новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима. В 4 томах. Том второй. Кн. 3 продолжение, Кн. 4

большею частью соблюдали в воровстве меру, однако красть не пере­ ставали и крали безнаказанно, если только не заходили за пределы умеренности. Тогда установилось пагубное правило, что римское долж­ ностное лицо, виновное лишь в небольших вымогательствах и уме­ ренных насилиях, действует как бы в пределах своей компетенции и

по закону не подлежит никакому наказанию и, стало быть, обижен­ ные должны молчать; в дальнейшем это привело к самым пагубным последствиям. Впрочем, если бы суды и были в такой же мере стро­ ги, в какой они были в действительности снисходительны, то и тогда ответственность перед ними смогла бы предотвращать лишь самые возмутительные злоупотребления. Настоящей гарантией хорошего управления служит строгий и правильный надзор со стороны высшей правительственной власти, между тем как сенат оказался совершенно к этому неспособным. Вялость и неповоротливость коллегиального управления обнаружились здесь раньше, чем где бы то ни было. На­ местников следовало подчинить более строгому специальному конт­ ролю, чем тот, каким могли довольствоваться италийские муници­ пальные управления, а с тех пор как в состав государства вошли об­ ширные заморские владения, следовало усилить состав тех учрежде­ ний, посредством которых правительство наблюдало за всеми свои­ ми органами. Но и в том и в другом случае поступили как раз наобо­ рот. Наместники властвовали, как настоящие монархи, а самый важ­ ный из тех институтов, при помощи которых был бы возможен над ними контроль — государственный ценз, — за исключением Сици­ лии не был введен ни в одной из позже приобретенных провинций. Такая эмансипация высшей административной власти от централь­ ной власти была более чем опасна. Римский наместник стоял во главе государственной армии и имел в своем распоряжении значительные денежные средства, при этом он находился под слабым судебным контролем и был фактически независим от верховной власти; нако­ нец он был поставлен до некоторой степени в необходимость отде­ лять и свои собственные интересы и интересы подвластного ему на­ селения от интересов римской общины и действовать наперекор этим последним; поэтому он уподоблялся скорее персидским сатрапам, чем тем уполномоченным, которые действовали от имени сената во вре­ мя самнитских войн; да и трудно себе представить, чтобы человек, только что пользовавшийся в чужих краях всей широтой военной вла­ сти ка законном основании, мог снова сделаться членом такого граж­ данского общества, в котором существовало различие между повеле­ вающими и повинующимися, но не было различия между господами и рабами. И само правительство сознавало, что из его рук начинали

ускользать два основных его принципа — равенство в среде аристок­

ратии и подчинение должностных лиц сенатской коллегии. Из того, что правительство избегало учреждения новых наместничеств и вооб­

ще обнаруживало нерасположение ко всей системе наместнического

хи большинство пассивных гражданских общин и многие из вновь основанных колоний получили праваполного римского гражданства. В конце этой эпохи римское гражданство занимало почти сплошь Лациум в самом широком значении этого названия, Сабину и часть Кампании, распространившись таким образом на западном побере­ жье ксеверу вплоть до Цере и кюгу до Кум; внутри этой территории в состав его не входили лишьнемногие города, как-то: Тшбур, Пренесте, Сигния, Норба, Ферентин. Сюда же принадлежали основанные наберегах Италии приморские колонии, которым обыкновенно пре­ доставлялись нрава полного римского гражданства, основанные по­ зднее пицентские и заапеннинские колонии, которым поневоле при­ шлось предоставить гражданские права, и значительное число тех римских граждан, которые не составляли особых общин, а были рас­ сеяны по всей Италии по разным местечкам и деревням (fora et conciiiabula). Так как организованной таким образом городской общи­ не было крайне затруднительно заниматься отправлением правосу­ дия* и управлением, то этому злу старались помочь частью тем, что стали назначать особых делегатов для отправления правосудия, час­ тью тем, что в приморских колониях и в колониях, вновь основанных в Пицене по ту сторону Апеннин, были положены основы для позд­ нейшей организации внутри большой римской городской общины мелких городских общин. Тем не менее право постановлять решения по всем политическим вопросамосталось принадлежностьютого пер­ вичного народного собрания, которое собиралось на римской площа­ ди; понятно, что это собрание как по своему составу, так и по своей деятельности уже было не таким, каким было в то время, когда все имевшие в нем право голоса могли исполнять свои обязанности, при­ ходя со своих хуторов утром и возвращаясь домой в тот же день вече­ ром. К тому же правительство — трудно решить, по неразумению ли, по небрежности ли, или со злым умыслом —не включало всту­ павшие с 513 г. в гражданский союз общины по-прежнему во вновь организованные избирательные округа, а приписывало их к старым избирательным округам; такимобразом каждый округ мало-помалу составился из местностей, рассеянных по всей римской территории. Такие избирательные округа, состоявшие средним числом из 8 тыс.

