1vasil_ev_o_l_teoreticheskie_aspekty_deystviya_printsipa_spra

141

– раскрыть преступление, собрать материалы, установить подозреваемого и передать это все следователю, что тоже полностью соответствует принципу справедливости, поскольку, безусловно, создает условия для объективной судебной, но предварительной, работы следователя по установлению истины.

К сожалению, такое вполне ясное соотношение целей и задач дознания и предварительного следствия не нашло своего последовательного отражения в нормативных актах 1860 года.251 Так, в п.9 Учреждения судебных следователей,

говорилось, что по преступлениям и проступкам, подлежащим рассмотрению судебных мест (ср.т.XV, кн. II, Зак.угол.суд., ст.7 и 856), «к обязанности полицейских и других не принадлежащих судебному ведомству должностных лиц относится только первоначальное изыскание и раскрытие тех существенных обстоятельств, которые могут вести к заключению, что в исследуемом происшествии заключается преступление или проступок. К

обязанности судебных следователей относятся все дальнейшие следственные действия, необходимые для того, чтобы изыскать, получить и сохранить все те сведения и доказательства, которые нужны суду для произнесения правильного приговора о преступлении или проступке и о лицах, обвиняемых в совершении преступления или проступка, подлежащего ведению судебных мест»252. Здесь,

очевидно, о задаче по обнаружению виновных не говорится вообще, то есть не определено, чья она. Однако кое-что проясняет п.11 Учреждений, согласно которому судебный следователь "приступает к производству следствий и к исполнению отдельных по оным действий: по письменным требованиям судебных мест, губернского прокурора, стряпчих, городских и земских полиций,

исправника и становых приставов того уезда, в котором следователь состоит на службе… Непосредственно судебный следователь начинает следствие в случае явки к нему преступника с повинною или же когда преступление ли проступок усмотрены им во время их совершения, или обнаружены при производстве

251Учреждение судебных следователей от 8 июня 1860 года //Полное собрание законов Российской империи. Собрание 2-е. Т..35. Отд.1. № 35890 и Наказ судебным следователям от того же числа //Полное собрание законов Российской империи. Собрание 2-е. Т..35. Отд.1. № 35891.

252Реформы Александра II / Сост. Чистяков О.И. и Новицкая Т.Е. М.: Юридическая литература, 1998.

С.265.

142

следствия по какому-либо другому преступлению или проступку, или же по словесному или письменному объявлению полицейских служителей, чинов волостной и сельской полиции и даже частных лиц, когда сии лица извещают его о совершающемся или только что совершившемся преступлении или проступке, подлежащем рассмотрению судебных мест".253 Очевидно, что по Учреждениям судебный следователь решал и задачу по обнаружению и поимки виновного. То есть по сравнению с идеями Н.И.Стояновского, Учреждение упрощало цели дознания – сообщить судебному следователю о наличии события уголовного правонарушения, а задачи сократило, возложив решение некоторых из них на следователя. В свете принципа справедливости можно оценивать данную норму двояко: с одной стороны, если дознание не могло в силу непрофессионализма решать задачи, то, вполне справедливо переложить их на более квалифицированные кадры, т.е. перенести в задачи следствия, с

другой стороны, задачи следствия крайне важны, чтобы «разбавлять» их сыскными задачами. Однако при таком подходе справедливая цель дознания не вполне достигнута – следствие не подготовлено, следователь вынужден выступать в роли сыщика, а, значит, утрачивает судейскую объективность, что пагубно влияет на достижение его справедливой цели.

Затем на основе утвержденных Императором Основных положений преобразования судебной части в России последовала подготовка Устава уголовного судопроизводства (далее – Устав), утвержденного Императором 20

ноября 1864 года. При разработке Проекта Устава взгляд на характер целей и задач предварительного следствия изменился. Так, в объяснительной записке

1863г. к Проекту Устава говорилось: “Комиссия признала, что при новом порядке судопроизводства, предварительное следствие будет только собранием данных к формальному следствию на суде, и поэтому действия следователя не могут иметь того решительного влияния на судьбу обвиняемого, какое они

143

имеют по правилам ныне действующего уголовного судопроизводства”.254

Выходит, цель следствия, по мнению разработчиков Устава, должна была заключаться в передаче суду данных, а не обеспечение его проверенными судебной же властью материалами. Соответственно, и основные задачи стали пониматься иначе: теперь следователь должен был не столько исследовать материалы о преступлении и оценить их, сколько просто оформить их для отправления судом правосудия. Однако сам текст Устава не позволяет обвинить его составителей в такой примитивности. Данное же высказывание, используя контекстуальный метод, можно объяснить тем, что в то время создавался новый для России суд, особое значение которого в реформе всячески подчеркивалось,

часто, может быть, и гиперболизировано. Однако такое умаление Комиссией процессуальной роли судебного следователя (его целей и задач) не только дискредитировало новый институт в глазах и так невзлюбивших его старых государственных чиновников, но и позволило допустить некоторую непоследовательность в реализации института судебного следствия в самом Уставе, что можно расценивать как отступление от начала справедливости.

