Литература

Алданов М. Собр. соч.: В 6т. — М., 1991—1993.

Адамович F. Одиночество и свобода. — М„ 1996.

Струве Г. Алданов // Струве Г. Русская литература в изгнании. — 3-е изд., испр., доп. – Париж: М, 1996, - С. 87-89.

Чернышев А. Гуманист, не веривший в прогресс//Алданов М. Собр. соч.: В 6 т. — М., 1991. -Т. I.—С. 3 — 32.

Щедрина II. Проблемы поэтики исторического романа русского зарубежья: (М.Алданов, В.Максимов, А.Солженицын). — Уфа, 1993.

Б. Л. Пастернак (1890-1960)

Борис Леонидович Пастернак родился в Москве в семье худож­ника Л. Пастернака, которому принесли известность иллюстрации к романам Л.Толстого. Атмосферу детства Б. Пастернака опреде­лила жизнь при Училище живописи, ваяния и зодчества, где пре­подавал отец: «Весной в залах Училища открывались выставки пе­редвижников... Так прошли перед нашими глазами знаменитей­шие полотна Репина, Мясоедова, Маковского, Сурикова, Поле­нова». Работа Л.Пастернака над портретами Льва Толстого, Нико­лая Федорова и Максима Горького означала для будущего поэта возможность увидеть великих люден своего времени. В 1910 г. Б. Па­стернак был свидетелем похорон Льва Толстого, смерть которого потрясла всю Россию.

Б. Пастернак закончил Пятую классическую московскую гимна­зию. Переворот в духовной жизни двенадцатилетнего подростка выз­вала встреча с композитором Скрябиным и страстное увлечение его музыкой. Один из друзей юности Пастернака С.Дурылин писал: «До 1912 года все... знати, что он будет музыкантом, композитором».

Тяга к поэзии проявилась у Пастернака, когда он учился на философском отделении историко-филологического факультета Московского университета. Его однокурсник К. Локс оставил сло­весный портрет поэта той поры: «Он сразу обрушивался потоком афоризмов, метафор, поэзия здесь присутствовала как нечто под­разумевающееся и не подлежащее отсрочке». В то время Пастернак участвовал в литературном кружке «Серларда» и кружке символи­стов при издательстве «Мусагет». Здесь он познакомился с Андре­ем Белым и сделал доклад «Символизм и бессмертие», в котором высказал мысль о бессмертии «счастья существования» художни­ка, которое «может быть испытано другими спустя века после него по его произведениям».

Значительную роль в духовном становлении поэта сыграли его занятия философией. В 1912 г. Б. Пастернак побывал в Германии, в университетском городе Марбурге и прослушал семинар популяр­ного в то время профессора Г. Когена. Ему пророчили карьеру фи­лософа. Но именно тогда он понял, что «философию забрасывает бесповоротно».

В апреле 1913 г. в альманахе «Лирика» были впервые опублико­ваны стихотворения Б.Пастернака. После окончания университета Пастернак написал и выпустил книгу «Близнец в тучах» (1913), куда вошло 21 стихотворение. Уже первым ее читателям было очевидно подлинное дарование поэта. Заглавие книги говорило о близости автора к поэтическим тради­циям символистов, для которых было характерно представление о том, что каждый человек — собственный близнец, связанное с темой двойничества у Достоевского.

В стихотворениях «Эдем», «Лесное» высказано понимание поэзии как средства самовыражения Вселенной. Здесь назначение поэта ви­дится в способности раствориться в природе и говорить от ее имени:

Я — уст безвестных разговор,

Я — столп дремучих диалектов.

Это убеждение станет основой творчества Пастернака, и он будет верен ему до конца.

Отсутствие границ между человеком и окружающим миром Н.Бердяев расцени нал как черту искусства авангарда. Но основы такого мироощущения были обозначены уже в философии «абсо­лютного всеединства» Вл. Соловьева, создавшего эстетику русско­го символизма.

В первой книге поэта рождалась его оригинальная метафора, сочетавшая, казалось бы, несовместимые явления. Например, в стихотворении «Вокзал»: «Вокзал, несгораемый ящик | Разлук моих, встреч и разлук».

С.Дурылин считал, что у Пастернака еще в 1910 г., до футури­стов, обнаружился «особый вкус к заумным звучаньям и словам». Действительно, в сборнике встречаются узнаваемые цитаты из В.Хлебникова: «Ноя, как репейник, бессмыслен. В степи, как жу­равль у бадьи».

Вместе с тем сборник «Близнец в тучах» содержал немало ре­минисценций из Белого, Блока и других символистов. В одном из немногочисленных откликов на книгу «Первый журнал русских футуристов» упрекал автора в подражании символистам. В то же время символист В.Брюсов указал на органическую футуристнчность поэзии Пастернака и отнес его к «порубежникам», у кото­рых футуризм сочетается со стремлением связать свою деятель­ность с художественным творчеством предшествующих поколений. К. Локе назван сборник « Близнец в тучах» «новой формой симво­лизма». Таким образом, уже из первой книги Пастернака очевид­но, что оригинальность поэта состоит в синтезе и глубокой пере­работке эстетических принципов символизма и авангарда.

В 1913 г. Пастернак познакомился с Маяковским и решил отка­заться от романтической манеры, героического тона и стремления к эффектам, т.е. от того, что давало основание заподозрить его в подражании этому поэту.

В январе 1914 г. возникла литературная группа «Центрифуга», куда Пастернак вошел вместе с С.Бобровым и Н.Асеевым. Хотя по сути своей эта группа представляла собой одно из умеренных направлений футуризма, появление ее было вызвано стремлением размежеваться с футуристами,

В книгу «Поверх барьеров» вошли стихотворения 1914—1916 гг., она была издана в декабре 1916 г. На характер книги заметно по­влияли контакты поэта с Маяковским, Хлебниковым, Северяниным. Сборник открывался «Посвященьем», выразившим представ­ления автора об аскетическом укладе духовной жизни — «нищен­ском ханстве» поэтов-изгое в, ведущем начало от «Откровения» Иоанна Богослова.

В стихотворении «Петербург» описывается поездка Пастернака в столицу в 1915 г. Он обращается к пушкинскому образу Петер­бурга как воплощению творческого гения Петра I.

Исследователь поэзии Пастернака В. Альфонсов отметил, что в стихах периода «Близнеца в тучах» и «Поверх барьеров», во мно­гом еще незрелых, пробивается удивляющая своей зрелостью по­этическая мысль. Сборник «Поверх барьеров», по его мнению, был самой экспериментальной книгой поэта. Он сознательно искал новую манеру, стремился к внешней изобразительности. Избежать чрезмерной усложненности Пастернаку позволяли глубинам под­линность выражаемых чувств.

