Е. М. Гордеева Слова-шлягеры в немецком политическом дискурсе

Термин “слово-шлягер” (Schlagwort) используется в исследованиях политического дискурса немецкими лингвистами по отношению к словам, составляющим предмет общественной дискуссии и как следствие достаточно часто фигурирующим в политических текстах. В изученной нами отечественной литературе по политическому дискурсу этот термин пока не употреблялся. В наших исследованиях мы используем его перевод «слово-шлягер», так как данный термин, по нашему мнению, эксплицирует основные критерии в определении этого сложного феномена, которые будут изложены ниже.

В известных нам исследованиях анализируются, в основном, исторический, политологический и культурологический аспекты слов-шлягеров, что является необходимым условием для дискурсивного и когнитивного анализа, попытка которого предпринимается в нашей работе. Мы полагаем, что данный вид анализа позволит не только сформулировать более четкое определение слов-шлягеров и их функций в политическом дискурсе, но и вскрыть общественно-релевантный объем знания, необходимый для их когнитивной обработки.

Зарубежные авторы (Dieckmann ,1969; Braun, 1998; Seck, 1991; Opp de Hitt, 1987; Stötzel, Wengeler, 1995; Nier, 1993 и др.) отмечают следующие важные характеристики слов-шлягеров: символическое употребление по отношению к политически значимым событиям, дискутируемость проблемной сферы, к которой они реферируют, программный характер, высокая степень контекстной независимости.

Штетцель и Венгелер считают критерием определения слов-шлягеров тематизацию в политическом дискурсе фрагментов внеязыковой действительности (Sachverhalt, state of affairs), подвергающихся лексикализации в словах-шлягерах, а именно их употребление различными партиями, общественными группами, часто с несовпадающими значениями. То есть слова-шлягеры выполняют функцию индикаторов общественной значимости тех или иных изменений в социальном мире. Порой это окказиональные композиты (Gelegenheitskomposita), которые сигнализируют, «насколько интенсивно актуальное знание о дискутируемой проблемной сфере» (Stötzel, Wengeler, 1995). Индикатором значимости и актуальности проблемы служит также, по мнению авторов, и частотность употребления тех или иных компонентов сложных слов, сигнализирующая о том „какая проблемная область в определенное время настолько актуальна, что предполагает некоторый объем реферирующего к ней актуального знания“ (Stötzel, Wengeler, 1995:12).

Штраус и Цифонун, исследуя семантику трудных слов (schwere Wörter), подвергающихся неоднозначной интерпретации в политическом дискурсе, пришли к выводу, что наличие нескольких фиксированных словоупотреблений подтверждает факт существования коммуникативной проблемы в той или иной социальной сфере. «Слова из области социологии политики, с одной стороны, имеют фиксированное употребление в рамках своих субсистем, с другой стороны, используются вне своих нормированных контекстов, при этом происходит «группоспецифическая» модификация или смещение правил употребления по отношению к фиксированному значению» (Strauß, Zifonun, 1989:179). Поэтому в актуальной ситуации рецепции может возникнуть либо непонимание, если правила употребления слова фиксированы в рамках одной субсистемы и не известны адресату, либо, в сфере повседневной коммуникации или политики, в силу реферирования слова к различным для реципиента и адресанта правилам употребления, – недопонимание. („Например, две различные фиксации правил употребления слова „konservativ“ по отношению к политическому развитию общества и одновременно к соционаучной рецепции данной историко-политической ситуации приводят к неполному пониманию, тем более если реципиент не знает, каким историческим явлениям, кем и в какой исторической фазе, а прежде всего в данный момент приписывается предикат „konservativ (Strauß, Zifonun, 1989:180).

Многозначность таких слов трактуется исследователями как вариантность значения или внутрилексемная когипонимия (Bedeutungsvarianz, innerlexe­matische Kohyponymie), обусловленная групповой соотнесенностью (Gruppen­bezug) как основным детерминирующим признаком. Вторичными детерминирующими вариантность значения признаками авторы считают когипонимию употреблений, то есть употребление слов в одном семантическом измерении, а также реферирование лексико-семантических вариантов к одной и той же субсистеме. Все различные словоупотребления имеют одно общее интенсиональное ядро, которое расширяется и модифицируется за счет периферийных правил употребления („periphere Gebrauchregeln“) различными группами. Интенсиональное ядро выступает в функции суперонима по отношению ко всем лексико-семантическим вариантам, являющимся соответственно когипонимами.

