новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима. В 4 томах. Том второй. Кн. 3 продолжение, Кн. 4
..pdfфланге, где командовал Эвмен; легионы стали в центре. Эвмен начал сражение тем, что послал своих стрелков и пращников на боевые ко лесницы с приказанием уничтожать их упряжь; в скором времени не только эти колесницы были лишены способности действовать, но и стоявшие поблизости наездники на верблюдах были обращены в бег ство; даже стоявшее позади них во втором строю левое крыло тяже лой артиллерии было приведено в расстройство. Тогда Эвмен устре мился со всей римской конницей, состоявшей из 3 тыс. всадников, на наемную пехоту, стоявшую во втором строю между фалангой и ле вым крылом тяжелой кавалерии, а когда она стала подаваться назад, то и приведенные ранее в расстройство кирасиры обратились в бег ство. Фаланга, только что пропустившая легкие войска и собиравша яся двинуться на римские легионы, была задержана нападением кон ницы на ее фланг; она была принуждена не двигаться с места к обо роняться с двух сторон, причем построение вглубь послужило ей на пользу. Если бы у неприятеля была под рукой тяжелая азиатская кон ница, то он еще мог бы дать битве другой оборот; но его левое крыло было разорвано, а правое, которым командовал сам Антиох, увлек лось преследованием стоявшего против него небольшого отряда рим ской конницы и достигло римского лагеря, где с большим трудом оборонялись от этого нападения. Поэтому конница отсутствовала в решительную минуту на поле сражения. Римляне воздержались от нападения на фалангу со своими легионами; они выслали против нее
стрелков и прзщшшоз, у которых не пропадал даром ни один снаряд, направленный в эту густую массу. Однако фаланга отступала мед ленно и в порядке, пока ее ряды не были прорваны испуганными сло нами, стоявшими в промежутках. Тогда вся армия обратилась в бес порядочное бегство; попытка неприятеля защитить лагерь не удалась и только увеличила число убитых и попавших в плен. Ввиду полного расстройства, в которое пришла армия Антиоха, едва ли может быть неправдоподобным исчисление ее потерь в 50 тыс. чел.; римлянам, легионы которых не принимали никакого участия в битве, эта победа, отдавшая в их руки третью часть света, стоила 24 всадников и 300 пехотинцев. Малая Азия покорилась, и покорились также Эфес, от куда неприятельский аДмирал был принужден поспешно удалиться со своим флотом, и царская резиденция Сарды. Царь запросил мира и согласился на поставленные римлянами условия, которые по обык новению ничем не отличались от предложенных до битвы и, стало быть, заключали в себе уступку Малой Азии. До ратификации этих условий римская армия оставалась в Малой Азии на содержании царя, которому это стоило не менее 3 тыс. талантов (5 млн талеров). Сам Антиох по своей беспечности скоро примирился с потерей половины своих владений, если он действительно утверждал, что благодарен римлянам, избавЕ/ллчм его от труда управлять слишком обширным государством, то это на него похоже. Но после битвы при Магнезии
Азия была вычеркнута из числа великих держав; конечно, еще никог да ни одна великая держава не падала так быстро, так безвозвратно и так позорно, как царство Селевкидов при этом Антиохе Великом. Он сам был вскоре после того (567) убит озлобленными жителями Злнмаиды (к северу от Персидского залива), в то время как грабил храм Бела, сокровищами которого намеревался пополнить свою опустев шую казну.
