Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима. В 4 томах. Том второй. Кн. 3 продолжение, Кн. 4

..pdf
Скачиваний:
50
Добавлен:
01.01.2021
Размер:
20.01 Mб
Скачать

Таким образом, в состав клиентелы римской общины входили теперь все страны от восточной до западной оконечности Средизем­ ного моря; нигде не осталось такого государства, которое стоило бы того, чтобы его боялись. Но ефе был жив тот человек, которому Рим оказывал такую редкую честь, — еще был жив тот бездомный карфа­ генянин, который вооружил против Рима сначала весь Запад, а потом весь Восток и который не достиг своей цели, быть может, только потому, что на Западе ему мешала бесчестная политика аристокра­ тии, а на Востоке безрассудная политика царедворцев. По мирному договору с римлянами Антиох обязался выдать им Ганнибала, но Ганнибал скрылся* сначала на остров Крит, а потом в Вифинию и жил теперь при дворе царя Прузия, которому помогал в его войнах с Эвменом, по обыкновению одерживая победы и на море и на суше. Утверждают, будто он старался и Прузия подбить на войну с римля­ нами; но эта безрассудная попытка в том виде, как ее описывают, кажется неправдоподобной. Более достоверно то, что хотя римский сенат и считал ниже своего достоинства преследовать старика в его последнем убежище (так как предание, которое возводит обвинение и на сенат, не заслуживает, по-видимому, доверия), но Фламинин, ис­ кавший в своем беспокойном тщеславии новых целей для великих подвигов, задумал по собственной инициативе избавить Рим от Ган­ нибала, так же как избавил греков от их оков. Было бы недиплома­ тично самому вооружиться кинжалом, чтобы нанести удар самому великому человеку своего времени, а потому Фламинин удовольство­ вался тем, что наточил и направил этот кинжал. Прузий, самый жал­ кий из всех жалких азиатских монархов, с удовольствием оказал рим­ скому послу маленькую услугу, на которую тот ему только намек­ нул, и Ганнибал, видя, что его дом окружен убийцами, принял яд. Он уже давно к этому готовился, прибавляет один римлянин, потому что он хорошо знал римлян и то, как держат свое слово цари. Год его смерти не известен с достоверностью; он умер, по всей вероятности, во второй половине 571 года шестидесяти семи лет от роду. Когда он родился, Рим еще вел с сомнительным успехом борьбу за обладание Сицилией. Он прожил достаточно долго, для того чтобы видеть, как Запад был вполне покорен римлянами, чтобы в последний раз сра­ зиться против римлян, имея против себя корабли своего родного го­ рода, сделавшегося римским, чтобы стать свидетелем того, как Рим одолел и Восток с быстротою бури, уносящей покинутый кормчим корабль, и чтобы сознавать, что он один был бы в состоянии руково­ дить этим кораблем. Когда он умирал, у него уже не было таких

*О нем рассказывают, что он жил также в Армении и построил там, по просьбе царяАртаксия, город Артаксату наАраксе (Страбон, 11, с. 527; Плутарх, Лукулл, 31); но этот рассказ, без сомнения, вымышлен; од­

нако характерно, что имя Ганнибала вплеталось в восточные басни, точно так же как имя Александра.