Лингвисты выделяют дескриптивный и эвалюативно-нормативный компоненты значения трудных для понимания слов, которые могут взаимно влиять друг на друга, например, определенная фиксация дескриптивного значения может повлечь за собой изменение эвалюативного компонента, т. е. позитивную или негативную оценку дескриптивного содержания.

С другой стороны, эвалюативно позитивное или негативное замещение (Besetzung) понятия может изменить дескриптивное содержание в зависимости от затронутых в каждом конкретном случае социальных оценочных норм и представлений. «Эти вариантные употребления сводятся к различным интерпретациям оценок, событий, институтов и норм социального мира внутри идеологических групп» (там же).

Главное отличие слов-шлягеров от так называемых модных слов состоит, по мнению Дикмана (Dieckmann), в их употреблении в качестве средства воздействия на общественное мнение в политической борьбе, в то время как, например, модные слова (Modewцrter) являются статус-символами определенной общественной группы. Дикман относит слова-шлягеры к уровню Parole, а не Langue, подчеркивая тем самым важность прагматического аспекта в определении слов-шлягеров: „Ein Wort ist nicht Schlagwort, sondern wird als Schlagwort gebraucht“ (Dieckmann, 1969:102) Исследователь считает слова-шлягеры случаем идеологической полисемии, которая является преднамеренной и „основывается на ожидании пропагандиста, что слушатель соединит со словом то мнение, которое является для него привычным и желаемым“ (Dieckmann, 1969:67). В качестве одной из существенных характеристик слов-шлягеров Дикман называет их способность употребляться без текста, более того, вытеснять его, поэтому они часто используются в политической рекламе изолированно или качестве слоганов.

Слова-шлягеры, по оценке Зека (Seck), являются политическими символами, в которых опредмечиваются коллективно разделяемые представления о мире политики. Они отличаются такими качествами, как «способность к надындивидуальному обобщению и к переносу… как центральным характеристикам культуры“ («überindividuelle Generalisierbarkeit,Übertragbarkeit und allgemeine Mitteilbarkeit als den zentralen Charakteristika von Kultur“ (Seck, 1991:26). „Они образуют средства, в которых сложные политические ментальные модели и модели интерпретаций сокращаются до приемлимых и интернализируемых значений по отношению к многозначности, чтобы соответствовать своим масштабным социальным, культурным, интегрирующим и легитимирующим функциям“ („Sie bilden die Vehikel, in denen komplexe politis c интерпретаций сокращаются до приемлимых и интернализируемых значений по отношению к многозначности,ät reduziert werden, um ihrer umfassenden sozial- kulturellen und Integrations- und Ligitimationsfunktion gerecht zu werden“ (Bergsdorf, 1984:192).

Аналогичный подход к ключевым политическим понятиям, манифестирующимся в словах-шлягерах, характерен для Опп де Хитта (Opp de Hitt). По мнению автора, окружающий мир проникает в сознание человека на фоне стереотипизации опыта, приобретенного не только исключительно индивидуально, но и коллективного, общественного, репрезентацией которого являются ментальные модели, как „способы видения чего-либо, образцы восприятия“, необходимые для ориентации в социальном мире (Opp de Hitt, 1987:63). Именно такую функцию ориентира в процессе восприятия мира политической действительности выполняют базовые политические концепты, как Staat, Demokratie, Solidarität и т.д.

Однако, по нашим наблюдениям, кроме базовых политических концептов, подвергающихся лексикализации в словах-шлягерах и присутствующих в политическом дискурсе веками, существуют также слова-шлягеры, являющиеся знаками пусть проходящих, но релевантных для общества событий, например, Studentenrevolte, Bildungskatastrophe, Subsidiaritätsprinzip.

В нашем исследовании мы пытаемся выявить основные параметры, конституирующие значение слов-шлягеров, в когнитивных терминах – объем знания, стоящий за ними и необходимый для их адекватной интерпретации. Мы исходим из фундаментальных выводов Бергера и Лукмана (Berger, Luckmann) о том, что „запас знания общества подразделяется на сферы релевантности“ (Berger, Luckmann, 1980:84), которые формируются на протяжении его культурного развития. Созданная таким образом общественная структура релевантности усваивается сознанием человека как готовый продукт (Fertigware), служит фоном, поставляющим стереотипные образцы для обработки новой информации.

