Внешняя политика и безопасность современной России - 2 - Хрестоматия - Шаклеина - 2002 - 446

Не настаивая на абсолютной точности исторических параллелей, можно тем не менее сделать вывод, что международное положение демократической России после мадридских решений НАТО приближается к тому, которое сложилось для СССР после Мюнхенского соглашения 1938 года: угроза полной изоляции; отсутствие каких бы то ни было надежных друзей или союзников; непримиримо настроенный «санитарный кордон», исключающий добрососедские отношения с «промежуточной Европой» (единственное пока исключение — Финляндия), что отрицательно сказывается и на связях России со странами СНГ, т.е. непосредственно приграничными государствами; тяжелейший внутренний кризис.

2.НЕСОВМЕСТИМОСТЬ РОССИЙСКОЙ СТАБИЛЬНОСТИ

ИНЕОГРАНИЧЕННОГО РАСШИРЕНИЯ НАТО

Было бы нелепо и опрометчиво всерьез рассчитывать на то, что, как нам иногда сулят иные западные лидеры, Россия когда-либо сама может стать членом НАТО, которая-де и сегодня является «открытым сообществом», а когда «окончательно перестроится», то никто из желающих в североатлантическом регионе не останется исключенным из ее рядов. Это — сознательная ложь в тактических целях обеспечения по возможности гладкого приема в альянс первых трех кандидатов (дальнейшее расширение пойдет затем уже по накатанным рельсам). Пока Россия остается самостоятельной державой, способной и намеренной отстаивать свои интересы и свое место в Европе и мире, самые пламенные пропагандисты той точки зрения, что у расширения альянса нет антироссийского острия, простодушно и откровенно восклицают, услышав гипотетические предположения на тему о российском членстве в блоке: «Но ведь тогда НАТО потеряет всякий смысл!» Иногда в качестве объяснения добавляются также рассуждения на тему, что, вобрав Россию, альянс стал бы таким широким международным объединением, что подменил бы не только ОБСЕ, но и саму ООН, а этого озабоченные поддержанием всеобщего порядка вмире политики Запада никак допустить не могут.

Верным остается одно: какие бы заявления и декларации ни делались альянсом в противоположном смысле, единственный резон существования НАТО — это «сдерживание» СССР в прошлом, а после его распада — «сдерживание» России. Ведь если бы это было не так, то расширение блока (если это действительно необходимо и в этом процессе нет антироссийской направленности) надо было бы начинать с официального или неофициального обращения к России с предложением рассмотреть возможность присоединиться к альянсу, который в таком случае сразу приобрел бы общеевропейский характер. Намеки на желательность подобного призыва со стороны НАТО делались дружественными Западу российскими политиками и парламентариями с первых же дней обсуждения предстоящего расширения и даже еще в разгар домадридской полемики. Однако ничего похожего на жест в сторону России не произошло. Лидеры альянса отделались туманными намеками на отдаленное будущее, а на оперативном уровне этот туман был расшифрован следующим образом: «Никто русских приглашать не станет — пусть подают заявку, а мы будем ее рассматривать». Но как раз такой путь для России абсолютно заказан.

Морально и психологически российская «заявка» была бы равнозначна демонстративному подтверждению тезиса о «поражении» России в холодной

152 Угрозы безопасности России, связанные с началом расширения НАТО

войне в условиях, когда этот тезис приобрел характер официальной внешнеполитической доктрины США, и не только США. Хотя для всех здравомыслящих политиков очевидно, что Россия просто не могла проиграть войну, которой она никогда не вела. Подобная интерпретация европейских реальностей прошлого и настоящего никогда не была бы принята российским общественным мнением, которое выступило инициатором сближения с Западом, но на равных, а не в порядке «добровольной сдачи в плен». Ходатайство о приеме в НАТО не могло бы быть расценено иначе, как именно безоговорочная капитуляция, после которой следует диктат со стороны победителя. Относительно характера этого диктата сомнений в России не возникает: слишком очевидна двойная мораль Запада в подходе к оценке положения в государствах на территории бывшего СССР, в результате чего неизменно страдают только российские интересы.

