новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима. В 4 томах. Том второй. Кн. 3 продолжение, Кн. 4

сея. Что касается пергамеког^ флота, то царь возвратился с ним до­ мой вслед за уходом римского флота на зимнюю стоянку и предвари­ тельно откланялся консулу. Рассказ о подкупе — без сомнения вы­ думка вроде теперешних газетных уток; разве не сам богатый, хит­ рый и последовательный в своих действиях Атталид вызвал разрыв между Римом и Македонией своей поездкой 582 г. и едва не был за это убит подосланными Персеем бандитами? Так неужели же он стал бы продавать своему убийце за несколько талантов право на участие в добыче и из-за таких пустяков отказываться от результатов много­ летних усилий именно в то время, когда уже были преодолены глав­ ные трудности войны, в счастливом исходе которой он, впрочем, ни­ когда не мог сомневаться? Такое обвинение не только ложь, но и очень глупая ложь. Не подлежит сомнению, что этому не было ника­ ких доказательств ни в бумагах Персея, ни где бы то ни было, так как даже римляне не осмеливались громко высказывать такие подозре­ ния. Но у них была своя цель. К чему они стремились, видно из обхождения римских вельмож с братом Эвмена Атталом, который командовал в Греции пергамскими вспомогательными войсками. Он был принят в Риме е распростертыми объятиями как храбрый и вер­ ный боевой товарищ, и его там поощряли просить не за своего брата, а за самого себя, ему намекали, что сенат охотно отведет ему особое царство. Аттал просил только Энос и Маронею. Сенат полагал, что это лишь предварительная просьба, и исполнил ее с большой любез­ ностью. Но когда Аттал уехал из Рима, не предъявив никаких даль­ нейших требований, а сенат пришел к убеждению, что члены пергамского царствующего дома живут в таком взаимном согласии, какое не встречается в других царствующих домах, то Энос и Маронея были объявлены вольными городами. Пергамцы не получили из македон­ ской добычи ни одного клочка земли; после победы над Антиохом римляне еще соблюдали по отношению к Филиппу внешние формы приличия, а теперь они намеренно оскорбляли и унижали Эвмена. Кажется, около того времени сенат объявил независимой Памфилию, из-за обладания которой шел спор между Эвменом и Антиохом. Еще важнее было столкновение с галатами; с тех пор как Эвмен вытеснил понтийского царя из Галатии и принудил его при заключении мира отказаться от всяких союзов е галатскими князьями, этот народ нахо­ дился под властью Эвмена, но теперь, без сомнения, рассчитывая на разлад между Эвменом и римлянами, а может быть и по наущению этих последних, галаты восстали против Эвмена, наводнили его вла­ дения и поставили его в очень опасное положение. Эвмен стал про­ сить римлян о посредничестве; римский посол изъявил готовность исполнить это желание, но полагал, что командовавший пергамской армией Аттал лучше бы сделал, если бы не сопровождал его, так как мог смутить дикарей своим присутствием; заслуживает внимания тот факт, что посол ничего не уладил и даже рассказывал по возвраще­

нии, что его посредничество только вызвало раздражение дикарей. Вскоре после тогонезависимость галатов была положительно признана и гарантирована сенатом. Эвмен решил отправиться в Рим, чтобы лично отстаивать свои интересыперед сенатом. Но сенат, словно мучи­ мый угрызениями совести, неожиданно вынес решение, что цари впредь не должны являться в Рим, и послал в Брундизий навстречу Эвмену квестора с поручением сообщить ему содержание этого сенат­ ского решения, спросить у него, что ему нужно, и объяснить ему, что его поспешный отъезд домой Оченьжелателен. Царь долго не творил ни слова, наконец, он ответил, что ему ничего не нужно, и снова сел на корабль. Он понял, в чем дело, — он понял, что уже прошло то время, когдаРим допускал существование иолусамодержавных и полусвобод­ ных союзников, и что теперь настала пора бессильной покорности.

