Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

zagriazkina_tiu_red_frankofoniia_kultura_povsednevnosti-1

.pdf
Скачиваний:
15
Добавлен:
14.11.2020
Размер:
1.26 Mб
Скачать

рацией) и вертикальных (семейных и родовых); строгое регулирование ролей; взаимный нормативный контроль; связь с «местом» (землей, природой); непосредственная, часто устная, передача знаний и ценностей; дихотомии повседневности

ипраздника, карнавала; символика коллективных практик, пищи, одежды, поведения и другие особенности1. Наложение конкретно-чувственного на абстрактное позволяло преодолевать буквальный смысл видимого мира и открывать для себя иной, метафорический, вторичный смысл.

Понятие «народные традиции» (traditions populaires — мн.ч.) обозначает обычаи, верования, коллективные действия и коллективное творчество, материальную и духовную культуру, имеющую своим истоком народную культуру. Термин «народные традиции», принятый во французской науке как синоним термина «фольклор», шире, чем понятие «фольклор», принятое в отечественных исследованиях.

Слово «folk-loor» (народная мудрость) впервые было употреблено в 1846 г. У. Томсом (W.-J. Thoms). Позднее оно было заимствовано скандинавскими, финскими и русскими исследователями. В русской традиции оно чаще всего понимается как «устно-поэтическое творчество народа», опирается на изучение поэтических произведений и рассматривается в рамках филологии2. Среди основных жанров русского фольклора — обрядовая поэзия, сказки, былины, песни, исторические песни, легенды, загадки, пословицы, былички. Костюм, жилище, предметы материальной культуры, собственно обряды

иритуалы в отечественной традиции, как правило, отходят

кобласти этнографии.

Исследователи романских стран — итальянцы и французы — продолжают использовать более ранний термин «народные традиции», иногда и параллельно с термином «фольклор»3. В XVIII в. во Франции под народными традициями понимали только сказки, причем исключительно волшебные. Затем это понятие было углублено и расширено. За сказками стали видеть более далекую перспективу — древние верования и мифы,

1 См. подробнее: Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991; Лихачёв Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979; Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1990; Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981; Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.

2 См.: Аникин В.П. Теория фольклора: Курс лекций. М., 2004. С. 5 и др. 3 Gennep A. van. Coutumes et croyances populaires en France. P., 1980. Р. 5.

21

ив поле народных традиций стали включать песни и обряды. В обрядах выделяются циклы, связанные a) с жизнью человека (рождение, свадьба, похороны) и б) с жизнью природы (календарный цикл).

Уистоков научного изучения народных традиций Франции был А. ван Геннеп (1873—1957), использовавший оба термина («фольклор» и «народные традиции») синонимично и полагавший, что они не имеют четко очерченных границ, как

ипредмет любой науки. С его точки зрения, ядром народных традиций является коллективное творчество, устный способ передачи и многообразные, вариативные формы — будь то сказка, песня, мебель или утварь1. В понятие народных традиций включают следующие компоненты:

словесно-поэтические произведения (во Франции они со-

хранились в небольшой степени);

обряды (cérémonies — совокупность действий, исполняемых в определенном порядке и направленных на установление внутренних и внешних связей группы);

суеверия и верования;

народную медицину и демонологию;

мелодии, танцы;

костюм, жилище, утварь;

игры, игрушки, представляющие собой воплощение древних магических сил2;

народную кухню.

Народные традиции в наиболее полной форме проявлялись в период Средневековья, интегрировали в коллектив и сопровождали жизнь человека с рождения до его смерти.

В развитии народной культуры европейских стран выделяется несколько этапов. Согласно периодизации, предложенной С.И. Бруком, в 70-е гг. ХХ их было три. Первый этап — непрерывное развитие традиции — завершился к середине XIX в. ее существенной деформацией; второй этап, охватывающий конец XIX — начало XX в., привел к углублению деформации и нивелированию народных форм; третий этап, наступивший в ХХ в., придал нивелированию, казалось бы, необратимый характер3. Между тем М.М. Бахтин подчеркивал надвремен-

1 Ibid. P. 11.

2 Gennep A. van. Manuel de Folklore français contemporain : En 9 vol. Vol. 1. P., 1943 (1re éd. 1937).

3 См.: Брук С.И. Этнологический атлас Европы и сопредельных стран // Ареальные исследования в языкознании и этнографии / Под ред. М.А. Бородиной. Л., 1977.