«Заявка» на прием в НАТО стала бы к тому же бесполезным унижением, поскольку отказ в нем неизбежен уже по той причине, что вступление России вызвало бы для альянса, кроме политических, неразрешимые проблемы организационного порядка. Внутри НАТО не только действуют мощные силы, которые просто не могут допустить присоединения России — по тем же причинам, по которым они сегодня расширяют альянс. Членство столь мощного в потенции государства, как Россия неизбежно поставило бы в тупик натовских менеджеров, которые были бы вынуждены заняться квадратурой круга — как и какое место в командных структурах альянса следует выделить российским представителям, не ущемив при этом права и самолюбие старых (да и не столь старых тоже) членов НАТО, прежде всего США. Не случайно в Мадриде мир стал свидетелем острых дискуссий, ведущихся в не совсем джентльменских выражениях, по поводу распределения постов между странами, участвующими в альянсе с момента его основания. Спор так и остался неурегулированным — он только загнан вовнутрь и отложен. Естественно, что для новичков эта проблема будет стоять еще острее. Поляки, чехи и венгры возьмут то, что им дадут хозяева НАТО, не вдаваясь особо в изучение запросов и пожеланий «вновь примкнувших». Однако такое обращение возможно в отношении России лишь в том случае, если она совсем и безнадежно обессилит, но кому же она такая будет нужна?

Кроме того, перспектива вступления России в НАТО, даже если предположить реальность подобной гипотезы, сразу подорвала бы безопасность азиатских границ нашей страны. Сама просьба дозволить присоединиться к альянсу (еще не присоединение как таковое!) вызвала бы осложнения между Россией и ее многочисленными южными соседями. Военный союз не может быть «безадресным». Потуги натовских теоретиков доказать, что «новая НАТО» базируется на «расширенном понятии безопасности», не нуждается в образе врага и заботится о безопасности всех, не дают пока убедительного ответа на резонный вопрос: зачем в таком случае сохранять и даже расширять НАТО как военный союз, а не приступить, наконец, к созданию общеконтинентальной системы безопасности? Таким образом, у наших азиатских соседей вполне естественно начнут возникать сомнения насчет того, не они ли имеются ввиду при столь внушительном расширении альянса, который в итоге объединил бы под единым (американским) командованием все Северное полушарие. То, что подобные сомнения закономерны, Россия знает на собственном опыте. Значит, придется вести дело к тому, чтобы предложить Ирану и Китаю также подать заявки на прием в НАТО? Даже если абстрагироваться от собственных желаний и намерений этих стран,

принимать Иран или Китай в НАТО (что при известной гибкости толкования текста договора о создании НАТО мыслимо — ведь вступила же в нее Турция!) означало бы действительно в огромной степени подмену Организации Объединенных Наций. Кроме того, у Ирана и Китая есть в свою очередь соседи, способные испытывать сомнения. Как ни поверни, расширение НАТО в любом сочетании ведет лишь к новым расколам, новым антагонизмам, новым опасностям.

НАТО — единственное из действующих в Европе международных объединений, в котором для России, как для равноправного партнера, места нет и никогда не будет. Их «мирное сосуществование» было возможно, пока НАТО ограничивалось ролью, для которой она была, собственно, создана и на которую ее в период «холодной войны» обрекала наступательная мощь СССР, — обеспечение стабильности в Западной Европе. В тот момент, когда НАТО приступила к военной интеграции континента без России, более того — против России, становится неизбежным острый антагонизм между ними в будущем. Натовская стратегия «сдерживания» России вызывает необходимость российского ответа в форме сдерживания НАТО. Однако выполнение такой задачи для России — вещь значительно более сложная, чем для СССР, поскольку она гораздо слабее и уязвимее. Российская стабильность настолько хрупка, что может и не выдержать обострения отношений с НАТО.

