Н.В. Данилюк Некоторые когнитивные механизмы порождения интолерантности (на материале романа г. Зудерманна «Кошачья тропа»)

С момента своего возникновения когнитивная наука, стремясь к наиболее адекватному решению задач по изучению когниции, поставила своей целью среди прочих, по выражению Д. Керрола и Л. Миллера, «создание интегративной картины языка, мышления и поведения человеческих существ» (Кубрякова, 1996). Отдельными частицами, «квантами» такой картины мира являются в человеческом сознании концепты.

Концепт толерантности/интолерантности является в последние годы важной и актуальной темой исследования в гуманитарных науках, и в том числе в лингвистике (A. Wierlacher, 1994).

В настоящем исследовании мы обращаемся к изучению когнитивных механизмов возникновения интолерантности, нетерпимости – одного из феноменов предрассудочного мышления, как основы индивидуального и неиндивидуального социального поведения, ведущего, в нашем представлении, к возникновению тех или иных мировоззренческих, социальных, религиозных и политических конфликтов. В частности, объектом исследования будут лингвистические механизмы управления сознанием и формирования у отдельной личности предрассудочного и нетерпимого мышления.

Концепт имеет сложную структуру и поэтому его исследование представляет собой большую задачу.

Некоторые методики идентификации и анализа концептов предлагает Ю.С. Степанов в своем словаре “Константы русской культуры”: одной из основ исследования концепта у него выступает анализ произведений лучших русских писателей (Степанов, 1997).

В своей работе мы также исходим из положения о той важной роли, которую играют известные писатели, философы, общественные деятели в формировании и интерпретации национальных и общечеловеческих концептов. Создаваемые ими художественные тексты, как объекты хранения и передачи информации о мире, не могут не быть в центре внимания когнитивных исследований.

Материалом для нашего исследования является роман немецкого писателя Г. Зудерманна «Кошачья тропа» (Der Katzensteg, 1953). Необычайно популярный на рубеже веков, однако позже, в период реакции, подвергнувшийся жесткой критике и забвению, писатель боролся в своем творчестве с нетерпимостью и мракобесием (см. исследование его творчества В. Рикса, Б. Бойтнер, Д. Сальковой) (W. Rix, 1991; B. Beutner, 1996; D. Salkova, 1998).

Несмотря на то что действие романа «Кошачья тропа» происходит во времена наполеоновских войн, можно сказать, что писатель изобразил идеологическую ситуацию в Германии начала века – время торжества предрассудков, нетерпимости и подготовки первой мировой войны. Особенно хорошо отражают состояние «идеологизации» общества монологи одного из персонажей романа – трактирщика Меркеля, деревенского старосты. Он – «властитель умов» и идейный вдохновитель непримиримой вражды между жителями своей деревни и «предателем Родины», сыном барона, владельца деревни, Болеславом.

Поскольку материалом исследования выступают «речевые произведения» персонажей романа, то есть дискурс, то из возможных методов исследования наиболее эффективным в этом случае нам кажется метод характеристики ситуативных моделей и семантических ходов (стратегий), предложенный Т.А. ван Дейком для анализа диалогов и высказываний разговорной речи (ван Дейк).

Ситуативные модели в данном случае представляют собой способ функционирования когнитивных механизмов сознания применительно к определенной ситуации. Семантические стратегии же являются, по сути, способами осуществления ситуативной модели, ее языковым воплощением. Разные ситуативные модели могут осуществляться одними и теми же семантическими ходами. Семантические ходы имеют целью эффективное выражение семантических макроструктур (тем) и когнитивных моделей ситуации, а также индуцирование желаемых семантических представлений и соответствующих моделей у слушающего. Они также имеют интеракциональные и социальные цели: управление умозаключениями, производимыми слушающими относительно высказанного, а также личностных и социальных характеристик говорящего (ван Дейк, 1989). В каждом дискурсе можно выделить свои собственные ситуативные модели, оформленные различными семантическими ходами.