22

ной, «неистребимый» смысл народного начала культуры1, а Н.И. Савушкина предположила, что понятие традиции включает в себя две сферы: 1) активную, органически существующую в народном быту, и 2) пассивную, хранящуюся в памяти гораздо более широких слоев населения2. Неудивительно, что

ифранцузские исследователи отметили некоторое оживление форм народной культуры в конце ХХ в.3 — период, когда ее выравнивание, казалось бы, достигло своего предела. Можно говорить о том, что народная культура не исчезла, а вступила в новый этап своего развития.

Утратив целостный характер, традиционные формы, хранящиеся в долговременной, пусть и «пассивной», памяти коллектива, получили новую жизнь как отдельные фрагменты «утраченного рая», альтернативного дегуманизированному постиндустриальному обществу. Анализируя структуру мифа в другой связи, К. Леви-Строс показал, что он изменяется во времени и в пространстве, подвергается «истощению» или, наоборот, «интенсификации». Умирая в одной точке пространства, миф перетекает, видоизменяясь, в другую точку.

Ученый назвал эту особенность «принципом сохранения мифологической материи» (principe de la conservation de la matière mythique) и обратил внимание на взаимообратимость ее компонентов — мифа, сказки, романтического произведения и др.4 В нашем случае фрагменты «мифологической материи» уже не представляют патриархальную традицию как таковую,

аявляются ее ремейком — новой интерпретацией, напоминанием о ценностях прошлого, пусть и содержащим элемент искусственности. Новая функция компонентов народной культуры помогает человеку преодолеть чувство страха, неуверенности, повышенной агрессивности, разрыв семейных

идружеских связей, происходящих в обществе.

Вэтих условиях оппозиция «высокая» (книжная) — народная культура утратила свою однозначность, и в научной литературе укрепилось представление о множественности культуры (la culture au pluriel). Это имело большое значение для развития нашей темы в связи с 1) расширением понятия народной

1 См.: Бахтин М.М. Указ. соч. С. 41.

2См.: Савушкина Н.И. О современном состоянии фольклора // Традиции

исовременность. М., 1988. С. 9.

3 Франция глазами французских социологов / Под ред. В.Н. Фомина, С.А. Эфирова. М., 1990. С. 262.

4 Lévy-Strauss Cl. Op. cit. P. 301.

23

культуры за пределы крестьянского уклада жизни, включением в него культуры города и культур разных коллективов и групп — профессиональных, возрастных, межэтнических; 2) признанием важности культурных проявлений обычной повседневной жизни.

Пришло время культуры повседневности.

Между тем она не сразу завоевала свое место во французской научной литературе, в том числе и из-за высокого авторитета классической фольклористики и этнографии XIX — начала ХХ в. Работы П. Себийо1, А. ван Геннепа2 и других авторов, изучавших мир деревни, внесли большой вклад в исследование народных традиций и сохраняли свое значение как образец работы с материалом, будь то «слова» или «вещи»: деревенские дома, мебель, утварь, сказки, песни, танцы, кухня, народные поверья и промыслы. Рудименты этой уходящей культуры — повседневности прошлого — вплоть до 70-х гг. ХХ в. изучались с использованием старых методов. Объектом исследова- нияпо-прежнемубылатрадиционнаядеревняитрадиционные практики, основанные на представлении о патриархальной гармонии между человеком и деревенским обществом.

По ироничному высказыванию К. Бромбергер, посвятившему новым методам целое исследование, «если бы инопланетянин попытался представить себе образ жизни французов по этнологическим работам [70-х гг. ХХ в.], то он бы решил, что это народ, занимающийся сельским хозяйством, живущий в деревнях и старых домах, который вечерами рассказывает сказки

ирассуждает о достоинствах земли в рамках своих матримониальных планов»3. Между тем процесс оттока из деревни продолжался, традиционная семья распадалась, как дробилось и традиционное знание о человеке и мире. В 60—70-е гг. во Франции появились первые работы по культуре города (например, заводского цеха), производственным технологиям, находящимся на стыке традиции и современности (например, производство предметов роскоши). «Музейное» собирание старых предметов, текстов, привычек стало сочетаться с изучением живого дискурса — высказываний об этих предметах

ипривычках, появился интерес к субкультурам города — эми-

1 Sébillot P. Le Folk-Lore de France : En 4 vol. P., 1907.

2 Gennep A. van. Manuel de Folklore français contemporain.

3 Bromberger Ch. L’Ethnologie de la France et ses nouveaux objets : crise, tâ- tonnement et jouvenance d’une discipline dérangeante // Ethnologie française. 1997. Vol. 27. N 3.