3. АНТИРОССИЙСКИЙ АСПЕКТ ГЛОБАЛЬНОЙ СТРАТЕГИИ США

Решение о расширении НАТО наглядно документирует подспудное изменение глобальной стратегии США в ее российском аспекте. В 1990/91 годах Вашингтон стоял здесь перед выбором между двумя путями ограждения своего, наконец, достигнутого единоличного лидерства в мире — «удушающие объятия» и силовое давление. И то, и другое — с целью не допустить возрождения России, ее усиления до такой степени, которая могла бы позволить в известной мере заполнить вакуум, оставленный СССР, и хоть как-то уравновешивать гигантский перевес США в международных делах. На первых порах Америка склонялась как будто к непрямой стратегии подрыва российских шансов выжить как великая держава (хотя Джордж Буш сразу же после дезинтеграции СССР провозгласил «победу» США над безбожным коммунизмом, причем «побежденной» по странной логике американского президента оказалась как раз Россия). Мягкая, дружественная оболочка жесткой на деле линии американского правительства позволила тогда расцвести пышным цветом и в России, и в Западной Европе, частично и в самих США многочисленным иллюзиям, базировавшимся на тезисе о «безбрежных горизонтах», открываемых окончанием конфронтации общественных систем и преодолением раскола европейского континента и всего мира.

Западные политологи предпочитают сейчас называть 1990/92 годы «временем эйфории», «романтическим периодом», «эпохой несбыточных надежд» в отношениях между новой Россией и Западом, подразумевая под этим в первую голову «сумасбродность» идей, вдохновлявших тогда непрактичных европейцев. Под категорию скоропортящихся плодов заоблачного романтизма подводится и известная Парижская Хартия для новой Европы, единогласно принятая 21 ноября 1990 года на встрече глав государств и правительств стран-членов Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в качестве главного ориен-

154 Угрозы безопасности России, связанные с началом расширения НАТО

тира развития континента на предстоящие десятилетия. Смысл зачисления в старый хлам этого документа, который вполне заслуживал характеристики основополагающего, раскрывается при ближайшем знакомстве со сформулированными там коллективными обязательствами европейцев. Уже вторая фраза текста Хартии содержит важнейшее положение, выражающее самую сущность нового отрезка европейской истории: «Эра конфронтации и раскола Европы закончилась». Затем следовала постановка ряда конкретных задач, выполнение которых должно было гарантировать конструктивный характер постконфронтационного периода.

В частности, участники хартии обязались под знаком «занимающейся над Европой зари новой эры… расширять и укреплять дружественные отношения и сотрудничество между государствами Европы, Соединенными Штатами Америки и Канадой, а также способствовать дружбе между нашими народами». Далее они декларировали: «С прекращением раскола Европы мы будем стремиться придать новое качество нашим отношениям в сфере безопасности…», а также «… преодолеть существовавшее на протяжении десятилетий недоверие, повысить стабильность и построить единую Европу». Отмечалось, что «составляющая единое целое и свободная Европа зовет к новому почину». Хартией сформулированы также тезисы, развивающие ее основные положения, нацеленные на скорейшее построение Большой Европы. Например: «Достижение национального единства Германии — важный вклад в установление справедливого и прочного мирного порядка в единой демократической Европе, сознающей свою ответственность за обеспечение стабильности, мира и сотрудничества». Или: «Мы признаем важнейший вклад нашей общей европейской культуры и разделяемых нами ценностей в преодоление раскола на континенте». Вполне логично, что декларация следующей, Хельсинкской, встречи европейских руководителей на высшем уровне, получившая наименование «Вызовы времени перемен» (10 июля 1992 года), констатировала: «В Парижской Хартии для новой Европы… изложены руководящие принципы создания сообщества свободных и демократических государств от Ванкувера до Владивостока».

