Внешняя политика и безопасность современной России - 1 - Хрестоматия - Шаклеина - 2002 - 544

альные факторы политической и интеллектуальной жизни сегодняшней России, но они являются в гораздо большей степени следствием, чем движущей силой этой жизни. Это, прежде всего, реакция на провалы российской внутренней политики, неудачи в постсоветской и посткоммунистической региональной политике, на высокомерное и грубое обращение со стороны США. Короче, это признаки нынешней слабости России, а не силы; неуверенности и страха перед будущим, — а не коварных замыслов восстановления советской или российской империи.

Сейчас, когда Россия слаба, политика выкручивания рук может позволить США и «большой семерке» достичь сиюминутных целей, но посеет семена обиды и разочарования, что вызовет лавину еще более серьезных противоречий и конфликтов между Россией и Западом в более отдаленном будущем.

К НОВОМУ ВЗАИМОПОНИМАНИЮ РОССИЯ — ЗАПАД

На обломках глобальной биполярности, даже на самом продвинутом по части сотрудничества Европейском континенте, до сих пор не начато строительство новой системы безопасности, которая могла бы вобрать в себя современные отношения и соответствовать новым международным задачам. Не было создано ничего сравнимого по масштабу со Священным Союзом, Версальской или Ялтинской системой, что пришло бы на смену прежнему разделению сфер влияния и взаимному устрашению. Это главная проблема, стоящая перед Россией и другими великими державами. Если ее не разрешить, может наступить новая напряженность, а затем изнурительные конфликты и опустошительные войны. Огромная нестабильная посткоммунистическая зона от Балкан до Памира и всколыхнувшиеся примыкающие регионы Евразии могут стать новой ареной ожесточенного соперничества великих держав и региональных претендентов за источники сырья, маршруты трубопроводов, геополитические плацдармы и стратегические базы.

Идея США и некоторых их союзников основывать новую европейскую систему безопасности в первую очередь на НАТО страдает принципиальными недостатками. НАТО — союз, задуманный и сформированный для коллективной обороны от общего врага, и он не способен эффективно решать конфликты между своими членами. Оправданием его существования изначально была советская угроза, и до сих пор остается гипотетическая возможность возобновления российской угрозы. Россия по определению не может стать полноправным членом НАТО, но европейская безопасность, опирающаяся на НАТО, не может быть эффективна без полного и равноправного участия крупнейшей европейской державы — России. Любые формы усеченного участия по определению будут рождать больше новых противоречий, чем решать стоящие проблемы. Если же России суждено стать полноправным членом, то НАТО должна быть фундаментально реформирована в новую международную организацию, которая занимается урегулированием конфликтов и поддержанием мира.

Однако эта реформа должна произойти до, а не после дальнейшего расширения НАТО, а начатая первая его очередь должна де-факто иметь чисто политические, а не военные формы. Иначе расширение, при котором исключается Россия, несмотря на все подслащенные пилюли типа постоянных консультативных комитетов 16 + 1 и программ «Партнерства ради мира», создаст новые разделительные линии в Европе и как следствие — неизбежную напряженность вдоль этих линий. Она могла бы стать оправданием усиления НАТО в области

ее функций коллективной обороны, но одновременно и спровоцировать военные контрмеры со стороны России, ее отдаление от Запада и поиск альтернативных союзников в «ближнем» и «дальнем зарубежье». Притом, рост враждебности к Западу со стороны Москвы вполне может опираться на демократический консенсус в России, но тем не менее быть весьма опасным и чреватым кризисами и конфликтами.

Для истинной безопасности Европы при конструктивном участии России нужна новая организация, которая будет лучше соответствовать новой европейской реальности эпохи после холодной войны. Этой системой может быть глубоко трансформированная НАТО, или укрепленная и усиленная ОБСЕ, или расширенный и реструктурированный Западноевропейский союз, или какое-то сочетание их всех. Пока она не возникла даже в проекте — из-за пассивности, слабости и дезорганизованности России, а также благодаря консерватизму и «самоуверенности силы» со стороны Запада.