После одержанной победы римскому правительству предстояло привести в порядок дела в Малой Азии и Греции. Если предпола галось прочно утвердить там римское владычество, то для этого еще вовсе не было достаточно отказа Антиоха от владычества над пере днею частью Азии. Политическое положение этих стран уже было описано ранее. Греческие вольные города, стоявшие на берегах Ионии и Эолии, и в сущности однородное с ними пергамское царство были естественными опорами римской верховной власти в этой новой об ласти, носившей и здесь характер протектората над соплеменными эллинами. Но династы, владычествовавшие внутри Малой Азии и на северном побережье Черного моря, уже давно перестали вполне под чиняться царям Азии, а договор с Антиохом еще не давал римлянам никакой власти над внутренними странами. Было крайне необходимо провести какую-нибудь границу, внутри которой должно было впредь преобладать римское влияние. При этом прежде всего следовало при нять в соображение отношения, установившиеся между жившими в Азии эллинами и поселившимися там за сто лет перед тем кельтами. Эти последние формальным образом разделили между собой мало азиатские страны, и каждый из их трех округов собирал установлен ную дань с той области, которая была отведена ему для поборов. Прав да, пергамское гражданство не подпало под это унизительное иго бла годаря энергии своего вождя, который был за это награжден званием наследственного монарха; а эта последняя борьба эллинов, поддер жанная национальным духом их граждан, вызвала вторичный рас цвет эллинского искусства, незадолго перед тем снова появившегося на свет. Но это был лишь сильный отпор, а не решительный успех; пергамцам беспрестанно приходилось охранять с оружием в руках спокойствие своего города от нашествий диких орд, которые спуска лись с восточных гор, а большая часть остальных греческих городов, по всей вероятности, оставалась в прежней зависимости*. Если рим
*Из упомянутого выше лампсакскот декрета достаточно ясно видно, что жители Лампсака просили массалиотов о заступничестве не толь ко у римлян, но и у толистоагиев (иначе называемые толистобогами; кельты названы таким именем и в этом документе и в пергамекой надписи С. I. gr. 3536 — в древнейших памятниках, в которых они упоминаются), поэтому весьма вероятно, что жители Лампсака упла чивали этому округу дань еще около того времени, когда римляне вели войну с Филиппом (ср. Ливий, 38, 16).
ляне желали, чтобы их протекторат над эллинами не был и в Азии лишь номинальным, то они должны были положить какие-нибудь пределы для такой податной зависимости своих новых клиентов; а так как римская политика старалась в то время избегать в Азии еще более, чем на греко-македонском полуострове, всяких территориаль ных приобретений и связанной с ними необходимости содержать там
постоянные армии, то не оставалось ничего другого, как пройти е оружием в руках до предположенных пределов римского преоблада ния и на самом деле подчинить своей верховной власти вообще мадоазиатов и особенно кельтские округа.
За это дело взялся новый римский главнокомандующий Гней Манлий Вольсон, заменивший Луция Сципиона в Малой Азии. Его осыпали за это тяжелыми обвинениями: те члены римского сената, которые не сочувствовали новому направлению римской политики, не сознавали ни цели последней войны, ни ее необходимости. Осо бенно необоснованны были упреки относительно цели азиатской кам пании; после того как римское государство вмешалось в эллинские дела, азиатская кампания была неизбежным последствием такой по литики. Конечно, со стороны римлян едва ли было благоразумно при нимать под свой протекторат всех эллинов, но с той точки зрения, на которой стояли Фламинин и подчинившееся его влиянию большин ство сенаторов, и благоразумие и честь требовали покорения галатов. Более обосновано было обвинение в том, что в то время не было ни какой прямой причины для войны с галатами, так как они не были в союзе с Антиохом и по своему обыкновению лишь не мешали ему набирать в их стране наемные войска. Но против этого приводилось то веское соображение, что римскому гражданству могла быть пред ложена отправка войск внутрь Азии только вследствие самой экст ренной необходимости, а если экспедиция против галатов оказыва лась необходимой, то ее следовало предпринять немедленно и с теми победоносными войсками, которые уже находились в Азии. Итак, весной 565 г. был предпринят поход внутрь Азии, без сомнения, под влиянием Фламинина и разделявших его мнение сенаторов. Консул выступил в поход из Эфеса, ограбил города и владетельных князей на верхнем Меандре и в Памфилии и потом направился к северу для нападения на кельтов. Принадлежавшие к западному кантону толистоагии переселились со всем своим имуществом на гору Олимп, а принадлежавшие к среднему кантону тектозаги — на гору Магабу; они надеялись, что будут в состоянии обороняться там до тех пор, когда зима заставит чужеземцев удалиться. Но высоты, где они ук рылись, не защитили их от тех метательных снарядов римских пращ ников и стрелков, употребление которых им было незнакомо и кото рые так же часто бывали причиной их поражения, как в новые време на огнестрельное оружие бывало причиной поражения диких наро дов. Кельты были разбиты в одном из таких же сражений, какие не-
редко происходили на берегах По и Сены и прежде того и после, но в Азии такое сражение кажется столь же странным, как и вообще появ ление этого северного племени среди греческих и фригийских наро дов. Число убитых и в особенности взятых в плен было громадно и на той и на другой стороне. Все, что осталось в живых, укрылось за Галисом втретьем кельтском округе у трокмеров, на которых консул не предпринимал нападения: эта река была той границей, за которую
4решили не переступать руководители римской политики того време ни. Фригию, Вифинию и Пафлагонию было решено поставить в зави симость от Рима, а страны, лежащие далее к востоку, были предос тавлены самим себе.