Обратимся же к тексту Устава. В этом эпохальном нормативном акте дознание и предварительное следствие по целям и задачам отделялись друг от друга, что вполне соответствует принципу справедливости, как необходимое распределение (формальная справедливость), как условие достижение истины

(материальная справедливость) и потому положительное субъективное восприятие (субъективная справедливость). Так, дознание, по Уставу, есть вид участия полиции в производстве предварительного следствия, о чем говорит соответствующее название Отделения первого Главы первой Раздела второго Устава.255 Сама Глава первая Раздела второго называлась «О лицах,

участвующих в производстве предварительного следствия», а Раздел второй –

«О предварительном следствии». Участие же полиции в производстве предварительного следствия сводилось Уставом к следующему:

254Объяснительная записка к Проекту Устава уголовного судопроизводства. СПб., 1863. С.148.

255См.: Российское законодательство Х-ХХ веков. В 9 т. Т.8. М.: Юридическая литература, 1991. С.145.

144

1) дознание, которое проводится в двух случаях:

а) когда ни судебного следователя, ни прокурора или его товарища нет на месте (ст.252 Устава);

б) когда признаки преступления или проступок сомнительны или когда о происшествии, имеющем такие признаки, полиция известится по слуху

(народной молве) и вообще из источника не вполне достоверного (ст.253

Устава); 2) выполнение поручений следователя (ст.ст.260 и 271 Устава).

При буквальном прочтении Устава можно сделать вывод, что он говорил о двух видах дознания, у каждого из которых были свои цели и задачи. Так, для первого вида256 целью являлось передача прибывшему следователю собранных следов преступления и, если возможно, подозреваемого. Соответственно этим целям были установлены и задачи: 1) сохранение следов преступления (ст.258

Устава) и 2) пресечение подозреваемому способов уклоняться от следствия

(ст.256 Устава). Цель второго вида дознания заключалась, как видно из ст.253

Устава, в фактическом решении вопроса о начале следствия. Для этого полиция должна была решить две задачи – установить, действительно ли происшествие,

о котором к ней поступили недостоверные сведения, случилось и точно ли в нем заключаются признаки преступления или проступка.

Однако и в том, и в другом случае полиция о всяком происшествии,

заключающем в себе признаки преступления или проступка, немедленно (не позже суток по получении о том сведений) должна была сообщить следователю и прокурору или его товарищу (ст.250 Устава). По прибытии на место следователя полиция должна была передать ему материалы дознания (ст.255 и

ст.260 Устава). В любом случае дознание проводилось полицией для

некоторых следственных действий в отсутствие следователя) не признают дознанием, а относят к одному из видов участия полиции в производстве предварительного следствия (см., например, Комментарий к Уставу уголовного судопроизводства// Российское законодательство Х-ХХ веков. В 9 т. Т.8. М.: Юридическая литература, 1991. С.285). Однако, если обратиться к ст.252 Устава, то именно в ней говорится о производстве полицией дознания в случае отсутствия на месте происшествия следователей и прокуроров. А ст.258, на которую ссылались комментаторы, подробнее раскрывает сущность действий полиции в этом случае. Интересно, что на стр.286 комментаторы высказывают эту же мысль, фактически опровергая самих себя.

146

русского процессуалиста Н.Н.Розина: «…предварительное следствие направляется только на собирание материала, достаточного для положительного или отрицательного решения вопроса о предании обвиняемого суду».258

Интересно, что составители Устава, мотивируя разделение дознания и следствия, считали, что такой порядок расследования “заключает в себе два весьма важных улучшения: первое, что полиция, дабы не сообщать следователю неверных сведений, по необходимости должна будет сперва сама удостовериться в справедливости того о чем доносит, чрез то число неосновательных следствий значительно уменьшится; второе, что судебный следователь, не участвуя в первоначальных розысканиях и посему неувлекаемый первыми, иногда ошибочными заключениями и догадками о предполагаемом виновном, может беспристрастно, без всяких предубеждений,

судить о вероятности возводимого на кого-либо подозрения”.259 Как видим,

налицо несоответствие заявленного в Объяснительной записке и того, что буквально содержалось в Уставе. Так кто же по Уставу должен был решать задачу обнаружения и поимки преступника? Если это задача дознания, тогда эта задача не могла ставиться перед следователем, а если это задача последнего, то как же разработчики Устава собирались обеспечить его беспристрастность? И

все же анализ норм Устава неумолимо указывает на то, что это не было обязательной задачей органов дознания, а входило и в число задач следователя.