24

грантов, молодежи и т.д. Однако новый объект изучения все же запаздывал — человек, который ходит на службу, звонит, делает покупки, ездит на каникулы, встречается с друзьями.

Эти сюжеты прежде всего стали разрабатываться в журналах. Так, начиная с 80-х гг. им стали посвящаться целые номера журналов « Ethnologie française », « Monde alpin et rhodanien » (основан в 1973 г.). Быстрее всего на новую тематику перешел журнал « Terrain », основанный в 1983 г. и никак не связанный

спредшествующим изучением народной культуры. Он публиковал статьи по городской этнологии, индустриальной антропологии, гендерной проблематике и другим темам. Изучались уже не маленькие цеха высокой моды и предметов роскоши, а образ жизни и деятельность больших групп населения: социальные связи на городских окраинах, современное потребление семьи, новые привычки деревни и т.д.

Попытки преодоления разрыва между современной и традиционной этнологией показали, что традиционные темы, связанные с потреблением французов, — дом, одежда, кухня — по-прежнему оказываются самыми востребованными, хотя их наполнение изменяется: это исследования по использованию бытовой техники, особенностям меблировки в городских стандартных квартирах и другим темам, во многом приближающимся к социологическим. В исследованиях семьи стали уделять меньше внимания традиционному браку, кровной связи или связи по месту жительства, которая была свойственна патриархальной жизни, больше внимания — партнерам, не находящимся в биологической связи, — отчиму и пасынку, сводным братьям и сестрам.

Спорт «укладывался» в традиционную ячейку игр, но игр спортивных. Поле устных рассказов, сказок и легенд тоже не исчезло. Его заняли работы по изучению мифологии города (легенды, слухи), городских телевизионных сериалов. Возродился интерес к письменной продукции — переписке, личному дневнику и новому, дистанционному, типу общения. Современные коллективные представления изучаются не только по рекламе, но и … по надписям на стенах. Область ритуалов тоже не исчезла — это посвящения в студенты, выпуски, юбилеи и корпоративы.

Видоизменилось и пространство анкетирования. Это уже не маленькая территория, на которой люди живут, общаются

сродственниками, работают, осуществляют власть. Уже не так отчетлива во Франции разница между городской и сельской

25

жизнью. Концепт локальной группы уступил место концепту социального пространства. При этом исследуют пространство, связанное не только с профессиональной деятельностью, но и с хобби и даже лобби: культуру работников ядерной сферы, фанатов, любителей домашних животных, клошаров и др. По сведениям К. Бромбергер, вернулся сюжет государства-нации, который в традиционной этнологии был совершенно исключен. Все это значительно расширило поле исследования и сблизило его со смежными дисциплинами — социологией, политологией.

Среди методологических проблем — взаимосвязь макроисследований (выявление универсалий) и микроисследований (изучение конкретных фактов без высокой степени обобщения). Эти два подхода можно сравнить с применением телескопа или лупы. Так, К. Фензан, образно говоря, «вооружается телескопом» и анализирует универсалии в интерпретации зла во французском городском предместье и африканском пространстве (самообвинение, обвинение близкого другого, далекого другого, общества в целом). Делаются и другие попытки сравнивать «примитивные» и современные европейские общества, выявляя общие модели1. Термин «ритуал» (rituel) иногда относят ко всем стереотипным действиям, которые не укладываются в рациональную логику: увлечение Интернетом, телевидением. Термин «племя» применяется по аналогии к группам молодежи, интеллектуалов, учеников одной школы, коллег по работе и др. Полагая, что такое обобщение некорректно (в эти группы вступают добровольно, в то время как племенная принадлежность передается по наследству), К. Бромбергер объясняет его тем, что современный объект очень массивен и трудно поддается анализу; именно поэтому к нему прилагаются уже готовые схемы.