Новые порядки были введены в Малой Азии частью мирным до говором с Антиохом (565), частью постановлениями римской комис сии, в которой председательствовал консул Вольсон. Антиох обязал ся выдать заложников, в числе которых находился его младший сын, носивший одно имя с отцом, и уплатить соразмерную с богатством Азии военную контрибуцию в 15 тыс. эвбейскихталантов (25 1/2 млн талеров), из которой пятую часть следовало внести немедленно, а ос тальная сумма была рассрочена на двенадцать лет; кроме того, Анти ох был принужден уступить все свои владения в Европе, а в Малой Азии все владения к северу от Тавра и к западу от устьев Кестра, между Аспендом и Перге в Памфилии, так что в Передней Азии оста лись в его власти только Восточная Памфилия и Киликия. Его патро нат над государствами и владетелями Передней Азии естественным образом прекратился. Азия, или, как стало с тех пор обыкновенно и более правильно называться царство Селевкидов, Сирия, лишилась права вести наступательные войны с западными государствами, а в случае оборонительной войны приобретать от них земли по мирному договору; ее военным кораблям было запрещено заходить на запад от устьев Каликадна в Киликии иначе, как для доставки послов, залож ников или дани; ей было также запрещено содержать более десяти палубных кораблей кроме случая оборонительной войны и не дозво лялось дрессировать для войны слонов; наконец она лишилась права набирать в западных государствах солдат или принимать к себе отту да политических беглецов и дезертиров. Она выдала те военные ко рабли, которые превышали установленное число, а также слонов и укрывавшихся у нее политических эмигрантов. В вознаграждение за это великий царь получил титул друга римской гражданской общи ны. Таким образом, сирийское государство было совершенно и на всегда вытеснено из Западной Азии и на суше и на море; до какой степени царство Селевкидов было слабо и лишено всякой внутренней связи, видно из того факта, что оно было единственной из всех по бежденных Римом великих держав, которая после первого пораже ния уже ни разу не пыталась вернуть оружием то, что было ею утра чено. Обе Армении, которые до того времени были, но крайней мере
номинально, азиатскими сатрапиями, превратились в независимые государства если не в силу заключенного с Римом мирного договора, то под его влиянием, а владетели этих стран Артаксиад и Зариадрис сделались основателями новых династий. Так как Каппадокия нахо дилась вне той черты, которою была обведена сфера римского влия ния, то ее царь Ариараф отделался пеней в 600 талантов (1 млн тале ров), уменьшенной впоследствии наполовину по ходатайству его зятя Эвмена. И царю Вифинии Прузию и кельтам были оставлены их вла дения в прежнем размере; но эти последние обязались не высылать за свою границу вооруженных шаек, чем был положен конец позор ной дани, которую они собирали с малоазиатских городов. Эту цен ную услугу азиатские греки глубоко сознавали и не преминули воз наградить за нее римлян золотыми венками и напыщенными похваль ными речами. Распределение территориальных владений в Передней Азии не обошлось без затруднений главным образом потому, что династическая политика Эвмена сталкивалась там с политикой гре ческой Ганзы; соглашение наконец состоялось на следующих услови ях. Всем греческим городам, которые были свободны в день битвы при Магнезии и которые приняли сторону римлян, были предостав лены прежние вольности, и все они за исключением только тех, кото рые до того времени платили дань Эвмену, были на будущее время освобождены от уплаты дани разным династам. Таким образом, сде лались вольными городами старинные соплеменники римлян со вре мен Энея — Дардан и Илион, затем Кима, Смирна, Клазомены, Эрифры, Хиос, Колофон, Милет и многие другие знаменитые с древних времен города. Фокея, которая была разграблена солдатами