Пять первых моделей, проанализированных в настоящем исследовании на материале высказываний персонажей романа «Кошачья тропа», мы приводим согласно работе Й. Клейна «Sprachliche Mechanismen bei der Bildung nationaler Vorurteile“ (Klein J., 1992):

1. Обобщение (Pauschalisieren);

2. Ложное сравнение (Falsche Vergleiche);

3. Некритический пересказ (Unkritisches Wieder- und Weitererzählen);

4. Выборочная передача отдельных фрагментов информации (spekulativer Ausbau fragmentarischer Information);

5. Нагнетание страхов и мистификация (Phantasmen – Eskalation).

Мы предлагаем также шестую модель, не выделенную у Клейна, но важную, с нашей точки зрения, для характеристики объекта исследования.

6. Ложное наименование.

Обычно в одном высказывании можно вычленить несколько моделей и семантических ходов – стратегий употребления моделей.

Вот как, например, трактирщик Меркель призывает односельчан не падать духом и продолжать борьбу с их общим «врагом» Болеславом (курсив наш):

„Aber ich bin ein Patriot wie ihr, und mein Herz schlägt warm und treu fьr Vaterland und Ehre, wie nur das eure, ihr braven Soldaten.- Beeil dich mal ein bisschen, du faule Person, der Herr Weichert verdurstet fast“ – Herr Weichert wehrte sich, aber es half ihm nichts, das Glas wurde ihm aus den Händen fortgerissen“ – und meine Brust hebt sich vor Stolz, wenn ich meinen Sohn ansehe, der ein schlichter, geradedenkender Soldat ist… Um Amalien Zeit zum Vollfüllen zu lassen, machte er eine kleine, effektvolle Pause … dann fuhr er fort: „Mit um so grösserem Schmerze aber muss es uns erfüllen, wenn wir sehen, wie unser… Ort… aufs neue verunglimpft wird durch den Sohn jenes Mannes, der Schuld an all unserem Unglьck ist. Auf der Brandstelle haust er nun zusammen mit der Geliebte seines Vaters – ich will nichts weiter gesagt haben, aber schön, Kinder, ist es nicht, was dort oben geschieht.“ (Действие происходит в таверне, “Faule Person” – прислуга, разливающая пиво в кружки.)

Анализ речи в данной ситуации позволяет нам реконструировать интерпретацию членами группы их собственной социальной ситуации, а также их оценку того, о чем говорится.

В первую очередь, это модель обобщения:жители деревни ненавидят Болеслава, но никак не могут эту ненависть реализовать. В жизни часто происходят какие-либо неприятности: неурожай, непогода, болезни и т. д. Кто виноват? Конечно, тот, кого мы не любим: сын того, кто «виноват во всех бедах» (ко времени произнесения речи еще не было никаких несчастий, но сама форма высказывания – применение настоящего времени, местоимения “all” – не оставляет сомнения, что уже есть или будут). Характерно употребление перифразы: Болеслав назван не по имени, а “Sohn jenes Mannes, der…”, что подчеркивает его принципиальную неважность как личности, но значимость в охарактеризованном качестве.

В приведенной цитате употреблено несколько семантических ходов, это, прежде всего:

1. Отнесение говорящим себя и слушателей к одной группе и положительная характеристика самой группы: „Aber ich bin ein Patriot wie ihr, und mein Herz schlägt warm und treu für Vaterland und Ehre, wie nur das eure, ihr braven Soldaten“ – появляется ощущение единения, сплоченности и противопоставленности «оппонентам»: мы все патриоты, бравые солдаты, имплицитно подразумевается, что другие – нет. Говорящий также настраивает слушателей на согласие со своими словами, ведь они «из одной группы». Возникает эффект противопоставления: “wir, uns, unser” против “er”.