Каковы бы ни были формы, структура и процедуры такой организации, она должна обладать рядом принципиальных сущностных характеристик. Вопервых, в нее на равных с европейскими державами правах должны входить Россия, Соединенные Штаты и Канада. Во-вторых, эта система должна включать все европейские страны в соответствии с моделью ОБСЕ (хотя членство в последней Турции, Азербайджана и центральноазиатских государств допускает вариации и зависит от их внутренней ситуации и желания участвовать). В-третьих, она должна иметь действенные механизмы выработки политики и эффективные органы для принятия коллективных решений и их осуществления. В-четвертых, она должна разработать разумные правила и законные нормы для проведения санкций, урегулирования конфликтов, принуждения к миру и поддержания мира. И, наконец, в-пятых, она должна организовать и подготовить эффективные многосторонние вооруженные силы для этих целей. Все это должно основываться на удовлетворяющих участников соглашениях о разделении финансового бремени и административном аппарате.

Еще одна главная и тесно связанная с предыдущей проблема — обеспечение стабильности в посткоммунистических и постсоветских регионах Евразии. До сих пор целью России там было не столько обеспечивать свои действительно жизненно важные интересы, сколько формально поддерживать видимость «интеграции» и противостоять чужому, в частности, западному вмешательству. Для Запада же целью было помешать России сохранить свое влияние на этом пространстве и добиться как можно большего удаления постсоветских государств от Москвы, используя экономические и дипломатические инструменты, а также военное сотрудничество. В результате там образовывается все больший раскол в отношениях между Россией и Западом, нарастание нестабильности и конфликтов, провалы попыток превратить поддержание мира в прочный мир.

Однако и здесь Россия и Запад взамен конфронтации должны найти формы сотрудничества и совместно решать проблемы урегулирования конфликтов, поддержания мира, ликвидации последствий конфликтов и оказания гуманитарной помощи. Они должны вместе бороться с нестабильностью, незаконным перемещением оружия и наркотиков, организованной преступностью, нелегальной иммиграцией, агрессивным религиозным фундаментализмом и этническим сепаратизмом в обширной зоне от Балкан и Центральной Европы до Центральной и Южной Азии. Ни России, ни Западу эту задачу поодиночке, и, тем более действуя

как соперники, не решить, — она разрешима только при совместных усилиях и достижении согласия относительно законных интересов новых постсоветских государств, России и держав «дальнего зарубежья» в этих регионах мира.

Трудно найти более достойную миссию в мире после холодной войны. Кроме того, эта цель могла бы иметь решающее значение для предотвращения новых конфликтов в Евразии. И это был бы один из наиболее важных факторов в будущем развитии отношений России с Западом, а также в обеспечении самых насущных нужд российской безопасности.

Впоследнее десятилетие ХХ в. ход истории набрал такой высокий темп, что даже год-два представляются для прогноза весьма туманной перспективой. На 10-20 лет можно с приемлемой степенью приближенности говорить лишь о тенденциях развития стран и регионов ввиду многолетней длительности объективных циклов их динамики. Если исходить из того, что в основе международных отношений начала XXI в. будут не идеологические или чисто геостратегические мотивы, а в большей мере экономические интересы (включая доступ к энергоресурсам), которые будут определять новое группирование государств, соотношение их экономической и военной силы и их относительную роль в мировой политике — то вырисовывается следующая картина.

Внастоящее время по доле своего ВВП от суммарного мирового уровня США занимают около 21%, ЕС тоже примерно 12%, Япония — 8%. Китай — 7%, а Россия — 1,7%. По расчетам ИМЭМО РАН, в 2015 г. США будут иметь 18%, страны ЕС — 16%, Япония — 7%, Китай обгонит ее и составит 10%, а Россия повысит свою долю до 2%. Но это — в лучшем случае, если в ближайшие годы прекратится экономический спад и начнется относительно быстрый подъем в5–6% вгод.

