komarova_z_i_metodologiya_metod_metodika_i_tekhnologiya_nauc

Но если принять терминологию Ю. С. Степанова, то соотношение объекта и предмета находится тогда (по Алефиренко) в плоскости того, что познается (объект?) и того, что формируется в процессе познания (предмет ?).

Нам представляется, что диалектика объекта и предмета гораздо сложнее, о чем свидетельствует философское осмысление этих феноменов (см. разделы 1.3 и 1.4), а также науковедческое (см. разделы 2.3 – 2.5) и даже типа науки (см. разделы 2.5.1 – 2.5.3)

Воспользуемся «подсказкой» Р. М. Фрумкиной, что разработки любой проблемы «не может быть начата иначе, нежели ab ovo: именно традиция должна служить источником «легитимности» избранной проблемы» [Фрумкина 1999 : 5], что позволяет подойти к этому диалектическому единству кон- кретно-исторически.

Для этого необходимо (по возможности полно и объективно) реконструи-

ровать систему общелингвистических взглядов языковедов прошлого и осветить их вклад в разработку таких проблем, как объект, предмет, метод и структура языкознания [Зубкова 2002 : 6] и использовать эти данные как предзнание наших дней1.

Поскольку понимание объекта – в нашем случае языка – зависит не только от субъективных установок и способностей исследователя, но и от осознания им особенностей самого объекта, то большое значение в постижении этой сущности имеют работы, анализирующие (реконструирующие) эволюцию общей теории языка, которыми так богата история языкознания.

В этом плане считаем необходимым отметить методологическую работу Г. П. Мельникова «Системная типология языка» (2003), к которой мы обращались в пятой главе2 и книгу Л. Г. Зубковой «Общая теория языка в развитии» (2002), в которой реконструируется основное направление эволюции философ- ско-лингвистических воззрений на соотношение бытия, мышления, человека и его языка3.

Продуктивным для осознания сущности языка является раскрытие в этой работе важнейшего расхождения между аспектирующими и синтезирующими концепциями лингвистики, а также роли синтезирующих концепций (И. П. Гардера, В. Гумбольдта, А. А. Потебни и И. А. Бодуэна де Куртенэ) в формировании целостной системной теории языка, которая необходима исследователю как «предзнание»4 в системе современного знания о языке.

Это первое, а второе – осознано, что язык является сложнейшим явлением. Э. Бенвенист несколько десятков лет тому назад писал: «Свойства языка настолько своеобразны, что можно, по существу, говорить о наличии у языка не

1Согласно принципу актуального историзма [Хроленко, Бондалетов 2006 : 5], из истории лингвистики отбираются идеи, положения и истины, созвучные лингвистике сегодняшнего дня.

2См. раздел 5.1 Понятие о системологии.

3Следует отметить концептуальную близость этих работ, несмотря на разную их проблематику. Так, принцип детерминантности, который использует Л. Г. Зубкова, хорошо описан в книге Г.П. Мельникова (см. раз-

дел 1.3.3.3).

4О «предзнании» и его отношении к другим типам знания см.: Комарова, Запевалова 2010; Комарова, Дедюхина 2011 и др.

201

одной, а нескольких структур, каждая из которых могла бы послужить основанием для возникновения целостной лингвистики» [Бенвенист 1998 : 142].

Язык – многомерное явление, возникшее в человеческом обществе: он и система и антисистема, и деятельность и продукт этой деятельности, и дух и материя, и стихийно развивающийся объект и упорядоченное саморегулирующееся явление, он и произволен и производен и т. д. Характеризуя язык во всей его сложности с противоположных сторон, мы раскрываем самую его сущность [Там же].