В откликах современников отмечено, что в стихах Пастернака организующую роль играет интонация: «Он был бы непонятен, если б этот хаос не озарялся бы единством и ясностью голоса» (И. Эренбург). Вершиной раннего творчества Пастернака и его ито­гом стало стихотворение «Марбург», завершавшее сборник «По­верх барьеров». Оно было написано в 1916 г. (переделано в 1928 г.). В основе сюжета стихотворения лежала встреча поэта с девушкой, у которой он был домашним учителем, Идой Высоцкой. Пастер­нак сделал ей предложение и, получив отказ, мучительно пере­живал. В стихотворении передана драма неразделенной любви.

В.Маяковский в статье «Как делать стихи?» назвал гениальной одну из строф этого стихотворения:

В тот день всю тебя от гребенок до ног,

Как трагик в провинции драму Шекспирову,

Носил я с собою и знал назубок,

Шатался по городу и репетировал.

В «Марбурге» любовный сюжет отражает миропонимание лири­ческого героя: возникают такие образы, как инстинкт-подхалим, бессонница, которую герой знает «как грамматику», белое утро, узнаваемое в лицо. Стержнем стихотворения становится тема вто­рого рождения — сквозная в поэзии Пастернака: любовь заново открывает для человека мир.

Сам автор сборника видел его значение в переходе от отдель­ных удачных строк к «цельным вещам». Книга вызвала восторжен­ный отклик Марины Цветаевой. Знакомство ее со стихами сборни­ка «Сестра моя — жизнь» стало началом многолетней переписки и Дружбы поэтов.

В письме М.Цветаевой в 1926 г. Пастернак пытался, передать картину мира, созданную и книге: «Серость, север, город, пред­чувствие революции». Книга «Сестра моя — жизнь» (1922) была написана им в 1917 г. и имела подзаголовок: «Лето 1917». Еще до издания она распространялась в списках и получила известность. Первый рецензент книги Я. Черняк отмечал: «Сестра моя — жизнь» симптоматична для всей русской поэзии. Она знаменует собой по­ворот от непримиримости школ. <...> Критика не разойдется в оцен­ке редких по изобразительности и музыкальности стихов, постро­енных непринужденно и дерзко, и то же время в сложнейшей, сознательной культурной преемственности. Культурная традиция крепкой тканью соединяет лирические стихи. <...> Эта работа при­вела... к пушкинской ясности и простоте формы».

В основе внутреннего сюжета этой книги была история любви поэта к Елене Виноград. Пастернак признавался: «"Сестра моя — жизнь" была посвящена женщине. Стихия объективности неслась к ней... умопомрачительной любовью». Первоначально рукопись «Се­стры ...» наклеивалась на страницы сборника «Поверх барьеров» и задумывалась как подарок любимой женщине.

Композиция книги подчинена сюжету любовной драмы от мо­мента зарождения любви до ее утраты. Сквозная для поэзии Пастернака тема женской доли, противо­поставление естественного чувства правилам и установлениям мо­рали, калечащим женскую судьбу, отразилась в стихотворениях «Любимая, — жуть! Когда любит поэт...», «Сестра моя — жизнь и сегодня в разливе... » и др.

В «Сестре моей — жизни» Пастернак продолжает попытки опре­деления поэзии:

Это — круто налившийся свист,

Это — щелканье сдавленных льдинок,

Это — ночь, леденящая лист.

Это — двух соловьев поединок.

Поэт изображает мир как отражение человеческих переживаний:

И сады, и пруды, и ограды,

И кипящее белыми воплями

Мирозданье — лишь страсти разряды.

Человеческим сердцем накопленной.

В книге отразился отход Пастернака от восторженного воспри­ятия революции.

В цикле «Развлеченья любимой» наряду с основной темой поэт передает рождение истории из повседневности: военные пораже­ния, разложение армии, разгул преступности.

В стихотворении «Распад» описана эпоха развала и анархии. Ключевой образ горящей копны соотносится с царящей в приро­де атмосферой бунта.

Одна из строф стихотворения «Про эти стихи» послужила по­водом для многолетних упреков автору в отрыве от жизни:

В кашне, ладонью заслонясь,

Сквозь фортку крикну детворе:

Какое, милые, у нас

Тысячелетье на дворе?

Работая над сборником, Пастернак, по его словам, пережил «чудо становления книги», проникнутой единством миропонима­ния, чувства и дыхания. Новое качество поэзии поэт видел в пере­ходе от мгновенных зарисовок к изображению сложных душевных движений.

В начале 1920-х годов сестры поэта с родителями эмигрировали в Германию. В 1922 г. Пастернак женился на Евгении Владимиров­не Лурье. Она окончила ВХУТЕМАС по классу живописи. У Пас­тернака иногда собирались литературные вечеринки, где он читал стихи, вошедшие позднее в книгу «Темы и вариации» (1923). Осо­бенно он любил циклы «Разрыв» и «Болезнь». Книгу высоко цени­ла Цветаева, Мандельштам воспринял ее как явление русской клас­сической поэзии.

Действительно, книга «Темы и вариации» была связана с тра­дициями мировой (Гёте, Шекспир) и русской (Пушкин) класси­ки. Главная идея её состояла в утверждении жертвенной сущности творчества:

Сколько бедных, истерзанных перьев

Рвется к окнам из рук рифмачей!

В открывающем книгу цикле «Пять повестей» высказано тра­диционное пушкинское противопоставление поэта и «черни».

Цикл «Тема с вариациями» построен по принципу музыкаль­ных импровизаций. В начале цикла обозначена его тема: Пушкин и стихия. Обращение Пушкина к морю воспринимается автором как встреча «свободной стихии с свободной стихией стиха». Символом глубины пушкинской поэзии был для Пастернака сфинкс, с ко­торым поэт чувствовал «таинственную связь». Пастернак обратил­ся к переломному моменту пушкинской биографии: к прощанию поэта с романтизмом молодости, с верой и свободу.

В основе сюжета «Вариаций» лежали мотивы пушкинского сти­хотворения «К морю» и поэмы «Цыганы»:

Он сел на камень. Ни одна

Черта не выдала волненья,

С каким он погрузился в чтенье

Евангелья морского дна.

(…)

Забором крался конокрад,

Загаром крылся виноград,

Клевали кисти воробьи,

Кивали безрукавки чучел...

Автор чувствует родство поэта с одухотворенной им приро­дой, где «охладевал закат», «стреноженный и сонный ветер» во­лок степь, а «мечтательный кузнечик» вслушивался «в акцент звон­ков и языка».

В цикле «Болезнь» мотивы «смерча», «вьюги», «стужи», «бура­на» символизируют послереволюционную эпоху:

Остаток дней, остаток вьюг,

Сужденных башням в восемнадцатом,

Бушует, прядает вокруг,

Видать — не наигрались насыто.

В то же время в стихах Пастернака раскрываются целебные качества природы;

На свете нет тоски такой,

Которой снег бы не вылечивал.

Цикл «Разрыв» состоит из девяти частей и завершается прощании с возлюбленной:

Я не держу. Иди, благотвори.