Скорее всего, под влиянием экономических потребностей и политических соображений будет углубляться региональная экономическая интеграция. В ее рамках экономическая доля США вместе с Мексикой и Канадой (НАФТА) достигнет 19%, как отмечалось, ЕС — 16%, группировка восточно-азиатских «тигров» (Гонконг, Тайвань, Южная Корея) — 5%, а страны АСЕАН — 7%. В зависимости от политических тенденций, путем экономической интеграции «тигры»

иАСЕАН могли бы в совокупности составить более 12%, опередив, таким образом, и Японию, и Китай и гарантировав свои права на нефтяной шельф западной части Тихого океана. В ином случае Китай вместе с Гонконгом и Тайванем мог бы достичь 12% от мирового ВВП, а Япония в экономическом союзе с Южной Кореей и АСЕАН — 16%, сравнявшись с Западной Европой и вплотную приблизившись к НАФТА. Как экстремальный, но и крайне маловероятный вариант, «общий рынок» всех быстро развивающихся государств Восточной Азии вместе с Китаем и Японией дал бы им почти 30% мирового экономического потенциала, намного опередив Северную Америку и Западную Европу.

Эти прогнозы наводят как минимум на три вывода. Первый состоит в том, что следующий век не станет эрой американской монополярности в мире, хотя США, вероятно, останутся самой сильной державой в военном отношении, если

вближайшее десятилетие не решат резко сократить свою в общем-то излишнюю военную мощь, чтобы повысить экономическую роль в мире. Второй — новая глобальная биполярность вряд ли наступит, поскольку объединение всех крупных государств западной части Тихого океана крайне маловероятно, равно как и экономическая интеграция.

264Национальная идея и национальная безопасность

Итретье, самое важное для России. Даже в условиях многополярности, которая будет самой выгодной международной системой для России, ей через

20лет отнюдь не гарантирована сколько-нибудь значительная роль в мире с ее в лучшем случае 2% от мирового экономического потенциала. Правда, сейчас Россия все еще остается второй после США державой в военном отношении, во всяком случае по размерам своих вооруженных сил. Но при сохранении в России в целом ориентации на рыночную экономику этот потенциал будет постепенно приходить в соответствие с ее экономическими возможностями. Возврат полностью к централизованно-плановой экономике вызвал бы такие социальнополитические потрясения внутри и вокруг России, что от ее военной силы вообще вряд ли что осталось бы. (Что не отменяет необходимости возрождения определенных плановых основ в управлении хозяйством, — но прежде всего для поддержания социальных функций государства, проведения эффективной конверсии и военной реформы.)

Через 15–20 лет вооруженные силы общего назначения России будут в лучшем случае по численным параметрам на уровне крупного европейского государства (порядка 400–500 тыс. чел.), а ядерный потенциал, — какова бы ни была его военно-политическая роль и используемость, — где-то на промежуточном уровне между силами США и нынешними силами третьих ядерных держав (около 800–1000 боеголовок). И это только в случае успешной военной реформы, которая должна обеспечить всестороннее улучшение качества за счет сокращения количества войск и вооружений.

При таком раскладе огромная и богатая природными ресурсами, но малозаселенная и запущенная в хозяйственном отношении российская территория (прежде всего за Уралом) из фактора национального могущества страны может превратиться в ее главное уязвимое место. Особенно если соперничество будет преобладать над сотрудничеством и системами многосторонней безопасности.

В этой связи вопрос: с кем быть России в грядущей расстановке мировых сил является кардинальным для российской безопасности и более того — для ее национального выживания. Предлагаемое некоторыми возрождение, с теми или иными изъятиями, Советского Союза или Российской империи вряд ли возможно и не принесло бы искомых плодов. В экономическом плане это увеличило бы вес России, скажем, на 0,5% и дало бы ей не 2, а 2,5% от мирового уровня. Но, скорее всего, даже и в чисто экономическом отношении это, наоборот, понизило бы российский потенциал, поскольку заставило бы Россию вновь превратиться в донора для многих республик. Зависимость стран СНГ от российской нефти и газа велика, но лишь постольку, поскольку они продаются ниже мировых цен, то есть в убыток России. Не говоря ухе о настоящей интеграции, простая торговля России с другими странами СНГ весьма невелика (19% от российского торгового оборота) и по всем прогнозам будет снижаться. Поскольку о силовом пути говорить не приходится, в экономическом плане воссоединение потребовало бы еще больших затрат и уступок от России, чтобы нейтрализовать конкуренцию предложений со стороны «дальнего зарубежья».