Чтобы отразить сложнейшую сущность языка, Ю. С. Степанов представил его в виде нескольких образов, ибо ни один из этих образов не способен полностью отразить все стороны языка: 1) язык как язык индивида; 2) язык как член семьи языков; 3) язык как структура; 4) язык как система; 5) язык как тип и характер; 6) язык как компьютер; 7) язык как пространство мысли и как «дом духа» (М. Хайдеггер), т. е. язык как результат сложной когнитивной деятельности человека. Соответственно, с позиций седьмого образа, язык, – во-первых, результат деятельности народа; во-вторых, результат деятельности творческой личности и результат деятельности нормализаторов языка – государственных институтов, вырабатывающих нормы и правила) [Степанов 1995].

К этим образам в самом конце ХХ в. прибавился еще один: язык как продукт культуры, как ее важная составная часть и условие существования, как фактор формирования культурных кодов [Маслова 2001 : 6].

Итак, из всего сказанного следует, что «единственным конечным объектом лингвистики был и остаётся язык (выделено мной – З. К.) во всем многообразии его этноисторических вариантов и во всей сложности и многосторонности его структуры, функционирования и развития» [Степанов 1975 : 11; 2007]. Иначе говоря, объект лингвистики включает всю языковую реальность, т. е. всё то, что познаётся в языке и языках, как и то, что формулируется в процессе познания.

Что касается второго компонента в соотношении объект-предмет исследования, то это проблема ещё более сложная: «В языкознании отсутствует то, что характерно для большинства эмпирических наук – фиксированное представление о своём предмете. В самом деле, если в минералогии существуют исчерпывающие коллекции минералов, в ботанике – подробнейшие гербарии, в химии – описание и классификация всех известных науке химических элементов, то в языкознании до сих пор не имеется каталожного собрания адекватно описанных языков мира» [Успенский 1969 : 13].

В связи с этим освещение вопроса о предмете, а точнее – о предметах изучения в лингвистике переносим в следующие части книги, когда будет раскрыта дисциплинарно-методологическая структура современной лингвистики1.

1 Т. И. Вендина пишет: «Предметом языкознания являются такие сложные вопросы, как сущность языка, его происхождение и основные функции, соотношение языка и мышления, языка и объективной действительности, типы языков, организация их языковых уровней, функционирование и историческое развитие и др.» [Вендина 2001 : 4]. И далее ещё на двух страницах перечисляет, что изучается общим языкознанием, из чего можно заключить, что она отождествляет объект и предмет языкознания.

202

Переходим ко второму заявленному вопросу: современная лингвистика как постнеклассическая наука.

Охарактеризовать современную лингвистику можно только исходя из современной языковой ситуации1, обусловливающей запросы лингвистики и состояния современной науки, определяющей возможности реализации этих запросов.

1.Современная языковая ситуация отличается чрезвычайной сложностью и многоаспектностью [Алпатов 2005]. В ней можно выделить ряд,

содной стороны, относительно самостоятельных, с другой стороны, – взаимосвязанных аспектов, факторов. Основные из них:

1) многоязычие и разноязычие, а также обилие национальных языков, входящих в круг мирового общения;

2) соотношение внутриязыкового и межъязыкового общения;

3) соотношение естественных и искусственных языков;

4) соотношение разных форм существования современного национального языка.

Многоязычие, как известно, порождает разные формы взаимодействия языков и возникновение в них общих элементов, тогда как разноязычие выдвигает на первый план вопросы, связанные с языковым барьером и способами его преодоления. В научной литературе дается анализ этих способов преодоления языкового барьера, и он в целом неутешителен [Марчук 2007]. В какой-то мере это связано с действием второго фактора, который в общем виде можно охарактеризовать как быстрый рост межъязыкового общения и его выравнивание к нашим дням с внутриязыковым общением [Кузнецов 1987 : 61].

Третий фактор заключается в том, что бурно развивающиеся искусственные языки образовали к концу ХХ века «свой своеобразный мир, существующий параллельно с миром естественных языков», и постепенно начала складываться «новая языковая ситуация, основным отличием которой можно считать становление естественно-искусственного двуязычия», которое еще очень слабо изучено [Там же].