Уже несколько приведенных выше выдержек из документа, который был призван стать путеводной звездой для каждого ответственного европейского (и американского) политика, убедительно показывают, что при серьезном подходе к его реализации не было и не могло быть места для укрепления и расширения зоны действия военного союза, доставшегося Европе в наследство от недоброй памяти прошлого. В особенности, если эта реанимация и накачка практически открыто мотивируются намерением поставить преграду «новой опасности», якобы исходящей или могущей исходить когда-либо в будущем от страны, против которой в свое время и создавался упомянутый альянс. Однако поскольку очень влиятельные круги Запада пришли к выводу, что пора мягкую линию на изоляцию и дальнейшее ослабление России дополнить жесткими действиями, ускоряющими события, Парижская Хартия была объявлена «необязательной», и НАТО получила добро на то, чтобы начать марш на восток.

Российская внешняя политика во главе с А.В. Козыревым оказалась совершенно неготовой к фланговой атаке США на абсолютно лояльную по отношению к ним Россию. С первых же лет достаточно быстрого и радикального процесса преодоления идеологического противостояния Россия стала вести себя как неформальный, но тем не менее полноценный союзник Запада, совместными усилиями с которым она всемерно предотвращала угрозу спонтанных осложнений, способных

поставить под вопрос сближение всех частей континента (союзник, как любили выражаться марксистские теоретики 30-х годов, «особого рода» — с целой кучей обязательств, но без каких бы то ни было прав). Запад на первых порах с удивлением, затем с иронией, но тем не менее всегда весьма охотно принимал беззаветную преданность России «западному делу», рассматривая ее как одностороннюю уступку России, не требующую ответных шагов Запада. В конце концов отказ от активной защиты собственных интересов новыми людьми у власти в Москве стал восприниматься Западом как само собой разумеющаяся основа российской позиции, отступать от которой Россия отныне не имеет права. До сих пор линия России в европейских и мировых делах по-прежнему остается, несмотря на все разочарования, по существу прозападной, ориентированной на однобокий союз с США. Начало подготовки «натоизации» Европы вплоть до российских границ, т. е. процесса поэтапного вовлечения европейских стран в военный союз, в котором заведомо нет места для России, не привело к коренной коррекции внешнеполитической концепции, которая принесла столь ощутимое международное поражение. Возможно, что для подобной коррекции просто нет сил.

Хотя крушение козыревской философии, согласно которой Россия может сохранить вес в мире, только встроившись в кильватер США, очевидно, тем не менее с огромным трудом утверждается реалистическая точка зрения, что Европа и мир не нуждаются в России как придатке США (таких придатков и без нее хватает); они могут нуждаться в ней лишь как в самостоятельной силе, не привязанной намертво к американской политике. Россия нужна, конечно, не как антагонист, не как противник, не как соперник США, а лишь как своего рода противовес, само существование которого в определенных условиях способно релятивировать всемогущество даже самой сильной страны мира, требует с ее стороны дополнительной оглядки, не позволяет совершать опасные глупости. Россия в состоянии утвердить себя как великая держава лишь в качестве независимого от США фактора международной политики.

4. НЕИЗБЕЖНОСТЬ УЩЕРБА ДЛЯ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИИ ПРИ ЛЮБОМ ИСХОДЕ РАСШИРЕНИЯ НАТО

Наверное, есть шанс, что прием в альянс новых членов, особенно если темпы этого процесса будут достаточно быстрые, приведет к внутреннему ослаблению НАТО, снижению ее ударной силы, в конечном счете к эрозии блока. Ультимативное требование США ограничить «первую волну» расширения лишь тремя кандидатами было вызвано в первую очередь соображениями такого порядка. Действительно, вводя в свои структуры, в том числе и в самые деликатные, представителей государств Центральной и Восточной Европы, издавна предъявляющих друг к другу массу претензий, НАТО вбирает на практике эти раздоры внутрь себя. В то же время если есть область, в которой альянс за истекшие полвека своего существования продемонстрировал полную несостоятельность, то это как раз двусторонние конфликты между его членами. Самым красноречивым доказательством тому является абсолютная неспособность НАТО добиться нормальных отношений между Грецией и Турцией, враждующими не со вчерашнего дня и не только из-за Кипра. Казавшиеся несколько раз неминуемыми военные действия между этими натовскими союзниками не нача-

156 Угрозы безопасности России, связанные с началом расширения НАТО

лись лишь вследствие явного перевеса сил у Турции. Но ведь соотношение сил — величина переменная.