Безусловно, всесторонние отношения с постсоветскими республиками на добровольной основе и, исходя из своей выгоды, России необходимо развивать, и это может стать фактором ее дополнительного экономического роста и укрепления безопасности. Однако в силу различий уровня развития стран СНГ, специфики их внутреннего устройства, разнонаправленной внешнеэкономической

ориентации и по-разному воспринимаемых потребностей безопасности — Россия при любом раскладе едва ли может стать в ряд мировых центров силы на базе СНГ. Более того, во имя воссоединения она рискует еще больше подорвать свою экономику и финансы и фактически утратить суверенитет над некоторыми собственными регионами, начиная с Северного Кавказа и Поволжья и кончая Сибирью и Дальним Востоком.

Диверсификация экономических и политических отношений Москвы за счет Ирана, Индии, Китая и других, забытых поначалу (в 1992–1993 гг.) держав, несомненно, очень важна как в экономическом, так и в политическом отношении. Однако ни о какой реальной интеграции с ними, сравнимой с ЕС, НАФТА или АСЕАН речи быть не может из-за глубоких различий во всем, начиная от культурных традиций, экономических систем и кончая геополитическими и стратегическими интересами. Предлагаемый отдельными российскими политиками союз с Китаем, конечно, в чисто экономическом плане соединил бы Россию с одним из растущих центров силы XXI в. Но даже если в конце концов того же захотел бы Пекин, то это было бы присоединение 2% мирового ВВП к 10% и 2,6% населения к 21%. Характер взаимоотношений таких союзников не должен вызывать сомнений, особенно с учетом политического характера китайского строя, быстро растущей военной мощи и острого дефицита природных ресурсов и территории по отношению к населению хозяйственному потенциалу.

Что же остается — уйти в небытие как великой или даже просто крупной державе, вернуться в союзе ли с Китаем или самостоятельно к масштабам Московии пятисотлетней давности? Есть, как представляется еще один, гораздо лучший путь. Он состоит в постепенном, тщательно продуманном и согласующемся с российской спецификой объединением России с Большой Европой. Или, если угодно, возвращением в Европу, неотъемлемой частью которой Русь была тысячу лет назад.

Если в ряду мировых центров силы Россия через 20 лет будет почти не видна, то в европейском масштабе она может остаться одной из крупнейших стран, сравнимой по экономическому потенциалу с Германией, Францией, Италией и Великобританией, а по населению и тем более территории — превосходящей их. Интеграция сделает эти преимущества из предмета извечной озабоченности европейцев фактором могущества и самостоятельности. Уже сейчас ЕС — главный торговый партнер России, потребляющий 32% ее экспорта и дающий 35% ее импорта. Западная Европа импортирует 41% энергоносителей из России. Вступившее в силу в декабре 1997 г. Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС, несомненно, даст стимул к дальнейшему развития этих отношений, и более всего от индустриальной политики России будет зависеть повышение качества ее экспорта в ЕС.

Европа не сможет и не станет пытаться сделать Россию сырьевым придатком или зависимым государством, не поставит под вопрос ее территориальную целостность. Напротив, она будет в высшей степени заинтересована в стабильной и передовой России, в совместном освоении и использовании природных богатств Сибири и Дальнего Востока, чтобы избавиться наконец от вековой зависимости от нестабильных регионов мира и от нужды в американской защите своего энергоснабжения. В таком сотрудничестве наверняка примет участие и Япония, а Китай получит возможность удовлетворить свои нужды в сырье и энергоресурсах за счет импорта из Сибири.