Ступай к другим. Уже написан Вертер.

А в наши дни и воздух пахнет смертью:

Открыть окно — что жилы отворить.

«Стихотворение насквозь монологично… История отношений ге­роев "досказана" до конца и даже с выходом в будущее, но гораздо важнее итог внутреннего, мировоззренческого содержания. Чувство неотвратимости... и широта свободного взгляда на жизнь совмещаются на трагедийном уровне», — пишет В.Альфонсов, увидев в этих стихах пример вторжения эпохи в лирическую ситуацию.

Цикл «Я их мог позабыть» содержит стихи о детстве, о момен­те зарождения в человеке творческого начала:

Так начинают. Года в два

От мамки рвутся в тьму мелодий,

Щебечут, свищут, — а слова

Являются о третьем годе.

К поэту приходит осознание своего места и значения в русской поэзии:

Нас мало. Нас, может быть, трое <...>

Мы были людьми. Мы эпохи.

Нас сбило и мчит в караване...

Первоначально под «нас может быть трое» подразумевались Маяковский, Асеев и Пастернак. Позже в этот круг «донецких, горючих и адских» поэт включил и Цветаеву.

Смысл новой поэзии не сразу осознается современниками. Па­стернак сравнивает воздействие стихов на окружающий мир со «следом ветра», который «живет в разговорах» деревьев. Поэзия представляется ему формой «срыванья масок» с вещей, наполнив­ших Вселенную («Косых картин, летящих ливмя...»).

Поразительные по своей классической ясности и завершенно­сти картины мира созданы поэтом в цикле «Нескучный сад».

Весна, я с улицы, где тополь удивлен,

Где даль пугается, где дом упасть боится,

Где воздух синь, как узелок с бельем

У выписавшегося из больницы.

В стихотворении «Поэзия» звучат мотивы, оказавшиеся плодо­творными для последующего творчества Пастернака:

Поэзия, я буду клясться

Тобой и кончу, прохрипев:

...Ты — лето с местом в третьем классе,

Ты — пригород, а не припев.

Основной идеей книги «Темы и вариации» было убеждение в том, что искусство рождается из самой природы, что поэзия срод­ни стихиям и временам года.

В августе 1922 г. Пастернак с женой отбывает на пароходе в Германию. Поэт недолго пробыл в Берлине, после возвращения в Россию в сентябре 1923 г. у него родился сын Евгений.

Особое место в творческой эволюции Пастернака занимают поэмы 1920-х годов «Высокая болезнь» (1923, 1928), «Девятьсот пятый год» (1926), «Лейтенант Шмидт» (1927).

Поэма «Высокая болезнь», которая была определена современ­ным исследователем как эскиз лирического эпоса, явилась по­пыткой автора откликнуться на события общественной жизни. В центре произведения проблема места интеллигенции в рево­люции, судьбу которой поэт связывает со своей судьбой и рас­крывает с предельным драматизмом. «Высокая болезнь» — это искусство, лирика, которые в годину испытаний воспринима­ются не так, как обычно. Пастернак рисует картину эпохи, раз­рушившей привычный уклад жизни. Жизнь превратилась в борь­бу за выживание и подчинена необходимости добывать пищу, дрова и деньги. Поэт описывает заседание Девятого съезда Со­нетов 1921 г., его делегатов и создает портрет Ленина, высту­павшего на съезде. Ленин в изображении Пастернака — всегда готовый» «придраться» к истории, и в то же время он «лишь с ней... накоротке», он наделен «авторством и правом дерзать от первого лица».

Поэма передаст настроения и позицию Пастернака, ощутив­шего трудность лирического самовыражения в эпоху, лишенную настоящего и живущую только обещаниями будущего. «Высокая болезнь» была последней попыткой Пастернака создать произве­дение, соответствующее требованиям ЛЕФа.

Поэма «Девятьсот пятый год» посвящена изображению пер­вой русской революции. Она получила высокую оценку Горького, который, прочитав ее, назвал Пастернака «социальным поэтом».

Поэма разбита на короткие главы: «Отцы», «Детство», «Мужи­ки и фабричные», «Морской мятеж», «Студенты», «Москва в декабре». Во вступлении выражено характерное для Пастернака пред­ставление о «природном» начале революции, связанное с его по­ниманием слитности природного и исторического процессов. Об­раз метели в произведении выступает символом революции.

В поэме «Лейтенант Шмидт» Пастернак высказал свои представления о благородстве, доверии, бескорыстии. Последнее слово на суде приговоренный к смертной казни Шмидт произносит с ™ сознанием исполненного нравственного долга:

Жребий завиден. Я жил и отдал

Душу свою за яруги своя.

Поэт говорит о подвиге, который совершен вопреки здравому смыслу, но продиктован верностью человека своей совести. В поэме проведена аналогия между самопожертвованием художника ил подвигом исторического героя.

В романе в стихах «Спекторский» (1931) Пастернак выразил свое отношение к современности. Переходы от картины к картине выглядят внезапными, так как определяются авторским восприятием изображаемого. В романе осмыслены судьбы интеллигентов, их связь с эпохой. Поэт передал предреволюционную атмосферу смятения, неразберихи и обреченности.

Герой романа Сергей Спекторский работает домашним учителем. Это бескорыстный человек, остро чувствующий свою связь с миром. Любовь Спекторского и Марии Ильиной также рождает в них ощущение единства с мирозданием, выявляет красоту и духовное богатство личности. Однако в сюжете романа крупным пла­ном изображена не любовь Сергея и Марии, а история их разрыва. Отъезд Сергея, вызванный телеграммой о том, что его мать при смерти, когда он «вне себя помчался на вокзал» и не успел пре­дупредить Марию, заподозрившую иные причины его исчезнове­ния, становится причиной ссоры. Но это событие — только повод для расставания. Расхождения героев вызваны причинами более вескими: они занимают разные жизненные позиции. Мария нахо­дится в гуще общественных событий, а Сергей оказался в стороне от них. В образе Спекторского Пастернак утверждает идеал незави­симой личности, отстаивающей собственное понимание происхо­дящего. Он достаточно откровенно говорит о репрессивной поли­тике новых властей.

В сюжете «Спекторского» заметны переклички с содержанием книги «Сестра моя — жизнь», обусловленные единством их био­графической основы: истории любви поэта к Елене Виноград. В ро­мане встречаются узнаваемые жизненные подробности: увлечение Елены общественной деятельностью в провинции и отношение к этому Пастернака.

В 1931 г. поэт публично прочитал «Спекторского» на вечере в редакции современной поэзии ГИХЛа. Решался вопрос об отдель­ном издании романа, уже отклоненного Ленгизом. Не имея осно­ваний придраться к качеству произведения, но в соответствии со спущенной «сверху» установкой собрание признало поэму упадоч­нической по стилю и не соответствующей духу эпохи.