Проведенный нами дискурс-анализ слов-шлягеров позволяет определить их как мини-тексты программного характера, концентрирующие в себе представления и оценку сложных явлений социальной сферы, составляющих предмет общественной дискуссии, в которых манифестируются долговременные, коллективно разделяемые некоторой социальной группой представления о мире политики, формы ее постижения и ориентации в ней. Например, слово-шлягер «Mitbestimmung“, появившееся в политическом дискурсе 50-х годов в контексте демократизации экономики, показывает, что оно, имплицируя весь комплекс представлений об актуальной тогда общественной и экономической ситуации, идентифицирует ситуацию как проблему и одновременно заключает в себе мини-программу требований профсоюзов (….“die Demokratisierung der Wirtschaft durch die Mitbestimmung der Arbeitnehmer“. Westfälische Rundschau 13.3.1950; „Heute spricht man von Mitbestimmungsrecht“).

Как показывает наш анализ, политические партии используют слова – шлягеры как средство аргументации в борьбе за избирателя, а также легитимации собственного существования, поэтому они вынуждены быстро реагировать на социальные изменения, влекущие за собой изменения в структуре релевантности общества, и модернизировать в соответствии с ними свои политические стратегии, конечной целью которых является создание наиболее привлекательной модели общества будущего. Так, слово-шлягер „Soziale Gerechtigkeit“ (социальная справедливость) как один из базовых компонентов концепта «Sozialstaat» (социальное государство) присутствует в аргументации практически всех политических партий Германии. Последние применяют его относительно релевантных для собственной модели общества фрагментов внеязыковой действительности

Например, партия SPD, приспосабливаясь к новому обществу глобализации и информации („globalisierte Informationsgesellschaft“. „Aus Politik und Zeit­geschichte“, 5/2000:8) и оперируя словами-шлягерами „Modernisierung“, „soziale Gerechtigkeit“, „Zukunftsfähigkeit“, пытается в своей программе соединить диску­тируемые и часто противопоставляемые в обществе темы модернизации и социальной справедливости (модернизация как неотъемлемая часть процесса глобализации подается во многих немецких СМИ как угроза для социальной справедливости), чтобы привлечь в свои ряды как сторонников модернизации, так и поборников социальной справедливости. (Об актуальности этой темы, свидетельствуют слова-шлягеры „Modernisierungsgewinner“ и „Modernisierung­sverlierer“, создающие картину разделения общества на два противоположных лагеря).

В качестве аргумента – сохранение конкурентноспособности в будущем, при этом социальная справедливость трактуется как процесс создания рабочих мест. („Nun, unser Leitantrag setzt auf Innovation und Gerechtigkeit, auf Modernisierung und solidarische Gesellschaft“. „Modernisierung und soziale Gerechtigkeit, diese Prinzipien muss man meieinander verbinden. Es geht um die Zukunftsfähigkeit. Wir werden da immer auf die richtige Balance zu achten müssen“. „Gerechtigkeit ist nicht Sozialpolitik. Auch wer Arbeitspläzte schafft, handelt sozialgerecht“. Rheinischer Merkur 49/99:4).

Нередко слова-шлягеры используются политическими институтами с целью сформировать у адресата положительную установку по отношению к непопулярным мерам, создать для них привлекательную оболочку. Такая тенденция получила в немецкой прессе название „Wording“. (So nennen die Fachleute die hohe Kunst, eine Formel zu finden, die Gesprächsbereitschaft in einem strittigen Punkt suggeriert, gleichzeitig aber auch so vage gehalten ist, dass sie jeder Partei ihre ganz eigene Interpretation erlaubt“. Der Spiegel 49/99:116). Например, „Förderung der Altersteilzeit“ (содействие частичной занятости пожилых) подразумевает на самом деле выход на пенсию в 60 лет, а „ Lebensarbeitszeitkonto“ (счет, на котором накапливается рабочее время в течение всей жизни) – отмену дополнительного заработка в сверхурочные часы.

Слова-шлягеры не только средство идеологической манипуляции, они фиксируют культурные изменения, одновременно интерпретируя и оценивая их. Например, тематизация понятия „Gesellschaft“ в словах-шлягерах Handy-Gesellschaft“, „Informationsgesellschaft“, „Wissensgesgellschaft“, “Wirtschaftsgesell­schaft“, „Verantwortungsgesellschaft“ отражает изменения в видении отдельными группами общества вследствие культурных изменений.