Разумеется, кандидаты в члены альянса, выполняя требования каталога условий приема, спешно заключают друг с другом соглашения об отказе от продолжения споров, взаимном признании существующих границ, вечной гармонии в своих отношениях с соседями. Однако эти соглашения обязывают лишь нынешнее правительство и только на срок его полномочий. Последующие правители вполне могут вернуться ко всем этим договорам и очень убедительно обосновать неправомерность их заключения. В то же время санкций в виде практики исключения из НАТО нет и, по всей видимости, еще долго не будет — для всех изменений требуется единогласие. Так что оперативно вывести конфликт за рамки альянса будет невозможно. Воспроизведение же югославского кризиса внутри НАТО не сможет не затронуть остальную Европу, в том числе, конечно, и Россию.

Таким образом, начало расширения НАТО создает ситуацию, все мыслимые варианты которой наносят ущерб европейской, прежде всего российской, безопасности: усиливается альянс — критический характер приобретает антагонизм НАТО-Россия; подрывается НАТО изнутри — возникает общее обострение обстановки в Европе. И то, и другое в корне противоречит российским интересам, которые требуют спокойствия у границ страны по всем азимутам. К тому же любое развитие в направлении дестабилизации Европы увеличивает вовлеченность США в европейские дела. Сама по себе эта вовлеченность не является отрицательным фактором — США остаются по ряду существенных характеристик европейским государством, во всяком случае в стратегическом и военнополитическом плане; их полное отстранение (или самоотстранение) от решения встающих перед континентом задач вряд ли принесло бы пользу. Однако усиление и без того гипертрофированной склонности Вашингтона рассматривать американские интересы в качестве единственного критерия для регулирования международных отношений, а также его растущая готовность вмешиваться в конфликты даже сугубо локального свойства по всему земному шару расшатывают, как правило, непрочное состояние регионального равновесия. Уже почти не вызывающая протеста практика откровенного навязывания США своей воли формально независимым субъектам международного права, а также международным организациям вызывает дестабилизирующий эффект — если не сразу, то в плане более долговременных последствий.

Особенно четко это видно на примере приближающегося ныне к своей самой критической фазе процесса урегулирования в Боснии. Славословия в адрес Дейтонских соглашений, явившихся результатом прямого диктата США, заметно поубавились с тех пор, как стало невозможно отрицать, что они ничего, кроме подавления боснийских сербов, не достигли и не решили ни одной проблемы территории, которую надо было «замирить». Попытки объяснить неудачу операции, предоставившей НАТО давно искомый случай продемонстрировать свою военную мощь путем разгрома полупартизанской армии «Республики Сербской», ссылками на невыдачу так называемых военных преступников (причем как легитимность, так и объективность Гаагского трибунала и его постановлений вызывает в мире немалые сомнения) смехотворны и призваны в лучшем случае лишь прикрыть конфуз. А в худшем — спровоцировать боснийских сербов на акты мести по отношению к миротворческим силам и предоставить тем самым предлог для этнической чистки вооруженным путем, чего с самого начала требует Алия Изетбегович.

Таким образом, потрясения на европейском фланге России уже в обозримом будущем не только вероятны, но и предопределены действиями альянса. Причем нет никаких оснований надеяться, что эти потрясения могут обойтись без обострений и кризисов в отношениях между Западом и Россией. Положение станет совсем взрывоопасным, если дело дойдет до вступления в НАТО бывших республик СССР — все равно Прибалтики ли, Украины или Закавказья. В сравнении с таким положением ситуация 1990/92 годов, когда ни у НАТО, ни у России не было объективных причин питать друг к другу неприязненные чувства, может показаться действительно идиллической. Простая осторожность требует подготовки к подобному нежелательному развитию событий. Наиболее перспективным направлением при этом является официальное подключение России к процессу континентальной интеграции, осуществляемой под эгидой Европейского Союза.