*В указаниях Катона на положение земледелия, как известно, относя­ щихся главным образом к поместьюв окрестностях Веиафра, говорит­ ся только об одном случае, в котором судебное разбирательство по возникающим процессам переносится в Рим, а именно, когда земле­ владелец отдает свои пастбища на зиму внаймы владельцу стада бара­ нов и, стало быть имеет дело с таким арендатором, который неимеет постоянного места жительства в том крае (гл. 149). Отсюда следует, что когда заключались условия с постоянными жителями края, то воз­ никающие тяжбы разбирались во времена Катона не в Риме, а у мест­ ных судей.

лиц,, имевших право голоса (число таких лиц, в городских округах, конечно, было более значительно, а в сельских менее), и лишенные как местной связи, так и внутреннего единства, были недоступны для какого-нибудьопределенного руководства и не могли быть подготов­ лены к выборам путем предварительных совещаний; эти недостатки усиливались еще тем* что подаче голосов не предшествовали никакие свободные прения. Далее, хотя гражданствои было вполне способно понимать свои общинные интересы, но в тех высших и крайне труд­ ных вопросах, которые подлежали разрешению владычествовавшей над всем миром державы, было безрассудно и ноистине смешно пре­ доставлять последнее слов© случайно собравшейся, хотя и благомыс­ лящей кучке италийских крестьян, а в том, что касалось выбора глав­ нокомандующих и заключения государственных договоров, предос­ тавлять решение в последней инстанции таким людям, которые не могли взвешивать ни оснований, ни последствий своих решений* Поэтому всякий раз, как дело шло о предметах, не входивших в сфе­ ру исключительно общинных интересов, эти старинные собрания иг­ рали ребяческую и даже глупую роль. Обычно эти собрания на все отвечали утвердительно, если же им случалось в виде исключения сказать по собственной инициативе «нет», как это, например, случи­ лось при объявлении в 554 г. войны против Македонии, то эта узкая политика, исходившая из интересов своей колокольни, вступала в бессильную оппозицию против государственной политики и, конеч­ но, никогда же имела успеха* Наконец наряду с независимым сосло­ вием граждан появилась чернь клиентов, формально имевшая одина­ ковые с ним права, а на самом деле нередко бравшая над ним пере­ вес. Институты, из которых она возникла, восходят к глубокой стари­ не. Знатный римлянин с незапамятных времен пользовался чем-то вроде правительственной власти над своими вольноотпущенниками и подзащитными людьми, которые обращались к нему за советом во всех своих важных делах; так, например, эти клиенты неохотно со­ глашались на вступление своих детей в брак, если на, это не изъявил своего согласия их патрон, который нередко сам и устраивал эти бра­ ки. Но когда аристократия сделалась настоящим господствующим сословием, соединявшим в своих руках не только власть, но и богат­ ства, тогда подзащитные люди стали играть роль или фаворитов, или выпрашивателей разных милостей, и эта новая дворня богатых лю­ дей стала подкапываться извне и изнутри иод.сословие граждан.. Ари­ стократия не только допускала существование таких клиентов, но и эксплуатировала их и в финансовом и в политическом отношении. Так, например, в старину существовало обыкновение собирать копе­ ечные пожертвования, которые обыкновенно употреблялись только для каких-нибудь религиозных целей или на похороны заслуженных людей, а теперь знатные люди стали пользоваться этим обычаем, для тощ чтобы в чрезвычайных случаях собирать е публики подаяния;

