3. Участие России в Первой мировой войне и крушение монархии.

Вполне возможно, что, имея дело с думской оппозицией при политической инфантильности народных масс, царский режим мог бы просуществовать ещё неопределённо долго, если бы не столь мощный ускоритель революционного взрыва, каковым явилась Первая мировая война. Лидер большевиков В.И. Ленин прямо назвал её, вернее решение России в ней участвовать, лучшим подарком революции от царского правительства. Представитель крайне правых сил П.Н. Дурново в своей докладной записке на имя императора также предупреждал последнего о грядущих бедах для России, которые могли быть вызваны этой войной. Он предвидел, что война может принять для России неблагоприятный оборот, что она умножит Буды и страдания народных масс и вызовет их недовольство. Этим недовольством воспользуются все противники существующего режима для его дискредитации и разрушения. Прямым последствием неудачной войны станет революция, причём власть в стране могут захватить самые крайние, беспокойные и радикальные элементы общества, и тогда гибель монархии неизбежна¹.

Только вот, могла ли Россия уклониться от участия в этой войне? Может быть, и могла, только ценою отказа от принятых союзнических обязательств перед Францией и Англией и подрыва своего международного престижа. Это могло иметь своим следствием превращение великой державы во второстепенную страну, и утрате части суверенитета и даже территорий, принимая во внимание захватнические аппетиты Германии. Ведь германский император Вильгельм II уже принял решение начать войну, пока Россия не закончила перевооружение своей армии, которое она намеревалось завершить к 1917 г. Французскую армию германское командование серьёзным противником не считала. Англия, как известно, не имела тогда сильной сухопутной армии, но внушал опасения её военно-морской флот. Впрочем, Вильгельм II и его окружение рассчитывали на нейтралитет Британской империи в предстоящей войне, ибо в этом их убеждала британская дипломатия, провоцируя, таким образом, военный конфликт между ведущими континентальными державами Европы.

Поэтому пора отречься от известного ленинского тезиса о равной ответственности всех «империалистических», как он называл, держав в развязывании первой мировой войны. Имеющиеся в нашем распоряжении в настоящий момент литература и источники убеждают нас в том, что инициаторами войны выступили Германия, и, отчасти Англия. Германский кайзер Вильгельм II и его генеральный штаб отдавали себе отчёт в том, в какую опасную для неё силу может превратиться Россия после завершения своей оборонной программы, когда будут реконструированы железные дороги и военно-морские порты, в войска поступят новое вооружение и техника, а военно-морской флот на обоих морях будет увеличен в четыре раза. Так что, было чего бояться, и было от чего спешить с началом войны германскому военному командованию.

В этих изменившихся условиях, даже при сохранившемся военно-техническом превосходстве германских войск, Россия могла их просто раздавит численностью своей армии. Отдавал себе отчёт немецкий генеральный штаб и в том, что многонациональная австро-венгерская армия слабее теперешней российской и, к тому же, её мощь тает день ото дня. Вот почему Германия была крайне заинтересована в скорейшем развязывании войны, пока она в военном плане сильнее своих вероятных противников. Уже с 1913 г. германское правительство изыскивало любой повод к её развязке. Не было бы выстрела в Сараево, нашёлся бы другой повод. Допустим, реализация проекта об объединении Сербии с Черногорией в одно государство, или обострение отношений между балканскими государствами и Австро-Венгрией.

Так что император Николай II, несмотря на свой миролюбивый характер, не мог поступить иначе, как он поступил. В ответ на агрессию Австро-Венгрии против маленькой Сербии русский царь как традиционный защитник православия и славянских народов объявил мобилизацию и после некоторых колебаний отказался исполнить ультимативное требование Германии отменить мобилизацию. В ответ Германия объявила войну России и мир оказался втянут в Первую мировую войну.

Насколько Германия была заинтересована в войне, свидетельствует тот факт, что её посол в России при встрече с российским министром иностранных дел то ли по рассеянности, то ли по другой причине, дал российскому представителю два германских предложения на любой возможный ответ России по поводу мобилизация своей армии. Даже бы если российская власть соглашалась прекратить мобилизацию, эти документы всё равно содержали обвинение в военных приготовлениях России против Германской империи и объявляли ей войну.