надежд, в которых он мог бы обмануться; но в пятидесятилетней борь­ бе он честно сдержал клятву, которую дал еще ребенком. Около того же времени и, вероятно, в том же году умер и тот человек, которого римляне обыкновенно называли победителем Ганнибала, —Публий Сципион. Фортуна в избытке осыпала его всеми удачами, в которых отказывала его противнику и которые были частью им заслужены, а частью не заслужены. Он приобрел для своего отечества Испанию, Африку и Азию, и тот самый Рим, который при его рождении был только первою из италийских общин, был ко времени его смерти об­ ладателем всего цивилизованного мира. У него было столько побед­ ных титулов, что от них кое-что осталось для его родного и двоюрод­ ных братьев*. Однако и его снедала в последние годы жизни тяжелая скорбь; он умер пятидесяти с небольшим лет от роду в добровольном изгнании, завещав своим родственникам не хоронить его тело в род­ ном городе, для которого он жил и в котором покоились его предки. Что заставило его удалиться из Рима, неизвестно в точности. На него и еще более на его брата Луция возводились обвинения в подкупе и в утайке денег: но это, без сомнения, было низкой клеветой, которая не может служить удовлетворительным объяснением для такого силь­ ного чувства озлобления со стороны Сципиона; впрочем, этого чело­ века хорошо характеризует следующий факт: явившись в народное собрание со своими счетными книгами, он не стал оправдываться ссыл­ ками на цифры, а разорвал эти книги на глазах народа и своих обви­ нителей и пригласил римлян сопровождать его в храм Юпитера, что­ бы отпраздновать годовщину его победы при Заме. Народ отвернулся от его обвинителей и последовал вслед за ним в Капитолий; но это был последний прекрасный день знаменитого человека. Его гордость, его уверенность, что он не такой же человек, как все другие люди, и что он лучше всех, его энергичная семейная политика, возвысившая в лице его брата Луция отвратительное чучело героя, — все это оскор­ бляло многих, и не без основания. Истинная гордость предохраняет человеческое сердце от низких влечений, а тщеславие не защищает его ни от каких ударов и ни от каких булавочных уколов и даже вые­ дает в нем врожденное благородство. Но отличительная особенность таких людей, как Сципион, в которых чистое золото смешивается с блестящей мишурой, заключается именно в том, что им нужны счас­ тье и блеск молодости, чтобы производить очарование, а когда это очарование начинает исчезать, то расставаться с ним всего мучитель­ нее самому чародею.

* Africamis, Asiagenus, Hispallus.

Глава Xfc n i i'- r i и в 1д гг iL=rii lusrii I I =T I U T I-^ T U H I J T I I = T ti= n S im

Третья македонская война

Филипп Македонский был глубоко оскорблен тем, как с ним обо­ шлись римляне после заключения мира с Антиохом; дальнейшие со­ бытия не могли заглушить его негодования. Его соседями в Греции и Фракии были большею частью общины, столько же дрожавшие ког­ да-то от страха перед македонянами, сколько теперь перед именем Рима, и, естественно, старавшиеся отплатить падшей великой держа­ ве за все те оскорбления, которые получали от Македонии со времен Филиппа II; мелочное тщеславие и дешевый антимакедонский патри­ отизм того времени проявлялись на съездах различных союзов и в беспрестанных жалобах римскому сенату. Филиппу было уступлено римлянами то, что он отнял у этолийцев, но к этолийцам формально примкнул в Фессалии только союз магнетов, а те города, которые были отняты Филиппом у двух других фессалийских союзов — у фес­ салийского в тесном смысле слова и у перребского, — были от него потребованы обратно на том основании, что он только освободил их, а не завоевал. И афаманы воображали, что могут требовать для себя свободы, и Эвмен претендовал на приморские города, прежде при­ надлежавшие Антиоху, в собственно Фракии, особенно на Энос и Маронею, хотя по мирному договору с Антиохом ему был категори­ чески предоставлен только фракийский Херсонес. Все эти жалобы и бесчисленное множество других, более мелких — на помощь, оказан­ ную Прузию против Эвмена, на торговую конкуренцию, на наруше­ ние договоров, на похищение рогатого скота — стекались в Рим. Ма­ кедонскому царю приходилось отвечать перед римским сенатом на обвинения, возводимые против него разным самодержавным сбро-