впервые к этому прибегнул в 568 г. Луций Сципион по поводу народ­ ного празднества, которое он намеревался устроить. Размер подно­ шений был ограничен законом (550) главным образом потому, что сенаторы стали под этим названием собирать со своих клиентов регу­ лярную дань. Но для господствовавшего сословия эта челядь была полезна главным образом тем, что обеспечивала ему власть над к о ­ м е д и я м и ; результаты выборов ясно доказывают, как была сильна

конкуренция, которую в то время встречало самостоятельное среднее сословие со стороны зависимой черни. Отсюда уже можно заклю­ чить, что эта чернь быстро увеличивалась, особенно в столице; о том же свидетельствуют и некоторые другие факты. Что число и значе­ ние вольноотпущенников постоянно возрастали, видно из того, что очень серьезные споры об их праве голоса на общинных сходках воз­ никли еще в предшествовавшем столетии и продолжались в течение рассматриваемого столетия; это же видно и из постановленного сена­ том во время ганнибаловской войны замечательного решения допус­ кать пользовавшихся общим уважением вольноотпущенных женщин к участию в сборе публичных пожертвований и дозволять законным детям вольноотпущенных отцов носить такие же знаки отличия, ка­ кие прежде носили только дети свободнорожденных. Едва ли мно­ гим лучше, чем вольноотпущенники, было большинство переселяв­ шихся в Рим эллинов и восточных уроженцев, чья врожденная склон­ ность к раболепию была так же неискоренима, как и та, которая воз­ никла из правового общественного положения вольноотпущенников. Однако нельзя сказать, чтобы только эти естественные причины со­ действовали возникновению столичной черни: и нобилитет и демаго­ ги виновны в том, что они систематически возвеличивали эту чернь и заглушали в ней, насколько могли, дух старинного гражданства, осы­ пая народ лестью и прибегая к иным, еще более предосудительным средствам. Класс избирателей еще был слишком честен, чтобы до­ пускать совершать прямые подкупы на выборах в больших размерах, но косвенным образом уже стали прибегать к самым низким сред­ ствам, чтобы приобретать расположение избирателей. Старинная обя­ занность должностных лиц и главным образом эдилов заботиться о том, чтобы цены на хлеб были умеренны, и наблюдать за устрой­ ством публичных игр начала вырождаться в то, из чего в конце кон­ цов возник при императорах этот грозный пароль столичной черни: даровой хлеб и нескончаемые народные праздники. С половины VI в. эдилы могли продавать гражданскому населению столицы хлеб за бесценок, благодаря тому, что хлеб доставлялся в огромном количе­

стве в распоряжение римской рыночной администрации или провин­

циальными наместниками, или безвозмездно самими провинциями, старавшимися снискать этим путем расположение того или другого

из римских должностных лиц. «В том нет, — говорит Катон, — ниче­

го удивительного, что гражданство не внимает добрым советам —

ведь у брюха нет ушей». Народные увеселения разрослись ужасаю­ щим образом. В течение пятисот лет римская община довольствова­ лась одним народным праздником в год и одним цирком; первый римский демагог по профессии, Гай Фламинин, прибавил второе народное празднество и второй цирк (534),* и этими нововведениями, тенденция которых достаточно ясно обнаруживается в самом назва­ нии нового празднества — «плебейские игры», он, вероятно, купил позволение дать битву при Тразименском озере. По этому раз проло­ женному пути пошли далее быстрыми шагами. Празднество в честь Цереры, которая была богиней-покровительницей плебеев, если и было учреждено позднее плебейских игр, то лишь не намного. К этому под влиянием Марциев и пророческих предсказаний Сибиллы были до­ бавлены еще в 542 г. четвертый народный праздник в честь Аполлона и в 550 г. пятый — в честь переселившейся из Фригии в Рим «вели­ кой матери». То были тяжелые годы войны с Ганнибалом — случи­ лось даже так, что во время первого празднования аполлоновских игр граждане были призваны к оружию прямо из цирка; в то время с необычайной силой пробудилась своеобразная склонность италиков во всем видеть волю богов, и не было недостатка в таких людях, ко­ торые пользовались этой склонностью, для того чтобы пускать в ход различные предсказания Сибиллы и других прорицателей и этим спо­ собом приобретать расположение толпы, а правительство едва ли можно порицать за то, что оно потакало в этих случаях гражданству, от которого было вынуждено требовать стольких жертв. Но то, что было раз дозволено, оставалось навсегда; даже в более спокойные времена (581) был прибавлен еще один менее важный народный праз­ дник — игры в честь Флоры. Расходы по этим новым празднествам покрывались из собственных средств теми должностными лицами, на которых было возложено их устройство; так, например, куруль­ ные эдилы устраивали на свой счет кроме старинного народного праз­ дника также праздники в честь «матери богов» и в честь Флоры, пле­ бейские эдилы — плебейский праздник и праздник в честь Цереры, городские префекты — игры в честь Аполлона. Люди, учреждавшие эти новые празднества, могли оправдывать себя в собственном мне­ нии тем, что они по крайней мере не обременяли общественной каз­ ны; но в действительности было бы менее вредно обременить общин­ ный бюджет несколькими напрасными расходами, чем допускать, чтобы устройство народных увеселений делалось фактически неиз­

