Внешняя политика и безопасность современной России - 2 - Хрестоматия - Шаклеина - 2002 - 446

на первый взгляд далеких от ядерной сферы, не следует забывать, поскольку граница Индии и Пакистана не просто межгосударственная, но представляет собой один из цивилизационных стыков, к которым многие политологи, вслед за С. Хантингтоном, привязывают потенциальные конфликты XXI в.4

Но при всей значимости конфликта Индии с Пакистаном в стимуляции решения о создании ядерного оружия этими странами не менее важную роль играли и обстоятельства, не находящиеся на поверхности и почти до сих пор не обсуждаемые. Индия — это второе в мире по населению государство с древнейшей культурой, с динамично развивающейся экономикой. При наличии сотен миллионов индийцев, живущих за чертой бедности, средний класс страны по любым международным стандартам уже насчитывает более 200 млн. человек.

В Индии, при всех быстрых и подчас не понятных иностранному наблюдателю переменах, существует слой национальной технократии, обеспечивающей стабильность и устойчивость основных направлений экономического и особенно научно-промышленного развития Индии. Именно эта технократия поддерживает и делает возможным развитие по нарастающей военного потенциала страны, включая его ракетный и ядерный компонент. Индийские технократы не без гордости подчеркивают, что ракеты-носители и ядерное оружие созданы в Индии собственными усилиями. Так что для Индии ракетно-ядерное оружие — как в свое время для СССР и Франции нe только средство укрепления оборонной мощи, но во многом и символ освоения высоких технологий. Пакистану же в сфере вооружений — как ядерных, так и обычных, — по оценкам многих экспертов, в гораздо большей мере приходится полагаться на внешние источники.

ПОСЛЕДСТВИЯ РАСШИРЕНИЯ «КЛУБА»

Новое расширение ядерного сообщества отличается от предыдущих случаев тем, что «клуб» пополнился новыми членами тогда, когда исчезла ситуа-

ция абсолютного ядерного пата и противостояния двух сверхдержав. Новые ядерные государства появились в условиях, когда нет глобального идеологического конфликта двух систем, во главе которых стояли две сверхдержавы, когда уровень военно-политической конфронтации с задействованием ядерных держав существенно снизился (символом этого стала серия соглашений о взаимном ненацеливании стратегических ядерных сил сторон). С другой стороны, резко возросло количество конфликтов на этнической, религиозной почве, обострился режим конкурентной борьбы в экономической и научно-технической сферах.

Многие уже начали говорить о том, что ядерное сдерживание во взаимоотношениях США–Россия, США–КНР, Россия–КНР практически утратило свой смысл (не говоря уже о других осях с участием Франции и Великобритании, которые и раньше не имели большого значения с военно-политической точки зрения). Начали появляться предположения о том, что ядерное оружие само по себе постепенно сошло бы «на нет». Эта логика представлялась сомнительной еще до начала испытаний в Южной Азии. Ядерное оружие и без новых изменений в стратегическом ландшафте оставалось бы на вооружении на всю обозримую перспективу. Но, безусловно, обретение ядерного оружия Индией и Пакистаном дало мощный импульс к его сохранению и развитию, к развитию и все большему усложнению всей системы ядерного сдерживания. А усложнение означает повышение требований к уровню, к надежности системы управления5.

Появление двух новых ядерных держав демонстрирует неадекватность того международного порядка, который пытались (и все еще пытаются) конструировать США, оставшись единственной сверхдержавой после холодной войны. Соединенным Штатам, стремящимся многие проблемы решать де-факто единолично, несмотря на целый ряд соглашений с Российской Федерацией и активизацию взаимоотношений с Китаем, с Западной Европой, необходимо понять, что во многом действия Индии и Пакистана направлены не только друг против друга, но именно против того миропорядка, который так хотели бы сформировать США.

