Раздел III. Прекрасное в природе и человеческом мире 183

Например, как раз маленькое, мелочное, ничтожное,

этически незначительное или презренное, слишком

маловажное, чтобы хоть на секунду привлечь к себе внимание,

может стать эстетически значительным, если оно

проливает свет на внутреннее содержание человека или на

разногласие между двумя людьми. И причиной этого может

быть как мелкое и отрицательное, так и нравственно

великое и положительное. Это зависит от силы явления

(Erscheinenlassen).

Являющееся многообразие человеческого

содержания здесь не меньше, чем во внешнем виде (в лице и

поведении отдельных личностей). Оно, пожалуй, еще

больше. Ведь оно выросло до размеров общества

(Gemeinschaft).

При всем этом нужно строго придерживаться

следующего: прекрасны не человеческая добродетель, не судьба,

трагедия, величие или борьба и комичны не мелочность,

слабость, тривиальность, а лишь явление всего этого в

особом переживании. Таким образом, можно также сказать:

только прозрачность непосредственно пережитого для этих

самих по себе отнюдь не эстетических, а скорее

практических вещей является эстетическим моментом, от которого

это зависит.

Здесь, во всяком случае, нужно заметить одно: умение

видеть жизнь драматически - это дарование не только

редкое, но и обоюдоострое. Оно легко превращается в

бессердечность, бесцеремонно следуя за собственно

эстетическим наслаждением. Эстет, который

"наслаждается" каждым конфликтом в жизни как таковым (большей

частью, конечно, не своим собственным), или юморист с

развитым чувством комического относятся к реально

случившемуся в жизни, как зритель к игре на сцене. Он

совершенно забывает, что здесь имеет место не игра, а

горькая действительность, что борьба и страдания

действующих лиц подлинны; тот, кто этим забавляется,

бессердечен. И тот, кто вот так "эстетически" шагает по

жизни, наслаждаясь совершающимся вокруг себя как

игрой, сам дезориентирован, он воспринимает

действительность не как морально здоровый человек. Ведь у него,

в сущности, отсутствует предварительное условие для

правильной эстетической оценки жизни, и в конце концов

он приносит себя в жертву тому, за чем гонится.

Предварительным условием является безупречное и

безошибочно правильное моральное чувство, правильный ответ на

все пережитое, его оценка.

*| 84 Часть первая. Отношение проявления

Здесь часто происходит превращение внутреннего

поведения в аморальное и бессердечное, в карикатуру и

насмешку, в высокомерие и дешевый скепсис. Настоящий

юморист так не воспринимает жизнь; он в смехе не

забывает серьезность действительности - напротив,

благодаря контрасту он, пожалуй, принимает ее еще ближе к

сердцу. И для этого также необходимы зрелость,

моральная сила и немного настоящего превосходства.

Видение и чувствование комического в жизни часто

бывают относительными; они подчас есть уже у ребенка,

когда он, например, дразнит учителя в классе и

забавляется его слабостями. Грубость при этом, конечно, с

моральной точки зрения, отрицательна, но чувство

комического в этом явлении (именно в негодовании педанта)

может быть в высшей степени подлинным. Даже для

взрослого, пожалуй, не всегда легко, забавляясь

общечеловеческим в жизни, держаться в правильных границах. Но это

ничего не меняет в эстетическом наслаждении и в

фактическом проявлении человеческих слабостей.

Гораздо более редкое явление в жизни - эстетическое

наслаждение человечески серьезным, трагическим,

нравственно великим и сильным. Дело в том, что мы с нашими

собственными ответными чувствами, участием, болью

или возмущением сами втягиваемся в происшедшее.

Тому, кто подходит к делу с моральной точки зрения

правильно, трудно быть безучастным наблюдателем. Но тот,

кто созерцает происшедшее как бы на расстоянии и

достигает спокойствия равнодушного наблюдателя, должен в

то же время иметь морально открытое сердце для людей

и ситуаций, потому что и те и другие реальные, а не

разыгранные, Он должен, следовательно, - и это антиномично -

одновременно принимать и не принимать участие, быть

вовлеченным в ситуацию и противостоять ей как

созерцатель, оценивая морально и в то же время эстетически.

Эта позиция граничит с сверхчеловеческой. Она

требует двух душ в одном человеке, двух разнородных

переживаний. Возможно, что это свойственно только поэту,

искусство которого оправдывает себя тем, что серьезно

относится к наблюдаемому. Но в таком случае это есть

уже искусство, и не прекрасное, содержащееся в самой

жизни.

Такая позиция возможна в жизни. Ведь имеет же

человек, в сущности, удивительную свободу видеть себя

самого в своей борьбе, действиях и страданиях со стороны,

смеяться и плакать над собой и одновременно оценивать