Клейберг Ю.А. Девиантология. Хрестомития. Кн. 2. Т. 1

161

связано с осмыслением масштабных технологических и экономических трансформаций современности и получило развитие в концеп-

циях постиндустриального и информационного общества. Ученые,

принадлежащие к этому направлению (Д. Белл, Э. Тоффлер, М. Кастельс, А. Турен, Т. Сакайя, Р. Инглехарт, Э. Гидденс, Дж. Ритцер и др.) рассматривают культурные трансформации и их институциональные последствия с позиций релятивно-эволюционного подхода (признание неизбежности исторических трансформаций, появления новых и отмирание прежних культурных идей, ценностей и символов) и концентрируют внимание на позитивных тенденциях культурного развития.

Второе направление, в большей степени культурологическое и продолжающее критическую линию в отношении массовой культуры, связано с постмодернизмом. Особый интерес для данного исследования представляют идеи У. Эко и Ж. Бодрийяра.

Сточки зрения У. Эко, основная опасность влияния массовой культуры на процессы социализации личности заключается в том, что сформированный ею человек под воздействием масс-медиа утрачивает способность критически мыслить. В будущем это может привести

кпоявлению новых классов, разделенных «собственностью на интеллект» – читающего меньшинства и «смотрящей» массы. Кроме того, указывает У. Эко, современность кладет конец привычным идентичностям и унифицированным стилям жизни. Современный человек, опираясь на множественность идентичностей рассматривает их как маски или игровые роли, которые оказываются не более чем способами самовыражения эмансипированного «Я» (У. Эко, 1994).

Сточки зрения Ж. Бодрийяра, главной характеристикой современной культуры, поддерживаемой и распространяемой с помощью масс-медиа, является ее высокая семиотическая нагруженность. В информационном пространстве сама реальность исчезает, превращается в чистый знак – симулякр, замещающий реальность. Благодаря замене реального знаками реального происходит утверждение иллюзии реальности. Таким образом, фундаментальным свойством современности является тотальная симуляция (Ж. Бодрийяр, 1995). Это «виртуализирует» деятельность процессов социализации и социального контроля, уводя их из сферы реальных социальных практик в сферу иллюзий и представлений, распространяемых масс-медиа.

162

В целом негативные оценки учеными содержания и последствий влияния массовой культуры на процессы социализации личности связаны с такими аспектами, как:

-упрощение и примитивизация ценностно-смысловой сферы личности;

-распространение идеологии пассивности, вседозволенности, пошлости, китча;

-распространение в массовых масштабах установок безвольности, пассивного гедонизма, пассивно-рекреационных жизненных практик.

Второй параграф «Деформация институтов социализации и

социального контроля под влиянием потребительских ценностей массовой культуры: содержание, характер, последствия» посвя-

щен эмпирическому анализу деформаций институтов социализации и социального контроля в контексте влияния ценностей, символов и нормативных установок массовой культуры,

Распространение массовой культуры сопровождается утверждением определенного набора ценностей – культа наслаждения, свободного времени, комфорта, достатка, личного эгоизма и потребления. Указанные ценности определяют большую часть содержания информационных потоков, создавая символический универсум комфорта и потребления. Когда процесс потребления захватывает человека целиком, становится центром его жизни, возникает «явление потребительства, связанное с односторонней зависимостью от вещей и безудержным стремлением их приобрести» (Граф Джон Де, Ванн Дэвид, Нэйлор Томас Х., 2003). Это явление провоцирует несколько тревожных психологических эффектов. Прежде всего это эффект постоянной неудовлетворенности своим уровнем жизни,

ставшей бичом потребительского общества. Неудовлетворенность сопровождается неуклонным ростом социальной изоляции. Люди все реже выходят на уровень личных отношений, предпочитая заменять их формально-ролевыми отношениями обменного типа – на работе, с соседями и даже внутри семьи. Однако главный симптом психологи-

ческого неблагополучия – утрата подлинного смысла существования

(В. Франкл, 1990).

Распространяясь на такие сферы жизни, как семья, образование, мораль, потребительские установки массовой культуры вызывают глубокую деформацию этих социальных институтов.