Нельзя не видеть, что именно со стороны США, западных стран противостояние индийской ядерной и ракетной программам было максимальным. Для России непосредственно, как считают большинство экспертов, появление ядерного оружия у Индии и Пакистана на сегодняшний день прямой угрозы не несет. Более того, по многим оценкам, которые рефлекторно выразились в публичных заявлениях, появление у Индии ядерного оружия рассматривается чуть ли не как позитивный фактор, укрепляющий баланс сил в этой части континента. Разумеется, дела обстоят для нашей страны не так просто и требуют очень внимательного и серьезного отношения к развитию событий и учета новых обстоятельств в ядерной сфере при выработке своей национальной стратегии. Для нас на сегодня, в том числе, это — проблема размывания статуса Совета Безопасности ООН. А для России сегодня СБ ООН значит гораздо больше, чем во времена биполярного мира.

Появление ядерного оружия у Индии и Пакистана, испытания ракет сравнительно большой дальности Ираном и Северной Кореей (с разной степенью успешности) показали также неадекватность унаследованного у периода холодной войны режима нераспространения. Но это не значит, что он бесполезен, что он вообще не нужен. Угроза распространения оружия массового поражения (ОМП) и ракетных технологий — одна из серьезнейших проблем для национальной безопасности России, отмеченная неоднократно в выступлениях высшего российского государственного руководства, в решениях Совета Безопасности РФ. Однако проблема нераспространения не заняла достаточно высокого, приоритетного места в сознании нарождающейся российской политической элиты, не говоря уже об общественности в целом. Приходится опасаться, что в определенный момент России придется платить высокую цену за недостаточное к ней внимание.

После появления ядерного оружия у Индии и Пакистана многое будет зависеть от того, какую модель выберет для себя каждая из этих стран, какие параметры теории и практики ядерного сдерживания будут позаимствованы у старых ядерных держав — как у тех, кто осуществлял десятилетиями центральное ядерное сдерживание (СССР и США, Россия и США), так и у тех, кто находится во втором эшелоне «пятерки» официальных ядерных держав. При этом надо учитывать, что Индия и Пакистан находятся в совсем ином положении, чем три ядерных державы второго эшелона. Они не включены в системы центрального ядерного сдерживания, в которую, пусть и в разной мере, так или иначе входят до сих пор не только Англия, но и Франция. В обозримом будущем Индия и Пакистан, видимо, не будут стремиться к такому включению, желая сохранить свободу рук в вопросе о ядерном оружии, ядерной политике. Но нельзя исключать того, что со временем они могут увидеть какими издержками оборачивается такая свобода.

Можно предположить, что в двусторонних отношениях Индия и Пакистан будут учитывать опыт «центрального» сдерживания, а в своих отношениях с внешним миром — опыт стран «второго эшелона».

Удастся или не удастся Индии и Пакистану адаптироваться к глобальной системе ядерного взаимодействия и системе сдерживания во многом зависит и от поведения «пятерки» ядерных держав, их курсов применительно к находящимся в их распоряжении арсеналам и ядерным доктринам.

ОКОНЧАНИЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ И ЭРОЗИЯ ФУНДАМЕНТА ЯДЕРНОГО СДЕРЖИВАНИЯ

Сегодня отмечаются попытки пересмотра самых основ «кодекса поведения» в ядерный век. Первым условием для выработки было возникшее в первой половине 70-х годов понятие стратегического паритета между СССР и США. Вторым направлением стала очередная попытка пересмотреть роль систем противоракетной обороны в обеспечении стратегической стабильности.

Внастоящее время выработанное на рубеже 60–70-х годов обоюдное понимание основ стратегической стабильности находится под угрозой. Постоянный прогресс в военных технологиях ведет к тому, что на протяжении десятилетий «ядерного века» регулярно возникают идеи изменить или модифицировать систему взаимного гарантированного уничтожения за счет создания широкомасштабных (национальных) систем ПРО — как в СССР, так и в США.