2. Демонстрация собственных положительных качеств через положительные качества сына..Этот ход интересен скорее не для слушателей, а для нас, интерпретаторов, как характеризующий представления об идеальной личности в исследуемом обществе: «Sohn…der einschlichter, geradedenkender Soldatist“.

3. Семантический ход вежливости, тесно связанный сположительной самопрезентацией. Говорящий не желает показаться клеветником или сплетником, но тем не менее хочет обвинить Болеслава в тяжком грехе якобы сожительствования с бывшей любовницей отца. (Это не соответствует действительности). Для этого используется приемкосвенного речевого акта, который всегда стратегически необходим, когда прямой речевой акт оказывается слишком невежливым, отрицательным и нежелательным: “Auf der Brandstellehauster nun zusammen mit derGeliebte seines Vaters“. Кажется, что ничего особенно отрицательного не сказано, но вместо имени опять употреблена перифраза „любовница отца“, что должно ассоциативно указать на „вероятные неприличные отношения с сыном“; стилистически сниженный глагол „hausen” подразумевает не жизнь, а «обитание» на «пепелище»; говорящий выражает свое мнение – “aber schön, Kinder, ist es nicht, was dort oben geschieht“; и, наконец, из соображений «порядочности»: “ich will nichts weiter gesagt haben“ – ничего конкретного не говорится, но употребление “weiter” недвусмысленно подчеркивает высказанное обвинение и подхлестывает фантазию слушателей. В итоге вещи не названы своими именами, но в головах остается то, что должно было остаться: резко отрицательное отношение к объекту беседы.

4. Модель обобщениелингвистически может быть представлена и еще одним семантическим ходом – «генерализацией понятия» (Klein, 1992). При этом выделяется группа людей (по национальному, социальному и т. д.) признаку и называется одним словом. В основном такая модель служит образованию национальных предрассудков. Нами уже приводился соответствующий пример: “So benehmen sich Polacken, aber keine Preussen”. Подобная формулировка не предполагает индивидуальных, личностных отличий между членами одной группы, она вообще не допускает отдельных личностей. Есть абстрактные “поляки” (“немцы”, “русские” и т. д.), которые «всегда так поступают». Слово “всегда” не эксплицировано, но предполагается, так как нет указания на время действия.

Само употребление формы “Polacken” имеет в немецком языке резко отрицательные коннотации, является оскорблением. Возникает глобальная картина „нехороших“, „неправильных“ поляков, которым приписываются все отрицательные поведенческие характеристики, даже присущие собственной группе (нации), вне зависимости от того, соответствует это действительности или нет.

Следующая ситуативная модель, которую хотелось бы рассмотреть, – ложное сравнение.

Меркель-отец объясняет Болеславу, почему жители деревни не соглашаются похоронить его отца – старого барона: “Geschmeiss, fürchterliche Menschen... wenn sie sich mal was in den Kopf setzen – einmal hatten sich in den Kopf gesetzt, meinen guten, schönen, reinen Wacholderbranntwein nicht zu trinken.Jetzt haben sie sich in den Kopf gesetzt, den alten gnädigen Herrn nicht begraben zu lassen“. В качестве объяснения проводится «весьма уместная» аналогия между нежеланием пить вино, продаваемое в трактире, и отказом похоронить человека. Основной аргумент Меркеля – это по-детски наивный механизм действий односельчан: неразумные дети «вбили себе что-то в голову», в дальнейшем это должно их как-то оправдать. Употребляется также семантический ходсамодистанцирования от объекта разговора исваливания винына другого: “Geschmeiss, fürchterliche Menschen, sie”, признанный показать Болеславу, что сам Меркель ничего общего с этим решением не имеет (положительная самопрезентация) и, мало того, тоже незаслуженно страдает от подобного поведения жителей деревни – они не пьют его замечательное вино.