163

Первый симптом кризиса семьи – сокращение рождаемости. В процветающих обществах США и Европы уровень рождаемости ниже порога простого воспроизводства населения. В качестве одной из главных причин ученые указывают на распространение потребительских установок на сферу семейных отношений, в результате чего из практики семейных отношений исчезло понятие обязанности: родителей по отношению к детям, детей – к родителям и супругов – друг к другу (П. Дж. Бьюкенен, 2003). Другим фактором, способствовавшим деформации традиционной семьи, стало быстрое расширение женской занятости со второй половины ХХ века по мере становления постиндустриальной экономики. Одним из последствий этого стало неуклонное увеличение числа двукарьерных бездетных или однодетных пар, живущих вместе на принципах контракта, а не принадлежности, как в случае с традиционной семьей. Сегодня ученые указывают на еще один фактор деформации семейных отношений – «потребительская изоляция членов семьи друг от друга», когда каждый из родителей и детей, пребывая в одном физическом пространстве, находятся в разных «пространствах потребления» (напр.: папа в Интернете, мама смотрит видео, дети играют в компьютерные игры) (Граф Джон Де, Ванн Дэвид, Нэйлор Томас Х., 2003).

Кризис семьи, утрачивающей свои социализирующие функции,

связан с системным моральным кризисом общества, в котором полу-

чает распространение потребительская культура. Первый симптом этого кризиса – неуклонный рост преступности. Число учтенных преступлений на 100 тыс. населения в 90-е годы составило в США (с учетом всех преступлений) около 15 тыс., в Швеции – 14, в Дании – 10,5, в Англии и Уэльсе – 9, в Германии – 8,3, во Франции – 6,7, в Австрии – 6,3 тыс. В США – родине потребительской культуры – 2 млн заключенных, т.е. 25 % от числа заключенных во всем мире, хотя население этой страны составляет 5 % всего населения Земли (А. И. Кравченко, 2003).

Отечественные социологи приводят данные социологического обследования студентов 24 вузов в 6 крупных городах России (N= 2200). Согласно этим данным «…в студенческой среде распространены следующие формы делинквентного поведения: 32 % – спекуляция, фарцовка; 26 % – обман, авантюризм; 25 % – вымогательство, стяжательство; 28 % – воровство, грабеж; 33 % – участие в драках, дебошах; 27 % – склонность к терроризму, насилию; 22 % – изнасилование

164

(в том числе склонность к нему); 28 % – затяжное пьянство; 24 % – торговля наркотиками; 28 % – потребление наркотиков; 11 % – гомосексуализм; 28 % – проституция; 20 % – склонность к самоубийству» (В. И. Добреньков, А. И. Кравченко, 2004).

Институты общественной морали глубоко деформируются под влиянием популярных книг и фильмов, пропагандирующих отклоняющиеся и патологические формы поведения. Порнография и насилие становятся в обществе потребления обычным товаром. Здесь действуют две группы причин. Во-первых, «закон адаптации к стимулу», заставляющий потребителя хотеть все больше возбуждающих пресыщенное внимание зрелищ и образов. Вторая причина кроется в закономерностях маркетинга. Самый эффективный способ создать новую рыночную нишу в любом сегменте индустрии развлечений – отказаться от ограничений, накладываемых обществом. Это позволяет создать громкую рекламу: ведь любое нарушение устойчивых моральных норм создает скандал, представляющий собой бесплатную рекламу. И эта реклама будет тем эффективней, чем более шокирующим будет это нарушение.

Вцелом можно видеть, что под действием потребительской идеологии происходит глубокая деформация институтов семьи, общественной морали и образования, которые утрачивают свою нормирующую и социализирующую функции. Основным последствием этого становится воспроизводство в массовом масштабе специфического социального типа – «человека потребляющего».

Вглаве 3 «Человек потребляющий» в системе дисфункций процессов социализации и социального контроля» анализируется феномен «человека-потребителя», формируемого в условиях дисфункций процессов социализации и социального контроля.

Впервом параграфе «Новый антропологический тип» (основные концепции и подходы к осмыслению)» осуществляется экскурс

висторию представлений о социально-антропологических последствиях деформации институтов социализации и социального контроля под влиянием массовой культуры. Цель данного анализа – показать, что научное представление о «потребителе» как антропологическом результате дисфункций социализирующих и нормирующих институтов опирается на обширную и авторитетную научную традицию.