266Национальная идея и национальная безопасность

Вкультурном отношении Европа ближе всех для России, и даже в худшие годы изоляции Россия всегда оставалась великой частью европейской культуры и цивилизации. Европа накопила опыт интеграции при сохранении национальной и культурной самобытности. Наконец, реинтеграция России с самыми близкими странами — Украиной и Белоруссией — будет бесконфликтной, взаимовыгодной и естественной именно в более широких европейских рамках, равно как и возвращение России в экономику и политику Центральной и Восточной Европы.

Мемуары политиков и исследования историков свидетельствуют, что современникам всегда было чрезвычайно трудно примириться с падением империй. Кроме явных случаев поражения в большой войне, эти катаклизмы никогда не выглядели для очевидцев обоснованными и логически объяснимыми, и потому им на ум приходили теории «предательства», «заговора», «козней» из-за рубежа». К тому же крах империй всегда вел к ухудшению жизни в метрополии и тем более к нищете, диктатурам и войнам в колониях. В этом смысле крушение империй всегда несет элемент таинственности и мистики — гораздо больше, чем их рождение и подъем.

Беспредметны продолжающиеся ожесточенные споры о том, хорош или плох был роспуск в 1991 г. Советского Союза. Это не хорошо и не плохо, это факт истории, хотя последовавшие за ним события обернулись тяготами и трагедиями для многих людей. Прошедшее с того времени пятилетие показывает, что — какими бы ни были мотивы политиков на тот момент — это не было исторической случайностью или недоразумением по существу происшедшего, хотя его формы, конкретное время и место, конечно, могли бы быть другими.

Впрошлом крушение великих империй обычно вело к их полному исчезновению и забвению (греческая, римская, монгольская империи, арабский халифат) или же к их низведению от статуса ведущих держав до роли государств, зависящих от поддержки и покровительства более сильных наций, как это произошло с Великобританией, Францией, Германией, Испанией, Португалией, Бельгией. Нидерландами, Турцией, Австрией.

Ив этом отношении Российская Федерация может оказаться редким исключением из правила, каковы бы ни были ее нынешние трудности и слабости. Несмотря на утрату своих колоний и протекторатов на западе и на юге, на востоке Россия сохранила свою богатейшую и обширнейшую провинцию — Сибирь и Дальний Восток. Некоторые эксперты считают, что там содержится 5060% всех доступных для экономического использования ресурсов планеты. Если эти ресурсы разумно и эффективно эксплуатировать, то Россия имеет все шансы в конечном итоге возродиться в качестве великой державы, сравнимой по мощи с ведущими государствами мира.

Всоветский период эти ресурсы активно разрабатывались. Но основная цель их эксплуатации, как и движущая сила всей империи, заключалась в наращивании советской военной мощи и политики конфронтации с Западом и с Китаем. Это определяло в первую очередь военный характер развития, строительства и заселения Сибири и Дальнего Востока, расточительную, экстенсивную и варварскую с точки зрения экологии эксплуатацию их естественных богатств, широкое использование рабского труда Гулага. С падением советской империи и дезинтеграцией ее централизованной экономики и огромной военной силы Москва фактически забросила эти земли. По ним больнее всех ударили эксперименты с «шоковой терапией» и «макроэкономической стабилизацией», хозяйствен-

но-финансовый кризис. Целые города и промышленные области находятся в запустении, военная инфраструктура разваливается, происходит массовый отток населения в европейскую часть России. Из источника блага эти регионы превращаются в зоны бедствия и потенциально в ахиллесову пяту российской безопасности, суверенитета и целостности.

Все это прямо противоположно тому, чего требуют истинные и долгосрочные национальные интересы России: интенсивного развития Сибири и Дальнего Востока, крупных федеральных программ освоения этих территорий, привлечения национальных и иностранных инвестиций, притока населения из европейской части страны и других постсоветских республик, строительства современной инфраструктуры и цивилизованных городских условий жизни. Это позволило бы использовать ресурсы Сибири для экономического роста и благосостояния россиян, укрепления связей с Западом, что означало бы обеспечить главный источник капитала и технологического содействия. В то же время это могло бы обеспечить Европу и Японию надежной и обширной базой энергетических и сырьевых ресурсов, освободив их от зависимости, от менее стабильных и не столь мирных регионов мира.