Потом многие размышляли о том, почему две монархии – Российская и Германская, связанные общностью исторической судьбы, родственно-династическими узами и торговыми контрактами, оказались по разные линии фронта. Тем более что никаких серьёзных экономических противоречий и территориальных претензий у них друг к другу не было. Тогда как у ближайшей союзницы России Франции была республиканская форма правления, а в Великобритании всегда были сильны антирусские настроения. Ответ заключается в том, что в новом ХХ в. на место идеи монархической солидарности окончательно заступила голая политическая целесообразность. Российское правительство, искренне стремясь к достижению долгого и прочного мира в Европе, не могло не замечать амбициозных и агрессивных устремлений германского императора Вильгельма II с его лозунгом «Германия превыше всего». Для этого ему надо было добить Францию, слишком быстро, по его мнению, воспрянувшую после поражения во Франко-прусской войне и ослабить морское могущество Англии. Причём верным союзником Германии в осуществлении её планов император Вильгельм II считал Австро-Венгрию, являвшуюся главным соперником России в борьбе за влияние на балканские государства. Отсюда возобладавшая в правящих кругах России линия на сближение с Францией и Англией ради противодействия агрессивным планам Германии и Австро-Венгрии.

Конечно, Россия имела в предстоящей войне собственные интересы: окончательное воссоединение в границах империи восточнославянских народов и овладение стратегически важными черноморскими проливами Босфор и Дарданеллы. К тому же, возможно, царское правительство таило надежду, что начавшаяся война вызовет в стране взрыв патриотических чувств, что на время позволит отложить решение всех социальных и политических проблем, а грядущая победа ещё более утвердит незыблемость существующей власти.

Вначале эти расчёты, вроде бы, оправдывались. Почти все российские политические партии, кроме большевиков и меньшевиков-интернационалистов, выразили свою полную поддержку правительству России в условиях начавшейся войны. Позиция правых партий понятна. Она была созвучна основным целям царского правительства в войне. За исключением отдельных «германофилов» из их лагеря, её лидеры не только одобрили все действия правительства, но и приняли деятельное участие в организации помощи русской армии. Так, известный деятель «Союза русского народа» В.М. Пуришкевич на собственные средства организовал санитарный эшелон, который являлся лучшим из всех действовавших на фронте.

Либералы во главе с А.И. Гучковым и П.Н. Милюковым тоже отличились на поприще поддержки фронта и обеспечения работы тыла. А.И. Гучков, являясь председателем ряда военно-промышленных комитетов, много сделал для снабжения воюющей русской армии боеприпасами, снаряжением и продовольствием. П.Н. Милюков за свою неутомимую деятельность по защите интересов России в начавшейся войне даже получил дополнение к своей фамилии – Дарданелльский.

Своеобразно одобрили участие России в первой мировой войне правые социал-демократы во главе с Г.В. Плехановым. Они проповедовали, что победа, достигнутая в союзе с западными демократиями неизбежно, повлияет и на демократизацию политического устройства России, приблизит её к западной модели развития. Лишь самая экстремистская часть российских социал-демократов во главе в В.И. Лениным выдвинула лозунги о поражении своего правительства в войне и о превращении войны империалистической в войну гражданскую.

Здесь не было никакого предательства по отношению к собственной стране, ибо эти лозунги В.И. Ленина были рассчитаны на поведение социал-демократов во всех воюющих странах, в полном соответствии с резолюциями международных конгрессов социал-демократических партий в Лондоне и в Амстердаме. На них лидеры мировой социал-демократии дали обязательство силами рабочего движения предотвратить надвигающуюся войну, а если она всё-таки разразиться, то принять самые действенные, в том числе насильственные, средства для её скорейшего прекращения.

Но когда мировая война всё же разразилась, почти все руководители национальных социал-демократических организаций встали на сторону своих правительств, оправдывая все их действия в развернувшейся войне. Французские социалисты и английские лейбористы призывали свой рабочий класс дать отпор «тевтонским ордам» угрожающим западным демократическим ценностям. Германские социал-демократы в качестве аргумента своей соглашательской позиции опирались на письма Ф.Энгельса конца 80-х гг. XIX в., где тот применительно к той конкретной ситуации призывал германских социал-демократов защищать своё отечество вне зависимости от того, кто первым начнёт войну.