84 т °

дом, и подчиняться всякому решению — и справедливому и неспра­ ведливому; ему приходилось постоянно убеждаться, что приговоры обыкновенно выносятся не в его пользу; ему приходилось со скреже­ том зубов выводить свои гарнизоны с фракийского побережья, из фессалийских и перребских городов и вежливо принимать римских комиссаров, приезжавших удостовериться, все ли исполнено как при­ казано. В Риме не питали к Филиппу такой же ненависти, какую пи­ тали к Карфагену; там даже были во многих отношениях хорошо расположены к владетелю Македонии; в сношениях с Филиппом не пренебрегали всеми внешними приличиями, так же как в Ливии, и тем не менее положение Македонии в принципе ничем не отличалось от положения Карфагена. Но Филипп был неспособен выносить та­ кую пытку с финикийским терпением. С присущей ему страстностью после своего поражения он был зол не столько на достойного уваже­ ния противника, сколько на вероломного союзника, и по стародавней привычке держаться не македонской, а своей личной политики уви­ дел в войне с Антиохом лишь очень удобный случай безотлагательно расплатиться с союзником, который позорно покинул его в беде и изменил ему. Этой цели он достиг; но римляне очень хорошо пони­ мали, что македонянином руководила не дружба к Риму, а вражда к Антиоху, да и вообще они не имели обыкновения подчинять свою политику такому личному сочувствию или несочувствию; поэтому они из предосторожности не предоставили Филиппу никаких существен­ ных материальных выгод. Напротив того, Атталиды с той минуты, как достигли власти, были злейшими врагами Македонии и предме­ том самой ожесточенной и политической и личной ненависти Филип­ па: они более всякой другой восточной державы содействовали раз­ дроблению Македонии и Сирии и расширению римского протектора­ та на Востоке; во время последней войны, в то время как Филипп добровольно и лояльно держал сторону Рима, они были принуждены также стоять за Рим ради своего собственного существования; поэто­ му римляне и воспользовались этими Атталидами как оружием, для того чтобы восстановить то царство Лизимаха, уничтожение которо­ го было самым важным достижением заменивших Александра маке­ донских властителей, и чтобы создать в соседстве с Македонией та­ кое государство, которое не уступало бы ей по своему могуществу и в то же время принадлежало бы к числу римских клиентов. Все-таки мудрый и заботящийся об интересах своего народа правитель едва ли решился бы при обстоятельствах того времени возобновить неравную борьбу с Римом; но в характере Филиппа самым сильным из всех благородных чувств было чувство чести, а из всех низких — мсти­ тельность; поэтому его действиями никогда не руководили ни тру­ сость, ни готовность смириться перед велениями судьбы, и в глубине души он питал намерение еще раз попытать счастья. На новые оскор­ бления, которыми стали осыпать Македонию на съездах в Фессалии,

он отвечал словами Феокрита, «что солнце еще не закатилось в по­ следний раз»*.

Филипп подготовлял исполнение своих замыслов и скрывал их от римлян с таким рвением, с таким спокойствием и с такой последо­ вательностью, что, действуй он точно так же в иные, лучшие време­ на, он, быть может, дал бы судьбам мира совсем иное направление. Для этого крутого и гордого человека была крайне тяжелым испыта­ нием та покорность римлянам, ценой которой он покупая себе необ­ ходимую отсрочку; но он мужественно вынес эту пытку, а за то, что он был принужден сдерживать свой гнев, тяжело поплатились его подданные итакие невинные жертвы раздоров, как несчастная Маронея. Еще в 571 г. война., по-видимому, бкша готова вспыхнуть, но младший сын Филиппа Димитрий, живший в течение нескольких лет в Риме в качестве заложника и пользовавшийся там всеобщею любо­ вью, уладил по приказанию отца соглашение с римлянами. Сенат и особенно руководивший греческими делами Фламинин старались орга­ низовать в Македонии римскую партию, способную парализовать стремления Филиппа, о которых, конечно, знали в Риме, и вождем этой партии, а, быть может, даже и будущим царемМакедонии, был избран юный, страстно привязанный к Риму, принц. Сенат постарал­ ся дать делу такой оборот, что прощает отца ради сына; естествен­ ным последствием этого явились раздоры в царском семействе; стар­ ший сын Филиппа Персей, назначенный отцом в наследники престо­ ла, но родившийся от неравного брака, стал смотреть набрата как на будущего соперника и задумал погубить его. Димитрий, по-видимо- му, не принимал участияв римских интригах; только необоснованное подозрение в преступлении принудило его нарушить свой долг, да й тогда он кажется не замышлял ничего другого кроме бегства в Рим. Но Персей позаботился о том, чтобы его отец был извещен об этом замысле надлежащим образом; подложное письмо от Фламинина к Димитрию довершило дело и побудило отца дать приказание умерт­ вить сына. Филийп узнал о кознях Персея слишком поздно, и смерть настигла его в то время, как он намеревался наказать и устранить от престола братоубищу. Филипп умер в 575 г. в Деметриаде на пятьде­ сят девятом году жизни. Свое царство он оставил развалившимся, свое семейство — в раздорах, с прискорбием сознавая, что все его усилия и все преступления были напрасны. Его сын Персей вступил на престол, не встретив противодействия ни в Македонии, ни со сто­ роны римского сената. Это был красивый мужчина, искусный во всех физических упражнениях, выросший влагере и привыкший командо­ вать, властный и неразборчивый в выборе средств, как отец. Он не увлекался вином и женщинами, из-за которых Филипп слишком час­ то забывал о своих обязанностях правителя; он был настолько же сго-