Изменения последних лет в экономической, политической и идеологической жизни России, демократическое развитие (несмотря на огромные и трагические провалы, такие, как «шоковая терапия» и война в Чечне), открытость для многогранного сотрудничества с зарубежными странами, — все эти тенденции оказывают глубокое влияние на многовековые традиции России и создают принципиально новую нацию. Основательный пересмотр курса экономических реформ ради преодоления опустошительного экономического и социального кризиса, обеспечение последовательности во внешней политике и стратегии безопасности, а также изменение политики Запада в отношении России окончательно покончили бы с традициями имперской экспансии на базе мессианскоавторитарного строя, оставив их предметом академических дискуссий, философии и искусства, но не темой практической политики.

Сильная и демократическая Россия не будет представлять угрозы для соседних стран, у нее не будет антагонистических противоречий с Западом, она будет действовать, руководствуясь теми же самыми правилами и исходя из тех же понятных и предсказуемых мотиваций, посредством открытой системы формирования политики.

Вто же время чрезвычайно важно признать, что демократическая Россия тоже будет иметь неотъемлемое право на свою собственную внешнюю политику, интересы безопасности и сильную оборону. Эти интересы могут отличаться от западных по широкому кругу вопросов, но обвинения России в имперских амбициях или возрождении коммунистической/националистической политики в таких случаях столь же беспочвенны, сколь и контрпродуктивны. Напротив, эти интересы должны пользоваться уважением и быть предметом переговоров и компромиссов, поскольку за расхождениями уже не будет стоять непримиримых противоречий.

Вначале 1996 г. Президент Ельцин подписал указ о разработке новой «русской национальной идеи». Это можно было бы считать очередным курьезом, если бы это не было так печально с точки зрения и уровня понимания властью проблем общества, и принятых способов их решения. Пока этот титанический интеллектуальный натиск администрации не дал общественно значимых результатов. И не удивительно: национальная идея не конструируется в чинов-

ничьих кабинетах, она рождается самим развитием общества, его переживаниями и надеждами, осознанием своей судьбы и цели. Выход России из того глубочайшего кризиса, в котором она сейчас оказалась, со временем даст рождение новой философии смысла жизни общества.

На протяжении многих веков бичом России было то, что ее огромные пространства, ресурсы и великие таланты ее народа не использовались для повышения благосостояния и обеспечения свободы россиян. Напротив, народ всегда страдал от бедности, бесправия и тягот, которые лишь временами были вызваны внешней агрессией или другими объективными событиями. По большей части истоком этого парадокса было неэффективное, реакционное и коррумпированное государство. Оно не заботилось о благосостоянии народа, не было перед ним ответственно, никак от его воли не зависело и стремилось лишь к увеличению собственного богатства и власти — в ущерб и русскому, и другим народам империи. Эта парадигма традиционно была причиной, как уникальной мощи, так и удивительной хрупкости российского/советского государства. «Русская идея» служила и философским отражением, и оправданием, и убежищем от этой жестокой модели развития общества и империи.

Настала пора изменить эту традицию и построить государство, которое будет не барьером, а связующим звеном между благополучием нации, с одной стороны, и гигантскими естественными и интеллектуальными ресурсами страны — с другой. Возможно, это и станет ясной и достойной версией «русской идеи» для грядущего столетия.

Примечания:

1Kissinger H. Diplomacy. — New York, 1994. — P. 816-817.

2Бабурин С. Территория государства. Правовые и геополитические пробле-

мы. — М., 1997. — С. 407-408.

3Там же. — С. 409-411.

4Там же. — С. 417-419.

5Кортунов С. Россия: национальная идентичность на рубеже веков. — М., 1997. — С. 8.

