Внешняя политика и безопасность современной России - 1 - Хрестоматия - Шаклеина - 2002 - 544

Некоторые аналитики идут дальше. Они полагают, что таким образом закладываются основы нового политического устройства мира. По их мнению, суперрегионы движутся в направлении интегрий — наднациональных политических объединений со своей валютой, моделями экономического регулирования, правовыми институтами, структурами управления, системами безопасности. Поэтому в перспективе можно говорить если не о государственных, то о квазигосударственных образованиях. Каковы будут их конкретные формы — союзы, конфедерации, федерации, — не столь важно.

Не стоит гадать, как будут строиться отношения между суперрегионами в будущем. Вряд ли кто-то рискнет предсказать с какой-то долей уверенности, можно ли будет их вписать в рамки ООН и других международных организаций или они потребуют создания принципиально новой системы глобальных институтов. Принимающие определенные очертания суперрегионы еще не имеют политического лица (за исключением, возможно, Европейского союза). Так что все впереди.

ШАНС НА БУДУЩЕЕ

Итак, процесс глобализации идет полным ходом. Мир меняется буквально на наших глазах. За пару десятилетий мегаобщество — довольно хаотичный набор глобальных связей, норм, установок, ценностей, моделей поведения, режимов, систем, институтов — начало приобретать реальные очертания. Это не может не изменить наши представления о социуме, гражданстве, праве, политической власти, международных отношениях и других не менее фундаментальных понятиях, на которых строится жизнь общества. Это не может не влиять на логику поведения тех, кто контролирует наиболее ценные ресурсы и принимает стратегические решения.

Правда, пока что глобализация разрушает барьеры в жизни, но не в нашей психологии и сознании. Человек все еще остается средством, а не целью.

И все-таки жизнь берет свое. Оставаясь частичками национальных организмов, люди становятся гражданами мира. В процессе повседневной деятельности они все чаще вступают в контакты с иноземцами и иноверцами. Они учатся жить и работать в мире без границ. Они осваиваются в новом вселенском социуме, где все сотворенное нами — хорошее и плохое — возвращается бумерангом.

Становление мегаобщества, в котором — хотя бы чисто теоретически — все мы обладаем равными правами и обязанностями, дает нам уникальную возможность создания более справедливого и гуманного миропорядка. Лишь возможность, не более того. Чтобы превратить ее в реальность, нужны феноменальные усилия. Ведь в сущности речь идет о том, что, несмотря ни на что, глобализация развивалась по демократическому пути, чтобы в рождающемся мегаобществе все имели право на жизнь, свободу и стремление к счастью.

родным терроризмом главным остается вопрос о том, переживет складывающийся сегодня антитеррористический союз победу над режимом талибов в Афганистане или его ждет судьба антигитлеровской коалиции после разгрома фашизма?

Много вопросов и относительно конкретных путей окончательной трансформации потенциала стратегического противостояния между Востоком и Западом в новый алгоритм глобальной стратегической стабильности, взаимодействия и сотрудничества. После резких перепадов в российско-американских отношениях на протяжении последнего десятилетия не снят и вопрос о том, насколько Соединенные Штаты готовы отказаться от переоценки своих возможностей в одиночку по собственному усмотрению решать мировые проблемы, с одной стороны, и поддержит ли до сих пор весьма сдержанная российская элита довольно радикальный курс Президента России на сближение с Америкой и Западом в целом — с другой? Отдельные комментаторы ревниво взвешивают баланс уступок с той и другой стороны.

Некоторые американцы высказывают определенные сомнения относительно целесообразности инициативного решения Президента Дж. Буша сократить американские стратегические наступательные вооружения с 7000 до 1750– 2200 боезарядов в течение десяти лет. При этом указывается на то, что Россия все равно вынуждена будет в ближайшие годы снять с боевого дежурства значительную часть отработавших свой ресурс ракет и вряд ли осилит экономически их адекватную замену новыми носителями. А Соединенным Штатам предстоит уничтожить преимущественно новое поколение стратегического оружия, обслуживание которого не требует значительных финансовых затрат. Явно разочарованы и сторонники немедленного выхода из Договора по ПРО, который еще совсем недавно казался делом решенным. Критики с российской стороны, напротив, указывают на отсутствие пока договорного оформления решения о сокращении СНВ, на сохраняющуюся неопределенность относительно Договора по ПРО, поминают базы на Кубе и во Вьетнаме. С обеих сторон ощущаются определенные психологические комплексы в связи с исчезновением ставших за многие десятилетия привычными «символов веры».