Еще один интересный пример ложного сравнения демонстрирует нам сын трактирщика – Феликс Меркель. Его талант спаивать своих друзей в таверне отца является просто кладом для семейной кассы. Не последнюю роль играет манипулирование патриотическими чувствами сограждан – в один ряд ставятся высказывания типа:

– „Ein Hundsfott , wer seinen schundigen Rest nicht sauft“(имеется в виду пивная кружка);

– „Wer mich mit meinem Anstich im Stiche lässt, der hätt mich auch vorm Feind im Stiche gelassen“, и, наконец, когда все средства исчерпаны:

– „Wer ein guter Patriot ist, der trinke mit mir auf Preussens Ruhm und Preussens Ehre!“

Характерно, что в то время, когда Феликс произносит свои патриотические тосты, в таверне находится Болеслав фон Шранден, который ничего не пьет. Проводится ложная аналогия, и в головах собравшихся происходит своеобразная «подмена понятий»: «непьющий» за честь и славу Пруссии автоматически превращается в «непатриота», а, следовательно, во врага. Одновременно присутствующие вынуждены делать то, что не хотели, чтобы не прослыть «предателями Родины».

Следующая модель – нагнетание страхов, мистификация.

Перед началом новой военной кампании, в которой Болеслав должен стать во главе своих односельчан, Меркель делает последнюю попытку натравить жителей деревни на юного барона:

«Oh, wackere Soldaren, trinkt, trinkt. Ihr mьsst vergessen, dass ihr heute eure Ehre zu Grabe tragt. …wie wird es euch zumute sein, wenn der Sohn des Landesverräters, …den unser verehrter Pfarrer verflucht hat, morgen in der Frühe mit euch abmarschieren wird. – ‚Du, Born, putz mir die Schuhe‘, wird es heissen, ‚du, Bichler, halt mir der Steigbьgel‘ – und mehr dergleichen. …und keiner von euch wird Schranden jemals wiedersehen».

Модель нагнетания страхов направлена на прогнозирование будущего. Сначала делается акцент на достойных качествах слушателей (wackere Soldaten, eure Ehre) – они имеют возможность в полной мере прочувствовать свое величие. Затем снова употребляется перифраза: в бой их поведет не юный барон Болеслав фон Шранден, герой предшествовавшей войны, отмеченный железным крестом, а “der Sohn des Landesverräters“ (сын «предателя Родины»). Тут же вводится ссылка на проклятие пастора (его характеристика – „verehrt”). В итоге делаются, казалось бы, неверные, но очень ловко вплетенные в общую ткань построенной логической цепочки выводы о том, что ждет слушателей впереди. Причем в выводах, очевидно, прослеживается климактическое нарастание (klimaktische Steigerung) признака: от „Du, Born, putz mir die Schuhe” до “keiner von euchwird Schranden jemals wiedersehen“. Одновременно с нарастанием интенсивности лингвистического выражения происходит и нарастание истерии у слушателей. Она подстегивается еще и употребленными семантическими ходами:пресуппозицией¹ (ее маркером является выражение “und mehr dergleichen“, подогревающее фантазию слушателей), а такжеусилением(«keiner von euch“ всесто „viele“). Жители деревни уже готовы поверить в то, чтониктоиз них не вернется домой только потому, что их предводителем будет Болеслав.

Следующие две модели: некритический пересказ и выборочная передача отдельных фрагментов информациибудут проанализированы на одном примере. Меркель откровенно хочет очернить Болеслава перед односельчанами и властями, но не находит поводов к обвинению, поэтому его высказывание выстраивается следующим образом:

“Aus Frankreich soll er hergewandert sein, zu Fuss und mutterseelenallein, wie 'n Handwerksbursch. Und verwundet hat er gelegen, und gefangen hat er gewesen… Aber überlegt euch mal, was das sagen will! Das will sagen, dass er keinen Abschied genommen hat, sondern dass er sich aus der Armee 'rausgestohlen hat, wie ein Dieb in der Nacht… Und wisst ihr, wie das auf gut preussisch heisst? Desertieren heisst das“.