* Нбт| у ф срраоцц ndvu* aXtov щщ 6£8u%€tv (1, 102).

ек и терпелив, насколько его отец был легкомыслен и страстен. Фи­ липп, вступивший на престол еще ребенком и в первые двадцать лет своего царствования встречавший во всем удачу, был избалован и испорчен судьбой, Персей вступил на престол на тридцать первом году жизни, и так как он еще ребенком участвовал в несчастной войне с римлянами и рос под бременем унижения и с надеждой на скорое возрождение государства, то унаследовал от отца вместе с царством и его заботы, его озлобление и его надежды. Действительно, он при­ нялся со всей энергией за продолжение иачатого отцом дела и стал с усиленным рвением готовиться к войне с Римом; его побуждало к тому убеждение, что, конечно, не благодаря римлянам он носил ма­ кедонскую корону. Македонская нация с гордостью взирала на мо­ нарха, которого привыкла видеть сражающимся во главе своей моло­ дежи; и его соотечественники и многие из эллинов всех племен были убеждены, что нашли в нем настоящего вождя для предстоящей вой­ ны за свободу. Но он был не тем, каким казался; ему недоставало гениальности Филиппа и его способности напрягать все свои силы, недоставало тех поистине царских качеств, которые затемнялись и извращались в Филиппе от счастья, но снова проявлялись во всем блеске под очистительным влиянием невзгод. Филипп не налагал на самого себя никаких стеснений и предоставлял дела на произвол судь­ бы; но, коща было нужно, он находил в себе достаточно силы, чтобы действовать с быстротой и энергией. Персей составлял обширные и искусно задуманные планы и преследовал их с неутомимой настой­ чивостью; но, когда наступала решительная минута и когда все, что он задумал и подготовил, переходило в живую действительность, он пугался своего собственного дела. Как у всех ограниченных людей, средства обращались у него в цель; он накоплял сокровища за сокро­ вищами для войны с римлянами, а когда римляне проникли в его владения, он был не в силах расстаться со своим золотом. О характе­ ре отца и сына можно составить себе понятие по тому факту, что после поражения первый прежде всего поспешил уничтожить в своем кабинете компрометирующие его бумаги, а второй забрал свою казну и сел на корабль. В обыкновенное время из Персея мог бы выйти ничем не выдающийся царь, который был бы не хуже и даже лучше многих других, но он не был способен руководить таким предприяти­ ем, которое могло иметь успех только при условии, если бы во главе его стоял необыкновенный человек.