В80-е годы опасную разбалансировку военно-стратегических отношений

вслучае начала реализации ПРО и разрыва Договора по ПРО 1972 г. удалось предотвратить. Но идея ПРО не умерла и продолжает существовать и активно разрабатываться военными, учеными и политиками, хотя же и с другой мотивировкой. Сейчас в США настал новый этап дебатов по ПРО. Речь идет либо о «нестратегической ПРО», либо о национальной стратегической ПРО. Давление конгрессменов — сторонников ПРО и заинтересованных промышленных кругов очень велико, особенно с учетом прекрасного бюджетно-финансового положения США и решения президента Клинтона не ветировать законопроект. Все это проявилось при голосовании в сенате 17 марта 1999 г., где сторонники ПРО победили с разгромным счетом — 97:3.

Следует отметить, что если до сих пор в центре дискуссий были системы ПРО ТВД, то сейчас американская сторона, впервые после демонтажа огневых средств системы «Сейфгард», ставит вопрос о возрождении национальной ПРО.

По имеющимся оценкам, новая система будет способна перехватить 20– 40 боеголовок6, что позволит не только отразить единичные удары со стороны Ирана или Северной Кореи (о чем американцы говорят открыто), но и целиком прикрыть «китайское направление» (что американцы не очень-то афишируют), поскольку КНР располагает, по оценкам зарубежных экспертов, не более 17 МБР в моноблочном оснащении. Следует ожидать, что в интересах реализации подобных замыслов американская сторона поставит перед Россией вопрос о пересмотре не только Договора по ПРО 1972 г., но и протокола к нему от 1974 г., согласно которому, число районов развертывания национальных систем ПРО было сокращено с двух до одного. И это создает новые проблемы и дилеммы для России — преемницы СССР, бывшего до этого не раз лидером в соперничестве с США в системах ПРО.

Новые угрозы для стратегической стабильности связаны и с усложнением взаимоотношений между ядерной и неядерной сферами. Некоторая девальвация ядерной мощи из-за развития высокоточного обычного оружия имеет место, но она нe столь значительна, чтобы думать об отказе от него даже в отдаленной перспективе.

Руководство США (судя по тому, что известно о президентской директиве от ноября 1997 г.) официально провозгласило возможность использования ядерного оружия против неядерных государств, располагающих химическим и бактериологическим оружием. Поскольку подозревать в принадлежности к этой группе можно любое более-менее развитое государство, создается опасный прецедент «размывания» границ ядерного сдерживания. Это положение ядерной политики США с озабоченностью и даже тревогой было встречено в целом ряде стран мира.

Сегодня нет идеологического противостояния холодной войны, уровень военно-политической напряженности снизился. Сокращаются ядерные арсеналы. Нет больше политических целей, ради которых можно было бы идти на риск. Но ядерное сдерживание остается своего рода «страховым полисом» на крайний случай. Оно играет огромную статусную роль. Идеи безъядерного миpa не получили широкой поддержки в США, не говоря уже о Франции, Китае. Соответствующий вывод необходимо сделать и России.

ОБЛИК ЯДЕРНЫХ СИЛ РОССИИ В НАЧАЛЕ XXI ВЕКА

Все перечисленные выше обстоятельства, безусловно, учитываются при подготовке и принятии решений в области строительства стратегических ядерных сил (СЯС) и ядерной стратегии Российской Федерации. Важнейшие решения были приняты на заседании Совета Безопасности 3 июля 1998 г. Во многом их основу составили выводы и рекомендации специально созданной российским президентом Комиссии, которую возглавлял вице-президент РАН академик Н.П. Лаверов. Фактически выработаны решения, в основном определившие облик наступательных и оборонительных ядерных сил России до 2010 г. и далее.