5.СЛАБАЯ РОССИЯ — В ИНТЕРЕСАХ МНОГИХ

ИНА ЗАПАДЕ, И НА ВОСТОКЕ

Запад (прежде всего американские сторонники безраздельной гегемонии США, а также те силы за их пределами, которым такая гегемония так или иначе выгодна) давно уже начал психологическую подготовку к конфронтации с Россией. Для этого даже не пришлось изобретать чего-то нового; просто был чутьчуть подновлен фасад давно и добротно выстроенного здания антисоветизма. Главное направление удара — обвинение в том, что новая Россия воспроизводит все основные компоненты политики исчадия ада, каким был Советский Союз. Основной метод — откровенно двойная мораль в оценке происходящего в России. Стратегическая цель — лишить российскую внешнюю политику союзников и, таким образом, любой свободы маневра. Фактически во всех без исключения научных и официозных исследованиях и даже просто журналистских отчетах о положении в России последовательно продвигается тезис о том, что демократические устои ее общества хрупки, что демократы у власти стремительно теряют влияние в стране, что того и гляди начнутся внутренние беспорядки, организованные коммунистами, националистами и жириновцами, сплотившимися в единый мощный антидемократический блок.

Всеми средствами России навязывается экономическая политика, ведущая к краху и социальному взрыву, предотвратить которые сможет лишь диктатура, которую затем будет очень удобно обвинять во всех смертных грехах. Вовне же создаются условия, которые должны заставить заколебаться всех потенциальных партнеров России, способных помочь ей прорвать кольцо блокады. Профессионально организованная извне и из самой России (!) травля белорусского руководства, единственным в СНГ позволившего себе попытаться пойти на действительную интеграцию с нашей страной, должна отпугнуть всех естественных российских союзников в этом первом круге соседей России. Официальное объявление Прибалтики, Украины, Азербайджана, Грузии зонами жизненных интересов США наряду с оказываемой им материальной помощью призвано укрепить там позиции сил, враждебных сближению с Россией, и грозит последней применением прямых карательных мер в случае «чрезмерной» активности по расширению российского влияния на эти страны. Планы вовлечения Прибалтики и Украины в НАТО отлично укладываются в рамки этой антироссийской стратегии. Наконец,

158 Угрозы безопасности России, связанные с началом расширения НАТО

посредством афганского талибана, являющегося послушной марионеткой в руках поддерживаемого США Пакистана, создается реальная угроза для «мягкого подбрюшья» России — Средней Азии.

Аналогичная линия проводится и в отношении второго круга потенциальных российских партнеров — стран, которые отказываются признать легитимной американскую гегемонию в мире. Это прежде всего Китай, Индия, Иран, Ирак, КНДР, Куба, в последнее время Индонезия. России пытаются помешать (и часто успешно), под страхом быть объявленной недемократической, принимать меры к улучшению атмосферы в политических отношениях с ними, развивать контакты, укреплять экономические связи, продавать оружие. (При этом следует, конечно, иметь в виду, что и на Востоке отнюдь не выстраиваются в очередь на получение почетного звания друга России; на южном и восточном направлениях полно держав, которые от души рады нынешнему российскому бессилию). Таким образом, России не возбраняется искать дружбы у тех, кто с ней дружить не хочет, и всячески затрудняется сближение с теми, кто не прочь пойти на (тактическое) укрепление отношений с нею. Причем эта ситуация обыгрывается опять-таки не в пользу России. Развивается, например, «неопровержимая» аргументация в таком духе: раз молодые демократии Центральной и Восточной Европы прячутся от русских под защиту НАТО, значит — Россия еще недостаточно демократична и достойна доверия; если враги западной демократии заигрывают с Россией, значит — она ведет себя двурушнически в отношении блюстителей демократического эталона, и за ней нужен глаз да глаз.

