новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима. В 4 томах. Том второй. Кн. 3 продолжение, Кн. 4
..pdfупустил случай овладеть Римом и утаил собранную в Италии добы чу, — эта гнилая олигархия была низложена по предложению Ганни бала и взамен ее была введена демократическая форма правления, соответствовавшая положению гражданства (до 559 г.). Путем взыс кания недоплаченных и утаенных денег и введения более правильно го контроля финансы были так скоро приведены в порядок, что оказа лось возможным уплатить римскую контрибуцию, не обременяя граж дан никакими чрезвычайными налогами. Римское правительство, именно в то время собиравшееся прекратить опасную войну с вели ким азиатским монархом, следило за этими событиями с понятным беспокойством; можно было не без основания опасаться, что, в то время как римские легионы будут сражаться в Малой Азии, карфа генский флот пристанет к берегам Италии и там вспыхнет вторая ганнибаловская война. Поэтому едва ли можно порицать римлян за то, что они отправили (559) в Карфаген посольство, которому, вероятно, было приказано потребовать выдачи Ганнибала. Озлобленные карфа генские олигархи, отправлявшие в Рим беспрестанные доносы на низ вергнувшего их человека, что он ведет тайные сношения с враждеб ными Риму государствами, конечно, достойны презрения; но их пре достережения были, по всей вероятности, обоснованы; и хотя отправ ка римлянами упомянутого выше посла была унизительным выраже нием страха, внушенного могупдественному народу простым карфа генским шофетом, хотя гордому победителю при Заме делает честь заявленный им в сенате протест против такого унизительного шага, тем не менее этот страх был вполне обоснован, а Ганнибал был на столько необыкновенным человеком, что только римские сентимен тальные политики могли долее дозволять ему управлять карфагенс ким государством. Он сам едва ли мог быть удивлен такой оценкой его личности со стороны неприятельского правительства. Так как по следнюю войну вел Ганнибал, а не карфагенское государство, то на него и должно было обрушиться то, что составляет удел побежден ных. Карфагенянам не оставалось ничего другого, как покориться и благодарить свою счастливую звезду за то, что быстрое и благора зумное бегство Ганнибала на восток доставило им возможность избе жать более тяжкого позора и отделаться менее тяжелым, навсегда изгнав величайшего из своих граждан из отечества, конфисковав его имущество и приказав срыть его жилище. Таким образом на Ганни бале целиком оправдалось полное глубокого смысла изречение, что тот является любимцем богов, кому они ниспосылают и беспредельные радости и беспредельные страдания. Римскому правительству следу ет поставить в вину не столько меры, принятые им против Ганниба ла, сколько то, что даже после его удаления оно не перестало отно ситься к городу с недоверием и не давало ему покоя. Хотя политичес кие партии волновались там по-прежнему, но после удаления этого
<т 12 о®
необыкновенного человека, едва не изменившего судьбы мира, партия патриотов имела в Карфагене немного более значения, чем в Этолип
иАхаии. Из всех замыслов, бродивших тогда в умах жителей несча стного города, без сомнения, самый разумный заключался в том, что бы примкнуть к Массикнссе и превратить этого притеснителя фини кийцев в их защитника. Но ни национальной партии патриотов, ни той, которая хотела союзас ливийцами, не удалось захватить власть,
иуправление по-прежнему оставалось в руках преданных Риму оли гархов, у которых все заботы о будущем ограничивались старанием сохранить материальное благосостояние и общинную свободу Карфа гена под римским протекторатом. В Риме, конечно, могли бы на этом успокоиться. Но ни народная толпа, ни заурядные римские правители не были в состоянии отделаться от вполне обоснованного страха, на веденного ганнибаловской войной; римские купцы с завистью смот рели на город, который даже после утраты своего политического мо гущества вел обширные торговые отношения и обладал неистощи мыми богатствами. Уже в 567 г. карфагенское правительство вызва лось немедленно произвести все срочные платежи, установленные мирным договором 553 г.; но так как данническая зависимость Кар фагена была для римлян гораздо важнее самих денег, то они откло нили это предложение и лишь вынесли из него убеждение, что, не смотря на все их усилия, город еще не разорен, да и не может быть доведен до разорения. В Риме снова стали распространяться слухи о происках вероломных финикийцев. Там толковали то об эмиссаре Ганнибала Аристоне Тирском, будто бы прибывшем в Карфаген с целью подготовить граждан к появлению азиатского военного флота (561), то о тайной ночной аудиенции, которую карфагенское прави тельство давало в храме бога-исцелителя послам Персея (581), то о многочисленном флоте, который сооружался в Карфагене для маке донской войны (583). Как эти, так и другие подобные рассказы могли быть вызваны по большей мере какими-нибудь легкомысленными выходками отдельных лиц, тем не менее они послужили поводом для новых дипломатических придирок со стороны римлян и для но вых захватов со стороны Массиниссы, а убеждение, что только тре тья пуническая война может окончательно смирить Карфаген, укоре нилось тем глубже, чем менее было оно обоснованно и разумно.