Принятые Советом Безопасности решения предусматривают сохранение трехкомпонентного состава стратегических ядерных сил (наземные, морские и авиационные силы). Были определены объемы финансирования, приняты решения по экономическому, промышленному, кучному обеспечению и развитию стратегических ядерных сил. Решения принимались, исходя из имевшихся тогда оценок экономики страны на обозримый период. К сожалению, после кризиса 16–17 августа 1998 г. все предстает в более мрачном свете. Планы развития СЯС и в целом сил и средств ядерного сдерживания требуют снова серьезнейшей и трезвой переоценки, а не просто перерасчетов, изменений в сроках модернизации тех или иных компонентов сил сдерживания.

Оценивая статусную роль ядерного оружия для нашей страны, необходимо иметь в виду и экономику ядерного сдерживания. Россия сохраняет соизмеримый с США ядерный арсенал, другие элементы системы ядерного сдерживания, имея, по ряду авторитетных оценок, валовой внутренний продукт в 10– 12 раз меньше, чем у Соединенных Штатов. В несколько раз больше, чем у России, валовой внутренний продукт у каждой из трех других ядерных держав — членов Совета Безопасности ООН: Великобритании, Франции, КНР. При этом их ядерные арсеналы существенно меньше, чем российский. К тому же у России

значительно больше, чем у Франции или Великобритании, потребности в силах общего назначения — сухопутных, военно-воздушных (включая ПРО), в военноморских силах. При ограниченности наших ресурсов очевидно, что без мощного рывка в экономике Россия уже в ближайшие годы не сможет обеспечивать и свой ядерный статус. Но даже при самом благоприятном развитии российской экономики количественного равенства с США нам не выдержать. Да в этом и нет острой необходимости.

Это является одним из важнейших подтверждений в пользу того, что для России выгодно ратифицировать Договор СНВ–2 с тем, чтобы как можно скорее перейти к договору СНВ–3 со значительно более низкими потолками по количеству ядерных боезарядов, чем в рамках СНВ–2. Ратификация последнего будет к тому же способствовать сохранению Договора по ПРО 1972 г. Она также оказала бы позитивное воздействие и на укрепление международного режима нераспространения.

Еще один аргумент в пользу Договора привел на заседании Президиума РАН академик A.M. Прохоров. Он обратил внимание на то, что ратификация Договора СНВ–2 позволит сконцентрировать наши ресурсы на создании новых вооружений, а в случае отказа от ратификации нам придется тратить значительные средства на поддержку старых образцов, что приведет к отставанию от США.

Уровень реального финансирования научно-технических разработок по заказам Министерства обороны фактически не удовлетворяет реальным потребностям обеспечения устойчивости и требованиям равнопрочности ударных и обеспечивающих систем. Если говорить об экономической проблематике вопроса, то фактически речь должна идти об изменении всей экономической политики государства, как не отвечающей потребностям обеспечения национальной безопасностистраны.

Ядерное оружие — это не только мощное орудие политики, средство обеспечения статуса государства, но и колоссальное бремя. Это постоянные заботы о его безопасности — против актов терроризма, случайного и несанкционированного применения. Все более масштабной и дорогостоящей становится проблема утилизации ядерного оружия и средств его доставки (а также жидких радиоактивных отходов атомных подводных лодок). С учетом всего этого ядерное оружие — не такое уж дешевое средство обеспечения безопасности, как об этом все еще продолжают говорить некоторые его ярые сторонники.

* * *

Завершая анализ комплекса проблем, связанных с ядерным сдерживанием и его ролью в обеспечении безопасности России, автор хотел бы выделить следующие основные выводы:

• Человечество входит в XXI в. на фоне «совершенно иного стратегического ландшафта», чем он виделся многим экспертам еще год назад. Появление двух новых ядерных держав, а также стран, которые создают ракетное оружие большой дальности, позволяет утверждать, что в международных отношениях складывается качественно новая ситуация, и либеральный мировой порядок, на который многие рассчитывали после окончания холодной войны, не состоялся. Это еще раз говорит о необходимости поддержания и развития российского «ядерного щита».

