Клейберг Ю.А. Девиантология. Хрестомития. Кн. 2. Т. 1

41

Теоретики диспозиционального подхода (Г. Олпорт, Р. Кеттел, Г. Айзенк) одним из основных положений считают веру в рациональность человека. Как отмечал Г. Олпорт, зрелые, здоровые и разумные люди, которых большинство, в значительной мере способны к сознательным, рационально обоснованным поступкам, они целеустремлены и ориентированы на будущее. Поэтому поведение, обусловленное неосознаваемыми иррациональными элементами, будет, скорее всего, говорить об эмоциональных нарушениях и девиациях.

В научающе-бихевиоральном направлении (Б. Ф. Скиннер, И. П. Павлов, Р. Рейнер) человек рассматривается через тот опыт, который он приобрел в результате своей деятельности. Поведение человека можно свести к схеме «стимул – реакция». Устойчивое реагирование сходным образом в сходных ситуациях задается подкреплением результатов действия. Наказание как метод подкрепления является неэффективным и зачастую влечет за собой отрицательные эмоциональные и социальные побочные эффекты. Девиации также могут быть следствием изменения окружения индивида, когда его набор поведенческих реакций оказывается неадекватным для получения подкрепления в новой ситуации.

Представители когнитивной и социально-когнитивной теории личности (Дж. Келли, А. Бандура, Д. Роттер) считают, что понимание сущности человека лежит в раскрытии взаимосвязи поведения, индивидуальных когнитивных процессов и социального окружения. А. Бандура полагал, что неадаптивное поведение является следствием излишне строгих внутренних норм самооценки и неуверенности в собственных силах. Согласно Дж. Келли человек – это активный и думающий организм, а индивидуальные различия заключаются в интерпретации событий. Девиации же (мании, депрессии, расширение сознания) возникают ввиду плохой адаптации, тогда, когда личностные конструкты оказываются непригодными для достижения целей и выполнения социальных функций и при этом не пересматриваются.

Гуманистическое направление наиболее ярко представлено работами А. Маслоу. Главной жизненной целью каждого человека он полагал самоактуализацию – желание стать тем, кем можешь. Однако большинство людей это стремление подавляет ввиду необходимости соответствовать социальным и культурным нормами своего окружения. У тех, кто стремится к самореализации, доминируют метапотребности. Потеря или отсутствие бытийных потребностей провоци-

42

рует психические расстройства – метапатологии: апатию, отчуждение, депрессию, цинизм, утрату смысла жизни, безответственность.

Таким образом, основные психологические школы по-разному описывают человека, его нормальное состояние, а также возможные отклонения и причины их возникновения. В связи с этим в попытке систематизировать теоретический и практический материал по проблеме нестандартного поведения в психологии дифференцировалась девиантология (психология отклоняющегося поведения). Основной целью новой области психологического знания является помощь человеку. Поэтому проникновение в социальный и психический мир индивида с целью профилактики, коррекции, психологической интервенции девиантного поведения является необходимым (особенно для самого девианта) и оправданным с этической точки зрения.

Впараграфе дается описание некоторых современных типологий девиантного поведения (Ю. А. Клейберг, Ц. П. Короленко, Т. А. Донских). Выявляются основные и второстепенные (редко встречающиеся) девиации. Основные формы отклоняющегося поведения присутствуют практически в каждой типологии, второстепенные же включаются в типологии в зависимости от научных предпочтений авторасоставителя. Необходимость системно изучить проблему нестандартного поведения реализуется в классификациях междисциплинарного характера (Е. В. Змановская), где в качестве предпосылок возникновения отклоняющегося поведения выделяют конституциональнобиологические, индивидуально-личностные и социально-групповые.

Говоря о необходимости коррекции и исправления девиантного поведения, основной акцент делается на алко- и наркозависимость, суицид, агрессию. Работе с представителями других форм отклоняющегося поведения уделяется значительно меньше внимания.

Впараграфе 1.3 «Медицинский дискурс о ненормальности» да-

ется общее представление о проблеме девиантности в рамках медицинского, а именно психиатрического знания.

Медицинское знание вследствие изначально сложившейся традиции документировать и накапливать все наблюдаемые явления (о здоровье и болезни) является, пожалуй, одной из наиболее легитимных, систематизированных, имеющих влияние (на другие виды знаний) наук.

<…> В параграфе для анализа психиатрического подхода к пониманию девиантности приводится точка зрения М. Фуко. Так, психи-

43

атрический дискурс, являясь одним из наиболее мощных (в силу своей легитимности) властных механизмов, направлен на выявление индивидов, которые по тем или иным причинам не могут выполнять предписанные социальные роли и функции и их реабилитацию в повседневной жизни. Тем самым патологизируется целый комплекс ненужных и неактуальных поведенческих реакций и личностных проявлений.