римского флота в нарушение условий капитуляции, была за это вознаграждена в виде исключения возвратом ее территории и свободы, хотя и не подходила под означенную в договоре категорию. Сверх того боль шинству городов грекоазиатской Ганзы были предоставлены некото рые новые земельные владения и другие выгоды. Само собой разу меется, что римляне лучше всего обошлись с Родосом; они предоста вили ему Ликию, за исключением Телмисса, и большую часть Карни к югу от Меандра; сверх того Антиох обеспечил родосцам в своих владениях неприкосновенность их собственности, взыскание по их долговым претензиям и такое же освобождение от таможенных по шлин, каким они до того времени пользовались. Вся остальная и, стало быть, самая значительная часть добычи досталась Атталидам; их старинная преданность Риму, равно как напасти, вынесенные Эвменом во время последней войны, и его личное участие в счастливом окончании решительной битвы были награждены Римом так щедро, как никогда еще ни один царь не награждал своих союзников. Эвмен получил в Европе Херсонес вместе с Лизимахией, а в Азии, кроме уже прежде принадлежавшей ему Мизии, провинции: Фригию на Геллеспонте, Лидию вместе с Эфесом и Сардами, северную часть
Карии до Меандра с включением Тралл и Магнезии, великую Фри гию и Ликаонию с частью Киликии, Милийскую область между Фри гией и Ликией и в качестве порта на берегах южного моря ликийский
город Телмисс; относительно Памфилии впоследствии возник между Эвменом и Антиохом спор о том, находится ли она по сю или по ту сторону проведенной границы и кому из них должна принадлежать.
Сверх этого Эвмену был предоставлен патронат над теми греческими городами, которые получили неполную свободу, и ему было дано право собирать с этих городов дань; но и в этом случае было постановлено, что эти города сохраняют свои льготные грамоты и что размер упла чиваемой ими дани не может быть увеличен. Антиоха также обязали уплатить Эвмену 350 талантов (600 тыс. талеров), которые он задол жал отцу Эвмена Атталу, и вознаградить его 127 талантами (218 тыс. талеров) за недоставленные хлебные запасы. Наконец Эвмен полу чил царские леса и выданных Антиохом слонов; военные корабли Антиоха были сожжены: римляне не допускали, чтобы в соседстве с их владениями существовала морская держава. Таким образом, вла дения Атталидов в Восточной Европе и в Азии сделались тем же, чем была Нумидия в Африке — зависимым от Рима сильным государ ством с абсолютно монархической формой правления; оно было пред назначено сдерживать как Македонию, так и Сирию в указанных им пределах и было способно исполнять это назначение, прибегая к по мощи римлян лишь в крайних случаях. С расширением этого госу дарства, вызванным политическими расчетами, римляне постарались по мере возможности согласовать освобождение азиатских греков, которого требовали их республиканские и национальные симпатии и их тщеславие. В положение дел на дальнем Востоке по ту сторону Тавра и Галиса было решено не вмешиваться — это ясно видно из условий мирного договора, заключенного с Антиохом, и еще более из решительного отказа сената даровать городу Солы в Киликии воль ности, которых испрашивали для него родосцы. Римляне также не преклонно держались принятого ими основного принципа не приоб ретать в непосредственную собственность никаких заморских владе ний. После того как римский флот предпринял экспедицию в Крит и добился там освобождения проданных в рабство римлян, морские и сухопутные силы римлян покинули Азию в конце лета 566 г.; но су хопутной армии, возвращавшейся прежней дорогой через Фракию, пришлось много страдать на пути от нападений диких племен вслед ствие небрежности главнокомандующего. Римляне не принесли с со бой с Востока ничего кроме славы и золота, которые сочетались в то время в практической форме благодарственных адресов — в золотых венках.