Вто время как могущество финикийцев в избранной ими стране приходило в такой упадок, в каком оно уже давно находилось в их отечестве, рядом с ними вырастало новое государство. Побережья Северной Африки были с незапамятных времен, точно так же как и в наше время, заселены народом, который называет себя шилахами, или тамагзитами; греки и римляне называли его номадами, или нумидийцамя, т. е. кочевниками, арабы — берберами, называя его, од нако, также пастухами (schawie), а мы привыкли его называть бербе
рами, или кабилами. Судя по тому, что нам известно о его языке, этот народ не находился в племенном родстве ни с какой другой зна комой нам нацией. Во времена карфагенян эти племена — за исклю чением тех, которые жили поблизости от Карфагена или у берегов моря, — не только сохраняли свою независимость, но упорно держа лись своего прежнего образа жизни пастухов и наездников, который
идо сих пор ведут жители Атласа. Впрочем, им не были совершенно незнакомы ни финикийский алфавит, ни финикийская цивилизация,
инередко случалось, что шейхи берберов воспитывали своих сыновей
вКарфагене и вступали в родственные связи с знатными финикийс кими семействами. Римская политика не стремилась к приобретению непосредственных владений в Африке; она предпочла создать там такое государство, которое было недостаточно сильно, чтобы не нуждаться
впокровительстве Рима, но достаточно сильно, чтобы ослаблять мо гущество Карфагена, после того как это последнее было ограничено африканской территорией, и чтобы отнимать всякую свободу движе ния у обреченного на пытку города. Римляне нашли в туземных вла детелях то, чего искали. Перед началом Ганнибаловской войны севе- ро-африканекими туземцами управляли три верховных царя, каждый из которых имел право требовать выполнения военной повинности от множества других подвластных ему правителей; то были: царь мав ров Бокхар, властвовавший от берегов Атлантического океана до реки Молохата (теперешней Млуйи на мароккско-французской границе), царь массесилиян Сифакс, властвовавший от той реки до так называ емого Пробуравленного мыса (Семимысье между Джиджели и Бо ной), в теперешних провинциях Оранской и Алжирской, и царь массилиян Массинисса, властвовавший от Пробуравленного мыса до кар фагенской границы, в теперешней провинции Константине. Самый могущественный из них — царь Сиги Сифакс — был побежден во время последней войны Рима с Карфагеном и отправлен пленником в Италию, где кончил жизнь в заключении; его обширные -владения перешли в основной части к Масснниссе; хотя сын Сифакса Вермина сумел своими униженными просьбами склонить римлян к возврату небольшой части отцовских владений (554), однако он не был в состо янии отбить у старейшего римского союзника роль главного притес нителя карфагенян. Массинисса сделался основателем нумидийского царства, и нельзя сказать, чтобы выбор или случай часто ставили так удачно настоящего человека на настоящее место. Физически здоро вый и гибкий до самой глубокой старости, он был воздержан и трезв, как араб, и способен выносить всякие лишения, мог простоять с утра до вечера на одном месте и пробыть сутки в седле, а среди испытан ных им в молодости превратностей фортуны и на полях сражений в Испании вел себя как отличный солдат и как опытный полководец; он также был мастером в более трудном искусстве поддерживать дис