Заключение в лечебницы тех, чье умопомешательство способно поставить под угрозу общественный порядок и спокойствие, имело ряд последствий. Во-первых, связь между внешними (образ жизни, поведение, реальные действия и поступки, речь, манера одеваться и т.п.) и внутренними (особенности личности, темперамента, характера; мировоззрение и т.п.) признаками ненормальности закрепилась в качестве онтологической. Во-вторых, необходимость описывать все поступки и действия, которые не соответствуют официальной норме (которая постоянно изменяется с развитием общества) привела к специфическому языку описания всевозможных синдромов, симптомов и расстройств – практически каждый человек может отнести на свой счет то или иное «заболевание».

Впараграфе особое внимание уделяется работе судебно-психиат- рической экспертизы и проблеме «Монстра» (М. Фуко). Так, иногда определить причины (социальные, психологические, психиатрические) преступлений невозможно при всем желании. В научной литературе зафиксированы и описаны случаи (которых, к сожалению, в современном обществе становится все больше), когда индивид, совершивший ужасающее по своей природе преступление, оказывается, по результатам экспертизы, вменяемым и не имеет никаких психических отклонений.

Взаключение параграфа делается вывод о том, что психиатрический дискурс о ненормальности помещает причины отклонений в мозг и психику человека. Однако, принимая решение о постановке диагноза, лечении или коррекции, психиатр скорее всего будет исходить из анализа социального статуса индивида.

Вглаве II «Герменевтика девиантности» предпринимается по-

пытка интерпретации феномена девиантности в поле междисциплинарного знания.

Впараграфе 2.1 «Современная идентичность как возможность развития девиантного поведения» дается осмысление девиантного

44

поведения через призму проблемы становления индивидуальности и идентичности в современном обществе.

Человек находится в непрерывном поиске своей идентичности (индивидуальной, социальной, этнической). Этот поиск задается многими факторами. Культуртрегеры рассуждают о том, как важно быть уникальным и индивидуальным, выдвигая теории становления идентичности, ее виды и структуры. СМИ и реклама навязывают собственные модели презентации себя под унифицированным девизом «Купи – и станешь индивидуальностью!». Тем не менее попытки обретения самости через соотнесение себя с разнообразными и противоречивыми шаблонами поведения являются не вполне успешными, поскольку (как это отмечают М. Виноградов, З. Кекелидзе, А. Полеев) количество людей, обращающихся в службы психологической помощи, непрерывно увеличивается.

Опираясь на рассуждения М. Хайдеггера, автор показывает, что в современном мире важным является не само существование человека и его наполненность им, а то, как сам человек определяет и в какие языковые формы облекает это существование. В своем стремлении соответствовать всем требованиям общества, человек стал определять свое «Я» через набор социальных ролей (определенные интересы, стандарты, шаблоны и клише, по которым индивида будут определять как принадлежащего к какой-либо группе). Поэтому сама переживаемость социальной жизни, ее осмысленность на глубинном уровне, ощущаемость заполненности этой социальностью современных людей вызывает сомнения.

Впараграфе изучается тенденция к становлению космополитической идентичности. Эту проблему изучали А. Дж. Тойнби, У. Бек, Э. Гидденс. В современном мире ни одно общество не может существовать и развиваться изолированно от других. Благодаря газетам, радио, телевидению и интернету человек увеличивает свои коммуникации, изменяя свое сознание и самосознание. Разнообразие моделей поведения и неудовлетворенность своим социальным окружением подталкивают индивида на поиски своего «Я» за пределами социокультурной реальности.

Взаключение параграфа делается вывод: современный человек оказался в достаточно неопределенной ситуации. Он находится в постоянном поиске своей идентичности. Но возможность ее обретения заключается в соответствии определенному целостному идеалу, ко-

45

торый в настоящее время не очевиден. Это служит косвенной причиной возникновения различных психологических отклонений (фрустраций, стрессов, депрессий), проявляющихся в не- и дезадаптивном поведении.

Впараграфе 2.2 «Современные техники власти как источник формирования представлений о девиантном поведении» дается описание новых не вполне очевидных форм контроля над индивидами, которые охватывают возможно большую часть социальных дискурсивных практик: научную и повседневную, материальную и духовную.

