Best_D_Voyna_i_pravo_posle_1945_g_2010

Глава 8. Методы и средства

если использовать термин, употребленный в названии посвященной им Гаагской конвенции 1954 г., о «культурных ценностях». Как бы банально это ни звучало, но необходимо было найти некий общий термин для широкой категории прекрасных вещей, которые со скрупулезной точностью перечислены в параграфе «а» ст. 1 Конвенции о защите культурных ценностей 1954 г.: «ценности, движимые или недвижимые, которые имеют большое значение для культурного наследия каждого народа, такие как памятники архитектуры, искусства или истории, религиозные или светские, археологические месторасположения, архитектурные ансамбли, которые в качестве таковых представляют исторический или художественный интерес, произведения искусства, рукописи, книги, другие предметы художественного, исторического или археологического значения, а также научные коллекции или важные коллекции книг, архивных материалов или репродукций ценностей, указанных выше» [а также ниже, в параграфе (b)], «музеи, крупные библиотеки, хранилища архивов».

Эта инициированная ЮНЕСКО и достойная восхищения конвенция соединила воедино два предмета, в течение долгого времени вызывавших общую озабоченность: один более национальный по своему характеру, а второй универсальный и международный, — но оба они ознаменовали собой современную кульминацию, достигнутую движением за права человека. Первый из этих предметов озабоченности, впервые отраженный в Брюссельском «Проекте» 1874 г., затем появляется дважды — в Гаагских правилах 1899 и 1907 гг. В ст. 27, одной из числа тех, которые посвящены осадам и бомбардировкам, было выражено пожелание, чтобы предпринимались усилия к сохранению «храмов, зданий, служащих целям науки, искусств и благотворительности, исторических памятников, госпиталей» и т.п. при условии (это типовая оговорка!), что «таковые здания и места не служат одновременно военным целям». Ст. 56 давала этим объектам такую защиту, которая в ту эпоху считалась адекватной в условиях военной оккупации; их следовало беречь так же, как объекты «частной собственности», а нанесенный им ущерб или их захват должны были «подлежать преследованию по закону» после окончания войны. (Типичным проявлением свойственного тому поколению оптимизма в отношении международного права была легкомысленная убежденность, что победитель ничуть не

441

Часть III. Право и вооруженные конфликты после 1950 г.

меньше, чем побежденный, готов в случае предъявления ему обвинения предстать перед судом и расплатиться за все сполна, если его вина будет доказана.) Концептуальный контекст этих положений был обычным: неприкосновенность частной собственности и государственной собственности, не используемой

ввоенных целях, — а рассмотрение ограничивалось национальными рамками, как оно и должно было быть в ту эпоху. Тем не менее эти ранние положения уже несут в себе зародыш наднациональной идеи, суть которой была сформулирована

впреамбуле к Гаагской конвенции 1954 г.: «Ущерб, наносимый культурным ценностям каждого народа, является ущербом для культурного наследия всего человечества, поскольку каждый народ вносит свой вклад в мировую культуру».

Здесь сцепились в борьбе две противоположные идеи, и только будущее покажет, в каких контекстах наднациональная и универсалистская идея будет преобладать над этнической и национальной. Возможно, ни одна область МГП не раскрывает в большей степени той моральной пропасти, которая разделяет интернационально мыслящие элиты, которые пишут современное право войны и в целом по большому счету стремятся избежать военных столкновений, и другую сторону, которая почти не слышит первую и включает типичных носителей национального или этнического мышления, обычно не склонных избегать вооруженных конфликтов и в любом случае являющихся их основными участниками. Этнические конфликты, которые в момент написания данной книги, раздирают Югославию и южные территории бывшего СССР, со всей наглядностью демонстрируют то, как солипсистский этнический менталитет воспринимает объекты культуры, представляющие наибольшую ценность для противника, и объекты, связанные с религиозным культом (если противник исповедует другую религию), в качестве первостепенных военных целей.