циплину в многочисленном семействе и порядок в стране; он был одинаково способен пасть с безусловной преданностью к стопам мо гущественного покровителя и беспощадно раздавить под ногами сла бого соседа; вдобавок ко всему он был хорошо знаком с положением дел в Карфагене, где был воспитан и где ему был открыт доступ в самые знатные семьи, и его сердце было полно жгучей африканской ненависти к тем, кто когда-то притеснял и его самого и его нацию; этот замечательный человек сделался душою возрождения своей на ции, которая, по-видимому, уже приходила в упадок и как добродете ли, так и пороки которой, казалось, воплотились в его лице. Счастье благоприятствовало ему во всем и даже в том, что дало ему достаточ но времени для достижения его цели. Он умер на девяностом году своей жизни (516—605) и на шестидесятом году царствования, впол не сохранив до последней минуты свои физические и умственные силы; он оставил после себя годовалого сына и славу самого энергич ного человека, самого лучшего и самого счастливого из всех царей его времени.
Мы уже говорили о том, с каким расчетом римляне выказывали явное пристрастие к Массиниссе всякий раз, как им приходилось раз решать касавшиеся Африки дела, и как усердно и неуклонно пользо вался Массинисса данным ему безмолвным дозволением увеличить свои владения за счет карфагенян. Вся внутренняя часть страны вплоть до границы пустыни как бы сама собой перешла в руки туземного властителя, и даже верхняя долина Баграда (Медшерды) подпала под власть царя вместе с богатым городом Вагой; но и на побережье к востоку от Карфагена он завладел старинным сидонским городом Большим Лептисом и некоторыми другими пунктами, так что его владения простирались от границ Мавритании до границ Киренаики; со всех сторон окружая территорию карфагенян, они повсюду сильно стесняли финикийцев. Не подлежит сомнению, что он смотрел на Карфаген как на свою будущую столицу; уже самое существование в Карфагене ливийской партии достаточно знаменательно. Но умень шение территории не было единственной бедой, от которой страдали карфагеняне. Великий царь сделал из бродячих пастухов совершенно другой народ. По примеру царя, который стал обрабатывать поля на огромных пространствах и оставил каждому из своих сыновей боль шие пахотные земли, его подданные тоже стали вести оседлую жизнь и заниматься хлебопашеством. Как своих пастухов он превращал в граждан, так и свои шайки грабителей он превратил в солдат, кото рых Рим считал достойными сражаться наряду с легионерами; он ос тавил своим преемникам наполненную казну, хорошо дисциплиниро ванную армию и даже флот. Его резиденция — Цнрта (Константи на) — сделалась оживленной столицей могущественного государя и средоточием финикийской цивилизации, о процветании которой очень
°т is
заботились при дворе берберского царя, конечно, не без расчетов ка будущее карфагено-нумидийское царство. Ливийская национальность, до того времени угнетавшаяся, возвысилась в своих собственных гла зах, и даже в такие старинные финикийские города, как Великий Лептис, стали проникать туземные нравы и язык. Под эгидой Рима бер беры стали сознавать, что они не ниже финикийцев и даже выше их; карфагенским послам пришлось услышать в Риме, что они в Африке пришельцы и что страна принадлежит ливийцам. Финикийская наци ональная цивилизация северной Африки, сохранившая свою жизнен ность и силу даже в нивелирующую эпоху империи, была гораздо более делом Массиниссы, чем карфагенян.