Анализ деталей наметившегося перехода российско-американских отношений в новую фазу, изучение результатов последней встречи президентов России и США, что называется, «под микроскопом» вполне закономерны. Наряду с этим крайне важно взглянуть на эти явления комплексно, во взаимной связи, оценить текущий момент в исторической перспективе, в широких рамках «большой картинки» глобальных процессов, совместить расчет деталей «под микроскопом» с «телескопическим» просчетом возможных вариантов.

Неоспоримым фактом является то, что события 11 сентября ознаменовали резкий поворот, «момент истины» в современной мировой политике. Но в то же время они стали проявителем более контрастного обозначения развивавшихся ранее глобальных процессов, сыграли роль их катализаторов, говоря словами Тони Блэра, встряхнули узор калейдоскопической трубки становящегося привычным восприятия мира. Именно на это обращал внимание и В.В. Путин, выступая в Университете Райса, когда говорил о том, что «наши отношения не должны рассматриваться только сквозь призму событий 11 сентября», о необходимости услышать пульс истории», о том что «холодная война не должна больше цеплять нас за рукава»1. К аналогичному выводу, судя по всему, приходит и администрация Дж. Буша,

признающая факт глобальных изменений «тектонических масштабов» и завершение «не только холодной войны, но и периода, последовавшего заней».

Действительно, всего несколько месяцев назад неоспоримым казалось то, что с распадом и трансформацией коммунистического полюса противостояния в годы холодной войны западный мир достиг апогея безопасности. Ускорение глобализации и технологические прорывы открывали долгосрочную перспективу экономического процветания.

Оставалось только вовлечь в этот процесс остальную часть человечества для окончательного завершения сформировавшейся тенденции. Проблемы международной безопасности отодвигались в тень процессов глобальной экономики. А там, где они возникали, Запад их решал относительно минимальными усилиями. У Америки появилась уверенность в том, что ей предначертано судьбой место, по существу, единоличного лидера этого процесса, главное — иллюзия относительно того, что она в одиночку может и должна провести мир до «светлого будущего». Как признают сегодня многие американские политики и аналитики, Америка, переоценила свои возможности и недооценила созревавшие втуне новые проблемы.

События 11 сентября с шокирующей наглядностью продемонстрировали, что глобальные процессы значительно сложнее их линейного восприятия. Действительно, ускорение глобализации, расширение поля демократии и сокращение угрозы мирового ракетно-ядерного апокалипсиса открывает перед человечеством новые горизонты. Но эти процессы сопровождаются углублением имущественного неравенства, активизацией национализма, мимикрией войны и насилия к новым условиям, проявлением их в новой ипостаси внутренних конфликтов, международного терроризма и преступности, комплексно подпитывающими друг друга. Ситуация усугубляется и тем, что помимо государств все более активное влияние на мировые процессы — как позитивное, так и негативное — оказывают субгосударственные действующие лица, от транснациональных корпораций до транснациональных террористических сетей, что многократно усложняет задачи регулирования международных процессов.

Анализируя природу и глубинные причины событий 11 сентября, авторы только что опубликованного в США сборника «Как это случилось? Терроризм и новая война»2 приходят к выводу, что, пока мир расслаблялся после холодной войны и «довоевывал» ее в Европе, в южной периферии Евроазиатского континента вызревала геостратегическая угроза нового типа.