Силы Македонии не были ничтожны. Преданность страны царс­ кому роду Антигона была ненарушима, и только там национальное чувство не было парализовано взаимною враждою политических партий. Персей разумно воспользовался тем выгодным преимуще­ ством монархической формы правления, что всякая перемена прави­ теля устраняет прежние причины ссор и раздоров и открывает новую эру иных людей и свежих надежд: он начал свое царствование тем,

что обнародовал всеобщую амнистию, позволил возвратиться беглым банкротам и простил накопившиеся недоимки. Поэтому ненавистная строгость отца не только принесла сыну пользу, но и доставила ему любовь подданных. Двадцать шесть лет мира частью сами по себе пополнили убыль в македонском населении, частью доставили пра­ вительству возможность обратить серьезное внимание на эту боль­ ную сторону государства. Филипп поощрял македонян кбрачной жиз­ ни и деторождению; он перевел жителей приморских городов внутрь страны, взамен их поселил фракийских колонистов, которые были способны сами защищаться от неприятеля и на преданность которых он мог полагаться; чтобы раз навсегда прекратить опустошительные нашествия дарданов, он защитил страну с севера непроходимой пре­ градой, обратив в пустыню те земли, которые отделяли его владения от территории варваров, и основал в северных провинциях новые го­ рода. Одним словом, он сделал для Македонии то же, что сделал впоследствии Август, для того чтобы воссоздать римское государ­ ство. Его армия была многочисленна — в ней было 30 тыс. чел., не считая вспомогательных войск и наемников, а его новобранцы приоб­ ретали военную опытность в постоянных пограничных стычках с фра­ кийскими варварами. С первого взгляда кажется непонятным, поче­ му Филипп не попытался подобно Ганнибалу организовать свою ар­ мию по римскому образцу; но это объясняется высоким мнением македонян об их фаланге, которая хотя и нередко подвергалась пора­ жениям, но все-таки считалась непобедимой. Благодаря тому что Филипп нашел новые источники доходов в рудниках, в таможенных и в десятинных сборах и благодаря процветанию земледелия и тор­ говли, явилась возможность наполнить и государственную казну, и склады, и арсеналы; когда началась война, в македонском государ­ ственном казначействе было достаточно денег для уплаты в течение десяти лет жалованья такой армии, какая находилась в то время на­ лицо, и сверх того 10 тыс. наемникам; на общественных складах хра­ нились запасы хлеба на столько же лет (18 млн медимнов, или прус­ ских шеффелей), а запаса оружия было достаточно для армии втрое более многочисленной. Действительно, Македония стала совершенно другим государством, чем каким была в то время, когда была застиг­ нута врасплох взрывом второй войны с Римом; силы государства во всех отношениях по крайней мере удвоились, а с несравненно менее значительными со всех точек зрения Ганнибал сумел поколебать рим­ ское государство в самых его основах. Не так благоприятны были внешние условия. Обстоятельства так сложились, что Македонии пришлось вернуться кпланам Ганнибала и Антиоха и попытаться стать во главе коалиции всех угнетенных государств против Рима, — и дей­ ствительно, нити такого замысла тянулись от жившего в Пидне дво­

ра во все стороны. Но успех был незначителен. Пожалуй, иные и уверяли, будто верность италиков поколеблена, но и для друзей и для