Четвертый фактор в общих чертах сводится к тому, что во всем многообразии форм существования современных национальных языков (общенародный, литературный, диалектный, жаргонный, арго, специальные языки – подъязыки...) все большее значение приобретают подъязыки, связанные с научной и профессиональной деятельностью людей, а также с развитием науки в эпоху НТР.

Таким образом, современная языковая ситуация «высветила» основные проблемы лингвистики и позволила определить ее основные запросы, которые можно детализировать, выяснив состояние современной науки и частных наук, и одновременно установить возможности реализации этих и далее сформулированных запросов.

2.В условиях НТР сложилась единая система: «Наука – техника – произ-

водство». Иначе говоря, наука стала «существенным фактором прогресса»

1 Состояние постнеклассической науки см.: раздел 2.5.3.

203

[Бабосов 2009] и одновременно обусловила «информационный взрыв». Так, Л. Л. Нелюбин, объясняя возникновение в эпоху НТР компьютерной и инженерной лингвистики, приводит яркие доказательства «информационного взрыва». Назовем лишь две цифры: объем знаний удваивается каждые 50 лет, а объем информации за последние 50 лет увеличился в 32 раза [Нелюбин 1997 : 15; Пиотровский 2008].

Фактически человечество приблизилось к черте, за которой использование поступающей информации окажется невозможным. В этих условиях, заставляющих говорить об «информационном кризисе» [Урсул 1985: 124], исключительную важность приобретает проблема обеспечения науки средствами информационного поиска через «оптимизацию естественных коммуникативных систем... и создание искусственных вспомогательных языков», носящих название информационных, в том числе и международных [Кузнецов 1987 : 27]. К числу таких средств В. Н. Ярцева относит и информационнопоисковые языки, а «для отдельных отраслей знания, так называемые «подъязыки» науки» [Герд 2005].

Реализация всех этих настоятельных запросов прежде всего зависит от развития лингвистики и терминоведения.

3. Осмысление лингвистики на стыке ХХ и ХХI веков привело к осознанию того, что по «статус современной лингвистики следовало бы охарактеризовать как полипарадигмальный» [Кубрякова 1995 : 228]. Еще до этого утверждения, А. Е. Кибрик писал: «При сохранении принципа «чистоты» лингвистика последних десятилетий характеризуется в то же время неуклонным расширением своих интересов... То, что считается «нелингвистикой» на одном этапе, включается в нее на следующем. Этот процесс лингвистической экспансии нельзя считать законченным» [Кибрик 1992: 35].

Полипарадигмальный характер современной лингвистики проявляется, по мнению Е. С. Кубряковой, в четырех принципиальных установках: 1) экспансионизм, 2) антропоцентризм, 3) неофункционализм, 4) экспланаторность [Кубрякова 1995: 207].

При этом экспансионизм она усматривает, прежде всего, «в почти повсеместном признании того факта, что для адекватного познания языка необходимы выходы не только в разные области гуманитарного знания, но и разные сферы естественных наук» (выделено мной – З. К.) [Кубрякова 1995 : 210]. Экспланаторность связана со стремлением ввести в анализ языка «объяснительный момент», или, по терминологии В.З. Демьянкова, интерпретирующий момент [Демьянков 1994].

4. Эти четыре принципиальные установки обусловливают и то, что «примечательной особенностью современной теоретической лингвистики является ее ярко выраженный интерес к металингвистическим построениям...»

(выделено мной – З. К.) [Кубрякова 1995 : 155; Вяч. Вс. Иванов 2004 : 8].

Еще более широкую «теоантропокосмическую парадигму» с позиции идеала цельного научного знания устанавливает для лингвистики ХХI века В.И. Постовалова, которая пишет: «Идеал цельного знания, избранный в качестве интерпретационной призмы для аналитического описания металинг-

204

вистических процессов в науке о языке из бесчисленного множества других различных ракурсов, аспектов видения этих процессов, имеет экстралингвистический и, еще точнее, экстранаучный общегуманитарный характер. Он относится к числу глубочайших непреходящих духовных ценностей и культурноисторических ориентиров познавательной деятельности человека» [Постовало-

ва 1995 : 347].