*Что цирк действительно был построен, вполне доказано. Относитель­ но введения плебейских игр нет ни одного старинного предания (так как то, что говорит мнимый Асконий, с. 143, Orell., не есть предание); но так как эти игры происходили во фламиниевском цирке (Val. Max.,

1, 7, 4) и в первый раз, несомненно, в 538 г., т. е. через четыре года после постройки цирка (Liv., 23, 30), то это достаточно подтверждает

все вышесказанное.

бежным условием для занятия высшей должности в общине. Канди­ даты на консульское звание стали соперничать друг с другом разме­ ром издержанных на эти игры сумм и тем возвысили эти расходы до невероятных размеров; они, конечно, нисколько не вредили успеху своей кандидатуры, если к этим, так сказать, обязательным расходам прибавляли добровольные пожертвования (шиша) в виде, например, устройства на свой счет бежгладиаторов. Великолепие этих игр малопомалу сделалось мерилом, е помощью которого избиратели опре­ деляли годность кандидатов. Нобилитету, правда, приходилось из­ держивать большие суммы денег — приличный бой гладиаторовсто­ ил 750 тыс. сестерций (50 тыс. талеров), но он платил охотно, так как этим способом закрывал политическое поприще для небогатых. Но подкуп не ограничился публичной площадью, а проник и в военный лагерь. Старинное гражданское ополчение считало за счастье, если получало какое-нибудь вознаграждение за свои военные труды, и в самых благоприятных случаях приносилодомой какой-нибудьнеболь­ шой дар победы; а новые главнокомандующие со Сципионом Афри­ канским во главе осыпали солдат и римскими деньгами и теми, кото­ рые были добыты войной, — именно это и было причиной ссоры Катона со Сципионом вовремя последней кампании против Ганниба­ ла в Африке. Уже все ветераны, участвовавшие во второй македонс­ кой войне и в малоазиатской кампании, вернулись домой зажиточны­ ми людьми; даже лучшие из римлян стали осыпать похвалами тех главнокомандующих, которые не удерживали дары провинциальных жителей и военную добычу в свою личную пользу и в пользу своих приближенных и из лагеря которых возвращалось немало людей с карманами, набитыми золотом, и много с карманами, набитыми се­ ребром; в то время уже начинали забывать, что и движимая военная добыча принадлежит государству. За то, что Луции Павел распоря­ дился такой движимой добычей по-старому, его собственные солда­ ты и в особенности многочисленные добровольцы, привлеченные к участию в войне перспективой богатой добычи, едва не лишили побе­ дителя при Пидне путем народного приговора почестей триумфа, ко­ торые уже расточались всякому, кто успел завоевать хотя бы только три лигурийские деревни. До какой степени и на военную дисципли­ ну и на воинский дух армии вредно влияло такое превращение воен­ ного ремесла в ремесло хищников, подтверждают походы против Персея; а до какой степени возросла трусость, обнаружилось доволь­ но скандальным образом во время незначительной войны в Истрии (576), когда по случаю незначительной стычки, преувеличенной слу­ хами до громадных размеров, стали искать спасения в бегстве сухо­ путные и морские войска римлян и даже сами италики, так что Катон счел нужным обратиться к своим соотечественникам со строгим вы­ говором за их трусость. И в этом случае знатная молодежь всем пода­ вала пример. Еще во время войны с Ганнибалом (545) цензоры были