Европейская Греция также была потрясена этой азиатской вой ной и нуждалась в новых порядках. Этолийцы все еще не хотели при мириться с мыслью о своем ничтожестве после перемирия, заклю
ченного ими весной 564 г. со Сципионом; их кефалленские корсары сделали трудными и небезопасными морские сношения между Ита лией и Грецией, и, по-видимому, еще до истечения срока этого пере мирия они до такой степени увлеклись ложными известиями о поло жении дел в Азии, что имели безрассудство вновь возвести Аминандера на его афаманский престол и завели с Филиппом войну в заня тых им пограничных областях Этолии и Фессалии, при этом царь терпел немало неудач. Поэтому понятно, что на их просьбы о мире римляне отвечали высадкой консула Марка Фульвия Нобшшора. Он прибыл к легионам весной 565 г. и после пятнадцатидневной осады завладел Амбракией, которая сдалась на условиях почетной для гар низона капитуляции; тем временем на этолийцев напали македоняне, иллирийцы, эпироты, акарнанцы и ахейцы. О серьезном сопротивле нии не могло быть и речи; вследствие неоднократно возобновлявшихся просьб этолийцев о мире римляне прекратили эту войну и согласи лись на такие условия, которые можно назвать умеренными ввиду низости и коварства побежденных. Этолийцы лишились всех городов и владений, находившихся во власти их противников, и, между про чим, Амбракии, которая потом была признана свободной и независи мой вследствие интриги, затеянной в Риме против Марка Фульвия, и Оинии, которая была отдана акарнанцам; им также пришлось отка заться и от Кефаллении.•Они лишились права объявлять войну и зак лючать мир и были в этом отношении поставлены в зависимость от внешней политики Рима; наконец они должны были уплатить боль шую сумму денег. Кефалления восстала против этого договора на свой собственный риск и покорилась лишь тогда, когда на острове высадился Марк Фульвий; даже жители Самы, опасавшиеся, что они будут вытеснены римскими колонистами из своего поставленного на выгодном месте города, сначала покорились, а потом снова восстали; они выдержали четырехмесячную осаду, после которой город был взят, а все жители были проданы в рабство. И в этом случае Рим не уклонился от своего принципа ограничиваться владычеством над Ита лией и над ее островами. Он не взял себе из военной добычи ничего, кроме двух островов — Кефаллении и Закинфа, которые были выгод ной прибавкой к Керкире и к другим морским стоянкам на Адриати ческом море. Остальные территориальные приобретения достались римским союзникам. Филипп и ахейцы были недовольны доставшейся им долей добычи. Филипп не без основания считал себя обиженным. Он был вправе утверждать, что самые важные затруднения во время последней войны, заключавшиеся не в неприятельской армии, а в дальности и необеспеченности сообщений, были преодолены главным образом благодаря его лояльному содействию. Сенат признавал это, так как простил ему недоплаченную дань и возвратил ему его залож ников; но Филипп не добился такого расширения своих владений, на какое надеялся. Он получил Магнетскую область вместе с Деметриа-
дой, отнятую им у этолийцев; сверх того в его власти фактически остались владения долопов и афаманов и часть Фессалии, откуда он также выгнал этолийцев. Хотя внутренняя часть Фракии и осталась под македонским протекторатом, но не было принято никакого реше ния относительно приморских городов и островов Фазоса и Лемноса, фактически находившихся в руках Филиппа; Херсонес был даже пря мо отдан Эвмену, и вовсе нетрудно было понять, что Эвмену были даны владения в Европе только для того, чтобы он держал в покорно сти не только Азию, но в случае надобности и Македонию. Понятно, что все это раздражало гордого и не лишенного рыцарских доблестей Филиппа; но римляне руководствовались не желанием обидеть его, а настоятельной политической необходимостью. Македония платила за то, что когда-то была одной из первых держав и вела с Римом