Но даже народы, которым вроде бы свойственно более широкое мышление, еще совсем недавно вели себя не намного лучше. С незапамятных времен неотъемлемой чертой агрессивных и империалистических войн было разграбление культурных сокровищ и религиозных святынь; и точно так же вела себя германская военщина во время Второй мировой войны. Возможно, те, кто сбрасывает бомбы на мирное население в надежде сломить его моральный дух, верят, что уничтожение его культурных ценностей и святынь является хорошим спосо-

442

Глава 8. Методы и средства

бом достичь этой цели, — и почти наверняка ошибаются. Когда немцы захватили Варшаву в конце сентября 1939 г., одним из первых их действий было разрушение памятника Шопену, самого дорогого для поляков национального монумента. Их воздушные «налеты по Бедекеру»* (как называли их англичане) на некоторые города с историческими соборами были предприняты в 1942 г. в ответ на британские налеты на немецкие города, представлявшие преимущественно исторический и культурный интерес, такие как Любек. Бомбардировка Дрездена, ставшая кульминацией деятельности Бомбардировочного командования Королевских ВВС, приобрела самую дурную репутацию, так как, помимо того что ее военное значение было ничтожно, масштабы произведенного ею разрушения культурных ценностей были беспрецедентны. Но во время Второй мировой войны проявилась и другая, совершенно противоположная тенденция. Оксфорд и Гейдельберг не бомбили, Рим и Париж не сожгли, Киото был вычеркнут из списка целей для первых атомных бомбардировок, и странная шизофрения побуждала армии США и Великобритании в процессе освобождения значительной части европейского континента иметь в своих рядах неких «офицеров по делам памятников, изобразительного искусства и архивам» [«Monuments, Fine Arts and Archives Officers»], в чью задачу входило оказание «первой помощи» культурным ценностям, которые не были уничтожены их вооруженными коллегами23. Послевоенное подведение итогов сопровождалось сильным и здоровым самокритичным чувством сожаления по поводу того культурного ущерба, который понесла Европа. Вновь созданная организа-

*Бомбардировки исторических городов Англии, предпринятые люфтваффе в 1942 г. Считается, что при выборе целей немцы использовали путеводитель по историческим местам Великобритании, выпускавшийся издательством Karl Baedeker Verlag, которое

было знаменито своими путеводителями для туристов. — Ред.

23Henry La Farge, Lost Treasures of Europe (London, 1946), Introd. Среди cognoscenti [знатоков (итал., устар.). — Ред.] широко распространено мнение, что Оксфорд и Гейдельберг много выиграли благодаря джентльменскому взаимопониманию между выпускниками Оксфорда, обучавшимися за счет стипендии Родса; однако никто из опрошенных мной людей, которые могли быть об этом осведомлены в силу занимаемой в то время позиции, не смог подтвердить это.

443

Часть III. Право и вооруженные конфликты после 1950 г.

ция ЮНЕСКО вполне разделяла эту озабоченность и, как уже отмечалось в начале данного раздела, способствовала приданию ей глобального характера в Конвенции 1954 г.

Абсолютно новым элементом современного МГП является отдельное упоминание ущерба, нанесенного окружающей среде, включающего то, что многие предпочитают называть экологическим ущербом. Разумеется, такого рода ущерб часто имел место во время войн (например, вырубленные леса и сады, уничтоженные пахотные земли и каналы, затопленные низины в результате разрушения дамб и плотин),

ивосстановление порой занимало много лет. Иногда этому находилось оправдание в виде военной необходимости, но зачастую причинение ущерба такого рода нарушало все принципы, а начиная с 1868 и 1907 гг. — и правила, запрещавшие «бесполезные страдания» и ограничивавшие пределы разрешенных законом действий в отношении гражданских объектов и имущества противника. Поэтому впоследствии победители часто требовали выплаты репараций и компенсаций за незаконные превышения допустимых действий, как это сделали после Первой мировой войны западные страны а после Второй мировой войны — восточноевропейские в отношении побежденной ими Германии. Однако вскоре после 1945 г. стало ясно, что характер и степень ущерба, который теперь могут нанести окружающей среде технически развитые и/или безжалостные воюющие стороны, существенно выходит за обычные рамки гражданских объектов

ичастной собственности.