Находившиеся в Испании греческие и финикийские приморские города, как например Эмпории, Сагунт, Новый Карфаген, Малака, Гадес, подчинились римскому владычеству тем охотнее, что сами не были в состоянии защищаться от туземцев; по той же причине и Массалия, хотя она была гораздо более значительным и более способным к самозащите городом, поспешила обеспечить себя могущественным покровителем, примкнув к Риму, для чего она со своей стороны мог ла быть очень полезна в качестве промежуточной станции между Италией и Испанией. Зато местное население причиняло римлянам бесконечные заботы. Правда, нельзя сказать, чтобы в Испании вовсе не было зачатков национально-иберийской цивилизации, хотя об осо бенностях этой цивилизации мы, конечно, не можем составить себе ясного представления. Мы находим у иберов широко распространен ную национальную письменность, которая разделялась на две отрас ли — на ту, которая принадлежала долине Эбро, и на ту, которая при надлежала Андалузии, — а каждая из этих отраслей, вероятно, также имела разнообразные разветвления; происхождение этой письменно сти, по-видимому, должно быть отнесено к очень ранней эпохе и на ходилось в связи скорее с древнегреческим алфавитом, чем с фини кийским. О турдетанах (живших неподалеку от Севильи) дажещошли до нас сведения, что у них были очень старинные песни, книга законов, состоявшая из б тыс. стихов, написанных метрическим раз мером, и даже исторические записи; конечно, этот народ был самым цивилизованным из всех испанских племен, а вместе с тем и наиме нее воинственным, так как вел войны всегда с помощью чужеземных наемников. К этой же стране, конечно, следует отнести и рассказы Полибия о цветущем состоянии земледелия и скотоводства в Испа нии, отчего за отсутствием вывоза хлеб и мясо были там баснословно дешевы, и о великолепных царских дворцах с золотыми и серебряны
ми кувшинами, наполненными «ячменным вином». И те элементы культуры, которые были занесены римлянами, были охотно усвое ны, по крайней мере некоторой частью испанцев, так что латинизация была подготовлена в Испании ранее, чем в какой-либо другой из за
< 3 |
^ |
морских провинций. Так, например, уже в ту эпоху было усвоено ту земцами употребление теплых ванн по италийскому способу. И рим ские деньги, кажется, не только вошли в Испании в употребление ранее, чем где-либо вне Италии, но даже послужили образцами для чеканки испанской монеты, что в некоторой мере объясняется богат ством местных серебряных рудников. Так называемое «осканское се ребро» (теперешняя Гуэска в Арагонии), т. е. испанские динарии с иберийскими надписями, упоминалось еще в 559 г., а начало его че канки не может быть отнесено к гораздо более поздней эпохе уже потому, что форма чеканки заимствована от древнейших римских динариев. Но если в южных и восточных провинциях нравы туземцев были настолько подготовлены к принятию римской цивилизации и римского владычества, что последние не встретили там нигде серьез ного сопротивления, то западные и северные провинции и вся внут ренняя часть страны были, напротив того, населены многочисленны ми более или менее варварскими племенами, которые не были знако мы ни с какой цивилизацией (так, например, в Интеркации еще около
600г. не было известно употребление золотой и серебряной монеты)
истоль же плохо уживались друг с другом, как и с римлянами. Ха рактерной особенностью этих вольных испанцев был рыцарский дух мужчин и в одинаковой мере женщин. Отпуская сына на войну, мать воодушевляла его рассказами о подвигах его предков, а самая краси вая из девушек предлагала себя в жены самому храброму из мужчин. Поединки были в обычае; они возникали как из соперничества в храб рости, так и для разрешения гражданских тяжб; этим способом раз решались даже споры между родственниками владетельных князей о правах наследства. Также нередко случалось, что какой-нибудь про славившийся воин подходил к рядам неприятельской армии и вызы вал противников на бой, называя их по именам; побежденный пере давал в этих случаях победителю свой плащ и свой меч и потом