Глобализация обошла стороной большинство мусульманских стран Среднего и Ближнего Востока, которые за редким исключением так и не смогли выйти на уровень современных развитых экономик, включиться в процесс модернизации. Произошло отчуждение правящих элит этих стран, поддерживаемых Западом по соображениям военно-политической стабильности или гарантирования нефтяных потоков, от мусульманской «улицы», переполненной безработной молодежью, лишенной каких-либо перспектив, но помнящей о великой мусульманской культуре и былом могуществе этой цивилизации. Западные концепции прав человека, в частности, женщин отторгаются традиционными ценностями. «Улица» ищет выход в возвращении к истокам, фундаментализму, системе шариата. Ситуация усугубляется затяжным и унизительным для большой части мусульман конфликтом между палестинцами и Израилем, главную силу которого видят в поддержке со стороны Соединенных Штатов. Чувство безысходности, невозможности борьбы на равных с западной мощью и опирающимися на нее мест-

ными элитами является питательной средой экстремизма и терроризма, вдохновители которого стремятся не только нанести внешнему миру удар в самое незащищенное и болезненное место, но и спровоцировать ответные удары, взорвав таким образом всю ситуацию на Среднем и Ближнем Востоке, в Центральной Азии, на Кавказе, во всем мусульманском мире.

Буквально на глазах происходит осознание радикального изменения глобальной геостратегической обстановки, кардинального смещения основного вектора угроз и вызовов мировой безопасности от координат «Запад — Восток», унаследованных от холодной войны, к новому измерению, которое можно условно определить как «Юг — Север», а эпицентра напряженности — из евро- пейско-североатлантического региона на южную периферию Евразийского континента. Одновременно меняются и требования к инструментарию ответов на новые силовые вызовы — перенос акцента со стратегических вооружений на обычные вооруженные силы, спецслужбы, разведку, полицейские силы. Очевидно, что «разминирование» ситуации в южном «подбрюшье» мира потребует длительных и более комплексных, «невоенных» усилий — корректировки экономических процессов глобализации, системных дипломатических усилий по содействию урегулированию целой грозди активных и потенциальных конфликтов в регионе, новых методов взаимодействия не только на межгосударственном, но и на субгосударственных уровнях, тонкого учета национальных, племенных и религиозно-идеологических моментов. Эта комплексная задача потребует длительного времени.

Радикальное изменение геостратегической «розы» угроз требует столь же внимательной переоценки ядерного измерения глобальной безопасности. Вопервых, сохранение стратегических ядерных потенциалов на нынешних высоких уровнях с учетом выхода на первый план задач безопасности, требующих другого и не менее дорогостоящего набора средств для их решения, представляется непозволительной роскошью даже для самых благополучных в экономическом отношении государств. Сдерживающее свойство ядерного оружия, частично оправдавшее себя в межгосударственных отношениях, теряет свою эффективность против таких субгосударственных угроз, как международный терроризм, или для принуждения к миру участников внутренних конфликтов. Возрастающая вероятность приобретения террористами оружия массового уничтожения, особенно ядерного оружия, определенно выдвигает на передний план задачу нераспространения. Достижение этой задачи невозможно без согласия и нового уровня сотрудничества в первую очередь между всеми ядерными державами.

А такое сотрудничество вряд ли возможно, когда одна из держав решает в одностороннем порядке обезопасить себя от одного из множества возможных. вариантов применения террористами или безответственными странами оружия массового уничтожения с помощью противоракетной обороны, которая одновременно обесценивает — частично или полностью — потенциалы сдерживания других членов ядерного клуба. Вполне реально предположить, что создание Соединенными Штатами даже самой «тонкой» национальной противоракетной обороны может подвигнуть, например, Китай нарастить свой ядерный потенциал, чтобы сохранить нынешнюю достоверность сдерживания. За этим может последовать цепочка реакции со стороны Индии, а значит, и Пакистана. В таких условиях укрепление режима нераспространения становится весьма проблематичной задачей. Вероятность попадания такого оружия в руки террористов не

сокращается, а объективно возрастает. Способов же его доставки ниже уровня щита противоракетной обороны, как показала практика, существует множество.

Надо сказать, что скорее именно эти последствия планов создания ПРО, а не ее возможная роль в стратегическом уравнении Россия — США представляют потенциальную опасность для новых параметров глобальной системы безопасности. Хочется надеяться, что снижение в последнее время российской стороной полемического градуса при обсуждении проблемы ИРО, но без изменения принципиальной позиции, открывает возможность другим государствам, в том числе и ближайшим союзникам Вашингтона, донести до американцев свои сомнения относительно реализации этих планов. Которые, несомненно, есть, но о которых они предпочиталиумалчивать, пока Москва единолично выражала общие озабоченности.

