запада, с той лишь разницей, что у российских политиков это рождает комплекс неполноценности, а у западных — опасение радикализации ушедшей в себя России.

Между тем неудача попыток российской дипломатии обеспечить дружественность Срединной Европы, взаимное отчуждение вынуждают Москву признать возможные негативные последствия этой ситуации для нее, для ее европейских и международных позиций, для внутреннего расклада политических сил. С учетом того, что российская политическая элита не считает себя ответственной за возникшую ситуацию, эти последствия видятся ею в следующем свете.

Во-первых, это отчуждение, по мнению ряда ее экспертов, может быть использовано внешними силами, враждебными по отношению к России, для того, чтобы вовлечь страны ЦВЕ в антироссийскую деятельность, использовать их расхождения с восточным соседом для проведения Западом политики «баланса сил» («геополитического плюрализма», по выражению З. Бжезинского) на европейском постсоциалистическом пространстве.

Во-вторых, отсутствие дружественности между Россией и ЦВЕ позволяет некоторым консервативным группировкам в Москве подозревать государства региона в стремлении сколотить антироссий скую коалицию; именно так виделись военными экспертами в Москве попытки стран Вышеградской группировки наладить кооперацию в военной области (так и не получившие развития из-за стремления этих стран войти в европейские институты).

В-третьих, подобная ситуация вызывает опасения, что некоторые страны так называемого «ближнего зарубежья», прежде всего Молдова, Украина, прибалтийские государства, могут быть также вовлечены в подобные коалиции; Москва поэтому крайне подозрительно относится к любым контактам между странами ЦВЕ и своим непосредственным окружением.

В-четвертых, негативное отношение политических элит стран ЦВЕ к попыткам России войти в Европу, повысить свой европейский статус за счет присоединения к различным действующим европейским организациям рассматривается Москвой как стремление этих элит изолировать Россию от Европы, ограничить международную роль России сдерживанием напора фундаменталистского исламского юга, заменить российское влияние фактором ЦВЕ в европейской экономической, политической и культурной жизни.

В-пятых, все эти негативные аспекты взаимоотношений России и стран ЦВЕ могут активно использоваться националистическими, экстремистскими силами в России для того, чтобы обвинить президента и его окружение в игнорировании национальных интересов страны на международной арене, в подрыве национальной безопасности страны.

ТРУДНЫЙ ВЫБОР

Вместе с тем возникновение региона Центральной и Восточной Европы поставило ряд трудных вопросов и для политических руководителей стран Западной Европы и США.

Первый блок вопросов касался места (статуса) региона в системе европейских международных отношений: должен ли он представлять собой конгломерат нейтральных (неприсоединившихся) государств, балансирующий между западом

ивостоком Европы. Или вновь попытаться, как и после первой мировой войны, сделать его буфером между постсоветским пространством и Западной Европой, подпитываемым последней? Возвратиться к ялтинско-потсдамской системе, доказавшей свою стабильность, откупиться от склонной к ревизионизму России, признав регион сферой преобладающих ее интересов? Подталкивать регион к собственной интеграции, оказывая ему всемерную поддержку в этом процессе в надежде получить дополнительный противовес перспективной мощи России на континенте? Поддерживать геополитический плюрализм в рамках постсоциалистического европейского пространства, рассчитывая, что страны ЦВЕ найдут общий язык с бывшими советскими республиками, пытающимися обрести реальную независимость? Или вести дело к включению региона в свою орбиту, приняв на себя и возможные издержки этого процесса?

Вторая группа вопросов затрагивала возможные варианты взаимоотношений региона с функционирующими западными структурами (организациями, коалициями). Ответ во многом зависел от того или иного решения первого блока вопросов, но в целом сводился к тому, чтобы прояснить для себя институционный аспект взаимоотношений Запада с регионом: должны ли его страны войти в эти структуры (все ли, когда, на каких условиях, каковы могут быть дивиденды или издержки этого процесса)? Или они должны быть при западных структурах (ассоциированные члены, партнеры и т.д.)? Или вообще должны быть вне их, а взаимодействие должно было бы идти по линии более широких международных

иевропейских организаций?

Наконец, третий блок вопросов поднимает, пожалуй, самую сложную тему — отношения по линии Запад (США) — страны ЦВЕ — Россия: должен ли Запад отдавать предпочтение России, ЦВЕ или ему следовало бы проводить политику равной удаленности (равного приближения)? Рационально ли для него использовать в своих интересах обозначившееся отчуждение между Россией и ЦВЕ или наоборот поощрять их сближение в надежде расширить зону стабильности, процветания и демократии от Ванкувера до Владивостока? Как, развивая отношения со странами ЦВЕ, не допустить отчуждения России, что имело бы катастрофические последствия для континента и мира в целом? Если страны ЦВЕ будут все больше вовлекаться в интеграционные структуры Запада, то, что делать с Россией, которая в ряде случаев по своим критериям или параметрам не может, в настоящее время или вообще, стать их полноправным участником (США также вряд ли когда-нибудь станут членом ЕС)? Страны ЦВЕ, войдя в НАТО или ЕС, обретя уверенность и гарантии безопасности, станут более конструктивны в подходе к России или их пути разойдутся окончательно? Не создает ли новую и реальную угрозу раскола континента отрыв ряда стран ЦВЕ от России по уровню политической и экономической модернизации?