не редко пользовался его гостеприимством. Через двадцать лет после окончания ганнибаловской войны небольшая кельтиберская община Комплега (недалеко от истоков Тахо) отправила к римскому главно командующему послов с требованием прислать ей за каждого убито го человека лошадь, плащ и меч, предупреждая, что иначе ему будет плохо. Испанцы так дорожили своею военною честью, что нередко не переживали позора быть обезоруженными; тем не менее они готовы были следовать за всяким вербовщиком и рисковать своей жизнью из-за чьей бы то ни было ссоры; характерным для их нравов является следующее требование, с которым один римский полководец, хоро шо знакомый с местными обычаями, обратился к сборищу кельтиберов, воевавших против римлян в качестве наемников турдетанов: или разойтись по домам, или поступить иа службу к римлянам за двой ное жалованье, или назначить день и место для сражения. Если не
О17 &
появлялось никаких вербовщиков, то испанцы организовывали на свой собственный счет вольные дружины, для того чтобы грабить мирных жителей и даже брать города — совершенно так же, как это делалось в Кампании. До чего дики и ненадежны были внутренние страны, видно, например, из того, что ссылка на жительство к западу от Картагены считалась у римлян за тяжелое наказание и что, когда в стране возникали волнения, римских комендантов Дальней Испании сопро вождал конвой, доходивший до 6 тыс. чел.; еще нагляднее это под тверждается своеобразием сношений между греками, жившими в двой ном греко-испанском городе Эмпориях, у восточной оконечности Пиренеев, и их испанскими соседями. Греческие колонисты, жившие на конце полуострова, отделенного от испанской части города сте ною, каждую ночь высылали третью часть своей гражданской стражи на охрану этой стены, а у единственных ворот постоянно находилось одно из высших должностных лиц для надзора за охраной; ни один испанец не смел входить в греческий город, а греки доставляли ту земцам свои товары не иначе, как большими партиями и под силь ным конвоем.
Этих беспокойных и воинственных туземцев, в которых жил дух
Сида и Дон-Кихота, предстояло римлянам обуздать и приучить к бо лее мягким нравам. В военном отношении задача эта была нетрудна.
Что испанцы не были такими противниками, которыми можно было пренебречь, они доказали не только в битвах за стенами своих горо дов или под предводительством Ганнибала, но и самостоятельно на полях сражений: своими короткими обоюдоострыми мечами, кото рые впоследствии были заимствованы у них римлянами, и своими грозными штурмовыми колоннами они нередко приводили в заме шательство даже римские легионы. Если бы они были способны вве сти у себя военную дисциплину и политическое единомыслие, они, может быть, были бы в состоянии избавиться от владычества ино земцев; но их храбрость была не столько солдатской неустрашимос тью, сколько партизанской отвагой, и у них вовсе не было политичес кого такта. Поэтому в Испании никогда дело не доходило ни до серь езной борьбы, ни до водворения внутреннего спокойствия, как впо следствии правильно укорял испанцев Цезарь; они никогда не желали быть спокойными в мирное время и мужественными в военное. На сколько легко было римскому полководцу справляться с толпами инсургентов, настолько же трудно было римскому государственному деятелю приискать надлежащие средства, чтобы утвердить в Испа нии внутреннее спокойствие и цивилизовать ее: так как единственное средство, которое могло бы привести к этой цели, — обширная ла тинская колонизация — было несогласно с общим направлением рим ской политики в ту эпоху, то римскому полководцу приходилось ог раничиться одними паллиативными мерами. Территория, которая была