Среди работ, выполненных «при помощи лупы», — исследования отдельных городских кварталов по аналогии с традиционными исследованиями одной деревни. Изучаются украшения интерьеров, балконов, особенности общения с соседями по лестничной клетке, с продавцами магазинов и другие эпизоды повседневной жизни. Как считает К. Бромбергер, на этом уровне проявляется чувство сопричастности, сглаживаются социальные и психологические противоречия. Изучение коллективных представлений, связанных с играми, например

1 Fainzang C. L’Intérieur des choses : Maladie, divination et reproduction sociale chez les Bissa du Burkina. P., 1986.

26

с футболом, проводится им в двух аспектах1. С одной стороны, изучается психология стадиона, групп болельщиков, разное поведение трибун, с другой — сравнивается футбол с иными видами игр, европейскими и американскими (играми ацтеков) с учетом духа соревнования, индивидуального и коллективного возбуждения, роли удачи, хитрости, справедливостинесправедливости судейства. М. Озуф подчеркивает, что человеку свойственна не «одна» идентичность, а множественное чувство сопричастности: в одних ситуациях он может ощущать себя исследователем, в других — членом партии, церкви, профсоюза или клуба2. Именно поэтому изучение повседневной практики людей, связанной с едой, питьем, жилищем, сочетается с изучением практики тех же людей в других сферах жизни, например в политике. Важным вектором становится модификация культуры в период глобализации, креолизации и интенсификации контактов, «фрагментация» повседневных практик современного человека, находящегося в постоянном движении.

Среди методов исследования, как правило, используется анкетирование, хорошо известное еще со времен традиционной этнологии, но не безупречное с точки зрения выбора информантов, роли анкетатора и его ожиданий, которые могут повлиять на результат, а также составление вопросника. Одной из проблем является эвфеминизация некоторых понятий. Так, представители французской буржуазии не любят, когда их называют bourgeois, предпочитая эвфемизм d’une bonne famille (из хорошей семьи), des héritiers (люди, имеющие наследство)3. Трудность представляет разграничение логики группы, с одной стороны, и речи (дискурса) об этой группе — с другой, и многие другие вопросы.

Этнодискурс и этнологический аспект повседневности

Во Франции всегда различали «дальнюю антропологию», связанную с изучением заокеанских стран, и «ближнюю антропологию» — изучение народных традиций Франции. Изучение постиндустриального общества, появление новых тем значительно потеснило «ближнюю» антропологию, в какой-то

1 См. также: Entretien avec Ch. Bromberger. URL: http://www.teheran.ir/ spip.php?article1089 (дата обращения: 18.01.2013).

2 Оzouf М. Composition française : Retour sur une enfance bretonne. SaintAmand, 2009. P. 242.

3 Mauchamps N. Les Français : Mentalités et comportements. P., 2001. P. 66.

27

степени превратив ее в «дальнюю», экзотическую. Между тем возможен и некоторый симбиоз «дальней» и «ближней» антропологии, примером чему является концепция этнотекста, разработанная французскими исследователями во главе с Ж.-К. Бувье и Кс. Равье. Более раннее определение этнотекста содержало упоминание о глобальном дискурсе: этнотекст — «устный глобальный дискурс сельского или городского сообщества о самом этом сообществе»1. Более позднее определение упростилось: «речь коллектива о себе самом» (discours qu’une collectivité tient sur elle-même)2.

Восновании концепции лежит предпосылка, что значительная часть региональной культуры сохраняется в устной памяти коллектива («пассивной») и передается другим поколениям пусть и не во всей полноте, а во фрагментарном виде. Извлечение этих фрагментов из памяти вызывает сильные положительные эмоции у информантов. При этом вместо целой сказки вспоминается наиболее яркий эпизод (эпизоды), вместо полного образа персонажа — деталь одежды, особенность «биографии» и поведения. Кроме затемнения и даже забвения полной структуры мифа, сам миф подвергается деформации. Снижается степень универсальности, происходит актуализация события: привязка к местности, конкретизация персонажа. Ср. пересказ сказки: «Дело было здесь, на ферме Репон… У Жирбалей было три курочки…»3. Даже если называются вымышленные имена, чувство идентичности укрепляется, также укрепляется и связь между рассказчиком и публикой, между текстом и региональной культурой. Рассказчик может использовать и ссылку на собственный пример или пример из жизни известных в коллективе людей, при этом грань между сказкой и рассказом стирается: «Мой брат был священником, и он мне рассказал эту историю… Поверьте, это случилось на самом деле…».