Испытания ядерного оружия все большей мощности и выпадение радиоактивных осадков привели к тому, что их воздействие на окружающую среду, по мере постепенного осознания его пагубного характера, начиная с 1950-х годов стало предметом растущей общей озабоченности, по-видимому, ставшей одной из причин подписания в 1963 г. Договора о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой. К страхам по поводу неосмотрительного использования атомной энергии зрелище войны во Вьетнаме в 1960-х годах добавило еще и опасения по поводу последствий чрезмерного и неосторожного применения химических и биологических средств (дефолиация джунглей, стерилизация пахотных земель в результате применения пестицидов, заражение воды) и военной техники (перепахивание полей

444

Глава 8. Методы и средства

и разрушение ирригационных систем гигантскими землеройными машинами). Кроме того, ходили слухи, для которых, по мнению Ричарда Фолка [Richard Falk], были некоторые реальные основания, о попытках изменения режима погоды, о чем раньше писали лишь в научно-фантастических романах24. Поэтому совсем неудивительно, что к 1970-м годам на повестку дня МГП был поставлен вопрос о предотвращении крупномасштабного ущерба окружающей среде, что привело к следующим результатам.

Общие запреты были включены в два документа: ДПI и Конвенцию 1977 г. о запрещении военного или любого иного враждебного использования средств воздействия на окружающую среду (Convention on the Prohibition of Military or any other Hostile Use of Environmental Modification Techniques), известную также как Конвенция ENMOD. Оба документа используют одинаковый набор ключевых слов при определении ущерба окружающей среде, который они стремятся предотвратить, — «обширный», «долговременный», «серьезный», — но

вразных целях и в существенно различных сочетаниях. По меткомувыражениюАдамаРобертса,ДПIозабочен«причинением ущерба именно окружающей среде, независимо от применяемого оружия», в то время как Конвенция ЕNМОD — «манипулированием окружающей средой, которое используется в качестве оружия»25. Конвенция обладает всеми сильными сторонами решения, полностью посвященного одному-единственному вопросу, и требует от подписавших ее сторон весьма серьезных действий, но ключевые слова «обширный», «долговременный» или «серьезный» [курсив мой. — Дж. Б.] сопровождаются довольно ограничительным «толкованием», и, как это наверняка всегда бывает с соглашениями, запрещающими определенные виды оружия, державы, которые согласились стать участниками конвенции, могли пойти на это только после того, как, тщательно взвесив все за и против, пришли к выводу, что оружие, подпадающее под такое определение, вряд ли

вперспективе будет ими использовано. Запреты, содержащиеся в ст. 35 (3) и 55 ДПI, относятся к «методам или средствам ведения военных действий, которые имеют своей целью при-

24См. написанную им главу в Environmental Protection and the Law of War, Glen Plant (ed.), London, 1992, pp. 78—95.

25Roberts and Guelff, 378.

445

Часть III. Право и вооруженные конфликты после 1950 г.

чинить или, как можно ожидать, причинят обширный, долговременный и серьезный ущерб природной среде... и тем самым нанесут ущерб здоровью или выживанию населения»26. Очевидно, что такая формулировка устанавливает довольно высокий порог — чтобы начал действовать запрет, ущерб должен иметь все перечисленные последствия, а не какое-то одно из них, поэтому очень вероятно, что для выборочного и дозированного применения средств воздействия на природу, например вроде тех, которые применялись во Вьетнаме, этот запрет вряд ли будет непреодолимым барьером.

К этим общим запретам на действия, угрожающие природной среде, и на манипулирование ею современное МГП добавляет еще два конкретных запрета в отношении действий с особо пагубными последствиями. Наиболее важной в этой связи является ст. 56 ДПI. Под «опасными силами», упомянутыми в заголовке этой запутанной статьи, подразумеваются такие, которые высвобождаются в результате нападений на «плотины, дамбы и атомные электростанции». Сама же статья представляет собой смелую попытку свести к минимуму вероятность нахождения убедительных оправданий для нападений на подобные объекты. Объем этой статьи и тщательность ее аргументации являются естественным результатом взаимодействия исторических фактов и мифов, которые привели к ее появлению, и сложности самой проблемы, которую она пытается решить. Британские бомбардировки 1943 г. двух немецких плотин Моне и Эдер, часто упоминаемые в тандеме, как Хиросима и Нагасаки, подобно этим двум более известным августовским бомбардировкам 1945 г., не перестают служить источником оживленных дискуссий среди специалистов по военной этике и настоятельно взывают о необходимости разборчиво подходить к такого рода действиям. Американские бомбардировки плотин и дамб в Северной Корее и Северном Вьетнаме по-прежнему остаются наиболее спорными и до определенной степени представленными в искаженном свете эпизодами в истории воздушных войн27.