Из общего объема информации выбираются отдельные фрагменты и выстраиваются таким образом, чтобы привести слушателей к определенному умозаключению. Болеслав действительно был взят в плен, ранен, бежал из плена, к этому времени война кончилась, он не смог официально зарегистрировать свой уход из армии и т. д. Можно привести еще много фактов, доказательств в его защиту. Но вся эта «лишняя» информация обычно не учитывается и выпускается из речи. Остается только ядро логической цепочки: бежал дезертир.

«Положительная» часть рассказа о побеге из Франции при этом маркируется признаком неточности. Говорящий не обладает точной информацией, но передает то, что слышал: “…soll er hergewandert sein”. Меркель сумел вложить в речь также свое якобы скептическое отношение к сказанному путем пропозиционального употребления и повторения союза “und” – свидетельство того, что говорящий не является первоначальным источником информации (Дейк, 1989).

И наконец в этой же фразе употреблена последняя модель, которую мы хотим охарактеризовать: ложная номинация. На ней хотелось бы остановиться подробнее.

По Матезиусу, акт номинации представляет собой фиксирование избранных явлений действительности при помощи языковых средств. Процесс номинации явлений и объектов окружающей действительности дает человеку чувство ориентации, определенный набор ценностей (Матезиус, 1967). Называнием предмета достигается, таким образом, известная объективизация действительности в языке, «схвачивание» внеязыковой действительности знаком (Кубрякова, 1996). Название же предмета, становясь его меткой, языковым заместителем, как бы объективирует выделенность данного предмета из всех других, отражает этот объект действительности, как нечто служащее представителем класса таких же объектов. Номинация связывает мир действительности с миром языка, устанавливает корреляцию между предметом и выбранным для его названия языковым отрезком, соединяет точку пространства экстралингвистического с точкой пространства языкового.

Еще В. фон Гумбольдт (1984) поднял тему номинации в языкознании, а в современной когнитивно-прагматической лингвистике очень многими авторами изучается процесс детерминации человеческого поведения языком (ср.: Hannappel/Melenk, 1997; Glueck/Sauer, 1997). Некоторым образом можно даже утверждать, что действия и отношение человека к определенному объекту действительности во многом зависит от того, как этот объект называется.

Героическое поведение Болеслава во время войны на основе псевдологических построений было заклеймено как «дезертирство». Одни и те же явления действительности были с определенным умыслом по-другому названы: „Aus Frankreich soll er hergewandelt sein“ превращается в „ …er kein Abschied genommen hat“; „zu Fuss und mutterseelenallein“ значит „sich aus der Armee 'rausgestohlen hat, wie ein Dieb in der Nacht”и так далее. В итоге на человека навешивается отрицательная этикетка, ярлык, определяющий отношение к нему окружающих. Подобным образом можно „переименовать“ на основе „других“ признаков что угодно. Приведем еще один пример:

“Wir als brave Patrioten und wackere Soldaten haben nun die heilige Pflicht, den hohen Herrn Generalkommando ein Licht über den sauberen jungen Herrn aufzustecken. Wir sind das unserem Könige, unserem Vaterlande und vor allem uns selber schuldig“ – так в устах Меркеля называется донос на Болеслава. Даже приехавший в деревню для выяснения обстоятельств представитель власти охарактеризовал этот документ как “Denunziation”. В глазах написавших подобную бумагу это называется “heilige Pflicht… ein Licht aufzustecken” – подобная формулировка дает ощущение правильности и справедливости действования. Бравые солдаты и патриоты не могут запятнать себя написанием доноса, они лишь выполняют долг, «проливают свет» и т.п.