Согласно М. Фуко, локализовать власть в неком едином источнике управления (правосудие, армия, полиция) невозможно, она рассеяна по иным, менее очевидным каналам. Одна из наиболее мощных неявных форм контроля и управления индивидом воплощена в институтах знания, здравоохранения, семьи и т.д. благодаря их сложной системе взаимодействий. Воплощение этих латентных техник возможно при наличии так называемой прозрачности общества, стремящейся к тотальности. В условиях прозрачности индивид старается не совершать каких-либо коммуникационных оплошностей. Он стремится к тому, чтобы быть максимально адекватным той или иной ситуации, в которой находится (а их великое множество), совершать все возможные действия, соответствующие данной ситуации, и требует того же от других. Благодаря этому для составления мнения о человеке необязательно с ним общаться, достаточно оценить демонстрируемую им модель презентации себя.

Впараграфе отмечается, что в современном обществе – обществе массового потребления предлагаемые товары и услуги, модели и способы существования делают человека зависимым от них. Это означает, что наблюдение и контроль через потребление и обладание практически не будут ощущаться, что дает большие возможности для распространения целой сети импульсов власти по тонким и специфическим каналам. Контроль и наблюдение друг за другом как покупателем – целая сеть властных механизмов.

Но невозможно демонстрировать себя во всех дискурсах одновременно, нереально ни на психологическом, ни на физическом, ни на экономическом уровнях воспроизвести себя во всех дискурсивных практиках. Такой случайный и ситуационно зафиксированный сторонними наблюдателями отход от общепринятых, но трудно улови-

46

мых в своем разнообразии правил игры воспринимается неоднозначно. Люди, исключенные по разным причинам из непрерывного потока дискурсивных практик, коммуникаций, в данной конкретной ситуации выпадения перестают быть полностью прозрачными и понятными для успешно социализированного большинства. Они (выпадающие из стандартного дискурса) определяются в гуманитарном и медицинском видах знаний как девиантные, поскольку их поведение не соответствует общепринятым стандартам.

Определение человека как девианта независимо от причин и следствий, только лишь по формальному проявлению несоответствия социально требуемого и актуального к демонстрируемому (особенно, когда это несоответствие совпадает с выделяемыми типами девиантного поведения) ставит его перед необходимостью отступить от собственных интересов. В противном случае, скорее всего, последует ряд операций коррекции, лечения, исправления или наказания.

Таким образом, техники власти эволюционируют соответственно развитию общества. Отсутствие четкой системы ценностей и единой идеальной модели поведения приводит к тому, что девиантом может стать каждый. Но исключение таких индивидов (которых окажется великое множество) из традиционного социума через применение таких мер, как исправление, наказание и лечение, будет считаться репрессивным методом в современном обществе, позиционируемом как толерантное, плюралистичное и гуманистичное. Так, необходимость в методах предвосхищения возможности появления и проявления отклоняющегося поведения, с целью его (поведения) предупреждения и профилактики, реализуется в латентных формах наблюдения и контроля над индивидами во всех аспектах их жизнедеятельности.

В параграфе 2.3 «Дискурс о творческой ненормальности» дается описание специфичности восприятия людей творческих в оценке их нормальности/ненормальности.

Исторические примеры возникновения, развития и существования различных культурных групп и отдельных их представителей со временем сложились в определенный стереотип. Так, принято считать, что талант – это особый дар, который делает своего носителя отличным от других, непохожим, нестандартным, уникальным. Также принято считать, что для гениев способы самовыражения, демонстрации и презентации себя не только совершенно иные, чем для простых людей, – они служат в некотором смысле залогом успеха, фирменным

47

знаком, брендом. Нестандартным талантливым личностям позволительно и простительно многое из того, что недоступно большинству.

Впараграфе описывается и анализируется процесс функционирования субкультуры согласно модели «Ухода-и-Возврата» английского мыслителя А. Дж. Тойнби. Так, для традиционной идеологии новая субкультура является определенного рода угрозой, поскольку ставит под сомнение сложившиеся и устоявшиеся нормы и правила и ведет к нарушению стабильности в обществе. Поэтому маргинальная группа

ссамого начала своего существования подвергается неприятию со стороны большинства. Пройдя стадию ухода и стадию изоляции (формирование идеологической базы, собственных норм и правил поведения, способов презентации себя и т.п.), она (уже контркультура) постепенно становится привлекательной для пассивного большинства. И наступает третья стадия – возвращение творческого меньшинства в обычную жизнь общества, от которой был совершен уход ради акта творения. Такое понимание маргинальности привело к формированию устойчивого стереотипа о том, что люди творческие отличаются от простых людей мировоззрением, языком (манерой говорить), манерой одеваться, нестандартным способом демонстрации своей нетождественности окружающим и т.д.