6См.: Независимое военное обозрение. 1997. — 12-19 июля.

7Независимая газета. 1997. 23 октября; 1997. 23 декабря.

8Например, Южной Латвии и Восточной Эстонии, Крыма и Восточной Украины, Приднестровья, Абхазии, Южной Осетии, лезгинской территории Азербайджана, Северного и Восточного Казахстана с Байконуром иСемипалатинском, и т.д.

9Независимая газета. 1997. — 23 декабря.

10Прогностическое исследование ИМЭМО РАН. — М., 1997.

11Там же.

12Kissinger H. Op. cit. — P. 812.

13Независимая газета. 1997. — 29 октября.

ны, — на реалистическую внешнюю политику, обеспечивающую более благоприятные условия интеграции Российской Федерации в глобальный рынок.

При разработке стратегии развития России в начале XXI века необходимо учитывать экономический, геополитический и идеологический факторы, в максимальной степени отражающие уникальные преимущества Российской Федерации как единственной в мире страны, имеющей жизненно важные интересы как в Европе, так и в Азии. С этой точки зрения евразийская стратегия может и должна в наибольшей степени интегрировать приоритеты внутреннего развития России и обеспечивать ее роль на международной арене.

К сожалению, Россия оказалась в изоляции от интеграционных процессов, охвативших европейский континент. Развернувшееся после окончания холодной войны строительство «общеевропейского дома» идет без участия России. Европа консолидируется под флагом Европейского союза. По существу, понятия Европа и ЕС становятся синонимами.

Сегодня на долю Европейского союза приходится примерно 20% мирового ВВП (в том числе на долю 11 стран — участниц валютного союза — 15,5%), но более 40% мировой торговли. С одной стороны, Европейский союз вступил в качественно новый этап своего развития, расширяя свои функции. После принятия решения о создании общей валюты (евро) все большее значение приобретают вопросы общей налоговой политики. Бюджет Европейского союза достиг уже примерно 100 млрд. долларов. Вместе с тем усиление финансово-экономической роли ЕС все более серьезно отражается на политической сфере. Страны ЕС ставят своей задачей проведение общей внешней и оборонной политики. Впервые под эгидой Европейского союза создается многонациональная военная структура. Принято решение о создании сил ЕС в составе 15 бригад. Фактически ЕС приобретает черты не только экономического, но и военно-политического альянса. С другой стороны, в ближайшие годы произойдет самое большое расширение ЕС за всю его историю. В первую группу новых членов войдут 6 странкандидатов — Эстония, Польша, Чехия, Венгрия, Словения и Кипр. Однако одновременно было объявлено о начале в следующем году переговоров со второй группой стран, в состав которой включены Латвия, Литва, Словакия, Румыния, Болгария и Мальта. Кроме того, Европейский союз объявил, что начнутся переговоры и с Турцией, хотя дал понять, что принятие этого государства произойдет не скоро. Россия в списке потенциальных кандидатов на принятие в ЕС не упоминается. Это чревато для нас далеко идущими последствиями: Россия оказывается вне круга полноправных европейских государств и превращается для Европы во внешний фактор, от которого отгораживаются экономическими, визовыми и прочими барьерами. Начинаются интеграционные процессы и в Азиат- ско-Тихоокеанском регионе. Правда, здесь пока делаются только первые шаги. Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество (АТЭС) пока не продвинулось дальше деклараций и общих пожеланий.

Тем не менее и здесь возможно появление мощнойрегиональной коалиции. Нельзя не отметить начала взаимодействия между странами Восточной Азии по формуле 7+3 (страны АСЕАН, а также Китай, Япония и Южная Корея). На долю этих государств приходится 32% мирового населения, 19% ВВП, 25% экспорта и 18% импорта, а также 15% притока прямых иностранных капиталовложений. В 1998 году в Ханое состоялась первая встреча лидеров 7+3. В конце 1999 года на встрече в верхах в Маниле было принято решение о поэтапном соз-