Пропагандистски необходимость «карантина» для России мотивируется также тезисом об идентичности гитлеризма и «реального социализма». Так, применительно к расширению НАТО развивается следующий тезис: агрессивная политика нацистской Германии породила в свое время сильный страх перед немцами, и им пришлось пройти довольно длительный процесс демократического перевоспитания, период неполного суверенитета, постепенного и неравноправного врастания в объединения демократических государств; агрессивная политика СССР аналогичным образом породила страх перед русскими, и им также предстоит пройти долгий курс демократического перевоспитания под присмотром и по указаниям западных учителей, прежде чем быть допущенными в западные сообщества. (При этом сознательно упускается из виду одна немаловажная «деталь» — за освобождение от нацистского варварства человечество заплатило невероятно высокую цену — более 55 млн. убитых в развязанной Германией и ее союзниками второй мировой войне, лежащими в развалинах городами Европы и Азии, невиданным разрушением производства и производительных сил; Россия же от тоталитарного коммунистического режима освободилась сама и освободила других без вмешательства извне, без войны и разрушений, по собственной инициативе и разумению).

На линии обоснования международной «неполноценности» России лежат и обвинения в мнимой «ремилитаризации» российской политики (в условиях, когда армия России находится при последнем издыхании), «рерусификации» ее национальных районов (на фоне бессилия центрального правительства перед лицом воинствующего шовинизма, в частности, в Чечне), «неоимперских» устремлениях Москвы в СНГ (при неспособности Москвы реализовать даже союз с Белоруссией). Слишком многих устроила бы такая Россия, которая лишь на волосок от развала, чуть-чуть дышит и довольствуется объедками с барского стола.

Окончательно рухнуть ей не дадут — было бы себе дороже кормить нескончаемые потоки беженцев, но и восстановлению сил будут препятствовать упорно и систематически, ибо в оппонентах и конкурентах не заинтересован никто, что бы ни провозглашали по этому поводу «рыночники» от международной политики.

Следует исходить из того, что демократической России придется рассчитывать лишь на собственные силы, чтобы вернуть себе, по меньшей мере, частично тот международный вес, которым обладал нелюбимый всеми, но всеми уважавшийся СССР. Пока сохраняется то состояние внутренней и внешней слабости, которое характерно для сегодняшней России, никто способствовать ее восстановлению не будет (западная помощь будет и дальше удерживаться в таких рамках, чтобы только не дать ей окончательно рухнуть). Лишь начало процесса укрепления российского государства изнутри и хотя бы частичное восстановление на этой основе его позиций в Европе и в мире позволит ему получить поддержку со стороны некоторых из бывших партнеров СССР и возобновить таким образом традиционную игру на противоречиях великих или стремящихся казаться таковыми держав.

6. ОБЩЕЕВРОПЕЙСКАЯ ИНТЕГРАЦИЯ КАК ПРОТИВОЯДИЕ ОТ ПОСЛЕДСТВИЙ РАСШИРЕНИЯ НАТО

Для восстановления сил и, соответственно, международного влияния нашей страны потребуется, как минимум, одно-два десятилетия, в то время как процесс консолидации Европы без России уже запущен и может протекать сравнительно быстро. Поэтому первой заботой российской дипломатии должен стать поиск средств выиграть время и не допустить создания не поддающихся исправлению фактов. Вряд ли есть смысл продолжать лобовую атаку против расширения НАТО: во-первых, парижский Основополагающий акт серьезно сузил наши возможности оказывать эффективное воздействие на начавшееся развитие в плане его торможения, а, во-вторых, в основе этого развития лежит объективно существующая и лишь деформированная альянсом тенденция движения к общеконтинентальному объединению. Нынешняя ситуация разобщенности в восточной половине континента не поддается дальнейшему сохранению.