недругов было очевидно, что возобновление самнитских войн было в то время невозможно. Массинисса доносил в Рим о ночных совеща­ ниях, которые происходили между македонскими уполномоченными и карфагенскими сенаторами, но эти совещания не могли пугать лю­ дей серьезных и осмотрительных, даже если бы они и не были чис­ той выдумкой, что, впрочем, легко возможно. Царей Сирии и Вифинии македонский двор старался втянуть в свои интересы посредством брачных союзов; но это привело только к тому, что еще раз попала впросак обычная наивность дипломатии, которая воображает будто приобретать новые территориальные владения можно путем любов­ ных связей. Так как всякая попытка склонить на сторону Македонии Эвмена была бы смешна, то у агентов Персея возникло намерение совершенно от него отделаться: они задумали убить его подле Дельф в то время, когда он возвращался из Рима, где работал против Маке­ донии; но эта грязная попытка не удалась. Более серьезны были по­ пытки склонить северных варваров и эллинов к восстанию против Рима. Филипп замышлял истребить живших в теперешней Сербии старинных врагов Македонии, дарданов, при помощи другого, при­ званного с левых берегов Дуная, еще более варварского племени гер­ манского происхождения — бастарнов — и затем вместе с этими бастарнами и со всей приведенной этим способом в движение лавиной народов двинуться сухим путем в Италию и проникнуть в Ломбар­ дию, для чего уже собирались сведения о ведущих туда альпийских проходах; это был грандиозный план, достойный Ганнибала, и, без сомнения, внушенный именно переходом Ганнибала через Альпы. Более чем вероятно, что это и послужило поводом для основания рим­ ской крепости Аквилеи, которое относится к последним годам цар­ ствования Филиппа (573) и не согласуется с общей системой построй­ ки италийских крепостей. План Филиппа не удался вследствие отча­ янного сопротивления дарданов и заинтересованных в этом деле со­ седних племен; бастарны были принуждены отступить и на возврат­ ном пути все потонули под провалившимся льдом при переходе через Дунай. Тогда царь постарался подчинить своему влиянию вождей иллирийцев, живших в теперешней Далмации и Северной Албании. Не без ведома Персея пал от руки убийцы один из этих вождей — Арфетавр, непреклонно державший сторону Рима. Самый могуще­ ственный между ними, сын и наследник Плеврата, Генфий находил­ ся подобно своему отцу в номинальном союзе с Римом, но гонцы из Иссы (греческого города на одном из островов Далмации) известили сенат, что царь Персей состоит в тайном соглашении с этим юным, слабым и склонным к пьянству владетелем и что послы Генфия слу­ жат в Риме шпионами для Персея. В странах к востоку от Македонии у низовьев Дуная находился в самом теснейшем союзе с Персеем

мудрый и храбрый князь одрисов Котис, который был самым могу­ щественным из фракийских вождей и владетелем всей Восточной

Фракии от македонской границы на Гебре (Марице) до усеянного гре­ ческими городами побережья; из числа других, более мелких владе­ телей князь сагеев Абруполис был разбит Персеем и изгнан из своего отечества за то, что предпринял хищнический набег на Амфиполь на Стримоне. Оттуда Филипп вывел большое число колонистов и там мог он во всякое время набирать наемников в любом количестве. Еще задолго до объявления Риму войны Филипп и Персей деятельно вели среди несчастной эллинской нации двойную пропаганду, стараясь при­ влечь на сторону Македонии частью национальную, частью, если можно так выразиться, коммунистическую партию. Само собой по­ нятно, что все как азиатские, так и европейские греки, принадлежав­ шие к национальной партии, стали в глубине своего сердца сочув­ ствовать Македонии не потому, что римским освободителям иногда случалось совершать несправедливости, а потому, что восстановле­ ние греческой национальности чужеземцами заключало в самом себе противоречие; а теперь, когда в сущности уже было поздно, каждому стало понятно, что самое гнусное македонское управление было для Греции менее пагубно, чем свободная конституция, которая была ре­ зультатом самых благородных намерений великодушных иноземцев. Что во всей Греции самые способные и самые честные люди стали во враждебное к Риму положение, было в порядке вещей; на стороне римлян были только продажные аристократы и некоторые из добро­ совестных людей, составлявших исключение тем, что не обманывали себя ни насчет тогдашнего положения нации, ни на счет ее будущно­ сти. Всех глубже почувствовал это Эвмен Пергамский, который был носителем идеи этой чужеземной свободы среди греков. Тщетно ока­ зывал он подвластным ему городам любезности всякого рода, тщет­ но старался он снискать благосклонность общин и советов звонкими словами и еще лучше звенящим золотом; его подарки были отверг­ нуты, а в один прекрасный день были, по приговору совета, разбиты во всем Пелопоннесе все воздвигнутые в честь его статуи и сплавле­ ны вылитые в честь его металлические доски (584). Напротив того, имя Персея было у всех на устах; даже те греческие государства, ко­ торые подобно ахейскому прежде были самым решительным обра­ зом враждебны к Македонии, стали теперь обсуждать вопрос об от­ мене направленных против Македонии законов; даже находившаяся внутри пергамских владений Византия просила защиты от фракийцев и присылки гарнизона не у Эвмена, а у Персея, который и исполнил эту просьбу; Лампсак на Геллеспонте также примкнул кмакедоняни­ ну; даже могущественные и осмотрительные родосцы приказали сво­ ему великолепному военному флоту служить конвоем для сирийской невесты царя Персея во время ее морского переезда из Антиохии, потому что сирийские военные корабли не имели права показываться в Эгейском море; они были приняты с большим почетом и возврати­ лись домой с щедрыми подарками, состоявшими преимущественно