26Ядерное сдерживание и национальная безопасность России

•Ядерное оружие для нашей страны играет особую политическую роль. Оно сегодня и на обозримую перспективу — едва ли не единственный видимый фактор, обеспечивающий для нашего государства статус великой державы. Необходимо сохранить в максимальной мере независимость российских ядерных сил как одного из важнейших элементов обеспечения суверенитета России. Альтернативы ядерному сдерживанию в международной системе нет. Нет ее и в обеспечении сердцевины военной безопасности России.

•В международных отношениях будущего роль военного фактора будет весьма значительной, особенно с учетом появления новых ядерных государств в лице Индии и Пакистана, непрекращающейся модернизации сил общего назначения во многих ведущих странах мира, хотя темпы военных приготовлений и значительно понизились после завершения холодной войны;

•Очевидно, что ядерное сдерживание — это не панацея в обеспечении национальной безопасности, за счет него не может парироваться, нейтрализовываться весь спектр военно-политических угроз для России. Чрезмерное упование на ядерное сдерживание в политике национальной безопасности России вредно и даже опасно. Нельзя ядерной мощью (можно лишь частично) компенсировать слабость в экономических и политических сферах.

Мировой и отечественный опыт говорит о том, что ядерное оружие оказывается малоэффективным политическим средством для сдерживания и разрешения локальных войн и вооруженных конфликтов и особенно конфликтов низкой интенсивности. А именно такого рода конфликты рассматриваются большинством экспертов как наиболее вероятные в перечне потенциальных угроз военной безопасности России.

Ядерная мощь и ядерное сдерживание должны занимать строго выверенное место в системе обеспечения национальной безопасности страны.

•Российские СЯС представляют собой не только часть системы обороны страны, но и существенный элемент глобальной стабильности. Россия призвана своим геополитическим положением, своей историей и своим историческим предназначением играть видную роль в мировом военно-политическом балансе XXI в. Без России любая конфигурация может быть неустойчивой до такой степени, что в случае возникновения одновременно нескольких военнополитических кризисов ситуация окажется неуправляемой.

•Запад должен осознать важность — как для интересов национальной безопасности России, так и для международного сообщества в целом наличия в России должной оборонной мощи, в том числе динамично развивающейся оборонной промышленности, обеспечивающей материальное наполнение стабильности.

Конечно, рассчитывая на понимание со стороны Запада, необходимо отдавать отчет в том, что за нас никто проблемы российской промышленности решать не будет. Необходимо радикально улучшать положение дел с финансированием НИОКР, закупок вооружения и военной техники, требуются специальные меры поддержки авиакосмической промышленности и атомной промышленности России. Авиакосмическая промышленность нуждается в немедленной реорганизации и реструктуризации, но осуществляемой таким образом, чтобы в ходе нее не рухнули основные несущие элементы. Специального внимания требуют кадры атомной и авиакосмической промышленности, которые стремительно стареют, — как управленческий, так и инженерно-технический персонал, а также квалифицированные рабочие;

• Одним из важнейших элементов политики России во взаимодействии с другими ведущими державами, в первую очередь со странами «восьмерки», с Индией, Китаем и рядом других стран должна быть политика нераспространения ядерного оружия (равно, как и других видов ОМП) и ракетных технологий и, соответственно, укрепления отечественной системы экспортного контроля. Эта политика должна осуществляться, безусловно, на равноправной основе.

Примечания:

1Подробнее см.: Кокошин А.А. Армия и политика: Советская военнополитическая и военно-стратегическая мысль 1918–1991 годы. — М., 1995.

2См. Quinlan M. Thinking about Nuclear Weapons. RUSI Whitehall Paper Series, 1997. — Р. 63.