Признак Handy выбран в качестве наиболее релевантного в различии между двумя культурами – Западной и Восточной Германии, что имплицирует поверхностную оценку западнонемецкого общества как технократического, приоритеты которого – эффективность, экономия времени в ущерб сердечности в отношениях между людьми. („Vor zehn Jahren jedenfalls – besaß(außer den Grundstücksmaklern und jener Handvoll wirklich wichtiger Journalisten) noch niemand ein Handy.Inzwischen hat das Fieber der permanenten Erreichbarkeit alle ergriffen: das ist ein Punkt, an dem sich kein kultureller Unterschied zwischen Ost und West mehr feststellen läßt". „Es passt zur Handy-Gesellschaft, wie es zum Sozalismus passte, dass selbst kleinen Kindern ein Höchstmaß an Anpasssungsfähigkeit abverlangt ist“. Aus Politik und Zeitgeschichte. 2/2000:24).

„Wissensgesellschaft“, „Informationsgesellschaft“ преподносят адресату модель общества, в котором преимущественное положение занимают не просто владеющие знанием, информацией, но умеющие выбрать релевантную информацию для своей жизнедеятельности, таким образом в информационном обществе возрастает роль личных способностей и активности отдельного индивида. (In der Informationsgesellschaft haben sich alle der Herausforderung zu stellen, aus der Sturmflut von Informationen jene herauszufiltern, die relevant sind für die eigene Lebensführung, für das wirtschaftliche Handeln, fьr die politische Willensbildung, für die kulturelle Orientierung“. „ Diese Wissenskluft wird auf absehbare Zeit nicht nur eine Kluft zwischen Intelligenten und weniger Intelligenten, aktiven und eher passiven Nutzern, sondern auch eine Kluft zwischen Jüngeren und Älteren sein“. Aus Politik und Zeitgeschichte. 2/2000:36).

„Wirtschaftsgesellschaft“, характеризуя общество с точки зрения экономических приоритетов, имплицирует в данном контексте негативную оценку, поскольку исключительно экономические критерии ущемляют творчество, обедняют общество духовно. („…beschwört auch das wenig erbauliche Bild von einem Land, in dem die Menschen ihren Beruf nur noch nach Marktkriterien wählen“. „Aber eine Gesellschaft, die nur noch Ingeneure ausbildet, weil nur Ingenuere sich „rechnen“, wird eine armselige sein.“ “Aus Politik und Zeitgeschichte. 2/2000:26).

„Verantwortungsgesellschaft“ фиксирует момент морального кризиса в обществе, необходимость переоценки ценностей, закладывает модус ориентации в изменившейся социальной действительности, а именно: общество и конкретные люди должны взять на себя ответственность за свою жизнь, а не перекладывать ее бездумно на плечи политиков.(„…Orientierungsverlust nach der Wende“. „Maxime der Verantwortung verspricht verlässliche Orientierung“. „Selbstverant­wortung in der Innenpolitik und Mitverantwortung in der Aussenpolituk – neue Rolle in der Völkergemeinschaft, neue Freiheit, frei akzeptierte Verantwortung“ Aus Politik und Zeitgeschichte. 2/2000:35).

С целью выявления всего комплекса знания, стоящего за словами-шля­герами, мы обратились к анализу их тематизаций в политическом дискурсе и попытались представить релевантные параметры, конституирующие их значение в настоящее время в виде фрейма. По мере изменения структуры релевантности социальных групп пользователей под влиянием культурных изменений в обществе с течением времени будут происходить трансформации в заполнении слотов фрейма, что позволит проследить развитие значения в динамике

В качестве примера – слово-шлягер последних лет „Globalisierung“, находящееся в настоящий момент в центре общественно-политической дискуссии в Германии и ставшее своеобразным символом культурных изменений в самых разных сферах социального мира, повлекших за собой переход от мышления в рамках Германии к мышлению в рамках Европы, а теперь и в мировом масштабе. Осмысление новой реальности, запечатленное в этом слове-шлягере, имплицирует необходимость поиска новых ориентиров и построения новой модели Германии („Model Deutschland“).