Такая же участь постигла родосцев. Их положение было особо привилегированным: они находились с Римом не в настоящем союзе, ав равноправных дружеских отношениях, которые не мешали им зак­ лючать союзы по своему усмотрению и не обязывали их доставлять но требованию римлян вспомогательные войска. Вероятно, именно по этой причине стал обнаруживатьсяразлад между ними и римляна­ ми. Первые несогласия с Римом возникли вследствие восстания ликийцев, доставшихся после победы над Антиохом на долю родосцев, которые (576) обошлись с ними как с возмутившимися подданными и с жестокостью обратили их в неволю; но ликийцы утверждали, что они не подданные, а союзники родосцев, и доказали это перед римс­ ким сенатом, когда этому последнему было предоставлено разъяс­ нить сомнительный смысл мирного договора. Впрочем, в этом слу­ чае, конечно, главную роль играло вполне понятное сострадание к сильно угнетенным людям; по крайней мере Рим не пошел далее в своем вмешательстве и отнесся к этой распре с таким же безучасти­ ем, с каким относился ковсем эллинским распрям. Когда вспыхнула война с Персеем, родосцы были этим недовольны, как и все осталь­ ные здравомыслящие греки; особенно осуждали они Эвмена как за­ чинщика этой войны, так что даже его торжественное посольство не было допущено в Родос на праздник Гелиоса. Однако это не помеша­ ло им крепко стоять за Рим и не допускать к кормилу правления ма­ кедонскую партию, которая существовала вРодосе, как и во всей Гре­ ции; данное им еще в 585 г. разрешение вывозить из Сицилии хлеб свидетельствовало о том, что их добрые отношения с Римом в то время еще не были нарушены. Но незадолго до битвы при Пидне родосские послы неожиданно появились в римской главной квартире

ив римском сенате с заявлением, что родосцы не намерены долее допускать войну, от которой сильно страдают их торговые сношения с Македонией и сборы портовых пошлин, что они решили сами объя­ вить войну той из двух держав, которая не согласится заключить мир,

ичто в этих видах они уже заключили союз с Критом и с азиатскими

городами. От республики, в которой все решают всенародные собра­ ния, можно всего ожидать; но это безрассудное вмешательство тор­ гового города, па которое родосцы могли решиться не иначе, как по

получении известия о занятии римлянами Темпейского ущелья, тре­ бует более подробного объяснения. Ключом к разрешению этой за­ гадки может служить достоверно засвидетельствованный факт, что консул Квинт Марций — тот самый, который был таким мастером в «новомодной дипломатии», — осыпал родосского посла Агеполиса любезностями в лагере под Гераклеей, стало быть после занятия Тем­ пейского ущелья,-и тайком попросил его уладить мирное соглаше­

ние. Остальное довершили республиканское безрассудство и респуб­ ликанское тщеславие; родосцы вообразили, что римляне считают себя погибшими; их соблазняла роль посредников между четырьмя вели­ кими державами, и они завязали сношения с Персеем; родосские по­ слы, выбранные из числа людей, сочувствовавших Македонии, наго­ ворили более того, что им было поручено, и Родос попался в запад­ ню. Сенат, без сомнения, почти ничего не знавший о заведенных ин­ тригах, узнал о странном родосском посольстве с совершенно понят­ ным негодованием и воспользовался этим удобным случаем, чтобы унизить самонадеянный торговый город. Один воинственный претор даже дошел до того, что предложил народному собранию объявить Родосу войну. Родосские послы, не раз стоя на коленях, тщетно умо­ ляли сенат не забывать стосорокалетней дружбы из-за одной погреш­ ности; родосцы тщетно возводили на эшафот или отправляли в Рим вождей македонской партии и тщетно присылали тяжелый золотой венок в знак признательности за несостоявшееся объявление войны. Честный Катон напрасно доказывал, что родосцы в сущности не со­ вершили никакого преступления; он ставил вопрос: неужели римляне хотят налагать наказания за желания и за помыслы и неужели можно ставить народам в вину их опасения, что, когда римлянам некого бу­ дет бояться, они будут все себе позволять? Его слова и предостереже­ ния были напрасны. Сенат отнял у родосцев их владения на матери­ ке, приносившие ежегодный доход в 120 талантов (200 тыс. талеров). Еще более тяжелые удары обрушились на родосскую торговлю. Зап­ рещение ввозить в Македонию соль и вывозить оттуда корабельный строевой лес было, по-видимому, направлено против родосцев. Более непосредственный вред был причинен родосской торговле учрежде­ нием порто-франко на острове Делосе; родосские портовые пошли­ ны, до того времени приносившие ежегодный доход в 1 млн драхм (286 тыс. талеров), уменьшились в очень короткое время до 150 тыс. драхм (43 тыс. талеров). Родосцы были вообще стеснены в своей сво­ боде, а вследствие того и в своей вольной и смелой торговой полити­ ке; с тех пор и родосское государство стало хиреть. Даже просьба о разрешении снова вступить в союз с Римом сначала была отвергнута, и этот союз был возобновлен лишь в 590 г. после неоднократных