3Российская Федерация не применит свое ядерное оружие против любого госу-

дарства — участника Договора о нераспространении ядерного оружия от 1 июля 1968 г., не обладающего ядерным оружием, кроме как в случаях:

а) вооруженного нападения такого государства, связанного союзным соглашением с государством, обладающим ядерным оружием, на Российскую Федерацию, ее территорию, Вооруженные Силы и другие войска или ее союзников;

б) совместных действий такого государства с государством, обладающим ядерным оружием, в осуществлении или поддержке вторжения или вооруженного нападения на Российскую Федерацию, ее территорию, Вооруженные Силы и другие войска или на ее союзников. (Основные положения военной доктрины Российской Федерации. Утверждены Указом Президента Российской Федерации от 2 ноября 1993 г. — № 1833.

Цит. по: «Известия», 18.XI. 1993. — С. 1).

4Не вдаваясь в полемику вокруг идей Хантингтона, обсуждая тему ядерного сдерживания, следует отметить, что и американская и советская (российская) и французская школы ядерной мысли строились на одном интеллектуальном фундаменте - европейском рационализме. В китайском стратегическом мышлении чувствуется влияние конфуцианской традиции. Можно предположить, что и индийские, и пакистанские концепции будут носить синтетический характер, род сплава европейских уроков Оксфорда и Кембриджа (где получает образование элита двух стран) и национальных особенностей мышления.

5Системы боевого управления - это сочетание процедур (соответствующих команд), техники, программных продуктов и определенных форм штатных решений. Эти четыре компонента являются неотъемлемой частью стратегических ядерных сил и о них не следует забывать.

6См. «Проблемы мира и безопасности». Информационный бюллетень ИСК РАН, 1998. — № 12. — С. 1-2.

С виду эта концепция имеет очевидные преимущества, позволяющие не участвовать в расточительной гонке ядерных вооружений и экономить большие ресурсы, сохраняя минимальную гарантию безопасности на самый крайний случай (потому эту концепцию еще называют «предельное сдерживание» — ultimate deterrence). Если определить уровень «заданного ущерба» скромно, а вероятные условия конфликта либерально (длительное время подготовки к войне, отсутствие внезапности нападения, максимальная живучесть ядерных средств и комплекса управления, срабатывание всех систем для нанесения встречного или ответно-встречного удара), то можно выйти на сравнительно небольшой размер потребных СЯС. Но, как говорится, бесплатный сыр — только в мышеловке, и за эти преимущества надо платить немалую цену в других аспектах.

Проблема, как будет показано ниже, состоит в том, что, во-первых, намеченный путь развития российских СЯС не приведет через 10–15 лет к оптимальному потенциалу «минимального сдерживания». А во-вторых, сама эта концепция в более широком плане не соответствует военным потребностям и интересам безопасности РФ на перспективу.

ТРИАДА ДЛЯ БЕДНЫХ

Первая проблема «минимального сдерживания» состоит в том, что оно все-таки не дает возможности полностью абстрагироваться от военного соотношения сил, даже если поставить ограниченные и «автономные» задачи перед своими СЯС. Ведь если переходить на эту позицию односторонним порядком, то у оппонента, как ранее у обеих сторон, первоочередной целью ядерных сил останется максимальное поражение наших СЯС, чтобы снизить свой урон от ответного удара. Стратегические силы и их системы управления и предупреждения не могут быть полностью неуязвимы для ядерного удара, мощь и эффективность которых определяется характеристиками его СЯС и их оперативными планами.

В этом смысле, имея, скажем, 1500 боеголовок на своих СЯС, России не безразлично — будет ли у США (а в перспективе и у других держав) 2000 или 3500, или 5000 ядерных боеголовок и на каких системах они размещены. По своей исходной разрушительной мощи 1500 боеголовок, безусловно, колоссальный потенциал. Но что от них останется в случае гипотетического первого удара США, в расчете на который и измеряется прежде всего достаточность сдерживания? В этой связи большую тревогу вызывают не только и даже не столько планы по одностороннему сокращению, сколько по реструктурированию российских СЯС в пределах 1500 боеголовок.