26Курсив и компиляция двух статей мои. — Дж. Б.

27Что касается искаженной интерпретации, то здесь я следую результатам Паркса, изложенным в его объемистой статье 1990 г. (W Hays Parks in Air Force Law Review, 32 (1990), pp. 205, 209—218).

446

Глава 8. Методы и средства

Опасности, которые таят в себе атомные электростанции, слишком хорошо известны, чтобы подробно рассматривать их. Взрывное высвобождение таких опасных сил, безусловно, не может не вызывать самого резкого протеста, и ответственность за их избежание и предотвращение частично лежит и на подвергшейся нападению стороне, поскольку опрометчиво размещать военные цели вблизи подобных сооружений или строить последние в непосредственной близости от населенных пунктов. И все же представляется, что эта статья не до конца осуществила свою задачу. Будучи продуктом работы трезво мыслящих законодателей, которые стремились совместить императивы военной необходимости с требованиями гуманности и в данном случае защиты окружающей среды, ст. 56 неявно признает, что такого рода сооружения могут при определенных обстоятельствах иметь большое, а иногда даже решающее значение для воюющей стороны. Поэтому статья не содержит абсолютного запрета на удары по ним и оговаривает в параграфе 2 ряд жестких и трудно выполнимых условий, при которых такие нападения будут считаться правомерными. Возражения против этих условий — состоящие не только в том, что они чрезмерно строги, но и в том, что требования к качеству и количеству разведданных, которые в этой связи должна будет собрать потенциальная нападающая сторона, могут оказаться нереалистичными, — решительно выдвинул один из высокопоставленных юридических экспертов Пентагона, не преминув одновременно покритиковать и другие положения этой статьи28.

Другой конкретный запрет появился в Конвенции ООН 1980 г., ее (третьем) Протоколе о запрещении или ограничении применения зажигательного оружия. Этот запрет на деле означает немного. В ст. 2 (4) знакомая оговорка о военной необходимости в большей или меньшей степени нейтрализует действие первой половины этой статьи, где запрещатся «превращать леса или другие виды растительного покрова в объект нападения с применением зажигательного оружия». Подводя итог вышесказанному, трудно удержаться от повторения вывода, к которому пришел Фолк: «Результатом становится запрет на недобросовестную, карательную или мстительную

28 Parks, Air and the Law of War, pp. 207—218.

447

Часть III. Право и вооруженные конфликты после 1950 г.

тактику, но не происходит никакого вмешательства, которое бросало бы вызов самой логике войны»29.

Вероломство

Нечасто употребляемое слово «вероломство» [perfidy]

инесколько старомодное слово «предательство» [treachery] используются МГП, чтобы квалифицировать обман и уловки, которые в той или иной степени неправомерны. Обман

иуловки, которые не выходят за рамки законности и которых существует великое множество, попадают в категорию «военных хитростей» или, используя старый французский термин для определения этой сферы военного искусства, — ruses de guerre. Разграничительная линия между актами вероломства или коварства, с одной стороны, и ruses de guerre — с другой, может быть неясной и запутанной. Это сложная и неустойчивая область МГП, что с готовностью признают занимающиеся ею юридические эксперты. Но это исключительно важная сфера, поскольку вероломство нацеливает свой удар в самое сердце всего «проекта» МГП30.

Понятие вероломства, как оно применяется в правовых актах и авторитетных комментариях, решает вопрос не вполне удовлетворительно, поскольку они пытаются представить вероломство как преступление лишь с правовой позиции. Этого недостаточно, разве что для узкопрофессиональных юридических целей, так как вероломство по своей сути точно так же является преступлением и с точки зрения религии, и с точки зрения этики. Никогда не следует забывать о том, что право войны, там и тогда, где и когда оно зарождалось, первоначально было в первую очередь вопросом религии и этики и только с течением времени, в ходе процессов социаль-

29Plant (ed.) Environmental Protection, p. 89.

30Читатели, проявляющие особый интерес к моральным головоломкам такого рода, могут обратиться к гл. 9 «Уловки и хитрости» части III «Законы сухопутной войны» действующего британского «Руководства по военному праву» (Manual of Military Law). Этот текст рассматривает проблему исключительно точно, содержит множество полезных примеров и при этом достаточно честно признает, что различие в некоторых аспектах проведено нечетко.