Говоря о человеке-потребителе, необходимо помнить, что речь идет о модели, позволяющей описать и объяснить ряд особенностей

165

поведения, мышления и сознания людей в рамках определенных про- странственно-временных ограничений. Описываемая этой моделью

реальность по определению является более сложной и разнообраз-

ной – часть ее свойств и качеств просто «отсекаются» моделью. Истоки теоретического описания «нового человека», формируе-

мого обществом потребления, можно видеть в работах Ф. Ницше. Он указывает на такие черты «последнего человека», как гедонистическая мораль, инструментально-доброжелательное (а на глубинном уровне – отчужденное) отношение к ближнему (т.е. утрата глубоких социальных связей), типично потребительское отношение к правам и обязанностям («слишком хлопотно»), привычка к стимуляции сознания («немножко яду»), духовно-нравственный нигилизм («глумление и насмешки»), поведенческие отклонения («страстишки на день и грешки на ночь») (Ф. Ницше, 1990). В данной интерпретации «последний человек» Ницше оказывается практически идентичным тому пониманию «потребителя», как он представляется в рамках гипотезы, выдвинутой в настоящей работе.

Размышления Д. С. Мережковского сконцентрированы вокруг философских проблем культурной антропологии. Главную опасность для культуры и человека он видел в распространении «мещанства» – успокоенно-потребительского образа жизни, знаменующего собой отказ от великих порывов духа. В его понимании, «мещанство» предстает как точный синоним «потребительства» – сосредоточение жизненной энергии индивидов на своих узко-частных интересах, отказ от дерзаний духа, ценностей Служения и Долга (Д. Мережковс-

кий, 2004).

Во многом в оценках и выводах относительно «нового человека», формируемого обществом потребления, перекликаются идеи В. Зомбарта и Т. Веблена, отмечавших такие черты психологии этого типа, как инфантильность, склонность к импульсивным, а не к рациональным формам поведения, повышенная внушаемость и отсутствие ясного мировоззрения (В. Зомбарт, 1998; Т. Веблен, 1984).

Глубоко исследует анатомию массового человека Х. Ортега-и- Гассет, который указывает, что психология избалованного ребенка, вкупе с неумением подчиняться долгу, обусловливают специфическую поведенческую черту «потребителя» – «игровой» стиль поведения, связанный с потребительским отношением к жизненным благам и ценностям, отказом от ответственности, связанной с ними (Х. Ортега-и-Гассет, 2001).

166

Очередную страницу в изучении «потребителя» открыл фрейдомарксистский ренессанс Франкфуртской школы. Оценки и выводы Э. Фромма достаточно категоричны: «… черты характера, порожденные … нашим образом жизни, патогенны и … формируют больную личность, а следовательно, и больное общество» (Э. Фромм, 1990).

Истоки этого, считает философ, нужно искать в базовых психологических установках индустриального общества: радикальном гедонизме, эгоизме, себялюбии и алчности.

Г. Маркузе говорит об «одномерном человеке». Он появляется как результат подавления потребительской идеологией развитого индустриального общества нетоварных, некоммерческих форм существования человека. В результате возникает «модель одномерного мышления и поведения», в которой все многообразие жизни, все ее трансцендентные проявления вписываются в существующий товарноденежный порядок.

Значительный теоретический интерес для понимания социальноантропологических характеристик «потребителя» представляют идеи Ж. Бодрийяра. В работе «В тени молчаливого большинства, или конец социального» он обращается к исследованию феномена массы – главного, с его точки зрения, социологического феномена современности. В изложении Бодрийяра подчеркиваются те же особенности «человека массы», что и в работах более ранних авторов. Ключевым для определения массы являются примитивность мышления («ослеплен игрой символов и порабощен стереотипами») и жажда развлечений («все, что угодно, лишь бы это оказалось зрелищным») вкупе с

гедонистическим релятивизмом («нежелание разделять высокие идеалы») – т.е., именно те специфические черты потребителя, на которые указывали практически все авторы, чьи идеи рассматривались выше. Отмеченные качества обусловливают то, что Бодрийяр считает главной проблемой современности, – принципиальную гражданскую и политическую пассивность «массового человека», неозабоченность ничем, кроме своих узко-частных интересов – «молчание масс»

(Ж. Бодрийар, 2000).

В целом анализ содержания рассмотренных концепций позволяет составить достаточно емкое теоретическое описание основных антропологических характеристик человека-потребителя:

1. Мышление некритичное и несамостоятельное, информатизированное (влияние масс-медиа), с ориентацией на подсказку. Прагмати-

167

зированный и утилитарный характер восприятия и осмысления окружающей действительности. Психика незрелая (инфантильная), как следствие – подавление волевого начала в пользу эмоционального, ослабление способности к самоограничению и самоконтролю.