Таким образом, современная лингвистика дает методологическую базу для изучения таких сложных научных объектов, каким является язык.

5.Вслед за Мишелем Фуко можем сказать, что «единственное пространство, в котором возможна встреча и столкновение совершенно несоизмеримых познавательных феноменов, – это пространство языка» [Фуко 1994 : 128], что обусловлено многофункциональностью языка. При этом одной из них является

информационно-кибернетическая функция [Налимов 2003 : 349].

Но наиболее оптимально эту информативную функцию выполняют фор-

мализированные, искусственные языки (ИЯ), которые «возникают как продолжение и специализация естественного языка» [Вяч.Вс. Иванов 1977 : 47]. Значительное число таких формализированных языков функционирует в подъязыках науки, что требует их осмысления. Изучение всего типологического многообразия языков (как естественных, так и искусственных) и их сопоставление, во-первых, необходимо для создания ИЯ: «Проблема построения ИЯ приобрела в настоящее время особое значение в связи с ростом научнотехнической информации», а во-вторых, осмысление ИЯ способствует более глубокому проникновению в сущность самого естественного языка [Налимов

2003; Мечковская 2004].

6.Современный этап развития лингвистики характеризуется возросшим интересом к когнитивным аспектам языка, «во многом определяющее лицо современной лингвистической науки» [Попова, Стернин 2007 : 3], которое

получило официальное признание [Кубрякова 2010 : 13], и переходом к лингвистике антропоцентрической1, изучающей язык в соотношении с человеком, его сознанием, мышлением и разными видами деятельности. Общепризнанным стало положение о том, что язык как продукт человеческого сознания не может быть рассмотрен вне человека, вне его взаимодействия с окружающим миром, что обусловило появление новый научной дисциплины – антрополингвистики [Гринев-Гриневич и др. 2008 : 5]. А интеграция двух подходов в исследовании языка – системоцентрического и антропоцентриче-

ского – позволяет осмыслить многое из того, что не поддавалось объяснению прежде [Алпатов 1993; Голованова 2008].

7.Лингвистика XXI века активно разрабатывает направление, в котором язык рассматривается не просто как орудие коммуникации, а как «культурный код науки» [Маслова 2001 : 3], как «сопряжение языка и культуры, лингвокультурологии и лингвокогнитологии» [Иванова 2004], что вполне соответствует духу «человекоразмерной науки» XXI века, в которой человек активно осуще-

1 Есть концепции, в которых Вильгельм фон Гумбольдт признается не только создателем целостной теории языка как отдельной научной дисциплины, но и «основоположником антропоцентрической парадигмы в языкознании, возрождённой в конце XX и начале XXI века [Карлинский 2009 : 212-230].

205

ствляет «онаучивание» культуры и «окультурирование» науки [Бабосов 2009 : 219], что будет способствовать раскрытию «тайны языка – главнейшей из тайн человечества» [Маслова 2001 : 4].

8. На международной конференции, подводящей итоги достижений лингвистики XX века, заявила о себе идея о синергетическом характере языка1, выразившаяся в постановке ряда новых нетривиальных проблем: язык как адаптивная, самоорганизующаяся система, язык как динамическая система, синергетика речи и ситуации, языковая суггестия и другие [Борботько 2009 : 7]. На этой конференции Р.Г. Пиотровский выделил синергетику в качестве одного

из магистральных направлений лингвистики будущего [Пиотровский 1995 : 418]2.