вынуждены подвергать строгим взысканиям тех, кто, будучи внесен в списки всадников, уклонялся от исполнения своих военных обязан­ ностей. В конце этого периода (574?) состоялось постановление граж­ данства, чтодля занятия какой-либо общинной должности необходи­ мо предварительно пробыть десять лет на военной службе; это было сделано с целью принудить сыновей нобилей вступать на службу в армию. Но, конечно, ничто не свидетельствовало так ясно об упадке личного достоинства и чувства чести и среди знатных и среди незнат­ ных, как пошня за почетными отличиями и титулами* которая прояв­ лялась в различных сословиях и категориях населения в различных формах, но оставалась все той же по существу. Почестей триумфа добивались с такой жадностью, что лишь с трудом удавалось соблю­ дать старинное правило, которое предоставляло эти почести только действительно высшим должностным лицам, возвысившим могуще­ ство общины победой на поле сражения, и потому нередко устраняло от этих почестей настоящих виновников самых важных завоеваний. Приходилось снисходительно смотреть на то, как главнокомандую­ щие, тщетно добивавшиеся или утратившие надежду добиться от се­ ната или от гражданства почестей триумфа, самовольно всходили с триумфом хотябы только на Альбанскую гору (в первыйраз в 523 г.). Уже никакое сражение с кучкой дигуров или корсиканцев не счита­ лось настолько незначительным, чтобы не давать права на испрашивание триумфа* Чтобы положить конец появлению таких мирных триумфаторов, какими были, например, консулы 580 г., было поста­ новлено, чтобы почестей триумфаудостаивался только тот, кто одер­ жал победу на поле сражения, стоившую неприятелю по меньшей мере 5 тыс. чел. убитыми; но и это требование нередко обходили при помощи фальшивых бюллетеней о числе убитых, а в домах знатн нередко красовались неприятельские доспехи, которые были достав­ лены туда вовсе не с нош сражения. Если в прежнее время назначав­ шийся на один год главнокомандующий считал за честь поступить в следующем году в штаб своего преемника, то теперь вступление консуляра Катона в звание военного трибуна под команду Тиберия СемпронияЛонга(560) и поступление Мания Глафиона на такую же долж­ ность (563) быга уже как бы демонстрациями против новомодной спеси* Прежде выраженная только один раз признательность общи­ ны служиладостаточной наградой за оказанную услугу, а теперь каж­ дая заслуга как будто давала право на постоянные внешние отличия. Одержавший победу при Милах (494) Гай Дунлнй добился того, что когда он проходил вечером по римским улицам, впереди него шли факельщик и флейтист. Статуи и памятники, воздвигавшиеся очень часто на собственный счет тех, в честь кого воздвигались, сделались таким обыкновенным явлением, что можно было бы в шутку считать за отличие, если кто-нибудь обходился и без них. Но таких носивших чисто случайный характер почестей скоро оказалось недостаточно. По

случаю одержанных побед стали давать постоянные прозвища и по­ бедителю и его потомкам; это обыкновение было введено главным образом победителем при Заме, который сам стал носить прозвище Африканского, а своему брату и двоюродному брату доставил про­ звища — первому Азиатского, а второму — Испанского.* Примеру высокопоставленных лиц следовали и незнатные. Если господство­ вавшее сословие не брезговало устанавливать различия в рангах при похоронах и декретировало бывшему цензору пурпуровый саван, то нельзя было порицать вольноотпущенников за желание украшать одежду их сыновей пурпуровой каймой, возбуждавшей столь силь­ ную зависть. Туника, перстень и ладанка стали служить отличием не только гражданина и гражданки от иноземцев и рабов, но и свободно­ рожденных от бывших рабов, сыновей свободнорожденных родите­ лей от сыновей вольноотпущенников, сыновей всаднических и сена­ торских от обыкновенных граждан, потомков курульных родов от обыкновенных сенаторов — и все это в той самой общине, где все хорошее и великое было делом гражданского равенства!

Среди оппозиции повторялся такой же разлад, какой существо­ вал в общине. Патриоты, опираясь на крестьянство, громко требуют реформы; демагоги, опираясь на столичную чернь, начинают свою работу. Хотя эти два течения не могут быть совершенно отделены одно от другого и нередко сливаются одно с другим, но, рассматри­ вая их, мы должны говорить о каждом из них порознь.