«Высокая болезнь», «Лейтенант Шмидт», «Спекторский» сви­детельствуют о том, что, вопреки сложившемуся мифу, Пастер­нака глубоко волновала проблема судьбы личности в эпоху рево­люций и войн. Поэмы и роман в стихах отражают последователь­ные этапы в постановке разных аспектов этой проблемы. Роман в стихах является с этой точки зрения наиболее сложным, итого­вым произведением Пастернака.

После завершения «Спекторского» Пастернак написал стихотво­рение «Борису Пильняку» («Другу») (1931), в котором размышлял о роли и месте поэта в современности:

Напрасно в дни великого совета,

Где высшей страсти отданы места,

Оставлена вакансия поэта:

Она опасна, если не пуста.

Период конца 1920-х — начала 1930-х годов был тяжелым для Пастернака. Его потрясла смерть Маяковского 14 апреля 1930 г. Он писал о нем в стихотворении «Смерть поэта» (1930):

Твой выстрел был подобен Этне

В предгорье трусов и трусих. ...

Ну что ж еще? Что ты припер их

К стене, и стер с земли, и страх

Твой порох выдает за прах?

В «Охранной грамоте» (1930), которая задумывалась как статья о любимом Пастернаком поэте Р. М. Рильке, последняя часть была посвящена Маяковскому и представляла собой некролог поэту. В очерке «Люди и положения» (1956) Пастернак снова возвраща­ется к этой теме. Пастернак высоко ценил «Парижские стихи» Ма­яковского, из позднего творчества поэта ему нравилась поэма «Во весь голос».

В январе 1930 г. с группой писателей Пастернак ездил в колхоз. Его впечатлении от «нечеловеческого горя, страшного бедствия» переживаемого деревней, были ужасающими.

В 1931 г. состоялась дискуссия о политической лирике, в рамках которой Пастернаку была посвящена полная угроз статья рапповского критика Селивановского. В анкете 1932 г. для издательства «Федерация» поэт прямо говорит о репрессиях, что для того вре­мени было крайне рискованно: он пишет, что революция «неслы­ханно сурова... к сотням тысяч и миллионам». Пастернак тяжело переживал травлю и арест своего близкого друга Бориса Пильня­ка, арест Осипа Мандельштама, гибель грузинских поэтов Паоло Яшвили и Тициана Табидзе, с которыми познакомился и подру­жился в период, когда начал серьезно заниматься переводами из грузинской поэзии. Годы репрессий Пастернак позднее назвал «шигалевщиной тридцать седьмого года».

Главной своей задачей в книге «Второе рождение» (1932) Пас­тернак считал обретение контакта с современностью.

Он продолжает разработку традиций Пушкина, считая, что «в настоящее время менее чем когда-либо есть основание удалять­ся от пушкинской эстетики». Переклички с Пушкиным чувству­ются в стихотворении «Лето» (1930):

И осень, дотоле вопившая выпью.

Прочистила горло; и поняли мы.

Что мы на пиру в вековом прототипе —

На пире Платона во время чумы.

Звучат мотивы пушкинского «Пира во время чумы» — и сквозь «вековой прототип» просвечивает трагическая сущность современ­ности. Вероятно, понимая это, редактор издании 1931 и 1933 гг. снял процитированную строфу стихотворения. По воспоминани­ям, этими стихами восхищался О. Мандельштам: «Гениальные сти­хи!» Пушкин присутствует в книге явно и тайно. Пастернак может прямо упомянуть его имя:

Теперь не сверстники поэтов.

Вся ширь проселков, меж и лех

Рифмует с Лермонтовым лето

И с Пушкиным гусей и снег.

Но нередко встречаются и скрытые реминисценции.

Новое в освоении Пастернаком Пушкина во «Втором рожде­нии» состоит в осмыслении его интереса к государственным про­блемам, в частности к роли Петра Первого в истории России. Па­стернак, стремящийся найти пути к слиянию своего творчества с трудовыми усилиями страны, хочет «труда со всеми сообща и за­одно с правопорядком». Петровскую эпоху он истолковывает в тра­дициях пушкинского «Медного всадника» как явление, вызванное исторической необходимостью. В письме отцу от 25 декабря 1934 г. поэт признавался, что он хотел стать «частицей своего времени и государства».

Во «Втором рождении» Пастернак передает драматизм пережи­ваемой эпохи, которую он испытывал на природную органичность.

В стихах о Кавказе возникает характерное для поэта соотнесение природы и истории: красоту гор он воспринимает как образец для «генеральных планов» современности. В цикле «Волны» высказано стремление автора к «неслыханной простоте», понимание которой было у Пастернака своеобразным: она являлась для него синони­мом гениальности, означала способность испытывать родство со всем на свете:

В родстве со всем, что есть, уверясь

И знаясь с будущим в быту.

Нельзя не впасть к концу, как в ересь,

В неслыханную простоту -

Пастернак в эти годы серьезно озабочен проблемой общения с читателем: он стремится быть нужным и понятным.

Конфликт книги «Второе рождение» заключается в противоречии между общим, социально-историческим бытием и частным, инди­видуальным существованием человека, в котором заложены крите­рии проверки «общей» жизни на органичность и естественность.

Многие стихи «Второго рождения» имеют конкретную биогра­фическую основу. В них звучит мотив «двух женщин», связанный с переменами в личной жизни поэта, который оставил первую семью и женился на Зинаиде Николаевне Нейгауз. Тема любви во «Втором рождении» объединяет две линии, связанные с двумя ге­роинями. Сложность личной драмы поэт пытается разрешить, на­ходя для нее выход в общую жизнь. Нравственный смысл «Второго рождения» предполагает не замену прожитой жизни, а возрожде­ние лирического героя. Во «Втором рождении» возникает образ любви драматической и спасительной. Такое толкование любви ведет к пониманию глубинной трагедийности бытия.

Важным событием, повлиявшим на создание книги, было зна­комство с природой Кавказа, состоявшееся в 1931 г. Поэтизация горных картин легла в основу кавказских стихов книги. Горы Пас­тернак изображает по-своему, он показывает их через предметы быта, но масштабы этого быта огромны:

Каким-то сном несло оттуда.

Как в печку вмазанный казан.

Горшком отравленного блюда

Внутри дымился Дагестан.

Во «Втором рождении» вновь возникает в поэзии Пастернака образ моря: оно просторное, безбрежное, настраивающее на эле­гический лад (цикл «Волны»).

Одним из центральных в книге является мотив детства, в котором поэт находит источники естественности, доверчивости, чистоты — всего, что связано с его представлениями о нравственном идеале.

Главным итогом книги «Второе рождение» стало утверждение единства субъективно-неповторимого и общечеловеческого начал жизни, воспринимаемой как высший дар.

На Первом съезде советских писателей в 1934 г. похвалы Пас­тернаку не раз звучали с трибун, но полной неожиданностью для собравшихся стало то, что Н. Бухарин в своем докладе о современ­ной поэзии назвал его крупнейшим поэтом современности.