Традиционного в 60–80-е гг. у СССР около 70% СЯС по боеголовкам размещалось на межконтинентальных баллистических ракетах (МРБ) наземного базирования, примерно 25% приходилось на баллистические ракеты подводных лодок (БРПЛ) и 5% на тяжелые бомбардировщики (ТБ). Уже по Договору СНВ–2 от 1993 г. предполагалось изменить это соотношение за счет ликвидации МБР с разделяющимися головными частями (РГЧ). Теперь, судя по всему, решили пойти еще дальше: из 1500 боеголовок всего около 10–15% должны стоять на МБР (в рамках СНВ–2) причем в стационарных шахтных пусковых установках, а остальное — на подводных лодках и авиацию. Соответственно, свертывается программа производства новой МБР «Тополь-М», а

сами РВСН будут разукрупняться и превратятся из вида вооруженных сил в род войск, а со временем вольются в ВВС.

Таким образом, российские СЯС трансформируются под американскую модель СЯС. Но с «небольшими» отличиями. Во-первых, структура американской триады формировалась под влиянием особенностей их технического развития и геостратегического положения (свободный выход в океаны, господство на море и в воздушном пространстве над ним, зарубежные базы ВВС и ВМС и пр.). У СССР военно-техническая и геостратегическая специфика резко отличалась, и после распада СССР и всех изменений 90-х гг. стала еще более, а не менее контрастировать с американской. Во-вторых, при свертывании единственной отработанной, надежной системы МБР «Тополь-М» (в этом одном классе вооружений, особенно в грунтово-мобильном варианте, Россия впереди США на 20 лет, не говоря уже о других странах) нет никакой уверенности в перспективах новой системы БРПЛ и нового класса подводных лодок для них. Еще более туманно будущее тяжелых бомбардировщиков и их вооружения. На деле уровень российских СЯС может опуститься много ниже 1500 боеголовок. Иными словами, намечаемый план даст России через 10–15 лет весьма жалкое подобие американской триады, эта модель, как костюм с совершенно другой фигуры, будет трещать и рваться на России по всем швам.

При переносе упора на морскую и воздушную составляющие (см.: «НВО», № 26, 2000), более 85% всех сил будет размещено всего на десятке военноморских и авиационных баз и 2–3 подводных лодках в океане, а остальное — в паре сотен стартовых шахт. При использовании носителей с коротким подлетным временем (от 12 до 30 мин.) и высокой точностью нацеливания при достаточной мощности боеголовок (как на МБР «Пискипер» или БРПЛ «Трайдент-2») удар США по командным пунктам и системам предупреждения, ракетным позициям, аэродромам и базам подводных лодок может уничтожить более 90% российских сил. Для всего этого понадобилось бы не более 50 МБР «Пискипер» или 2–3 ракетоносца «Огайо-Трайдент» (из 14). Кроме того, эффективные системы противовоздушной и противолодочной обороны (ПВО и ПЛО) могут разделаться с теми считанными бомбардировщиками и подводными лодками, которые избегнут уничтожения в пунктах базирования.

Морские и авиационные компоненты триады будут также весьма уязвимы для поражения обычными средствами противника в ходе обычных боевых действий, которые по теории могут предшествовать ядерному конфликту. (Это имеет исключительную важность в свете концепции использования ядерного оружия первыми, о чем речь пойдет ниже). Базы флота и аэродромы вместе с размещенными там ПЛАРБ и ТБ являются первоочередными объектами неядерных ударов, а в море и в воздухе ПЛО и ПВО противника будет действовать без разбора и по тактическим, и по стратегическим подводным лодкам и самолетам. Если верна версия флотского командования о подводном столкновении как о первопричине гибели АПЛ «Курск», то это еще один пример того, насколько скрытно и «плотно» могут сопровождать иностранные лодки российские подводные атомоходы даже вблизи наших территориальных вод. Еще более беззащитны бомбардировщики для перехвата истребителями под управлением самолетов типа АВАКС.