Такое несоответствие норм Устава тому, что заявляли его разработчики,

проявлялось и в различном понимании целей и задач дознания у авторов того времени. Так, П.В.Макалинский утверждал, что дознание должно было узнать и указать следователю, где находятся доказательства, которые следователь мог бы собрать находящимися в его распоряжении средствами. А.Чебышев-Дмитриев и др. полагали, что дознание представляло собой первоначальные действия по собиранию данных для удостоверения в том, что событие являлось

258Розин Н.Н. Уголовное судопроизводство. Пособие к лекциям. Издание третье пересмотренное. Петроград, 1916.

259Судебные уставы 20 ноября 1864г., с изложением рассуждений, на коих они основаны, изданные Государственной канцелярией. Спб.,1866. Изд.2-е, доп. и изм. ч.II. С.115.

147

преступлением, и для установления лица, на которое могло быть возложено подозрение в совершении преступления. Например, И.Я.Фойницкий,

А.К.Вульферт считали, что “дознание направляется на исследование дела для обнаружения виновника и его виновности.”260 Третьи, как, например,

В.К.Случевский, полагали, что дознание должно было обнаружить признаки преступного деяния, и тем самым выяснить основания для начала судебного следствия; дальнейшие действия по розыску и изобличению преступника должны были, по их мнению, принадлежать судебной власти.261

Если первая из высказываемых точек зрения сводила основную задачу дознания к поиску доказательств, которые должен был собирать следователь, то вторая и третья определяли задачу дознания как установление в деянии признаков преступления. Однако вторая и третья точки зрения расходились по вопросу, должно ли в ходе дознания быть обнаружено лицо, совершившее преступление. Более соответствующей изначальным идеям и даже приведенным чуть выше пояснениям разработчиков Устава представляется вторая точка зрения, поскольку одна из основных задач дознания состояла в обнаружении и поимке виновного. Отсюда и цель дознания – передать следователю не только сведения о преступлении и собранные по нему материалы, но и лицо, обоснованно подозреваемое в его совершении.262 В

противном случае непонятно, как обеспечить объективность следователя в расследовании – необходимейшее условие справедливого расследования.

Таким образом, можно сделать вывод, что в целом в Уставе цели и задачи дознания и следствия были разделены, но не совсем последовательно, что в последующем привело к смешению дознания и предварительного следствия вообще. И вот уже Комиссия, созданная для разработки новой редакции Устава

260Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. В 2 т. Т.II, С.371; Вульферт А.К. Реформа предварительного следствия. М., 1881. С.29. Цит. по: Комментарию к Уставу уголовного судопроизводства1864г.// Российское законодательство Х-ХХ веков. В 9т. Т.8. М.: Юридическая литература,

1991. С.286.

261Случевский В.К. Учебник русского уголовного процесса. Спб., 1892. С.625.

262Интересно, что по комментариям советских авторов, точка зрения В.К.Случевского полностью соответствовала мнению составителей судебных уставов (См.: Комментарий к Уставу уголовного судопроизводства1864г. // Российское законодательство Х-ХХ веков. В 9т. Т.8. М.: Юридическая литература, 1991. С.285).

148

(далее – Комиссия 1894г.) 263, отмечала, что, по закону, задача дознания и следствия была общая — “удостоверение в том, что в происшествии заключаются признаки преступного деяния.”264 О том же говорят и некоторые ученые в начале ХХ века. Так, С.В.Викторский писал: «Дознание, имея с предварительным следствием одну и ту же цель в установлении признаков преступления и по возможности в открытии виновника преступного деяния,

сильно разнится от него в других отношениях, являясь лишь подготовкой почвы для деятельности следователя (органы предварительного следствия) и

основанием для начала судебного производства…»265 И далее -- «Цель

предварительного следствия, как и дознания, констатирование в событии признаков преступления».266 Однако при таком положении вещей не ясен смысл существования дознания и предварительного следствия, а, значит, конструкция далека от должного, приближающего к истине, то есть противоречит принципу справедливости.

По мнению Комиссии 1894г., причиной, вызвавшей смешение следствия и дознания, являлось отсутствие нормативного определения дознания (по содержанию), его целей и значения.267 Так, по ее мнению, действовавший Устав не содержал “точных определений о порядке производства полицией дознания,

которому не отведено в уставе ни особого раздела, ни даже особой главы. По закону дознание рассматривалось “не как самостоятельная стадия процесса, а

как составная часть предварительного следствия, в виду чего о нем” упоминалось “лишь при изложении обязанностей лиц, участвующих в производстве следствия, причем участию в нем полиции отведено всего 12

статей (ст.50-61 уст.угол.суд.), не отличающихся ни точностью, ни

263Указом Александра III 7 апреля 1894г. была создана комиссия для пересмотра законоположений по судебной части под председательством министра юстиции Н.В.Муравьева. Программа деятельности комиссии была изложена министром в записке “О необходимости изменения судебных учреждений и судебных порядков”, составленной 6 апреля 1894г. В результате работы комиссии в мае 1899г. появились проекты Уставов, однако приняты они так и не были. Таким образом, Устав 1864г. действовал вплоть до отмены его советской властью.