9. В заключение ещё раз подчеркнём уже широкую распространённость междисциплинарных исследований, актуализировавших ряд кардинальных проблем современности; в том числе проблему: типы знания и их вербализация в языках [Комарова, Запевалова 2010 : 37 и др.], что обусловливает прогноз Вяч. Вс. Иванова об отношениях между научными дисциплинами ХХI века: «Вместо традиционно наследуемых и охраняемых условных границ между ними наступит время исследований по проблемам...» [Вяч. Вс. Иванов 2004: 156], когда новые научные результаты в лингвистике будут получать «не столько под влиянием внутри дисциплинарных факторов, сколько путём «парадигмальной прививки идей, транслируемых из других наук» [Стёпин

2000 : 627]

Таким образом, современная «синтезирующая» лингвистика даёт методологическую базу для изучения таких комплексных научных объектов, каким является изучаемый нами объект исследования, требуя «помещения его в многомерное пространство единой лингвистической теории» [Кибрик 2002: 3].

1Следует учесть определённую опасность «растворения и утраты смыслов: «Сегодня почти любая публикация (по крайней мере, в гуманитарной сфере) непременно содержит «магические» слова: синергетика, нелинейность, самоорганизация, хаос, фрактал и т. п., которые становятся своего рода маркерами принадлежности к современной научной парадигме и паролем избранного научного сообщества» [Кузьмина 2009 : 203].

2О системе языка как синергетическом феномене см. раздел 5.2.3 пособия.

206

6.3.2. Лингвистика как метанаука

Если в целом Вселенная осознаётся и описывается нашим разумом, возникновение которого возможно благодаря её изначальному антропному принципу, то само это описание невозможно без естественного языка и его искусственного аналогов. В этом смысле язык необходим для разумного осознания Вселенной, а его осознание становится одной из главных задач науки в целом.

Вяч. Вс. Иванов1

Собственно говоря, этой проблемы мы касались с разных сторон во всех предыдущих пяти главах. Метанаучная роль языка, а следовательно, и лингвистики, осмысляющей эту функцию языка, «высвечивалась», когда раскрывалась сущность философии языка и философии лингвистики (см. раздел 1.4). При характеристике уровней научного познания и знания, особенно метатеоретического уровня научного познания и раскрытия функций общенаучной картины мира и структуры метатеоретического знания (см. раздел 1.3), были обозначены составные слагаемые этого знания: наряду с философским, общенаучным, частнонаучным, социально-гуманитарным указано и металингвистическое знание (см. схему 1), поскольку роль языка в познании входит составной частью в теорию познания (гносеологию) любой философской системы2.

При характеристике функций науки в обществе (см. раздел 2.3) и структуры научной деятельности (см. раздел 2.4, схемы 2-5) неизбежно «высвечивалась» эта функция лингвистики, как и при описании логической и психической составляющей сознания человека и функциональной взаимосвязи системы языка и системы мышления (см. главу 3).

Полагаем, что достаточно ясно была показана роль «системной лингвистики» в формировании системологии как промежуточного звена между философским (мировоззренческим) и частнонаучным видением мира (глава 5).

При семиотическом подходе к языку, согласно семиотическому принципу, элементарными речемыслительными функциями языка, по Ю. С. Степанову, выступают номинация, предикация и локация. Номинация состоит в именовании и классификации познаваемых предметов, признаков и действий; суть предикации – в установлении взаимосвязей между познаваемыми предметами; локация располагает названное и взаимосвязанное друг с другом в пространстве и времени [Степанов 1971; 1983].

Новым в когнитивно-социологической теории слова является введение понятия «виртуальных» и «актуальных» семиотических структур лингвокреа-

1См.: Вяч. Вс. Иванов 2004 : 15.

2Терминированное понятие металингвистика было введено в науку М.Бахтиным, чтобы обозначить те стороны жизни языка, которые выходят за пределы чистой лингвистики [Бахтин 2000 : 395].

207

тивного мышления. Актуализация первых обусловливается лингвокогнитивной спецификой человеческого процесса познания, объективируемого многоуровневыми механизмами взаимодействия системы языка и системы мышления

[Алефиренко 2009 : 41].