просьб родосцев. Одинаково виновные, но совершенно бессильные критяне отделались тем, что получили строгий выговор.

С Сирией и Египтом было нетрудно справиться. Между этими двумя государствами вспыхнула война снова из-за обладания Келесирией и Палестиной. Египтяне утверждали, что эти провинции были уступлены Египту при вступлении в брак сирийской принцессы Кле­ опатры, но этого не признавал вавилонский двор, фактически владев­ ший теми провинциями. Поводом для ссоры, по-видимому, послу­ жило то обстоятельство, что в приданое Клеопатры предназначались подати келесирийских городов, а правы были сирийцы; поводом для начала войны послужила в 581 г. смерть Клеопатры, так как вслед затем прекратилась уплата ренты. Войну, по-видимому, начал Еги­ пет, но и царь Антиох Эпифан поспешил воспользоваться этим удоб­ ным случаем, чтобы еще раз (это был последний раз) попытаться достигнуть заветной цели Селевкидов — завоевания Египта, пока рим­ ляне были заняты в Македонии. Счастье, по-видимому, благоприят­ ствовало ему. Царствовавший в то время в Египте сын Клеопатры Птолемей VI Филометор едва вышел из детского возраста и был ок­ ружен плохими советниками; после большой победы на сирийскоегипетской границе Антиох вступил во владения своего племянника в том самом году, когда римские легионы высадились в Греции (583), и этот племянник скоро попал в его руки. Антиох, по-видимому, на­ меревался вступить от имени Филометора в обладание всем Егип­ том, поэтому Александрия заперла перед ним свои городские ворота, объявила Филометора низложенным и провозгласила вместо него царем младшего брата Эвергета II, прозванного Толстым. Смуты, возникшие в собственных владениях сирийского царя, побудили его возвратиться из Египта; в его отсутствие два брата вступили между собой в соглашение; тогда Антиох стал вести войну против них обо­ их. Вскоре после битвы при Пидне (586), в то время как Антиох стоял под Александрией, к нему прибыл римский посол Гай Попиллий, че­ ловек крутой и грубый, и передал ему приказание сената возвратить все, что им завоевано, и очистить Египет в назначенный срок. Царь просил, чтобы ему дали время на размышление, но консуляр провел вокруг него черту своею тростью и потребовал, чтобы он дал ответ, прежде чем переступит за эту черту. Антиох ответил, что исполнит приказание, и удалился в свою резиденцию, для того чтобы отпразд­ новать в качестве «бога и блестящего победоносца» победу над Егип­ том и разыграть пародию на триумф Павла. Египет охотно поступил под римский протекторат, но и вавилонские цари отказались от вся­ кой попытки отстаивать свою независимость против Рима. Как Маке­ дония в войне Персея, так и Селевкиды в келесирийской войне сдела­ ли последнюю попытку вернуть прежнее могущество, но различие между Македонией и Сирией заключается в том, что в первой дело порешили легионы, а во второй — грубое слово дипломата.