В 1935 г. Пастернак, находившийся в состоянии тяжелого нерв­ного расстройства, отправляется на международный конгресс пи­сателей в Париж. В Берлине он встретился с сестрой Жозефиной, а в Париже — с Мариной Цветаевой и ее дочерью Ариадной.

В 1938 г. по заказу Мейерхольда Пастернак начинает переводить «Гамлета», Шекспир необычайно увлек его. «Перевод предельно прост, плавен, понятен с первого слушанья и естественен. В пери­од фальшивой риторической пышности очень велика потребность в прямом независимом слове, и я невольно подчинился ей», — писал он отцу по окончании работы.

Аресты Бухарина, поддерживавшего его, и Мейерхольда отра­зились на судьбе поэта. После ареста двоюродного брата он нахо­дился под непосредственной угрозой. В эти годы состоялся теле­фонный разговор Пастернака со Сталиным, когда он пытался по­мочь арестованному Мандельштаму.

Особым этаном в судьбе и творчестве Пастернака были годы Великой Отечественной войны. Он жил в Москве, потом в Чисто­поле в эвакуации, затем снова вернулся в Москву.

На этот период приходится формирование нового поэтическо­го стиля Пастернака — сознательная ориентация на творчество, понятное для всех.

В книге «На ранних поездах» (1944) стихам о войне предшество­вали стихи переделкинского цикла. В цикл вошли стихи о временах года, каждое из которых воспринято как «новое чудо», как не­скончаемая сказка.

Как и прежде, много внимания поэт уделяет теме детства. Оно раскрывается как начало всех начал, основа внешнего и внутрен­него мира человека («Старый парк», «Зима приближается», «Ожив­шая фреска»). Стихи «Страшная сказка» посвящены детям, испу­ганным войной. «Старый парк» (1941) рассказывает о раненом, который попал в госпиталь, размешенный в усадьбе, где прошло его детство.

В обобщенной форме поэт исследует психологию поведения человека на войне («Смелость», «Разведчики»). В 1943 г. Пастернак побывал на фронте, в армии, освободившей Орел. В результате поездки были написаны очерки о войне «Освобожденный город», «Поездка в армию» и стихи «Смерть сапера», «Разведчики», «Преследование». По стилю эти произведения близки рассказам А. Пла­тонова о войне. Достаточно перечитать для сравнения его рассказ 1943 г. «Одухотворенные люди». Особенно заметны переклички поэмы Пастернака «Зарево» и рассказа Платонова «Семья Иванова»: авторы ставят проблему бытовых, психологических и нравствен­ных последствий войны для человека, который и в мирное время продолжает жить по законам военного времени.

Поэзия Пастернака периода войны свидетельствует об измене­ниях в мироощущении поэта: у него возникает чувство общности с народом, рождается потребность правдиво изобразить народный характер. Опыт войны позволил поэту почувствовать исторический смысл и возможные последствия раскрепощения народа, побе­дившего фашизм.

В 1956 г. Пастернак закончил работу над романом «Доктор Живаго».

История создания романа. Замысел романа «Доктор Живаго», по признанию самого автора, возник у него в 1946 г., когда он был в Грузии на праздновании столетия Н.Бараташви­ли: «Мне захотелось сделать что-то большое, значительное — тогда и возникла мысль о романе. Я начал со страничек о старом поместье...»

Весной 1954 г. в «Знамени» (№ 4) были напечатаны стихотворе­ния из «Доктора Живаго». Публикация сопровождалась краткой аннотацией; «Роман предположительно будет дописан летом. Он охватывает время от 1903 до 1929 г. с эпилогом, относящимся к Великой Отечественной войне. Герой — Юрий Андреевич Живаго, врач, мыслящий, с поисками, творческой и художественной склад­ки, умирает в 1929 году. После него остаются записки и... стихи».

В письме к О. Фрейденберг. своей двоюродной сестре известно­му литературоведу, от 1 октября 1948 г. поэт признавался: «Я год за годом тружусь, как каторжный. <...> И действительно, я до безу­мия, неизобразимо счастлив открытою, широкою свободой отно­шений с жизнью, таким мне следовало... быть в восемнадцать или двадцать лет, но тогда я был скован... и не знал так хорошо языка жизни, языка неба, языка земли, как их знаю сейчас». Настроение Пастернака во многом определялось послевоенной общественной ситуацией, когда люди надеялись на перемены, отказ от репрес­сий и подавления личности. Но у поэта бывали и «промежутки отчаяния», когда у него не хватало душевных сил переносить про­исходящее. «Ужасна эта торжествующая, самоудовлетворенная, ве­личающаяся своей бездарностью обстановка, бессобытийная, до­историческая, ханжески застойная», — писал он В. Шаламову в октябре 1954 г. Ему же Пастернак сообщал, что закончил роман еще в ноябре 1953 г., а теперь работает над подробностями.

Достигнутое посредством «каторжного» труда счастье внутрен­ней свободы расширяло масштабы творчества и создавало у поэта ощущение целостности бытия. Критик В. Воздвиженский отметил вольное дыхание, с которым написан роман.

Еще до окончания произведения Пастернак познакомил с его рукописным вариантом тех людей, мнением которых особенно доро­жил. Одной из первых его читательниц была дочь Марины Цветаевой Ариадна Эфрон. В то время она находилась на поселении в Рязани. В письме из ссылки в ноябре 1948 г. Ариадна сообщала Пастернаку свое впечатление о героях романа: «Образы Лары, Юры, Павла боль­но входят в сердце, потому что мы их знали такими, какими они даны тобой, и мы потеряли их... Как хорошо, что ты сделал то, что мог сделать только ты, — не дал им всем уйти безымянными и неопоз­нанными, собрал их всех... оживил своим дыханием и трудом».

В это время Пастернак тяжело переживал состояние отчужден­ности в писательской среде: «И, быть может, там все они пишут плохо. <...> Но лучше ошибаться всем вместе, чем ошибаться од­ному». Его мучили сомнения в своей возможной неправоте и пра­воте большинства. В переписке с Пастернаком В.Шаламов высказывал гораздо более жесткую оценку тогдашнего литературного мира, считая, что в нем царит «низость и трусость... забвение всего, что составляет гордое и великое имя русского писателя». В ситуации ра­зобщения Пастернака с писателями в конце 1940-х — начале 1950-х годов были заложены причины той драмы, которая не могла не совершиться при его попытках опубликовать роман «Доктор Жи­ваго» в 1956 г. в журнале «Новый мир» и издательстве «Художественная литература».

По свидетельству сына поэта, в 1956 г. один из членов ино­странной комиссии Союза писателей привез к Пастернаку в Пере­делкино представителя итальянского издательства Д. Анджело, которому в официальной обстановке была передана для ознакомления рукопись произведения. Так роман попал к итальянскому издателю Фельтринелли, который вскоре известил автора о намерении выпустить его книгу. Пастернак ответил: «Если его публика­ция здесь, обещанная многими нашими журналами, задержится, и Вы ее опередите, ситуация для меня будет трагически трудной», хотя и был убежден, что «мысли рождаются не для того, чтобы их таили или заглушали в самих себе, но чтобы быть сказанными».