Общую стратегию взаимодействия первой и второй фазы речемыслительного процесса в свое время наметила А. А. Уфимцева: «Применительно к результатам объективации реальной действительности, которые находят прямое отображение в лексических единицах, первая фаза познания «вещь – деятельность – слово» соответствует акту снятия предметного, чувственного, этапу образования представлений и понятий, которые формируют знаковое значение слова как виртуального знака.

Что касается второй фазы познавательного цикла «слово – деятельность – вещь», то она соответствует в языковой деятельности акту конкретизации обобщенного значения виртуального знака, его семантическому развертыванию в синтагматическом ряду.

Словесный знак, таким образом, – основная когнитивная единица языковой системы, которая фиксирует, храня в скрытом виде, формы «перехода» старого опыта (знания) в новый, своеобразно отражает в своем значении ступеньки человеческого познания» [Уфимцева 1986 : 68]1.

Напомним, наконец, что при характеристике языкового семиозиса (см. раздел 6.2) было показано, что он свершается именно в процессе познания, на базе современной «синтезированной» лингвистики, с учётом эволюции общей теории языка (см. раздел 6.3.1).

Перейдём от «попутных» идей при раскрытии других проблем в главах книги к акцентированному рассмотрению именно этой проблемы, которая в наиболее явном виде проявилась в когнитивно-дискурсивной парадигме2, при когнитивно-категориальном освещении языка в современной лингвистике3.

Эта парадигма (а точнее субпарадигма) представляет собой попытку не только систематизировать разные точки зрения на один и тот же объект исследования, но и дать этому объекту максимально полное и всестороннее описание, учитывая релевантные экстралингвистические факторы: психологические, связанные как с обработкой информации, так и с её эмоциональной оценкой;

социально-исторические и прагматические. Потому когнитивно-дискурсивный подход характеризуется многофакторным анализом каждого изучаемого явления с точки зрения его роли в осуществлении познавательных и коммуникативных процессов. Иначе говоря, при таком изучении любой объект иссле-

1В этом плане убедителен взгляд В. фон Гумбольдта: «Язык – это мир, лежащий между миром внешних явлений и внутренним миром человека», при котором понятно, что слово является той «каплей росы, в которой выражается мир» [Гумбольдт 1985 : 304].

2Эта парадигма была введена в отечественную лингвистику Еленой Самойловной Кубряковой (1978; 1994; 1995; 1997; 2000; 2004; 2008; 2009; 2010), и, будучи подхваченной многими исследователями, стала рассматриваться как «особая версия отечественной лингвистики, развивающая идеи когнитивизма» [Лузина 2006 : 41].

3Точнее принять понятие когнитивно-семиологической субпарадигмы как синергетическое единство когнитивной и дискурсивной деятельности человека [Алефиренко 2009 : 317], интегрирующей знания, в том числе и металингвистические, под которыми можно понимать содержательные формы кодирования и хранения информации [Красных 2001; Ирисханова 2008; 2010 и др].

208

дования включается в многомерное пространство «синтезированной» лингвистической теории, вбирающей в своё метазнание множество как философского, так и дисциплинарного знания интегрированных ею дисциплин (см. схему 13 Е. С. Кубряковой [1997 : 4])1 через кодирование знания в общеязыковой семан-

тике [Джекендофф 1982; 2002; Лакофф 1981; 1998; 2004; Болдырев 2001; 2004; 2006…], а также семантике слов-терминов в подъязыках [Л. М. Алексеева,

Л. Ю. Буянова, М. Н. Володина, Е. И. Голованова, З. И. Комарова, В. Г. Кульпина, В. М. Лейчик, Л. А. Манерко, С. Л. Мишланова, В. Ф. Новодранова,

В. А. Татаринов, С. Д. Шелов…; M. Cabre, R. Temmerman, P. Weissen-hofer и др.].

