Раздел III. Прекрасное в природе и человеческом мире 207

истории поколений животного и растительного мира,

соответствующие изменяющимся жизненным условиям. Но

человек как индивидуум уже "свободен" в своих

решениях, он - единственный, для кого законы рода не являются

совершенно безусловными и не решают за него. Поэтому

он больше всех прочих является опасным существом, так

как он самое свободное, самое неопределенное и

несовершенное существо. Сама свобода, его высший дар,

составляет для него опасность.

Применим это отношение в онтической лестнице

образа к "явлению" совершенства. Мы тотчас же увидим, что

совершенство в человеке не может проявиться так легко,

по крайней мере, в нем не как специфически

человеческом, следовательно, моральном существе, а взятом

только как существо природы. Но дальше, в царстве низших

слоев существующего, наоборот, совершенство

увеличивается. Оно дает о себе знать в простоте все более

строгих форм единства, в которых связаны вместе схваченное

разнообразие и его моменты противоречия. В

эстетическом созерцании форм природы мы, конечно, не знаем об

этом отношении, но тем более мы чувствуем

совершенство в явлении без всякой рефлексии, как прочный покой в

себе, как связь, уверенность, непогрешимость и

несвобода; и последнее действует особенно благоприятно, как раз

в противоположность нашему собственному существу,

которое лишено этой непогрешимости. Ведь наша свобода

есть наша неуверенность, наше колебание, наши вечные

ошибки, наше смущение.

Человек очень хорошо непосредственно чувствует это,

находясь по сю сторону всякого понимания: уверенность

инстинкта животного, самосохранение в закономерностях

его рода; еще больше это проявляется у растений, но не

так убедительно, потому что они стоят от человека

дальше. Еще более определенно мы видим это в

неорганическом образовании, законченность которого человек

чувствует, даже не зная ее. Напротив, на "процессы"

природы этот взгляд больше не распространяется, ибо

только "образы" действуют эстетически, а происшествия как

таковые не действуют или же действуют лишь в связи с

изображениями. Только изображения непосредственно

чувственны для нас и даны в рассматриваемом единстве.

Из них одних возникает перед нами, даже если они были

даны только частично, непосредственно гармония целого.

За последним стоит то, что учит нас видеть наука:

особая форма содержания картины, принцип ее строения, за-

208 Часть первая. Отношение проявления

висимость сил и функций друг от друга. Не субсистенция

господствует в стабильности большинства форм

природы, а богатая тайнами консистенция, которая существует

в обмене сил или частей и образует собственные формы

регуляции. Нечто подобное чувствует и эстетический

наблюдатель, не зная, что это такое. Но это трогает его как

что-то удивительное, которым оно и является.

Эстетика романтиков признавала веру во внутренний

мир природы, который проявляется в ее внешнем виде.

Романтики надеялись распознать в этом внутреннем

подлинную сущность человека. Вспомните о

завуалированной картине и об "Учениках в Саисе"1; все это, конечно,

поэзия, но это та поэзия антропоморфической

метафизики природы, на ошибки которой уже было указано выше:

она не признает даже действительно существующее

отношение явлений в эстетическом чувстве природы.

Конечно, мы не можем отказываться от

метафизических картин в эстетическом созерцании природы. Но

действительно совершающееся созерцание идет совсем

другим путем. Оно скромнее, но • в то - же время

внутренне богаче, чем поэтическая фантазия, которая в

действительности есть только последующая игра мысли.

Феномен показывает как раз противоположное:

непоколебимое чувство полнейшего своеобразия природы, ее чуже-

родность и ее недоступное для человека совершенство.

Ведь именно это достойно внимания: там, где в мире

"является" совершенство как уверенное в себе бытие

образа в его внешней форме и делается доступным

чувствам, где оно становится видимо, воспринимаемо

чувственно, там это ее явление воспринимается как

красота независимо от близости или удаленности от

человека.

Но метафизическая потребность, конечно,

неудержима и продолжает вопрошать: что же тут, в сущности,

воспринимается как красивое? На это имеется один

онтологически простой ответ, который достаточно однозначен,

хотя вряд ли может удовлетворить метафизическое

любопытство: как красивое воспринимается все, чувственный

внешний вид чего представляется наглядно наблюдателю

как простая внешность внутреннего. В такой картине мы

воспринимаем созданное природой совершенство.

Стихотворение Ф. Шиллера. - Прим. ред.