448

Глава 8. Методы и средства

ного развития и политического усложнения, перешло в сферу права. Оно возникло в рамках этики и до сих пор продолжает опираться на нее31. Столь частое появление МГП в общественных дискуссиях непосредственно объясняется интересом людей скорее к этике и ее приложениям в различных сферах, чем к политике и военному делу. Вооруженные силы также не хотели бы порывать связь с ней. К примеру, национальные руководства по военному делу в разделах, посвященных обзору основополагающих принципов, иногда содержат исторические понятия рыцарства и чести. Однако само по себе это мало что значит, поскольку, как известно, воины часто реализуют свои понятия о чести как самым низменным, так и самым благородным образом32. Но из правовых актов по МГП явные ссылки на эту этическую основу исчезли.

Тем, кто имеет дело с МГП, конечно, не надо обладать чересчур богатым воображением, чтобы понять его этическую природу и почувствовать близость этого этического измерения

впринципах и ценностях международных организаций, действующих на его основе. Важнейшие принципы Международного движения Красного Креста и Красного Полумесяца и его гуманитарный идеал, носящий универсальный и светский характер, были воплощены в МГП благодаря особому статусу, которым Женевские конвенции наделили МККК и связанные с ним национальные общества Красного Креста и Красного Полумесяца. ВДПЧ и ее «расширенная семья», включающая международные пакты 1966 г. о правах человека и т.д., демонстрируют широкий спектр этических принципов и их приложений, от которых современное МГП уже стало

взначительной степени неотделимым. Они очень подробно воплощают ожидания международного сообщества относительно того, как человеческие существа должны воспринимать друг друга и вести себя друг с другом при встрече, причем не

31С этого момента я буду для краткости объединять религию, этику

имораль одним термином «этика» tout court [просто-напросто (фр.). — Ред.], и не в последнюю очередь потому, что никогда не находил большой разницы между ними.

32См., например, британский Manual of Military Law (1958), Pt. III: ‘The Law of War on Land’, ch. 1, американский Field Manual (1956), The Law of Land Warfare, ch. I, sect. 1.3 (a), а также дискуссию на эту тему в моей работе Honour among Men and Nations (Toronto, 1982).

449

Часть III. Право и вооруженные конфликты после 1950 г.

только в сообществах, составляющих их ближайшее окружение, но в любом месте земного шара, куда забросит их судьба. Слово «всеобщая» в заглавии декларации 1948 г. означает именно ее всемирный характер, и недопустимо превращать его в бессмыслицу, пропуская его через мясорубку культурного релятивизма. Международное право вновь открыло для себя свои корни, которые содержались в его предшественнике, jus gentium, в виде идеи всемирного человечества, членам которого не чуждо понятие всемирного братства, и они должны соблюдать взаимное уважение и доброжелательность при общении друг с другом. МГП и международное право в сфере прав человека являются теми областями международного права, которые особенно нуждаются в этом этическом фундаменте, опираются на него и для которых он, следовательно, наиболее важен — а также, по стечению обстоятельств, наиболее неустойчив.

Суть дела изложена в ст. 37 (1) ДПI. «Вероломством считаются действия, направленные на то, чтобы вызвать доверие противника и заставить его поверить, что он имеет право на защиту или обязан предоставить такую защиту согласно нормам международного права, с целью обмана такого доверия». Затем приводятся примеры: симулирование намерения вести переговоры под флагом перемирия или симулирование капитуляции, симулирование выхода из строя вследствие ранений или болезни, симулирование обладания статусом гражданского лица или некомбатанта, симулирование обладания статусом, предоставляющим защиту, путем использования знаков, эмблем или форменной одежды ООН или нейтральных государств, а также (как добавлено в перечне «серьезных нарушений» ст. 85) вероломное использование отличительных эмблем, признаваемых конвенциями организаций, действующих в сфере МГП, в первую очередь, разумеется, Красного Креста и Красного Полумесяца.

Истинный смысл этих примеров понятен и имеет ключевое значение, настолько ключевое, что оправдывает повторное обращение к основам философии МГП. Это вопрос не только ограничения, но и уважения. Никакие другие принципы не являются столь неотъемлемыми от практики применения МГП. Во время вооруженного конфликта от воина требуется воздерживаться от определенных действий в отношении противника именно в силу существования этого основополагаю-

450