В собственно Греции —- после того как беотийские города уже поплатились более, чем это требовалось, — оставалосьнаказать только союзников Персея — молоссов. Потайному приказаниюсената Павел предал разграблению в один и тот же день семьдесят городских окру­ гов в Эпире, а местных жителей в числе 150 тыс. чел. продал в раб­ ство. За свое двусмысленное поведение этолийцы лишились Амфиполиса, акарнанцы — Левкадии; напротив того, афиняне, которые не переставали разыгрывать роль описанного Аристофаном нищенству­ ющего поэта, не только получили в подарок Делос и Летное, но даже не постыдились просить опустошенную местность Галяарта, которая и была им отдана. Таким образом, было кое-что сделано для муз, но еще более оставалось сделать для правосудия. В каждом городе су­ ществовала македонская партия, и потому во всей Греции начались процессы по обвинениям вгосударственной измене. Всякого, кто слу­ жил в армии Персея, немедленно казнили; в Рим отправляли всех, кто был скомпрометирован или найденными в бумагах Персея указа­ ниями, или доносами стекавшихся со всех сторон политических про­ тивников; по этой части особенно отличились ахеец Калликрат и этолиец Ликиск. Самые именитые патриоты между фессалийцами, этолийцами, акарнанцами, лесбийцами н т. д. были этим способом уда­ лены из своего отечества, такая же участь постигла более тысячи ахей­ цев, причем главная цель заключалась не в том, чтобы преследовать удаленных людей судом, ав том, чтобы зажать рот ребяческой оппо­ зиции эллинов. Сенат, измученный непрерывными просьбами ахей­ цев, которые по своему обыкновению были недовольны, что им не дают ответа по вопросу о следствии, наконец объявил, что привезен­ ные в Италию люди будут оставаться там до дальнейших распоряже­ ний. Эти переселенцы были интернированы но провинциальным го­ родам, с ними обходились сносно, но за попытки кбегству наказыва­ ли смертью; точно в таком же положении находились привезенные из Македонии прежние должностные лица. Как ни были насильствен­ ны эти меры, они все-таки были довольно сносны при тогдашнем положении дел, и рассвирепевшие греки из римской партиибыли очень недовольны тем, что головы отрубались недостаточно часто. Поэто­ му Ликиск счел более целесообразным перерезать на собрании совета 500 самых знатных приверженцев этолийской партии патриотов; нуж­ давшаяся же в этом человеке римская комиссия допустила это и толь­ ко выразила свое неудовольствие по поводу того, что исполнение это­ го эллинского местного обычая было возложено на римских солдат. Впрочем, следует полагать, что римляне стали придерживаться сис­ темы ссылок в Италию именно для того, чтобы предотвратить подоб­ ные ужасы. Так как в собственно Греции не было ни одного государ­ ства, которое могло бы равняться по могуществу даже с Родосом или Пергамом, то там и не представлялось надобности кого-либо уни­ жать, а все, что там делалось, имело целью правосудие, конечно,

не менее, а нередко даже более сочувствия к побежденному врагу, чем кверному союзнику; тому, кто был побежден, они помогали снова стать на ноги, а того, кто сам поднимался на ноги, они старались унизить; это испытали на самих себе этолийцы, Македония после ази­ атской войны, Родос и Пергам. Впрочем, не только эта роль покрови­ телей скоро сделалась невыносимой и для повелителей и для подчи­ ненных, но и римский протекторат доказал свою полную несостоя­ тельность в этой неблагодарной, непрерывно возобновлявшейся с са­ мого начала сизифовой работе. Зачатки перемены в системе управле­ ния и постоянно усиливавшееся нежелание Рима допускать рядом с собой существование хотя бы только небольших самостоятельных государств ясно обнаружились уже после битвы при Пидне в уничто­ жении македонской монархии. Вмешательство Рима во внутренние дела мелких греческих государств, впадавших вследствие дурного управления в политическую и социальную анархию, становилось все более и более частым и неизбежным; Македония была обезоружена, несмотря на то, что для охраны ее северных границ требовались более значительные военные силы, чем те, которые занимали там военные посты; наконец в Рим стали поступать поземельные подати из Маке­ донии и Иллирии — все это было не чем иным, как началом превра­ щения покровительствуемых государств в настоящих подданных Рима.