Редколлегия «Нового мира» отвергла роман. В письме, написанном Симоновым и подписанном Лавреневым, Фединым и другими, говорилось об «идейном отщепенчестве» Живаго и «антинародном духе» романа. Отказалось публиковать книгу и издатель­ство «Художественная литература». В Италии не прислушались к мнению писателя, и роман «Доктор Живаго» впервые вышел в свет там в конце 1957 г.

Конфликт честного художника с писателями «растленного вре­мени» (Шаламов) достиг апогея, когда стало известно о присуж­дении Пастернаку в 1958 г. Нобелевской премии.

В октябре 195S г. московские писатели исключили Пастернака из Союза писателей и просили правительство лишить его советс­кого гражданства. М.Алигер, В. Инбер. А.Барто огласили письмо правительству с просьбой выдворить Пастернака за рубеж. А. Галич писал об этом писательском собрании:

Мы не забудем этот смех и эту скуку.

Мы поименно вспомним тех, кто поднял руку.

В писательских речах, по воспоминаниям современников, «зву­чала поразительная смесь конформистской покорности с исступ­лением коллективной расправы над инакомыслящим». Поэт отка­зался присутствовать на собраниях писателей и прислал участни­кам письмо: «Я знаю, что... будет поставлен вопрос о моем исклю­чении из Союза писателей. Я не ожидаю от вас справедливости. Вы можете меня расстрелять, выслать... И я вас заранее прощаю. Но не торопитесь. Это не прибавит вам ни счастья, ни славы. И по­мните, что... вам придется меня реабилитировать».

Пастернака вынудили отказаться от Нобелевской премии. Поэт оказался в положении загнанного и затравленного:

Я пропал, как зверь в загоне.

Где-то люди, воля, свет,

А за мною шум погони,

Мне наружу ходу нет.

После этих событий Пастернак в письме от 1 ноября 1958 г. писал: «Очень тяжелое для меня время. Всего лучше было бы те­перь умереть, но я сам, наверное, не наложу на себя рук».

В 1987 г., через двадцать семь лет после смерти. Пастернак был восстановлен в Союзе писателей. Роман «Доктор Живаго» вышел и 1988 г. в «Новом мире» миллионным тиражом. Представил его чита­телям Д. С.Лихачев. Далеко не все восприняли его появление поло­жительно. Критики Д.Урнов и П. Горелов выступили со статьями, оценивающими и роман, и автора в грубом, оскорбительном тоне.

«Стихотворения Юрия Живаго» (1946— 1955). В произ­ведение вошли стихи, написанные Пастернаком во время работы над ним. Не все они создавались специально для романа, но все имели с ним внутреннюю связь. Стихотворение «Гамлет» соот­носится с духовным обликом главного героя, который отважил­ся утверждать свое право на внутреннюю свободу от жестокой эпохи:

Но сейчас идет другая драма,

И на этот раз меня уволь.

В роман включены стихотворения, имевшие автобиографиче­скую основу. Так, например, стихотворения «Объяснение», «Осень», «Свидание» были посвящены Ольге Ивинской. О ней Пастернак писал в августе 1949 г.: «У меня была одна новая большая привя­занность, но так как моя жизнь с Зиной настоящая, мне рано или поздно надо было первою пожертвовать...» По воспоминаниям О. Ивинской, она познакомилась с Пастернаком в 1946 г., когда начала работать в редакции журнала «Новый мир». Ситуация, возникшая в личной жизни поэта, приобрела драматический характер: в 1949 г. О. Ивинская была арестована. Пастернак считал виновным в этом себя, хотя причина ареста была формально другой. Стихотворения, написанные в ноябре—декабре 1949 г., окрашены трагически:

Ты — благо гибельного шага,

Когда житье тошней недуга,

А корень красоты — отвага,

И это тянет нас друг к другу.

Стихотворение «Свидание» напоминало о минувших встречах. Ивинская вспоминала, что прочитала его уже в ссылке. В то же время эти стихотворения передавали характер отношений Живаго и Лары: Ивинская была одной из женщин, послуживших прототипами образа Лары.

В стихотворении «Август» отразилась драма отношений Юрия Андреевича и Лары, хотя оно имеет и конкретно-биографическое содержание: в октябре 1952 г. Пастернак оказался в больнице с тяжелым инфарктом, испытал состояние непосредственной близости смерти и чудо возвращения к жизни. Он «связывал воедино испытанное в детстве чудесное спасение 6 августа 1903 года, когда упал с лошади и остался жив, с чувством неотвратимого конца, пережитым в больнице...»

Стихотворение «Распутица» связано с эпизодом возвращения Юрия Андреевича из Юрятина домой. Описание работы Юрия Живаго над легендой о Егории Храбром содержится в стихотворении «Сказка». Стихотворение «Зимняя ночь» прямо перекликается с эпизодами жизни Юрия Живаго и Лары и Барыкина. «Разлу­ка» напоминает о переживаниях героя после отъезда Лары. В то же время стихотворения впитали в себя то, что было пережито автором во время ареста О.Ивинской в 1949 г.

Стихи «Рождественская звезда», «Зимняя ночь», «Магдалина» разрабатывают традиционные евангельские сюжеты. Поэт, обращаясь к евангельской теме, использовал опыт высоко ценимого им Р.М.Рильке. «Магдалина» Пастернака перекликается с «Гефсиманским садом» и «Пиетой» Рильке и служит выявлению духовно-нравственного облика Юрия Живаго.

Главное в характере соотношения поэзии и прозы в романе «Доктор Живаго» было замечено одним из его первых читателей — В. Шалимовым: «Голосом автора говорят все герои — люди и лес, и камень и небо... Главная сила романа в суждениях о времени, которое ждет не дождется честного слова о себе». Из этой глубокой и точной оценки следует, что проза Пастернака написана по зако­нам поэзии: в ней главенствует лирическое начало — «голос авто­ра». На нее распространяется присущее его лирике ощущение сли­яния человека и природы: люди, лес, камень, небо в романе, как и в стихах, — равноправные герои.

Проблематика и поэтика романа. Роман «Доктор Жи­ваго» не является легким чтением. Многое в этом произведении определяется тем, что перед нами проза поэта, насыщенная обра­зами-символами, сквозными мотивами, проникнутая раздумьями о своем времени.

Центральная проблема романа «Доктор Живаго» — судьбы рус­ской интеллигенции в XX в. Повествование о главном герое романа Юрии Андреевиче Живаго начинается с символической картины: «Шли и шли и пели "Вечную память"...» Хоронят мать маленького Юрия, мальчик горько плачет на ее могиле. Образ «рыдающего маль­чика на свежем могильном холме, протягивающего руки в пове­ствование», в письме В. Шалимова отмечен как одна из удач автора.