2.Мировоззрение фрагментировано, отсутствуют стойкие убеждения неутилитарного характера. Ориентация на себя и эгоистические интересы. Моральные нормы и ограничения – размыты, выражено императивное стремление к комфорту и наслаждениям.

3.Социальные связи и взаимоотношения с окружающими обедненные, преимущественно обменные, при этом наблюдается тенденция к трансформации имеющихся «первичных связей» в связи обменного типа; прагматизация и эмоциональная обедненность межличностных взаимодействий.

4.Характер поведения и образ жизни безответственный, по принципу «после нас хоть потоп». Основу образа жизни составляет потребление, выступающее в роли базовой поведенческой установки к любым взаимодействиям с социальным и материальным окружением.

Во втором параграфе «Потребитель как девиантологическая

проблема современности: эмпирический анализ отечественных и зарубежных тенденций» осуществляется эмпирический анализ дисфункций процессов социализации и социального контроля, обусловливающих специфические поведенческие и ментальные характеристики человека потребляющего.

Говоря о когнитивных способностях «потребителя», необходимо прежде всего отметить негативное влияние масс-медиа на качество мышления и психические процессы. Цифры, иллюстрирующие масштабы этого влияния на родине потребителя – США: каждый год средний американец 1550 часов смотрит телевизор, 1160 часов слушает радио, проводит порядка 300 часов за чтением газет и журналов, становясь при этом реципиентом от 100 до 300 рекламных сообщений

вдень (Э. Аронсон, Э. Р. Праткинс, 2002). Схожие тенденции фиксируются в отечественных исследованиях структуры свободного времени россиян, согласно которым две трети наших соотечественников

вкачестве основной формы внерабочего времяпрепровождения предпочитают просмотр телепередач и видеофильмов (О. А. Митрошен-

ков, 2005).

Уровень интеллектуального развития того или иного общества отражает (в обобщенном виде) система образования. В последние годы

168

отечественные и зарубежные социологи указывают на снижение качества реального (а не декларируемого) уровня образования (Г. Е. Зборовский, Е. А. Шуклина, 2005). Основная причина этого заключается в вовлечении школы (как базовой, так и высшей) в орбиту потребительских практик и потребительской идеологии. Из системы воспитания и развития личности образование превращается в транслятора инструментальных ценностей. Институты и агенты системы образования начинают функционировать в парадигме потребительского маркетинга, строя «клиентские» отношения с учащимися, снижая требования к уровню знаний и дисциплины в учебных заведениях (Н. Е. Покровский, 2000).

Также необходимо отметить снижение способности к восприятию сложных идей, особенно абстрактного, неутилитарного характера – математических, гуманитарных, в пользу этого свидетельствует падение престижа «чистых» академических направлений подготовки в вузах (A. Bloom, 1987). Это говорит об отсутствии устойчивого интереса ко всему, что выходит за рамки наличной полезности, указывает на такие характеристики потребительского мышления, как ограни-

ченность и утилитарность.

Психологический склад «потребителя» может быть определен как гедонистически-безответственный. В его основе лежит неспособность или нежелание предвидеть и учитывать последствия своих действий, соотносить их с принципом реальности. Потеря чувства реальности окружающего мира во многом провоцируется эклектикой симулякров медиа-репрезентаций действительности. В результате для потребительского сознания понятия, отражающие ценности, теряют свой глубинный смысл, превращаясь в легко «используемые» и «выбрасываемые» штампы и лозунги. Это подтверждается результатами исследований российских социологов, указывающих, что современный российский обыватель «… в очень значительной степени живет в мире иллюзий, порождаемых не только его личным несовершенством и неспособностью правильно понять и отразить мир, но и окружающей культурой, навязывающей присущие ей мифы и стереотипы» (Базовые ценности россиян …, 2003).

Одной из главных проблем функционирования институтов социализации и социального контроля в современных условиях является

дефицит нормативных образцов, примеров для подражания. Последнее тесно связано с явной нехваткой позитивной героики в медиа-

169

дискурсе современности. Эти тенденции нашли свое подтверждение в исследованиях, проведенных под руководством автора в 2004-2005 (N=2023 чел.) и 2005–2006 (N = 1330) у/гг. в школах г. Краснодара по заказу Управления образования города.