Если мы в заключение оглянемся на путь, пройденный Римом со времени объединения Италии до раздробления Македонии, то заме­ тим, что римское всемирное владычество вовсе не было результатом гигантского замысла, задуманного и исполненного ненасытною жаж­ дою территориальных приобретений, а было достигнуто римским пра­ вительством без предвзятого намерения и даже против его воли. Ко­ нечно, первая точка зрения кажется не лишенной некоторого правдо­ подобия, и Саллюстий не без основания приписывал Митридату мне­ ние, что все войны Рима с различными племенами, гражданствами и царями были вызваны одним и тем же с древних пор укоренившимся влечением — неутолимою жаждою владычества и обогащения; но этот внушенный ненавистью и оправдываемый последующими события­ ми приговор был без всякого на то основания пущен в ход в качестве исторического факта. Для всякого неповерхностного наблюдателя оче­ видно, что в течение всего описанного периода времени римское пра­ вительство ничего не желало и ничего не добивалось кроме владыче­ ства над Италией, что оно только не желало иметь слишком сильных соседей, что оно очень серьезно сопротивлялось вовлечению в сферу римского протектората сначала Африки, потом Греции и наконец Азии, что оно поступало так не из сострадания к побежденным, а из вполне понятного опасения, что самое зерно римского государства будет раз­ давлено под его внешней оболочкой, и наконец, что обстоятельства принуждали его расширять эту сферу или по меньшей мере толкали его на этот путь с непреодолимой силой. Римляне всегда утвержда­

ли, что они не придерживались завоевательной политики и всегда вели оборонительные войны — и это не было пустой фразой. Дей­ ствительно, за исключением только войны из-за обладания Сицили­ ей они вели все большие войны — как с Ганнибалом и Антиохом, так и с Филиппом и Персеем — потому, что были к тому вынуждены или прямым нападением, или каким-нибудь неслыханным нарушением существовавших в то время политических порядков; потому-то эти войны и заставали их обыкновенно врасплох. Если же после побед они не были воздержаны в той мере, в какой этого требовали соб­ ственные интересы Италии, удержав, например, в своей власти Испа­ нию, приняв под свою опеку Африку и, что всего важнее, взявшись за полуфантастический план наделить всех греков свободой, то это было серьезным нарушением их италийской политики, и это доста­ точно очевидно. Но причиной этого были отчасти слепая боязнь Кар­ фагена, отчасти еще гораздо более слепая мечта о свободе эллинов; римляне обнаруживали в эту эпоху мало склонности к завоеваниям, и мы, напротив того, усматриваем в них очень благоразумную боязнь завоеваний. По всему видно, что римская политика не была предна­ чертана одним могучим умом и не передавалась преданиями от одно­ го поколения к другому, а была политикой очень толкового, но не­ сколько ограниченного совещательного собрания, у которого не было достаточной широты замыслов, для того чтобы составлять проекты в духе Цезаря или Наполеона, но у которого было даже слишком много верного инстинкта, для того чтобы оберегать свое собственное госу­ дарство. Наконец главной опорой для римского всемирного владыче­ ства послужила эволюция государственных систем древности. Древ­ ний мир не знал международного равновесия; поэтому каждая дос­ тигшая внутреннего объединения нация старалась или покорить сво­ их соседей, как это делали эллинские государства, или обезвредить их, как это делал Рим; но все это, конечно, вело в конце концов к завоеваниям. Египет, едва ли не единственная из древних великих держав, серьезно придерживался системы равновесия; в противопо­ ложных стремлениях сходятся между собою Селевк и Антигон, Ган­ нибал и Сципион. Конечно, прискорбно видеть, как все щедро ода­ ренные природой и высокоразвитые древние нации должны были ис­ чезнуть, для того чтобы обогатить одну из всех, и что они как будто только для того существовали, чтобы содействовать возвеличению Италии и — что то же самое — ее упадку; тем не менее историческая справедливость должна признать, что все это не было результатом военных преимуществ легиона над фалангой, а было неизбежным последствием тех международных отношений, какие существовали в древности; поэтому конечный исход не был плодом прискорбной слу­ чайности, а был исполнением приговора судьбы, которого не было возможности предотвратить и с которым, следовательно, необходи­ мо примириться.