Партия реформы представляется нам как бы воплотившейся влице Марка Порция Катона (520—605). Так как Катон был последним вы­ дающимся государственным человеком, который еще придерживал­ ся системы, ограничивавшейся владычеством над Италией и отказы­ вавшейся от всемирного владычества, то впоследствии его считали образцом настоящего римлянина старого закала; было бы еще более правильно считать его представителем оппозиции римского среднего сословия, противостоявшим новому эллинско-космополитическому нобилитету. Он родился и вырос пахарем, но был привлечен к поли­ тическому поприщу своим соседом по имению, одним из тех немно­ гих знатных лиц, которые не сочувствовали тенденциям своего вре­ мени, — Луцием Валерием Флакком: честный патриций видел в этом суровом сабинском пахаре именно такого человека, который был ну­ жен, для того чтобы противодействовать духу того времени, и не об­ манулся в нем. Под покровительством Флакка и по обычаю доброго старого времени Катон стал служить советом и делом своим сограж­

*Первым достоверным примером таких прозвищ было прозвище, полу­ ченное консулом 491 г. Манием Валерием Максимом; в качестве побе­ дителя при Мессене он стал называться Messala; утверждение, будто консул 419 г. получил иа таком же основании прозвище Calenus, не­ верно. Прозвище Maximus имеет неодинаковое значение в родах Вале­ риев и Фабиев.

данам и республике к достиг консульства, триумфа и даже цензорс­ кого звания. Вступив в гражданское ополчение на семнадцатом году от роду, он прошел всю ганнибаловскую войну, от битвы при Тразименском озере до битвы при Заме, служил под начальством Марцелла и Фабия, Нерона и Сципиона, сражался под Тарентом и под Сеной, в Африке, в Сардинии, в Испании и в Македонии й проявил одинако­ вые способности и как солдат, и как штаб-офицер, и как главноко­ мандующий. На рыночной площади он оставался тем же, кем и на полях сражения. Его бесстрашная и бойкая речь, его грубое и меткое крестьянское остроумие, его знание римского права и положения рим­ ских общественных дел, его невероятная подвижность и его железная натура сначала доставили ему известность в соседних городах, а по­ том, когда он выступил на более широкое поприще — на столичной площади и в столичной курии, он сделался самым влиятельным ад­ вокатом и политическим оратором своего времени. Он стал действо­ вать в том же духе, в каком впервые стал действовать Маний Курий, который был в его глазах идеалом римского государственного чело­ века; в течение всей своей долгой жизни он честно и как умел боролся с прорывавшеюся со всех сторон нравственною испорченностью и даже на восемьдесят пятом году жизни еще ратовал на городской площади против нового духа времен. Он был вовсе не красив: по словам его врагов, у него были зеленые глаза и рыжие волосы; он вовсе не был великим человеком и всего менее мог считаться дальновидным поли­ тиком. Будучи человеком по природе ограниченным как в политичес­ ком отношении, так и в нравственном и имея постоянно на уме и на языке идеал доброго старого времени, он упрямо презирал все новое. Строгостью к самому себе он оправдывал перед собой свою беспо­ щадную взыскательность и строгость ко всему и ко всем; справедли­ вый и честный, он не был способен понимать никаких обязанностей, выходивших за пределы полицейского благоустройства и купеческой честности; враг как всякого плутовства и всякой низости, так и вся­ кой изысканности и гениальности и прежде всего враг своих врагов, он никогда не пытался уничтожить источник зла и в течение всей своей жизни боролся только с симптомами этого зла и особенно с отдельными лицами. Стоявшая во главе управления знать смотрела свысока на крикуна, у которого не было знаменитых предков, и не без основания считала себя гораздо более дальнозоркой. Но прикры­ вавшаяся внешними формами изящества нравственная испорченность, которая развилась и внутри и вне сената, втайне дрожала от страха перед старым блюстителем нравов, обходившимся со всеми с гордо­ стью республиканца, — перед покрытым рубцами от ран ветераном ганнибаловской войны, перед высоковлиятельным сенатором и идо­ лом римских землепашцев. Каждому из своих знатных сотоварищей Катон поочередно и публично предъявлял список его прегрешений, впрочем, не особенно гоняясь за доказательствами своих обвинений и