События 11 сентября контрастно высветили еще одну актуальную проблему мировой политики, а именно роль ведущих держав и других государств в создании новой архитектуры мира. В первую очередь это касается упоминавшейся выше проблемы лидерства Соединенных Штатов. Операции против Ирака, в Боснии, Косове, роль в международных финансовых и торговых международных организациях, в урегулировании азиатского кризиса действительно создавали впечатление всемогущества глобального шерифа и банкира в одном лице. Идея мирового лидерства стала само собой разумеющимся фокусом интеллектуального обоснования, получила официальное оформление в качестве государственной внешнеполитической доктрины. Морально роль гегемона оправдывалась не только необходимостью реализовать свои национальные интересы в исключительно благоприятных для этого условиях, но и, возможно, искренней уверенностью, что они в полной мере совпадают с интересами всего транснационального сообщества. А также тем, что Соединенные Штаты несли в определенной степени бремя расходов и ответственности, сопутствующее лидерству. Молчаливая поддержка со стороны союзников и протесты против «однополюсного мира» из Москвы, которые воспринимались как временное проявление ностальгии по былому советскому величию, только укрепляли уверенность в наступлении Pax Americana.

Эта уверенность была серьезнейшим образом поколеблена. Стало очевидным, что качественно новый мир не приемлет схем единоличного лидерства, гегемонии, баланса сил, заимствованных из прошлых эпох, традиционных эталонов мощи и влияния. В свое время один из известных теоретиков мировой политики Сюзен Стрейндж высказала предположение, что при обсуждении проблемы формирования нового мирового порядка следует обращать внимание не на «принудительную» мощь государства в сравнении с другими государствами, которая была традиционно важна раньше, а на их «созидательный» потенциал для формирования новой структуры мира3.

Детальные просчеты этого подхода ее последователями применительно к поведению Соединенных Штатов в последнее десятилетие позволили сделать парадоксальный на первый взгляд вывод, что традиционная «принудительная» мощь Америки возросла, а потенциал «созидания» новой структуры мира резко сократился4. Теоретики указывают, что этот феномен объясняется повышением степени взаимозависимости государств, существенным ростом удельного веса влияния негосударственных действующих лиц на мировую политику эпохи глобализации и рядом других объективных факторов. Практический же вывод очевиден: заимствованные из истории схемы гегемонии, кондоминиума, триумвиратов или баланса соперничающих полюсов для построения новой архитектуры

мира в нынешних условиях работать в принципе не могут. Глобальный мир требует максимально возможного многостороннего сотрудничества.

К поискам такой формулы призывал, выступая в Техасе, и российский президент: «Если мы хотим, чтобы участник мирового сообщества последовательно, настойчиво и эффективно выполнял какое-то решение, то он должен участвовать в выработке этого решения и чувствовать ответственность за его выполнение». Ряд наблюдателей отмечает, что в изменившейся обстановке наметившийся прогресс в российско-американских и российско-европейских отношениях может подтолкнуть процесс формирования такой модели многостороннего сотрудничества, а также более активного вовлечения в него Китая, Индии, Японии и представителей других континентов.

Как известно, за окончанием холодной войны не последовало конференции, подобной Версальской или Сан-Францисской, которая бы сформулировала принципы послевоенного устройства. Сегодня по-прежнему актуальными остаются основополагающие принципы, зафиксированные в документе, принятом еще 56 лет назад. Но очевидно, что «тектонические» сдвиги, происходившие в жизни мирового сообщества в последние годы и ярко высвеченные событиями последних месяцев, требуют их нового осмысления и, если необходимо, коллективного творческого развития.

Сегодня как никогда злободневно стоят вопросы о конкретном применении в новых условиях таких принципов, как, например, суверенитет и невмешательство, самоопределение и территориальная целостность, о выработке позиции относительно прав и ответственности транснациональных негосударственных участников международных отношений. Необходимость такой работы можно было бы вкратце продемонстрировать на примере нового звучания соотношения принципов прав человека и обеспечения национальной и международной безопасности в условиях борьбы с международным терроризмом.