и подданные

Оттого, что у юнкерства была отнята власть, римская община нисколько не утратила своего аристократического характера. Уже ра­ нее было замечено, что на характере плебейской партии с самого на­ чала лежал не менее, а в некоторых отношениях даже более, резкий аристократический отпечаток, чем на характере патрициата; если в среде старинного»гражданства и существовало безусловное равенство в правах, тоновый строй в самой основе своей исходил из противопо­ ставления привилегированных как в отношении гражданских прав, так и в отношении пользования общественными угодьями сенаторс­ ких семей и массы остальных граждан. Поэтому немедленно вслед за устранением юнкерства от власти и вслед за формальным утвержде­ нием гражданского равенства образовались новая аристократия и со­ ответствующая ей оппозиция;: а ранее мы уже рассказали, как первая как бы слилась е низвергнутым юнкерством, вследствие чего перво­ начальная деятельность новой партии прогресса сплелась с послед­ ними выступлениями старинной сословной оппозиции. Поэтому на­ чало-образования этих партий следует отнести к ¥ в., а свой опре­ деленный отпечаток они получили лишь в следующем веке. Однако это внутреннее явление не толькобыло, так сказать, заглушено бря­ цанием оружия великих войн и побед, но и в процессе своего*разви­ тия оно ускользает от нашего наблюдения гораздо более, чем все дру­ гие явления римской истории. Как ледяной покров незаметно образу­

е м ® *

ется поверх реки шнезаметно все более суживает ее, так возникает и новаяримекаи аристократия; и также незаметно выступает против этой аристократии новая партия прогресса подобно скрытому в глубине и медленно снова расширяющемуся течению. Трудно дать одну общую историческую оценку всем отрывочным и самим по себе незначитель­ ным следам этих двух противоположных движений., общий истори­ ческий итог которых пока еще не представлялся нашим взорам в виде какой-нибудь определенной трагической катастрофы. Но кэтой эпохе принадлежат и уничтожение прежней общинной свободы и заложе­ ние основ для будущих революций; а описание как того времени, так и вообще развития Рима было бы неполным, если бы нам не удалась наглядно изобразить силу этого ледяного покрова и не дать почувство­ вать по его страшному треску и грохоту размеров грядущего взрыва.

Римский нобилитет был связан со старинными учреждениями времен патрициататолькоформально.Само собой понятно, что лица, сложившие е себя какую-либо из высших общественных должностей, издавна пользовались не только большим почетом, но и некоторыми почетными привилегиями. Самая старинная из этих привилегий зак­ лючалась в том, что потомкам этих должностных лиц дозволялось выставлять восковые изображения их умерших предков в фамильном зале у той стены, где была написана родословная, и в случае смерти кого-либо из семьи носить эти изображения напоказ в похоронных процессиях; при этом не следует забывать, что поклонение изображе­ ниям по италийско-эллинскому воззрению считалось антиресиубликанским, вследствие чего римская государственная полиция нигде не разрешала выставлять изображения живых людей, а за выставкой изображений умерших строго наблюдала. К этому следуетприбавить различные внешние отличия, которые были предоставлены законами или обычаями таким должностным лицам и их потомкам, — золотой перстеньу мужчин, отделанная серебром конская сбруя у юношей, пур­ пуровая обшивка на верхнем платье и золотая ладанка у мальчиков*.

*Все отличия, по всей вероятности, были первоначально принадлежнос­ тьюсобственно нобилитета, т. е. тех, ктопроисходил откурульныхдолж­ ностных лиц по мужской линии; но с течением времени такие отличия обыкновенно распространялись наболее широкий круг. Это можетбыть определенно доказано вотношении золотого перстня, который носили в V в. только лица, принадлежавшие к нобилитету (Pliniiis, Hist. Nat., 33,

1,18), вVI в. — всесенаторыисыновьясенаторов (Ziv., 26,36), вVII в. — все лица, внесенные в ценз всадников, во время империи — все свобод­ норожденные; то же может быть доказано и в отношении серебряной конской сбруи, которуюеще вовремена Ганнибаловскихвойн имела право употреблять только знать (Ziv., 26, 37)„ и в отношении пурпуровой об­ шивки на тоге у мальчиков; эту обшивку дозволялось носить сначала только сыновьям курульных должностных лиц, потом сыновьям всад­ ников, в более позднюю пору — сыновьям всех свободнорожденных, наконец — однако уже к эпохе ганнибаловских войн — даже сыновьям

^111 В*