264Объяснительная записка к проекту новой редакции Устава уголовного судопроизводства. Т.2. СПб.: Сенатская типография, 1900. С.11.

265Викторский С.И. Указ.соч. С.346.

266Там же. С.357.

267Объяснительная записка к проекту новой редакции Устава уголовного судопроизводства. Т.2. СПб.: Сенатская типография.1900. С.51 и С.197.

149

определенностью.”268 Как видим, Комиссия 1894г. констатировала, что по Уставу цель и задачи дознания расходятся с первоначальным замыслом первых разработчиков реформы, заключавшемся в преобразовании дореформенного предварительного следствия в дознание как части досудебного производства, предшествовавшей новому предварительному следствию. Тем самым Комиссия 1894г. фактически признала, что дознание и предварительное следствие, по Уставу, в отличие от дореформенного предварительного и формального следствия не разграничены наличием подозреваемого лица.

Однако такое мнение может показаться слишком категоричным, судя по приведенным выше самим нормам Устава. Похоже, что допущенное Комиссией 1894г. преувеличение было вызвано не только некоторой указанной выше непоследовательностью Устава в определении целей и задач стадий досудебного производства, но и сложившейся практикой, да, наверное, и назначением самой этой Комиссии, которое можно сформулировать, по большому счету, как пересмотр излишне либеральных законов. Что же касается мнения Комиссии о том, какие цели и задачи должны ставиться перед следствием и дознанием, то это можно выяснить в Объяснительной записке 1899г.: «При обсуждении Основных положений уголовного судопроизводства 1862г.269 Соединенные департаменты Законов и Гражданских и Духовных Дел Государственного Совета предполагали, что “судебные следователи будут производить действия, необходимые для удостоверения в том: учинено ли противоправное деяние или нет, и если учинено, то кто, по всей вероятности, виновен, и какими доказательствами и уликами вина его может быть подтверждена (Журнал Государственного Совета 1862г. № 65, стр.208), а...

розыскания о том, имеются ли налицо признаки преступного деяния, составляют главную цель дознания.”270 Причем интересно, что основную задачу следствия, предполагаемую изначально, члены Комиссии называют со ссылкой

268Там же. С.51.

269Основные положения уголовного судопроизводства 29 сентября 1862 года являлись составной частью Основных положений преобразования судебной части в России.

270Объяснительная записка к проекту новой редакции Устава уголовного судопроизводства. Т.2. СПб.: Сенатская типография.1900. С.11.

150

на источник (Журнал Гос.совета), а задачу дознания — без ссылки. В результате этого в приведенном утверждении Комиссии имеется некоторая нелогичность:

следователь должен был удостовериться в том, что обнаружило дознание

(противоправность деяния и виновность лица в совершении этого деяния), а

дознание, по мнению членов Комиссии 1894г., должно было обнаружить только признаки преступного деяния, без обнаружения лица. При таком понимании задач дознания остается открытым вопрос, кто должен обнаруживать лицо,

совершившее преступное деяние. Таким образом, Комиссия 1894г., делая ссылку на первоначальные замыслы разработчиков реформы, исказила изначальное понимание задач, и, соответственно, целей дознания своим пониманием, сделав акцент на обнаружении признаков преступления и оставив тем самым без внимания задачу дознания по обнаружению лица, совершившего преступное деяние и собирание информации о его виновности, что, впрочем,

соответствовало проанализированным выше нормам Учреждения судебных следователей.

Неудивительно, что при таком понимании Комиссией 1894г. целей и задач дознания и следствия дальнейшее законодательство, уже советское, волей или неволей пошло по тому же пути.

Из сказанного можно сделать вывод, что при всей прогрессивности и радикальности происшедших в шестидесятых годах позапрошлого века преобразований досудебного производства попытка четкого разделения целей и задач дознания и предварительного следствия, их справедливого определения и распределения не совсем удалась. При их видимом законодательном разделении они смешивались в своих основополагающих, узловых моментах. Такое построение предварительного расследования не отвечает принципу справедливости, поскольку подобное смешение затрудняет, а не облегчает установление истины, запутывает процессуальные формы и может вызвать субъективное недовольство. Эпохальные события 1917 года создали условия для новой коренной реформы уголовного процесса.