войну как равная с равным; с этой стороны еще гораздо более, чем со сторо ны Карфагена, следовало остерегаться возрождения прежнего могу щества. В ином положении находились дела ахейцев. Во время вой ны с Антиохом они исполнили свое давнишнее желание включить в свой союз Пелопоннес, так как в этот союз вступили, более или менее против воли, сначала Спарта, а, после того как азиаты были изгнаны из Греции, также Элида и Мессена. Римляне этому не воспротиви лись и даже допустили, чтобы в этом случае было поступлено с наро читым пренебрежением к Риму. Когда Мессена заявила о своей го товности покориться римлянам и о своем нежелании вступать в союз, а этот последний прибег к насилию, то Фламинин поставил ахейцам на вид, что так распоряжаться частью военной добычи несправедливо и сверх того более чем неприлично при тех отношениях, какие суще ствуют между ахейцами и римлянами; но при своей неосторожной снисходительности к эллинам Фламинин не помешал ахейцам испол нить их желание. Впрочем, дело этим не кончилось. Ахейцев мучило свойственное карликам желание вырасти; поэтому они не отдали за нятого ими во время войны города Плеврона в Этолии и принудили его вступить в число членов союза; они купили Закинф у наместника, оставленного там последним владетелем острова Аминандером, и желали присоединить к этим приобретениям Эгину. Они неохотно отдали Закинф римлянам и с большим неудовольствием выслушали совет Фламинина довольствоваться Пелопоннесом. Они воображали, что из уважения к самим себе должны выставлять напоказ независи мость своего государства тем заботливее, чем ничтожнее была эта независимость на самом деле; они толковали о правах воюющей дер жавы и о преданности, с которой помогали римлянам в их войнах; один из них обратился на ахейском совете к римским послам с вопро сом, почему Рим заботится о Мессене, если Ахаия не вмешивается в то, что касается Капуи; задавший этот вопрос горячий патриот был награжден рукоплесканиями, и ему было обеспечено большинство голосов на выборах. Все это было бы и очень понятно и очень возвы
шенно, если бы не было еще более смешно. То, что Рим, так искрен но старавшийся упрочить свободу эллинов и заслужить их призна тельность, не дал им ничего кроме анархии и не пожал ничего кроме неблагодарности, было вполне закономерно и очень прискорбно. В основе эллинских антипатий к покровительствующей державе лежа ло, бесспорно, очень благородное чувство, и личное мужество неко торых людей, руководивших общественным мнением, не подлежит никакому сомнению. Но именно поэтому ахейский патриотизм пред ставляется нам по меньшей мере безрассудством и настоящей исто рической карикатурой. Несмотря на то, что этот народ был так често любив и так дорожил своим национальным достоинством, он от пер вого до последнего человека был проникнут глубоким сознанием сво его бессилия, и либеральные и раболепные люди постоянно прислу шивались к тому, чего желает Рим; они благодарили бога, если не появлялся декрет, которого они страшились; они хмурились, когда сенат давал им понять, что они лучше сделают, если подчинятся добро вольно, для того чтобы не пришлось подчиняться по принуждению; то, чего от них требовали, они исполняли «для соблюдения прили чий», и исполняли по мере возможности таким способом, который был оскорбителен для римлян; они отписывались, объяснялись, про сили отсрочек, увертывались и наконец, когда все это не помогало, уступали с патриотическими вздохами. Такой образ действий имел бы право если не на одобрение, то на снисхождение, если бы вожаки решились на борьбу и предпочли гибель нации ее порабощению; но ни Филопемен, ни Ликорт не помышляли о таком политическом са моубийстве — они хотели по мере возможности быть свободными, но прежде всего желали жить. Сверх того римляне никогда не вме шивались во внутренние дела Греции по собственной инициативе; это вмешательство всегда вызывалось самими греками, словно