Роман написан о человеке, сумевшем в испытаниях Первой ми­ровой войны, в вихре революции и гражданской войны, а потом в эпоху обезличенности сохранить в себе личность. Избрав героя, не утратившего независимости и способности к самостоятельному мышлению, Пастернак утверждал десятилетиями отрицаемую со­ветской литературой самоценность человека.

В момент публикации романа в СССР наиболее острой и спор­ной показалась авторская трактовка событий революции и граж­данской войны. Пастернак изобразил жестокость и бессмыслен­ность гражданской войны, воспринятой его главным героем как трагедия России. Подобным образом события в России после ок­тября 1917 г. оценивали Блок, Бабель и Булгаков. В поэме «Двенад­цать», цикле рассказов «Конармия» и романе «Белая гвардия» была правдиво раскрыта страшная реальность братоубийственной граж­данской войны.

Герой Пастернака — военный врач Юрий Живаго — захвачен партизанами на дороге из Юрятина в Варыкино. Он становится свидетелем схватки на Урале, но так же, как герой Бабеля, за время пребывания в рядах красных партизан никого не убивает, сохранив верность христианской заповеди «Не убий».

«Доктор Живаго» создавался в традициях русского романа XIX в. с его уходящей поэзией «дворянских гнезд». Не случайно, расска­зывая о замысле произведения, Пастернак напоминал, что начал его с описания старинной усадьбы. В романе изображаются забро­шенный помещичий парк в Кологривовке, поместье в Дуплянке, имение на Урале. Пейзажи занимают в произведении огромное место. Однако характер описаний природы у Пастернака отли­чается от традиционного.

Пастернак использовал в прозе художественные приемы, осво­енные им в поэзии и характерные для искусства символизма и аван­гарда. Структура художественного мира романа определяется силь­ным лирическим началом, предполагающим субъективность автора а воссоздании событий исторической жизни и явлений природы.

Как и в стихах, в прозе Пастернака природа наделена способ­ностью видеть, думать, чувствовать, т.е. принимать деятельное участие в жизни человека. Вместе с героями романа в движении сюжета участвуют образы-символы, образующие сквозные моти­вы произведения: метель, вьюга, пурга, буря, снегопад.

Пурга кружится вдень похорон матери Живаго. Она запорошила газетный лист с сообщением об октябрьских событиях 1917 г. Снегом засыпана одичавшая, голодающая Москва первых послереволюционных лет, откуда вынужден бежать Юрий Живаго с женой Тоней, тестем и маленьким сыном. Семья отправилась на Урал в городок Юрятин (Пермь). И здесь пути поезда, который с огромным трудом пересекает взбудораженную Россию, засыпают снежные сугробы. Снегом заметено Варыкино, где поселился с семьей Юрий Живаго.

Пурга меняет мир. «Мело, мело по всей земле...» — этот мотив, восходящий к поэме А. Блока «Двенадцать», в поэзии Пастернакя символизирует нарушение привычного порядка в жизни людей. Поэтому душа Юрия Живаго тянется к женщине, родившейся, чтобы «сбивать с дороги».

Образы метели и снегопада соединяются в стихах и прозе романа со свечой, символизирующей свет жизни и пламя любви. В морозную и метельную рождественскую ночь происходит рождение поэта; умирающая Анна Ивановна благословляет свою дочь Тоню на брак с Юрием Живаго; за окном со свечой юная Лара разговаривает с женихом Павлом Антиповым.

Свеча, увиденная главным героем романа в окне дома в Камергерском переулке, служит предзнаменованием любви между Живаго и Ларой, которая ярким пламенем вспыхнет много лет спустя в заснеженном Варыкине. «Сквозь эту скважину просвечивал огонь свечи, проникавший на улицу почти с сознательностью взгляда, точно пламя подсматривало за едущими и кого-то поджидало». Именно в это мгновение рождаются у него первые строки — «Свеча горела на столе».

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела па столе,

Свеча горела...

(…)

На свечку дуло из угла,

И жар соблазна

Вздымал, как ангел, два крыла

Крестообразно.

«А ты все горишь и теплишься, свечечка моя ярая!» — говорит Пара Юрию, когда однажды, проснувшись ночью, видит его за рабочим столом, освещенным свечой. Свет, горение связывают Юрия и Лару, образ которой ассоциируется с простором и светом: «Когда она входила в комнату, точно окно распахивалось».

Любовь вторгается в судьбу героя романа, как стихия. Она пре­допределена и переживается Юрием как метель или ливень. Воз­любленная является ему «одна средь снегопада», и невозможно «провести границу» между ним и ею: «О, какая это была любовь... Они любили друг друга потому, что так хотели все кругом: земля под ними, небо над их головами, облака и деревья <...> Никогда, никогда, даже в минуты самого дарственною, беспамятного сча­стья, не покидало их самое высокое и захватывающее: наслаждение общей лепкою мира, чувство отнесенности их самих ко всей картине, ощущение принадлежности к красоте всего зрелища, ко всей вселенной». Природу, историю, мироздание объединяет, по художественно-философской концепции Пастернака, бессмертие. В романе показано слияние человека и природы: «Юрии Андрее­вич с детства любил сквозящий огнем зари вечерний лес. В такие минуты точно и он пропускал сквозь себя эти столбы света. Точно дар живого духа потоком входил в его грудь, пересекал все его существо и парой крыльев выходил из-под лопаток наружу... "Лара!" — закрыв глаза, полушепотом или мысленно обращался он ко всей своей жизни, ко всей Божьей земле, ко всему рассти­лавшемуся перед ним, солнцем озаренному пространству». Так в романе утверждается восходящая к философии Вл. Соловьева кон­цепция «всеединства», в которой речь шла о слиянии человека с «целым», с «источником всего» (Л.Толстой), о единении «небес, земли и человека» как общей конечной цели исторического, при­родного и божественно-космического процессов.

Мотивы бури и метели сплетаются в романе с темой смерти. В ночь после похорон матери происходит первая встреча Юры с вьюгой: «Можно было подумать, будто буря заметила Юру и, со­знавая, как она страшна, наслаждается производимым на него впе­чатлением». Смерть матери позволяет Юрию неожиданно для себя найти нужные слова, когда к нему, предчувствуя близкую смерть, обращается за поддержкой приемная мать, женщина, вырастив­шая мальчика и полюбившая его как родного, Анна Ивановна Громеко. Герои романа, вслед за его автором, не воспринимают смерть как непреодолимую границу между живыми и мертвыми:

Я кончился, а ты жива.

И ветер, жалуясь и плача,

Раскачивает лес и дачу...

И это не из удальства,

Или из ярости бесцельной,

А чтоб в тоске найти слова

Тебе для песни колыбельной.