приобретена римлянами во время войн е Ганнибалом, издавна распа далась на две части — на бывшие карфагенские владения, заключав шие в себе теперешние провинции Андалузию, Гренаду, Мурсию и Валенсию, и на земли вдоль Эбро, или теперешнюю Аррагонию и Каталонию, где постоянно находилась во время последней войны глав ная квартира римской армии; из этих владений образовались две рим ские провинции — Дальняя иБлижняя Испания. Ту внутреннюю часть страны, которая приблизительно соответствовала современным обе им Кастилиям и которую римляне называли общим именем Кельтиберии, римское правительство старалось мало-помалу совершенно покорить, в то время как по отношению к жителям западных стран, а именно к жившим в теперешней Португалии и испанской Эстрамадуре лузитанцам, оно довольствовалось тем, чтобы не допускать их до вторжений в римские владения, а с племенами, жившими на север ном побережье, с каллеканами, астурами и кантабрами, пока еще не вступало ни в какие сношения. Но без постоянной оккупационной ар мии не было возможности ни сохранить, ни упрочить за собою сде ланных приобретений, так как начальник Ближней Испании должен был ежегодно усмирять кельтиберов, а начальник Дальней Испании — ежегодно отражать нападения лузитанцев. Поэтому было необходи мо постоянно содержать в Испании римскую армию в составе четы рех сильных легионов, или почти 40 тыс. чел.; кроме того, очень ча сто приходилось созывать местные ополчения для усиления войск в занятых римлянами странах. Это было очень важно в двух отноше ниях: военное занятие края становится здесь впервые постоянным — по крайней мере в столь широких размерах, а вследствие того стано вится постоянной и военная служба. Старинная римская система по сылать войска только туда, куда их призывали временные требова ния военных действий, и кроме очень трудных и важных войн не держать призванных к службе людей под знаменами долее одного года оказалась несовместимой с желанием удержать в своей власти беспокойные, отдаленные и лежащие за морем испанские провинции; не было никакой возможности выводить оттуда войска и даже было опасно отпускать их в большом количестве. Римские граждане нача
ли понимать, что владычество над другим народом мучительно не только для раба, но и для господина, и стали громко роптать на нена вистную военную службу в Испании. Когда новые главнокомандую щие вполне обоснованно воспротивились замене целых корпусов но выми, солдаты стали бунтовать и грозить, что, если им не дадут уволь нения, они возьмут его сами. Что же касается самих войн, которые велись в Испании римлянами, то они имели лишь второстепенное
значение. Они начались еще с отъезда Сципиона и не прекращались в течение всей войны с Ганнибалом. После заключения мира с Карфа геном (553) борьба прекратилась и на полуострове, но лишь на хорот-
т
кое время. В 557 г. в обеих провинциях вспыхнуло всеобщее восста ние; начальник Дальней Испании был поставлен в очень затрудни тельное положение, а начальник Ближней Испании был окончатель но побежден и сам убит. Пришлось серьезно приняться за эту войну,
ихотя способный претор Квинт Минуций устоял в первую минуту опасности, сенат все-таки решил в 559 г. отправить в Испанию самого консула Марка Катона. Действительно, когда Катон высадился в Эмпориях, вся Ближняя Испания уже оказалась наводненной инсур гентами, а во власти римлян оставались только этот портовый город
инесколько крепостей внутри страны. Дело дошло до сражения меж ду инсургентами и консульской армией, в котором после упорной рукопашной борьбы победили в конце концов римское военное искус ство и сбереженный резерв. Вслед за этим вся Ближняя Испания изъя вила покорность, на которую, однако, никак нельзя было полагаться, так как восстание снова вспыхнуло, лишь только разнесся слух об отъезде консула в Рим. Этот слух оказался ложным. Катон быстро справился с вторично взбунтовавшимися общинами и продал все их население в рабство, затем он приказал разоружиться всем испанцам