Схема 13

Науки, синтезированные лингвистикой с позиции кодирования знания

Основной смысл этого подхода заключается в «постоянном соотнесении разных форматов знания с языковыми формами. При этом само направление анализа может меняться. Иначе говоря, у разных исследователей в фокусе внимания могут оказаться либо вопросы о том, какие структуры знания стоят за определёнными языковыми формами (т. е. каковы когнитивные основания этих форм), либо вопросы о том, с помощью каких языковых форм могут быть репрезентированы те или иные форматы знания [Кубрякова 2009 : 5].

Апоскольку в реальном функционировании языка функции когниции

икоммуникации «не могут быть жестко противопоставлены друг другу, то это даёт возможность обосновать существование единой для обеих сфер ориентирующей, или миросозидающей функции языка [Там же : 5], которая заключается в конструировании мира (the construal of the world) при его «портретировании», а точнее при его интерпретации и преломлении в языке.

1 Схема Кубряковой интерпретируется с позиции места современной лингвистики в ряду когнитивных наук, но, с нашей точки зрения, с позиции кодирования знания эту схему можно рассматривать как круг наук, синтезированных лингвистикой. При этом полагаем, что это лишь минимально достаточный круг наук, охватывающий разные типы дисциплинарного, лингвистического знания.

209

Е. С. Кубрякова так поясняет эту функцию языка и языков: «Мне кажется, что само введение этого термина в когнитивную науку явилось следствием отказа от мысли о том, что язык отражает мир и что вообще онтологически существующая вне нас реальность может быть, так сказать, в готовом виде представлена в языке, как в зеркале. Эту метафору об отражении мира в языке – следует, на наш взгляд, трактовать антропоцентрически, то есть в том смысле, что в языке окружающая нас действительность предстаёт в том виде, в каком она воспринята – увидена, осмыслена, понята человеком» [Кубрякова 2010 : 14].

Такую позицию хорошо обозначил Г. Г. Гадамер: «Язык есть «предыстолкованность мира» [Гадамер 1988], если учесть «фокус» познающего субъекта (по У. Л. Чейфу) или «видение как» (по Дж. Сёрлу) [Комарова, Запевалова 2010 : 110]. Именно благодаря этому задаётся онтологическая модель мира, причем не просто модель, а мир, понятый в смысле такой модели [Кассирер 2002.1 : 41-47].

При этом важно подчеркнуть, что мир расчленён человеком и представлен в разных языках по-разному именно потому, что в каждом естественном языке он выступал исключительно в виде итогов по-разному протекавших в соответствующих языках процессах категоризации и концептуализации (выделено мной – З. К.) мира [Кубрякова 2010 : 14]. Это актуализировало категориальный подход к изучению языка и языков1, что позволило выделить категорию как основной формат знания и различные типы категорий.

Можно сказать, что сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, в философии, языкознании и терминоведении осознано, что категориальный строй мышления выступает в качестве необходимой предпосылки и условия всякой познавательной деятельности и приоритетной роли в этом языка и его теории, а потому исследования в этой области в наши дни многочислены, но, с другой стороны, – точное число категорий, ни философских, ни языковых, ни научных не установлено.

Причину этого В. А. Татаринов усматривает в том, что «категории, определяемые как формы мыслительной деятельности, сами оказываются «бесформенными, бестелесными», в чем и заключается одна из причин «открытости списка категорий как идеальных сущностей» [Татаринов 2006 : 102].

Что касается типологии категорий, то результаты проведённых исследований по языковым и научным категориям (формальным, семантическим, эвалютивным, функциональным, прагматическим и др.), на которые следует опираться при изучении общих и специальных языков, – «до сих пор весьма скудны» [Там же : 304].

Более того, в науке сегодняшнего дня «вряд ли возможно построить типологию категорий на каком-либо едином принципе или даже предвидеть сведéние реального многообразия категорий и их конечному списку» [Кубряко-

ва 2010 : 18].

1 Чтобы убедиться в актуальности такого подхода в современной отечественной и зарубежной лингвистике, достаточно открыть библиографические указатели научной литературы или заглянуть в каталоги библиотек и Интернет-ресурсы. В библиографии этой книги представлены лишь основные работы.

210