<…> предлагается модернизированный вариант модели А. Дж. Тойнби, более соответствующий современной действительности – модель «Возврат без Ухода». С одной стороны, в эпоху постмодерна вновь появляющаяся контркультура, пройдя все этапы своего становления и предлагая свои новые и нестандартные идеи, изначально не имеет возможности стать когда-нибудь элитарной культурой в содержательном ее аспекте. Даже имея в своей основе некую идеологию, принципы, иные способы понимания окружающей действительности, субкультура может существовать только приобщившись к официальной идеологии, тем самым как бы дополняя ее. С другой стороны, современные представители маргинальных групп в большинстве своем стремятся привлечь внимание нестандартным внешним видом (что в настоящее время сделать очень непросто) и всевозможными провокационными выходками. И тем самым претендуют на интерпретацию себя в глазах окружающих как обладающих неким творческим потенциалом.

Впараграфе приводятся примеры из жизни некоторых выдающихся творческих личностей, которых можно разделить на две груп-

48

пы. К первой группе относятся С. Дали, П. Пикассо, П. Гоген, Дж. Моррисон и др., которые добились успеха и славы при жизни, и их творчество оказалось востребованным. Представители второй группы (И. Дюкасс, более известный под псевдонимом «граф Лотреамон», А. Рембо, Ван Гог) прославились после (и во многом благодаря) своей смерти. Однако, не являясь востребованными современниками, своей смертью они совершили своеобразный уход, и идеи их были возвращены тогда, когда в обществе возникла потребность в поиске новых культурных форм … их шумному возвращению способствовали мифы и легенды, сложенные о жизни и деятельности этих творческих людей. Чем более в этих апокрифах было мистики, странностей, причуд, тем более востребованными становились их работы. Поведение обеих групп отличалось экзальтацией и провокацией.

Далее в параграфе пишется, что творческим людям общество готово простить «тысячи ошибок» – при условии и до тех пор, пока они и результаты их деятельности доставляют удовольствие, пользуются спросом и приносят прибыль. Пока все условия соблюдены и все стороны удовлетворены, «гению» позволительно самовыражаться (там, где это допустимо). Пассивное большинство может с восхищением наблюдать и обсуждать «подвиги» своих кумиров, осуждая в то же время схожие поступки людей, не сопричастных славе.

Таким образом, воспроизведение творческого дискурса оказывается локализованным по месту и по форме. Люди, демонстрирующие одну и ту же модель поведения, но имеющие различный статус, будут расценены и восприняты по-разному. Это задает огромное герменевтическое поле для создателей типологий отклоняющегося поведения: включение того или иного критерия будет носить субъективный характер самого типологизатора.

В параграфе 2.4 «Социальные представления о девиантном в повседневности» демонстрируются особенности восприятия девиаций в обыденной жизни.

<…> автор рассуждает о том, что большинство людей не стремиться к индивидуальному пополнению знаний по вопросу выявления девиантов, – им достаточно того, что говорят друзья, соседи и СМИ, т.е. «собственного» мнения. Так, для интерпретатора-обыва- теля не существует принципиальной разницы между преступником, представителем экстремальной субкультуры и психически больным человеком, все они для него – ненормальные. Интерес заключается

49

лишь в том, какие из них представляют реальную угрозу для жизни и какими способами можно выявлять и предупреждать эту потенциальную опасность.

В своей обычной жизни при определении и интерпретации лиц с нестандартным поведением люди в основном руководствуются идеями о взаимосвязи внешних и внутренних признаков инаковости, ненормальности, чему немало способствовала популяризация идей З. Фрейда. Внешняя непохожесть воспринимается как симптом внутренней нетождественности. Поэтому для обычного человека все те, чьи модели презентации себя не совпадают с его собственной, – девиантны и опасны.

В то же время социологическое, психологическое и психиатрическое знания в той или иной мере и форме поддерживают сложившуюся мифологему. И прежде всего потому, что во многих случаях она оправдана с практической точки зрения. Распространение информации о девиантности – как научный и культурный ответ на социальный заказ – имеет ряд последствий. С одной стороны, простой обыватель становится как бы приобщенным к специфическому (в некотором смысле даже сакральному) знанию. Не видя необходимости в специализированном образовании, он полагает себя способным к самостоятельному определению лиц с нестандартным поведением как девиантных и ненормальных и, как достойный член общества, считает себя обязанным вмешаться в индивидуальное пространство другого различными способами в зависимости от ситуации: от «дружеского» совета до заявления в милицию или психиатрическую клинику. С другой стороны, сами представители социологической, психологической и психиатрической наук, интерпретируя феномен девиантности, должны учитывать всю важность транслируемой информации. Так как от того, что они полагают девиантным, а что – нет и какие типы поведения табуируют как ненормальные и потенциально угрожающие, во многом зависит мнение общественности.

Таким образом, роль субъекта дискурса становится весьма значимой, особенно в современном обществе, плюрализм и эклектика которого порождают множество подуниверсумов, плохо или вообще не согласующихся друг с другом.