Кроме этих откровенных социал-шовинистов, как их называл В.И. Ленин, были т.н. центристы во главе с австрийским социал-демократом К. Каутским, который заявлял, что имеет место не крах европейской социал-демократии, а временный кризис идеи пролетарского интернационализма, который оказался побеждён национализмом. Лидерам социал-демократических партий оставалось только присоединиться к своим рабочим, охваченным национализмом, чтобы не оказаться генералами без армии. Наиболее принципиальные социал-демократы, по мнению К. Каутского, могут придерживаться нейтральной позиции в войне, то есть поддерживать своё правительство, если оно ведёт оборонительную войну, и критиковать, если правительство преследует захватнические цели. Понятно, что такой лозунг «ни побед, ни поражений» являлся замаскированной поддержкой своего правительства в войне, ибо все её участники наперебой убеждали, что ведут именно справедливую оборонительную войну. Война закончиться, заявлял К. Каутский, все социал-демократы вновь соберут конгресс и взаимно простят друг друга за временное ослепление идеями национализма.

В конкретной ситуации начала первой мировой войны лозунги В.И. Ленина и большевиков поневоле оказались обращены только против России. Только надо помнить, что откровенным пораженцем лидер большевиков всё же не был, вовсе не призывал к срыву военных мероприятий и к оказанию помощи Германии в её войне с Россией. Впрочем, среди российских социал-демократов встречались и откровенные сторонники Германии, такие как Г. Парвус и Л.Д. Троцкий, которые считали прогрессивным фактором победу Германии в войне с Россией, ибо это, по их мнению, могло ускорить крушение царизма и наступление мировой пролетарской революции. Г. Парвус даже издавал на деньги германской разведки подрывную газету «Колокол», обращённую к российским социалистам, названную так по аналогии с революционным изданием А.И. Герцена. Однако в годы первой мировой войны столь радикальные лозунги особого распространения ни в России, ни, тем более, в Европе не получили. Как уже отмечалось, почти все политические партии России вначале, кроме большевиков и меньшевиков-интернационалистов, поддержали участие России в первой мировой войне.

Однако эта эйфория чувств полного единения царя со своим народом быстро улетучилась после первых же серьезных поражений русской армии. Особенно трудным стал для России 1915 г., когда русским войскам пришлось отступать, уступая противнику значительные территории.

Поражение русских войск вызвало рост протестных настроений в стране обществе и активизацию оппозиционных настроений в IV Государственной думе. Либеральная печать и думские ораторы развернули настоящую компанию по разоблачению костной царской бюрократии, неспособной организовать оборону страны и справиться с нарастающими экономическими трудностями. Серьёзность ситуации ввиду мощного наступления германских войск требовала более широкого привлечения российской общественности к делам фронта и тыла. Очередной министр внутренних дел С.И. Щербатов прямо так и заявил на заседании Совета министров: «Мы все вместе непригодны для управления Россией при сложившейся обстановке… нужна либо диктатура, либо примирительная политика»¹.

Но осуществлявший верховную власть в стране Николай II оказался

неспособен ни на то, ни на другое. Все его меры по усилению связи с общественностью ограничились созданием подконтрольных правительству земских союзов и торгово-промышленных комитетов для оказания непосредственной помощи сражающейся армии. Относительно наведения порядка и дисциплины в воюющей стране, то вместо того, чтобы контролировать ход событий в стране, царь предоставил им идти своим чередом, взяв на себя верховное командование армией и отправившись на фронт. В условиях постоянных военных поражений это оборачивалось для российской монархии настоящим самоубийством. Ведь отныне все поражения русской армии в народном мнении приписывались Николаю II.