Исследования строились на опросах трех групп респондентов – школьников 9–11-х классов, их родителей и учителей. В числе вопросов, задаваемых учителям и родителям, был вопрос с просьбой оценить поведение и нравственность современных школьников по 10балльной шкале. Отвечая на этот вопрос, 63 % учителей и 52 % родителей … охарактеризовали ситуацию с поведением и нравственность школьников как неблагополучную. Абсолютное большинство из них в числе наиболее значимых причин подобного положения дел указали: на первом месте – «у родителей не хватает времени для того,

чтобы заниматься воспитанием» (деформация механизмов социализа-

ции); на втором месте – «их со всех сторон окружают дурные примеры, навязываемые шоу-бизнесом и СМИ» (девиантогенность социокультурной среды); на третьем месте – родители: «им трудно выбрать образец для подражания», учителя: «отсутствие в стране общей идеи,

идеологии» (кризис нормативных образцов).

Образцы для подражания юношество традиционно (по крайней мере в России) черпало из книг. Для современной молодежи книги, как правило, играют менее заметную роль, нежели телевидение, видеофильм и Интернет. Это, в частности, подтвердилось и в исследовании 2004–2005 гг. Школьникам 9–11-х классов задавался вопрос с просьбой назвать любимых героев из книг и фильмов. Говоря о фильмах и киногероях, более трети школьников (38 %) не смогли назвать любимый фильм/киногероя. Еще 42 % указали на зарубежные фильмы/героев, преимущественно жанра «экшн», триллеры и мелодрамы. Абсолютными лидерами рейтинга киногероев стали герои сериала «Бригада» – бандиты, показанные в сериале в весьма привлекательном свете.

С книгами дело обстоит хуже. Практически половина (44,4 %) не смогли назвать любимую книгу или героя, другими словами, почти половина школьников просто не читают. Относительно многие (21 %) указывали в своих ответах персонажей русской классики, что, очевидно, связано с влиянием школьной программы. Еще 11 % указали сказочных, детских персонажей (Колобок, Винни-Пух и т.п.) – это эпатаж, стремление скрыть тот факт, что большинство из них не чи-

170

тает. Таким образом, школа приобщает к литературе (в рамках программы) пятую часть школьников. Самостоятельно читают около 13 % – те, кто указал современную отечественную и западную литературу. Жанры – преимущественно детективы и фантастика.

В исследовании 2005–2006 учебного года проявились еще более тревожные тенденции. 11-классников просили назвать кого-то, кто является для них примером для подражания, при этом подчеркивалось, что это может быть любой человек или герой книги/фильма. В результате: 45 % школьников ответили, что «примеров для подражания нет»; еще 10 % в качестве примера для подражания рассматривают самих себя («я сам(а)»); только 18 % указали на родителей; не ответили на этот вопрос 17 % учащихся.

Обобщая, можно сказать, что конструктивных героев и кумиров у современной молодежи мало. Эклектика медиа-пространства оборачивается примитивизацией идеалов, аморализацией кумиров и в конечном счете маргинализацией морального дискурса, содержание которого подменяется псевдоморальными штампами и клише.

Тезис о морально-этических девиациях, вызванных кризисом нормативных образцов, подтверждают результаты сравнительного исследования семи основных проблем, которые наиболее сильно тревожили школьных учителей в 1940 г. и 1988 г., проведенного американскими социологами (см.: А. Рогозянский, 2005).

Как показали исследования, проведенные под руководством автора, восприятие тех или иных форм отклоняющегося поведения вполне соответствует декларируемым ценностным установкам, отражающим жизненные цели и стратегии современных школьников. Список последних, в порядке убывания значимости, выглядит следующим образом: «учиться», «достичь успеха», «думать только о себе и близких», «жить как нравится». При этом восприятие молодежью «приемлемых/неприемлемых» форм поведения напрямую связано с характером декларируемых ценностей. Имеет место тенденция отождествления «приемлемого» с «успешным» и «неприемлемого» с «неуспешным».

Чем более человек «погружен» в потребительски практики, тем глубже и интенсивнее ценностно-нормативная сфера личности деформируется установками и идеологемами массовой культуры. Симптомы этого проявляются на уровне базовых социальных практик, в том числе связанных с отношениями внутри семьи. В пользу этого свидетельствуют, например, данные относительно уровня сексуаль-