Утверждение принципов прав и свобод человека является одним из основных завоеваний мирового сообщества за последние десятилетия. Они наряду с другими принципами, зафиксированными в Уставе ООН, стали неотъемлемой частью современного международного права. Особое внимание им было уделено и на недавней встрече президентов России и США. В совместном заявлении о новых отношениях между нашими странами говорится: «Подтверждая нашу приверженность продвижению общих ценностей, Россия и США будут и дальше сотрудничать в защите и продвижении прав человека, терпимости, религиозных свобод, свободы слова и независимых СМИ, экономических возможностей и верховенства закона».

Но практические задачи обеспечения безопасности в ходе широкомасштабной борьбы с терроризмом неизбежно подвергают эти принципы тяжелому испытанию. Соединенные Штаты и ряд других западных стран вынуждены вводить в

последнее время серьезные самоограничения, затрагивающие и права человека. Если в последние годы принцип соблюдения прав человека рассматривался в качестве одного из главных критериев западного союзничества, то в антитеррористической борьбе Соединенные Штаты вынуждены опираться на ряд государств (например, на Пакистан), не в полной мере отвечающих этому критерию. Масштабная вооруженная борьба с террористами, как показал опыт нынешней афганской кампании, неизбежно повышает вероятность потерь среди мирного населения, за спинами которых они пытаются укрываться. Эти потери ни в чем не повинных людей станови-

лись одним из серьезнейших ограничителей поддержки общественностью даже самых необходимых с точки зрения безопасности военных акций. Нахождение нового уравнения между правами человека и безопасностью в нынешних условиях является одним из мучительных вызовов мировой политике.

Впоследние годы в мировой научной литературе и среди политиковпрактиков все большее признание получает так называемая «теория демократического мира», согласно которой развитые гражданские общества и консолидированные демократии, как отмечал Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан, «почти никогда не воюют друг с другом, а внутренние вооруженные конфликты

вних возникают гораздо реже, чем в странах недемократических»5. Объясняют это тем, что такие общества проецируют через свою внешнюю политику по отношению друг к другу общие для них ценности и процедуры принятия решений. Это не значит, что войны между демократическими и автократическими государствами или между последними неизбежны. Но принадлежность к одной семье демократических стран является как бы ручательством того, что при всех противоречиях между национальными интересами таких государств они стремятся к компромиссному и мирному преодолению их, а отношения между ними характеризуются стабильностью.

Именно в этом контексте многие американские аналитики в ходе визита выражали опасения относительно того, насколько бесповоротным является нынешнее сближение между Россией и США. Уже после визита в западных средствах массовой информации появилось значительное число статей, указывающих на то, что определенный сегмент российской элиты настроен весьма настороженно и даже скептически к новому курсу российской внешней политики.

Вэтой связи можно отметить следующее. Страны строят гражданские общества и консолидируют демократию в первую очередь не для того, чтобы снять озабоченность мирового демократического сообщества, хотя этот побудительный мотив тоже существует, а главным образом для обеспечения свободы, благосостояния и безопасности собственного народа. Разумеется, России еще предстоит пройти существенную часть этого пути. Но сам факт наличия в России определенной оппозиции внешней политике президента свидетельствует о том, что общество далеко ушло от своего прежнего состояния единомыслия. Очевидно, что и решения Президента Дж. Буша сократить стратегические вооружения и воздержаться от немедленного выхода из Договора по ПРО не было встречено искренними аплодисментами со стороны всех членов его администрации и Республиканской партии. Полезно обратить внимание, что согласно проведенному в ноябре опросу общественного мнения 69 процентов россиян поддерживали «значительное сближение» России и США и 17 процентов выступали против. А главное заключается в том, что консолидация демократии и углубление партнерских, союзнических отношений с демократическими странами являются процессами взаимно обогащающими друг друга.

Несомненно, что процесс тщательного взвешивания «на аптекарских весах» уступок со стороны России и Америки, выгод, получаемых каждой стороной, будет продолжен. Это непременное условие достижения детализации серьезных договоренностей. При этом важно помнить, что отношения между нашими странами уже перерастают правила «игры с нулевым результатом», по которым выигрыш одной стороны равен проигрышу другой. При всей важности деталей их, видимо, следует анализировать и в широкой концептуальной перспек-

тиве, поскольку первый официальный визит Президента России В. Путина в Соединенные Штаты имел одновременно практический и концептуальный характер. Такое его содержание предполагает не следовавшую за саммитами прошлых лет паузу в отношениях, а продолжение системной интенсивной работы по практической реализации достигнутых взаимопониманий, вскрытию новых перспективных пластов политики партнерства.