Стихотворение «Август» проникнуто верой в то, что и после смер­ти голос поэта будет «всеми ощутим физически» и не перестанет звучать, «нетронутый распадом». После пришествия и воскресении Христа, как говорит один из героев романа, дядя Юрия, философ Веденяпин, «человек умирает не на улице под забором, а у себя в истории, в разгаре работ, посвященных преодолению смерти».

В этих суждениях сказывается знакомство автора романа с «Фи­лософией общего дела» Н. Федорова, единственный портрет кото­рого написал отец Б.Пастернака. С темой бессмертия связано в романе осмысление назначения искусства, неотступно размышля­ющего о смерти и неотступно творящего жизнь.

С судьбой главного героя романа тесно сплетены судьбы его сверстников: Тони, Лары и Павла. В их пересечении много совпа­дений и стечений обстоятельств: автор подчиняет действитель­ность своей поэтической воле.

Отец Юрия, разорившийся и спившийся уральский миллионер, кончает жизнь самоубийством. Подталкивает его к самоубийству Комаровский, который позже становится растлителем гимназистки Лары Гишар. Отец Юрия погиб неподалеку от Кологривовки, где в тот момент нахо­дился Юра с дядей Николаем Николаевичем Веденяпиным. Первая слу­чайная встреча Юрия с Ларой происходит в номерах, где Юра видит девушку с Комаровским и догадывается о связывающей их тайне. Позд­нее он напишет жене Тоне о Ларе, что она идет по жизни, сопровождаемая совпадениями и неожиданностями. По этой характеристике Тоня поймет, насколько серьезно отношение мужа к этой женщине, хотя сам он еще не отдает себе в этом отчета. Во время переезда из Москвы на Урал Юрий Живаго попадает к Стрельникову, мужу Лары. К тому вре­мени он уже познакомился с ней в прифронтовом госпитале, где слу­жил хирургом во время Первой мировой войны.

Как верно заметил В. Шаламов, «в романе налицо правда чело­веческих поступков, т.е. правда характеров». Объясняется это тем, что в нем передается «духовная история самого Бориса Пастерна­ка, представленная, однако, как история жизни другого лица, док­тора Юрия Андреевича Живаго».

Особенность произведения состоит в том, что Пастернак скон­центрировал в нем значительный временной промежуток. Действие романа охватывало, по замыслу автора, «сорокалетие 1902—1946 годов».

Юрий Андреевич Живаго умер в год «великого перелома», в конце августа 1929 г. В трамвае ему стало плохо — нечем дышать: «Доктор почувствовал приступ обессиливающей дурноты. Преодо­левая слабость, он... стал пробовать открыть окно вагона... Ему по­казалось, что приток свежего воздуха освежил бы его...»

В финале судьбы своего героя автор реализует метафору, выска­занную в речи Блока о Пушкине: «Его убило отсутствие воздуха». Живаго не выдержал нестерпимой духоты. Перед смертью Юрия Живаго лиловая туча никак не могла догнать трамвай, в котором ехал доктор: «Над толпой... ползла все выше к небу подымавшаяся черно-лиловая туча. Надвигалась гроза». Очистительная буря, кото­рой неосознанно ждал герой, произошла позже. «Удивительное дело, — говорит Дудоров Гордону, прошедшему ГУЛАГ и штраф­бат, встретившись с ним летом 1943 г., — не только перед лицом твоей каторжной доли, но по отношению ко всей предшествую­щей жизни тридцатых годов... война явилась очистительной бу­рею... Люди вздохнули свободнее, всею грудью».

Роман «Доктор Живаго» Пастернак считал главным делом сво­ей жизни. Пережив ожесточенную травлю, он в декабре 1957 г. писал Е.А. Благининой, что, несмотря на испытания, его не по­кидает радость: «Мне посчастливилось высказаться полностью, и <...> художник оказался и в моем случае незатертым и нерастоптанным».

Пастернак приступил к подготовке книги стихов «Когда разгу­ляется» (1956— 1958) в 1956 г. Поэт собирайся включить в книгу стихи, написанные за последний год. Среди них было программ­ное для позднего Пастернака стихотворение «Быть знаменитым некрасиво». В стихотворении слышны торжествующие ноты выпол­нившего предназначение человека, который отказывался от свое­го прошлого в пользу будущего. В стихах 1956 г. поэт продолжил разработку своих сквозных тем: верность жизни как высшему на­чалу, природе, одухотворенной человеком. Эти стихи были тесно связаны с переделкинским циклом 1941 г.

В 1957 г. было написано стихотворение «Снег идет», в котором автор вновь обращается к любимому образу снегопада, стремясь передать неостановимое, как время, движение падающего снега.

Работу над книгой прервала болезнь. Он пробыл в больнице и санатории с марта по август 1957 г., а после болезни закончил «Вакханалию».

Сборник избранных стихотворений планировался на 1957 г., но его издание из-за скандала с романом было приостановлено на несколько лет.

Пастернак продолжал отделку стихов для книги и переписывал их в тетрадь, получившую название «Когда разгуляется». Он взял для нового сборника эпиграф из прозы Марселя Пруста. У Пруста Пастернак обнаружил такое отношение ко времени, при котором прошлое всегда продолжает существовать, оставаясь частью настоящего. Подобное понимание прошлого составляет смысл книги «Когда разгуляется». В эпиграфе книга названа кладбищем с над­писями забытых имен. В связи с этим особый смысл приобретает в последней книге Пастернака образ «души-скудельницы».

«Картины и темы этой книги, — пишет о ней сын поэта Евге­ний Борисович, — озарены светом и опытом пережитого, ощуще­нием близости конца и верности долгу, радостным и полным до­стоинства сознанием независимости своего пути». В 1958 г. после новой болезни Пастернак пишет стихотворения «За поворотом» и «Все сбылось». В них устремленность в будущее, несмотря на пред­чувствие смерти, наполнена радостью, так как предполагает встречу с вечностью. В стихах весны 195S г. «Далекая слышимость», «Го­товность», «Будущее», «За поворотом», «Все сбылось» продолжа­ет по-новому звучать характерное уже для раннего творчества по­эта желание «не исказить голоса жизни, звучащего в нас».

Сын Пастернака записал последний разговор с отцом: «Он жаловался нам, как мучит его сознание незначительности им сде­ланного, двусмысленности мирового признания, которое в то же время обернулось полной неизвестностью на родине... Он опреде­лил свою жизнь как единоборство с царящей и торжествующей пошлостью за свободный и играющий человеческий талант».

Время все отчетливее проявляет масштабы художественного мира Пастернака. Подтверждается справедливость той оценки, которую дал его творчеству и личности Варлам Шаламов: «Жизнь в глуби­нах своих... всегда будет прежней — с жаждой настоящей прав­ды ... Вы приняли на себя эту ответственность со всей твердостью и непреклонностью... Вы — честь времени, Вы — его гордость. Перед будущим наше время будет оправдываться тем, что Вы в нем жили».