Впамяти рассказчицы распространенный сюжет о Семиглавом чудовище (Bête à sept têtes) предстает в виде воспоминания о якобы точном событии, произошедшем в деревне ее детства — разрушениях, произведенных в деревне этим чудо-

1 Tradition orale et identité culturelle : Problèmes et méthodes / Dir. par J.-C. Bouvier. Marseille, 1980. Préface.

2 Pelen J.-N. La recherche sur les ethnotextes : Notes sur un cheminement // Actes du Congrès international de dialectologie à Bilbao le 21–26 octobre 1991. Grenoble, 1991. P. 160.

3 Tradition orale et identité culturelle : Problèmes et méthodes / Dir. par J.-C. Bouvier.

28

вищем. С одной стороны, сохраняется стертая основа волшебной сказки: имя чудовища, три испытания, счастливый конец, с другой — она заслоняется реальными воспоминаниями об историях с домашними или дикими животными. Наконец, проявляется подспудное стремление оградить людей, в первую очередь детей, от опасности, рассказав им назидательную историю. Это пример демифологизации традиционной сказки, но есть и другие примеры, связанные, напротив, с мифологизацией реального события, например встречи человека с хищным зверем. Какое-нибудь местное событие может быть приукрашено, заострено и в таком виде передано от одних членов коллектива к другим.

Грань между «демифологизированной» сказкой, «мифологизированным» рассказом или ностальгическим воспоминанием о детстве, жизни деревни или семьи может быть весьма зыбкой. Связь сказки с семейной ситуацией и воспоминаниями о родовой спаянности людей в другой связи подчеркивал и отечественный исследователь Е.М. Мелетинский1. Неудивительно, что в понятие этнотекста включаются не только традиционные жанры фольклора, но и все повествовательные тексты о прошлом: рассказы и воспоминания о фактах, обычаях, верованиях семьи и коллектива. Эти тексты имеют в большей степени индивидуальный, чем коллективный, характер, более импровизированную, чем традиционную, форму, однако они могут сохранять традиционные мотивы, иметь коллективный резонанс и быть основой новых циклов в будущем. Так, рассказ об ужасе, который вызвала встреча с животным, напоминающий о встрече с волком (в прошлом) или кабаном (в настоящем), может иметь значение установочного мифа, важного для коллектива.

Таким образом, этнотекст включает две сферы устных нарративных текстов: «литературные» (фольклорные) и «нелитературные» — рассказы и воспоминания о коллективе. Этот вид культурологического дискурса является источником сведений о региональной культуре, в том числе культуре повседневности. Среди них модели поведения — нормативные и отличные от общепринятых; сведения об экономических и социальных отношениях; описания обыденных и праздничных явлений (ярмарки, местные праздники, зимние бдения); следы религиозных практик (например, отношения между

1 См.: Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.

29

протестантами и католиками). Считалки и колыбельные песни рассматриваются в контексте семейных связей, пословицы на темы погоды актуализируются в повседневной речи о погоде и т.д.

Изучение этнотекста было в центре нескольких научных проектов1, включающих cоставление корпуса этнотекстов многих населенных пунктов. Корпус текстов литературной сферы (полных текстов или их рудиментов) был установлен относительно легко, в то время как нелитературная сфера — сфера воспоминаний — поддавалась анализу гораздо труднее. Среди основных тем нелитературной сферы были выделены следующие:

1.Преобладающие виды экономической деятельности как традиционной, так и современной: сельскохозяйственные культуры, животноводство, лес в горных районах, виноградарство, зерноводство в долинах; традиционная промышленность в городе. Исследуется речь о технологии, инструментах, продаже своей продукции и о «попутных» видах деятельности: охоте и рыбалке.

2.Общественная жизнь. От жизни в семье к жизни в коммуне (деревне), в том числе:

семейная жизнь от рождения до смерти, воспитание детей, отношения между поколениями, главные семейные даты: рождение, крещение, свадьба, смерть;

обыденная жизнь, кухня, местные блюда, ритм рабочего дня;

общественная жизнь деревни и города (socialibilité). Праздники, старые и современные, религиозные и нерелигиозные. Одни из них имеют более индивидуальный, другие — более коллективный характер. Это не только собственно праздники, но и развлечения: собрания, кружки, клубы, ассоциации, спортивные встречи, политические демонстрации;

социальная организация коллектива с точки зрения его самого: однородное/неоднородное общество, группы, кланы и т.д.;

отношения с внешним миром. Это праздники, ярмарки, рынки, паломнические места, туристические маршруты. Внешний мир может вторгаться в коллектив — это прохожие, цыгане, хиппи, туристы. Важно определить, какие

1 Pelen J.-N. Op. cit. Р. 710.

30