Особенностью начального периода постконфронтационной эры являлось как раз параллельное существование высоко структурированной, солидно организованной, в значительной степени интегрированной Западной Европы и вернувшейся в аморфное состояние остальной части континента, где после развала Организации Варшавского договора, распада Совета экономической взаимопомощи и вдобавок дезинтеграции Советского Союза не было ничего, что хоть как-то могло бы идти в сравнение с прочным западноевропейским каркасом. Столь фундаментальное расхождение не могло длиться вечно, и дальновидные политики это давно поняли. Уже в 1992 году тогдашний польский президент Лех Валенса высказал идею создания на востоке Европы «НАТО-бис» и «ЕС-бис», которые могли бы послужить второй опорой (Россия, СНГ выступали бы в качестве третьей опоры) при создании в будущем общеевропейской конструкции, объединяющей весь континент без исключений. Идея Валенсы не встретила отклика в Центральной и Восточной Европе, а главное — в России, и, не получив дальнейшего развития, заглохла. На смену ей пришла концепция расширения НАТО.

160 Угрозы безопасности России, связанные с началом расширения НАТО

Основная задача российской дипломатии состоит в предотвращении возникновения ситуации, когда противоречие начального постконфронтационного этапа, в силу своего размытого характера не ставившего под вопрос построение в дальнейшем Большой Европы, сменилось бы антагонизмом следующего этапа, который именно вследствие своей определенности может привести к новому расколу Европы. Решение такой задачи возможно лишь через концентрацию всех наличных сил на главном направлении российской внешней политики — обеспечить России достойное место в интегрированной Европе. Насколько можно судить, и правящие инстанции, и общественное мнение страны в своей основе благоприятно воспринимают идею строительства Большой Европы с полноправным участием России. (Да и нет здесь у нас каких-либо действительных альтернатив). Раз это так, необходимо уже сейчас поставить наш внешнеполитический поезд на твердые рельсы общеевропейской интеграции. Для России настало время подать заявку на прием в Европейский Союз, который является единственно реальным и единственно возможным ядром будущей единой Европы.

После долгого периода отчуждения и вследствие разности исходных уровней вполне естественно, что Европейскому Союзу многое не нравится в России, а Россию многое не устраивает в Европейском Союзе. Таким образом, период взаимной адаптации не может быть быстротечным. Однако это обстоятельство никак не может рассматриваться как непреодолимое препятствие для скорейшего начала процесса сближения. Для России важно, чтобы дальнейшие контакты между западом и востоком континента происходили не в перспективе грядущего нового всплеска конфронтации между ними, а под давлением необходимости придти к согласованным решениям. В отличие от НАТО в Европейском Союзе есть влиятельные силы, желающие привлечь Россию к самому тесному сотрудничеству во имя мощной и самостоятельной Европы XXI столетия. Таким образом, перспектива полноправного российского участия в общеевропейской интеграции вполне реальна и требует лишь умелых действий с нашей стороны. Совершенно неважно, сколько времени это займет — для истории существенны не рапорты о перевыполнении сроков, но надежность результата. Главным будут здесь не красивые схемы, а кропотливая будничная работа по сближению партнеров.

Ясная европейская перспектива России (а она станет таковой сразу же после подачи ею заявки на вступление в ЕС) окажет сдерживающее влияние на тенденцию расширенной НАТО вести дело к изоляции восточноевропейского гиганта. В самом деле, готовить новый раскол континента — даже в угоду США — станет невозможным (или, по крайней мере, очень затрудненным), как только реально обозначатся контуры Большой Европы. В итоге на континенте возникнет политическая атмосфера, в которой сможет успешно заработать Совместный Постоянный Совет РоссияНАТО, который является единственной осязаемой «компенсацией», полученной нашей страной в преддверии начала расширения НАТО.

7. ПОЗИТИВНАЯ ПРОГРАММА ДЛЯ ОТНОШЕНИЙ НАТО И РОССИИ

В том, что касается НАТО, российская внешняя политика располагает лишь одним средством предотвратить стремительное нарастание противостояния с альянсом в самом ближайшем будущем — это попытаться скорректиро-