„Globalisierung“ иллюстрирует слова-шлягеры как лакуны, которые могут заполняться разным когнитивным и эмотивным содержанием в зависимости от пользователя. („Für Herausforderungen der Globalisierung gewappnet sein“. „Die akademische Jugend fürchtet sich nicht vor dem Stichwort Globalisierung. Für sie ist Europa Bestandteil eigener Lebenwirklichkeit“. „Wirtschaftlich ist Globalisierung die weltweite Organisation und Vernetzung von Produktion, Absatz und Finanzierung“. „Einig ist das Land allein in seiner Verunsicherung durch die tatsächlichen oder vermeintlichen Folgen der Globalisierung. Gesamtdeutsch sind die Angst vor Arbeitslosigkeit, der wachsende Flexibilisierungsdruck, der Wunsch nach mehr „Gerechtigkeit“ – was immer das im Einzelnen heißen mag – und eine gewisse nölige Politikverdrossenheit“ Aus Politik und Zeitgeschichte. 49/99:4-5).

При построении фрейма „Globalisierung“ мы пользовались выводами немецких лингвистов Штрауса и Цифонун, приведенными выше, а также опытом исследования Е. Л. Боярской по построению фрейма полисеманта.

Globalisierung- интенсиональ-ное ядро	Расширение интенсионала в зависимости от пользователя	Пользователь, его фоновые знания	Оценка пользователем дан­ной области социального мира	Импликацо­нал, инферент­ная инфор­ма­ция
Процесс, охватывающий все социальные сферы в мировом масштабе	Интернацио­нальная сеть производства и сбыта в экономической сфере	Профсоюзы, знание ситуации на рынке труда в Германии	Негативное восприятие процесса Globalisierung в качестве ловушки (Globalisierungs-falle)	Угроза сниже­ния спроса на малоквалифицированную рабочую силу
Процесс, охватывающий все социальные сферы в мировом масштабе	Регулирование социальной сферы на межгосударствен-ном уровне	Старшее поколение,знание о преимуществах немецкой модели Sozialstaat	Негативное восприятие процесса Globalisierung как угрозы социальной справедливости „Gerechtigkeitslü-cke”	Потеря национального суверенитета, уве­личение бедности

Окончание табл.

Процесс, охватывающий все социальные сферы в мировом масштабе	Организация финансовой сети в мировом масштабе	Финансовые группы, знание о ситуации на рынке финансов	Негативная и позитивная оценка, восприятие процесса как возрастания роли shareholder value, но и как бегство капитала	Богатые станут богаче, бедные – беднее
Процесс, охватывающий все социальные сферы в мировом масштабе	Мировая интеграция во всех социальных сферах	Akademische Jugend, знания о мире молодого поколения, знания об internet	Позитивная оценка, восприятие процесса как необходимого условия для выживания в мире	Больше шансов найти работу, ставка на собственные силы

Как видно из фрейма, значение, приписываемое слову „Globalisierung“ относительно разных фрагментов внеязыковой действительности, варьируется. Идентичным оказывается способ восприятия этих фрагментов разными пользователями, то есть выбор слова-шлягера в качестве средства вторичной номинации процессов, протекающих в различных сферах, обусловлен, не в последнюю очередь, поиском стереотипных образцов постижения социального мира. Наличие в когнитивном содержании слов- шлягеров признаков, релевантных для видения фрагмента политической действительности той общественной группой, в которой они сформировались, позволяет им продолжительное время появляться в политическом дискурсе, создавать стереотипы восприятия адресатом политической действительности, навязывать оценки и управлять формированием политического мнения.

Библиографический список

1. Seck W. Politische Kultur und politische Sprache. Frankfurt am Main, Lang, 1991. 404 S.

2. Nier Т. Schlagwцrter im politisch-kulturellen Kontext. Wiesbaden, Deutscher Universitдtsverlag, 1993. 454 S.

3. Opp de Hit М. Denkbilder in der Politik. Opladen, Westdeutscher Verlag, 1987. 253 S.

4. Begriffe besetzen. Westdeutscher Verlag GmbH, Opladen,1991. 391 S.

5. Diekmann W. Sprache in der Politik. Heidelberg, Karl Winter Universitдtsverlag, 1969. 120 S.

6. Stötzel G., Wengeler M. Kontroverse Begriffe. De Gruyter, Berlin, 1995. 805 S.

7. Berger P., Luckmann T. Die gesellschaftliche Konstruktion der Wirklichkeit. Frankfurt am Main, Fischer, 1980. 219 S.

8. Braun P. Tendenzen in der deutschen Gegenwartssprache.Stuttgart, Kohlhammer, 1993. 263 S.

9. Strauss G., Zifonun G. Die Semantik schwerer Wörter im Deutschen. Mannheim; Forschungsberichte des Instituts für deutsche Sprache, 1989. 350 S.