дети под водившими друг друга под наказание розгами, которого так боялись. Уже до тошноты приелся упрек, который повторялся ученою чернью эллинских и послеэллинских времен, будто римляне старались сеять внутренние раздоры в Греции; это — одна из самых нелепых пошло стей, какие когда-либо были придуманы филологами, вдававшимися в политику. Не римляне вносили раздоры в Грецию (это было бы поистине то же, что носить сов в Афины), а греки переносили свои ссоры в Рим. Особенно ахейцы были до такой степени ослеплены своей жаждой территориального округления, что не были в состоя нии понять, как было бы для них полезно, если бы Фламинин не включил в их союз тех городов, которые были привязаны к этолийцам; они приобрели в Лакедемоне и в Мессене настоящую гидру внут ренних раздоров. Члены этих общин беспрестанно обращались в Рим с просьбами избавить их от ненавистного товарищества, и, что осо бенно замечательно, в числе таких просителей даже находились люди, обязанные ахейцам своим возвращением на родину. Ахейский союз
постоянно что-нибудь переустраивал и восстанавливал в Спарте и Мессене, где самые яростные из эмигрантов руководили решениями со вета. Через четыре года после номинального вступления Спарты в союз дело дошло даже до открытой войны и до реставрации, дове денной до безрассудной крайности: все рабы, получившие от Набиса гражданские права, были снова проданы в неволю, на вырученные этим способом деньги была построена колоннада в ахейском городе Мегалополе, старинное положение землевладельцев в Спарте было восстановлено, законы Ликурга были заменены ахейскими, город ские стены были срыты (566). На эти нововведения стали со всех сто рон поступать в римский сенат жалобы с просьбой принять на себя роль третейского судьи — эти новые заботы были заслуженным на казанием за сентиментальную политику римлян. Не желая впуты ваться в эти дела, сенат не только с примерным безразличием выносил булавочные уколы ахейской самонадеянности, но даже с преступным равнодушием допускал самые гнусные дела. В Ахаии все сердечно радовались, когда было получено из Рима известие, что сенат хотя и был очень недоволен реставрацией, но ничего не кассировал. Рим ничего не сделал в защиту лакедемонян, кроме того, что сенат, воз мущенный юридическим убийством, которое ахейцы совершили над шестьюдесятью или восемьюдесятью спартанцами, отнял у совета право уголовного судопроизводства над спартанцами, что, конечно, было возмутительным вмешательством во внутренние дела незави симого государства! Римские государственные люди отстраняли от себя, сколько могли, всякие заботы об этой буре в стакане воды, что всего убедительнее доказывают многократные жалобы на поверх ностные, противоречивые и неясные решения сената; и как мог бы он выносить ясные решения, когда представители четырех спартанских партий говорили друг против друга в его присутствии! К этому следу ет добавить и то впечатление, которое производили в Риме многие из этих пелопоннесских государственных мужей; даже Фламинин пока чивал головой, когда один из них сегодня исполнял перед ним какойто танец, а завтра заводил с ним речь о государственных делах. Дело дошло до того, что сенат, наконец, совсем вышел из терпения и объя вил пелопоннесцам, что более не намерен вступать с ними в объясне ния и что они могут делать все, что хотят (572). Такой образ действий понятен, но его нельзя назвать справедливым; при ток положении, которое занимали римляне, на них лежал и нравственный и полити ческий долг серьезно и последовательно заняться введением в стране сколько-нибудь сносного порядка. Ахеец Калликрат, обратившийся в 575 г. в сенат с разъяснением существующего положения дел в Пело поннесе и с просьбой о деятельном и постоянном вмешательстве, был как человек, пожалуй, и ниже своего соотечественника Филопемена, заложившего фундамент для так называемой патриотической поли тики, но тем не менее он был прав.