из корабельного леса; даже уполномоченные от азиатских городов, т. е. от подданных Эвмена, вели в Самофракии тайные переговоры с македонскими депутатами. Вышеупомянутая отправка родосских во­ енных кораблей имела по меньшей йере внешний вид демонстрации;

иуже настоящей демонстрацией быЩ когда царь Персей под пред­ логом религиозного торжества выставил в Дельфах напоказ эллинам

исамого себя и всю свою армию. То, что царь старался найти для себя в этой национальной пропаганде опору для предстоявшей вой­ ны, было в порядке вещей. Но он дурно поступил, воспользовавшись страшной экономической разрухой Греции, для того, чтобы привя­ зать к Македонии всех тех, кто желал преобразования имуществен­ ных отношений и отмены законов о долговых обязательствах. Труд­ но представить себе, до какой степени были в европейской Греции

Обременены долгами и общины, и частные лица, за исключением Пе­ лопоннеса, положение которого было в этом отношении более снос­ ным; дело дошло до того, что один город нападал на другой и преда­ вал его грабежу только для того, чтобы добыть денег; так например, афиняне разграбили Ороп, а у этолийцев, у перребов и у фессалийцев происходили настоящие сражения между богатыми и бедными. Само собой разумеется, что в этих случаях совершались страшные преступ­ ления; так, например, у этолийцев была обнародована всеобщая ам­ нистия и было объявлено о восстановлении внутреннего спокойствия единственно с целью завлечь в эту западню эмигрантов и умертвить их. Римляне попытались взять на себя роль посредников, но их по­ слы возвратились домой, не достигнув цели, и объявили, что обе партии одинаково негодны и что нет никакой возможности обуздать их взаимную вражду. В сущности могли бы помочь этому делу толь­ ко полицейский офицер и палач; сентиментальный эллинизм, снача­ ла возбуждавший смех, стал возбуждать ужас. Но царь Персей при­ влек на свою сторону эту партию, если онадостойна такого названия, и привязал к себе тех людей, которым нечего было терять или кото­ рые по меньшей мере не могли опасаться утраты честного имени; он не только издал распоряжение впользу обанкротившихся македонян, но, кроме того, приказал выставить в Лариссе, в Дельфах и в Делосе объявления, в которых приглашал возвратиться в Македонию всех греков, укрывавшихся от наказания за политические и за какие-либо другие преступления или от взыскания долгов, и обещал им восста­ новить их честь и возвратить им имущество. Нетрудно поверить как тому, что они явились на это приглашение, так и тому, что тлевший под пепяой огонь социальноцреволюции вспыхнул тогда ярким пла­ менем во всей Северной Греции и что местная национально-социальная партия обратилась к Персею с просьбой о помощи. Если эллинская национальность могла быть спасена только такими средствами, то при всем уважении к Софоклу и^Фидию можно осмелиться задать себе вопрос: стоила ли эта цель такой цены?