вБлижней провинции и разослать всем городам от Пиренеев до Гва далквивира предписание снести в один и тот же день их стены. Никто не знал, как далеко простиралась та территория, к которой относи лось это предписание, а договариваться не было времени; большая часть общин повиновалась, а из немногих, не исполнивших приказа ния, большая часть повиновалась приказанию лишь только под их стенами появлялась римская армия, не ожидая штурма. Эти энергич ные меры, конечно, привели к прочным результатам. Тем не менее почти ежегодно приходилось приводить в «мирной провинции» в по корность то жителей какой-нибудь горной долины, то какой-нибудь стоявший в горах замок, а непрерывные вторжения лузитанцев в Даль нюю провинцию иногда оканчивались для римлян тяжелыми пора жениями; так, например, в 563 г. одна римская армия после тяжелых потерь была принуждена покинуть свой лагерь и спешно удалиться в более спокойные места. Только победа, одержанная над лузитанцами
в565 г. претором Луцием Эмилием Павлом*, и вторая, еще более
*На медной доске, недавно найденной недалеко от Гибралтара и в нас тоящее время хранящейся в парижском музее, можно прочесть следу ющий декрет этого наместника: «Эмилий, сын Луция, главнокоман дующий, постановил, что живущие в Ласкутанской башне (известной по монетам и упоминаемой у Плиния, 3, 1, 15, но неизвестно где нахо
дившейся) рабы гастанцев (Hasta regia, недалеко от Херес-де-ла-Фрон тера) должны быть отпущены на свободу. Землею и поселением, кото рыми они теперь владеют, они должны владеть и впредь, кока это будет угодно римскому народу и римскому сенату. Дано в лагере 12 января 564 и 565 гг. от основания Рима» [L. Aimilius. L. f. inpeirator
значительная победа, одержанная над ними в 569 г. по ту сторону Тахо храбрым претором Гаем Кальпурнием, доставили на некоторое время спокойствие. Владычество римлян над кельтиберскими племе нами в Ближней Испании, бывшее до того времени почти только но минальным, было несколько упрочено Квинтом Фульвием Флакком, который после одержанной над ними в 573 г. большой победы при вел в покорность по крайней мере самые ближние из округов, и в еще большей степени преемником Флакка Тиберием Гракхом (575, 576), который силою привел в покорность триста испанских поселений, но достиг еще более удовлетворительных успехов своим уменьем при меняться к нравам этой простодушной и гордой нации. Он привлекал знатных кельтиберов на службу в римской армии и этим способом приобретал себе приверженцев; он раздавал бродячему люду земли н собирал его в города (испанский город Гракуррис был назван по име ни этого римлянина), чем значительно ослабил привычку к бандитиз му; он старался урегулировать отношения отдельных племен к Риму, заключая с ними справедливые и разумные договоры, чем по мере возможности устранял поводы для новых восстаний. Вспоминая о нем, испанцы благословляли его имя, и с тех пор в стране водвори лось относительное спокойствие, хотя кельтиберы еще не раз содро гались под тяжестью римского ига.
Система управления обеими испанскими провинциями имела не которое сходство с той, которая была введена в Сицилии и Сардинии, но не была вполне ей тождественна. И здесь и там высшее управле ние находилось в руках двух добавочных консулов, которые были назначены первый раз в 577 г.; в том же году были урегулированы границы и окончательно организованы новые провинции. Бэбиевым законом (573) разумно предписывалось, чтобы испанские преторы назначались на два года; но отчасти вследствие того, что число лю дей, добивавшихся высших должностей, постоянно увеличивалось, и еще более вследствие того, что сенат из недоверия опасался усили вать влияние должностных лиц, это постановление не строго испол нялось; кроме редких исключений римские наместники ежегодно ме нялись и в Испании, что было крайне неудобно ввиду отдаленности этой провинции и слишком большого срока, который требовался для ознакомления с местными условиями. Подвластные общины были все обложены податями; но вместо собиравшихся в Сицилии и Сар динии десятин и пошлин римляне, по примеру карфагенян, облагали
decreivit, utei quei Hastensium serve! in turri Lascutana habitarent, leiberei essent. Agrum oppidumqu(e) quod ea tempestate posedisent, item possidere habereque, iousit, dumpoplus senalusque Romanus vellet. Act. in castreis a. d. XII k. Febr.]. Это — древнейший римский письменный документ, дошедший до нас в подлиннике; он был составлен тремя годами ранее известного постановления консулов 568 г. относительно вакханалий.
2!