Первые практические результаты дают основание для осторожного оптимизма. Военная часть операции в Афганистане, осуществляемая американскими

ибританскими вооруженными силами, объединенной оппозицией при поддержке со стороны России, Узбекистана, Таджикистана, Пакистана и ряда других государств, развивается скоординированно и в целом более успешно, чем предсказывали скептики перед ее началом. Инфраструктура лагерей по подготовке террористов и центрального звена организации «Аль-Каида» на территории страны восстановлению не подлежит. Руководство Пакистана выстояло в сложнейшей обстановке первых недель после начала операции. Успехи на фронтах боевых действий не переросли в открытый передел власти между пуштунами, узбеками

итаджиками. Президент Афганистана Б. Раббани занял конструктивную примирительную позицию. При всех закулисных трудностях конференции по будущему Афганистана в Бонне есть основания надеяться, что она будет способствовать постепенной стабилизации в стране. Активизируется процесс поиска новых путей урегулирования палестино-израильского конфликта.

Впереди много трудностей, особенно при определении следующих фаз антитеррористической операции. Но главное заключается в том, что на настоящий момент зазора в союзнических позициях России и Америки на этом фронте не наблюдается.

Серьезные сдвиги в российско-американских отношениях отозвались определенными признаками позитивных подвижек в позициях НАТО. Крайне важные сами по себе двусторонние отношения между Россией и НАТО в то же самое время зависят от общего состояния отношений между Россией и Западом по более широкому кругу вопросов. Изменение геостратегической ситуации в мире, когда значительная европейская часть НАТО даже географически начинает играть роль как бы тылового обеспечения южного фронта борьбы с международным терроризмом, договоренности, достигнутые в принципе между президентами России и США по радикальному сокращению стратегических наступательных вооружений, по ряду других вопросов, — все это создает объективные предпосылки для существенного изменения отношений между Москвой и Брюсселем. Инициатива премьер-министра Соединенного Королевства Тони Блэра о создании нового Российско-североатлантического совета с существенно измененными полномочиями, результаты визита в Москву Генерального секретаря НАТО сэра Робертсона также дают основания для оптимизма. Одним из главных пунктов преткновения в деятельности нынешнего Совместного постоянного совета Россия — НАТО является то, что, по существу, он является консультационным форумом и механизмом взаимного информирования об уже принятых решениях. Новое предложение европейцев, согласованное с Вашингтоном, предполагает непосредственное участие России в принятии совместных решений по вопросам борьбы с терроризмом, нераспространения, поддержания мира, возможно, и в других областях. Джордж Робертсон подтвердил, что это, по существу, означает, что Россия, как и любой другой из членов НАТО, будет распола-

гать правом вето по этому кругу вопросов. Остается еще много проблем. Одна из них — предстоящее в будущем году решение о следующем этапе расширения НАТО. Но НАТО начинает меняться, и отношения России с этой организацией освобождается от колодок тормозов.

Завершить этот обзор было бы уместно словами Президента России, правда, сказанными по другому поводу: «Еще пока трудно признаться самим себе, что у нас кое-что — говорю специально очень аккуратно — кое-что начинает получаться».

Примечания:

1Выступление Президента Российской Федерации В.В. Путина и ответы на вопросы в Университете Райса, 14 ноября 2001 г., Хьюстон, Университет Райса, www.mid.ru

2James F.Hoge, Jr.,Gideon Rose (eds). How did this happen? Terrorism and the New War. — New York, 2001.

3Susan Strange. Toward a Theory of Transnational Empire // Ernst-Otto Czempiel and James Rosenau (eds.). Global Changes and Theoretical Challenges: Approaches to World Politics for the 1990’s. — Lexington, 1989.

4Thomas J. Volgy, Lawrence E. Imwalle, John E. Schwartz. Where is the New World Order? Hegemony, State Strength, and Architectural Construction in International Politics. — Journal of International Relations and Development, 1999. — Vol. 2. — P. 246-262.

5Годовой доклад Генерального секретаря ООН о работе Организации за 1999 г. «Предотвращение войн и бедствий: глобальный вызов растущих масштабов». — С. 99.