Таким образом, с помощью простых и логичных лингвистических моделей в сознании человека формируется предрассудочное и нетерпимое мировоззрение. Однако здесь и кроется основное заблуждение многих, «кто считает, что понятие „логично“ всегда и несомненно предполагает „правильно». Рассуждения на уровне здравого смысла могут быть ошибочными во многих отношениях: ошибочными могут быть исходные представления, ошибки могут совершаться при переходе от одного представления к другому” (Минский, 1988).

Проанализированные нами шесть основных когнитивных моделей предрассудочного мышления являются на самом деле шестью зеркальными отражениями, антиподами базисных когнитивных механизмов, без которых невозможно никакое мышление (J. Klein, 1994). Это, соответственно:

1. Индукция (Induktion) – мы не можем мыслить иначе, как только производя определенные обобщения из известного нам ограниченного круга информации.

2. Аналогия (Analogie) – для того, чтобы классифицировать, когнитивно оформить информацию из различных областей знания, нам необходимо проводить аналогии.

3. Верификация путем доказательства (Verifikation durch Zeugniss) – во многих областях знания мы не можем получить вещественных доказательств, не можем эмпирически почувствовать, увидеть, исследовать и поэтому вынуждены опираться на доказательства, полученные в других областях.

4. Восстановление целостной информационной картины по известным частям (Vervollständigung) – существует очень немного объектов действительности, которые мы можем рассмотреть со всех сторон и аспектов, тем не менее мы получаем целостную информацию путем домысливания.

5. Прогнозирование (Zukunftsentwurf) – для человека является естественной и даже необходимой потребность построения планов и прогнозирования ближайшего будущего.

6. Номинация – человеку необходима ориентация в мире, определенные ориентиры.

Подобными „вехами“, классификаторами ему служат имена, названия объектов действительности. Умышленное либо неумышленное «неверное применение» этих механизмов, оформленное на уровне дискурса различными семантическими ходами является часто основой нетерпимого и предрассудочного социального действия, ведущего к возникновению интолерантности.

Библиографический список

1. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М.: Мысль, 1984.

2. Ван Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. М.: Прогресс, 1989.

3. Кубрякова Е.С. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: Изд-во МГУ, 1996.

4. Матезиус В.О. О системном грамматическом анализе // Пражский лингвистический кружок. М.: Наука, 1967. С. 120 – 123.

5. Минский М. Остроумие и логика когнитивного бессознательного // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. М.: Прогресс, 1988.

6. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры, опыт исследования. М.: Прогресс, 1997.

7. Beutner B. Hermann Sudermann. Dramatiker und Erzähler. Stuttgart, 1996.

8. Glueck H., Sauer W. Gegenwartsdeutsch. 2. Auflage. Stuttgart – Weimar: Metyler Verlag, 1997.

9. Hannapal, Melling. Alltagssprache. Stuttgart: W. Fink Verlag, 1997.

10. Klein J. Sprachliche Mechanismen bei der Bildung nationaler Vorurteile // Vorurteile zwischen Deutschen und Polen (Materialien des deutsch-polnischen wissenschaftlichen Szmposiums) 9 – 11 September 1992. Warschau: Hrsg: Professor Dr. Franciszek Grucza, 1994, S. 129 – 146.

11. Salkova J. Toleranz in Werken von G. Hauptmann. Travemuender Protokolle, Berichte aus der Ostsee-Akademie, 1998.

12. Sudermann H. Der Katzensteg. Mьnchen: Wilhelm Goldmann Verlag, 1953.

13. Rix W.T. Hermann Sudermann. Stuttgart: Reclam, 1991.

14. Rix W.T. (Hrsg). Hermann Sudermann: Werk und Wirkung. Wuerzburg: Koenigshausen + Neumann, 1980.

15. Wierlacher A. Toleranzkultur. Zu einer Grundaufgabe internationaler Kulturarbeit in der modernen Zivilgesellschaft. // Jahrbuch Deutsch als Fremdsprache. Stuttgart, 1994. S. 12 – 34.