Ещё одной крупной политической ошибкой последнего российского императора стало то, что, отправившись в ставку Главного командования, он передоверил все дела управления страной императрице Александре Федоровне и окружившей её придворной камарилье, настроенной к думской оппозиции ещё непримиримее, чем сам император. Для неё даже вполне лояльный царскому правительству председатель Думы М.В. Родзянко казался опасным смутьяном. Вместо того чтобы искать приемлемый компромисс с IV Государственной думой, власть стала на путь ненужной конфронтации с думской оппозицией, назначая на ответственные министерские посты заведомо непопулярных в обществе лиц. И, от себя добавим, бесталанных. Сложился, по существу, «вотчинный» принцип управления страной, когда главнейшим условием была преданность кандидата царской семье, придворной камарилье и с благословления «святого старца» Г.Е. Распутина. В дальнейшем наступила настоящая «министерская чехарда», что совсем дезорганизовало работу государственного аппарата.

Показателем полной деградации системы управления страной стала фигура последнего министра внутренних дел царской России А.Д. Протопопова, бывшего члена партии октябристов, продавшего своих партийных товарищей, чтобы занять важный правительственный пост. Он, по-видимому, был психически нездоровым человеком. Вместо того чтобы наладить работу своего ведомства, он целые ночи проводил на спиритических сеансах, пытаясь вызвать призрак Г.Е. Распутина и попросить у того совета, как руководить страной. Когда царский режим рухнул и А.Д. Протопопов был арестован Временным правительством, он не нашёл лучшего для себя выхода, как заявить членам следственной комиссии, что он умышленно так скверно управлял страной, чтобы вызвать революцию. Такой вот политический деятель последних дней существования Романовской монархии наглядный результат т.н. «вотчинной системы» управления страной, когда руководители министерств и ведомств берутся из одной и той же затасканной колоды ближайших царских сановников. Когда в условиях полного разложения правящего режима в их среде всё труднее обнаружить талантливых или хотя бы способных государственных деятелей. Наступил, по сути, полный паралич власти. Такую ситуацию довольно точно охарактеризовал тот же А.Д. Протопопов; «Всюду было будто бы начальство, которое распоряжалось, и этого начальства было много, но общей воли, плана, системы не было, и быть не могло при общей розни среди исполнительной власти и при отсутствии законодательной работы и действительного контроля за работой министров»¹

В этих условиях в резкую оппозицию к царизму перешли даже прежде лояльные ему политические силы, включая октябристов и умеренных националистов. В недрах IV Государственной думы возник т.н. «Прогрессивный блок», который выдвинул требование о создании ответственного пред Думой правительства и издания законов, смягчающих политический режим в стране. В ответ Николай II распорядился закрыть заседания IV Государственной думы. Получалось, что чем больше накалялась ситуация в стране, тем неуступчивее становилось царское окружение, само выбивая почву из-под ног.

Методически создавая вокруг себя политический вакуум, царская семья в самый решающий для себя момент оказалась в полной изоляции, утратила поддержку не только в армии, но даже среди собственной родни. Отсюда нереальными и запоздалыми оказались лихорадочные попытки царя в самый разгар февральских событий установить в стране военную диктатуру. Для этого не оказалось ни верных воинских частей, ни толковых исполнителей.

На примере Февральской революции 1917 г. находит своё подтверждение тот факт, что именно революция является единственным средством продвижения страны вперёд, если упрямство и слепота правящей элиты создают заслон прогрессивному развитию страны. Подобно всем революциям прошлого явилась стихийным порывом масс, к которому только на его завершающей фазе присоединились политические организации. Парадокс этого события в том, что эту революцию никто не ожидал и не готовил из противостоящих царскому правительству сил. И хотя не было недостатка в целом ряде пророчеств о грядущих грозных событиях и со стороны ближайшей родни последнего российского императора, и со стороны представителей российской общественности, тем не менее, ни консерваторы, ни либералы, ни непримиримые революционеры не ожидали столь быстрой развязки. Уже стало хрестоматийным примером выступление самого ярого революционера В.И. Ленина на собрании молодых социалистов в швейцарском городе Цюрихе, причём за считанные месяцы до крушения монархии в России, где он выразил мысль, что вряд ли доживёт до грядущих битв мировой пролетарской революции.

Более того, многим в России тогда, в начале 1917 г., казалось, что самое худшее для России осталось уже позади. Улучшилось материальное обеспечение войск, к чему приложили свою руку земские деятели и думские депутаты, объединённые в неправительственных хозяйственных ассоциациях. Политическая активность либеральной оппозиции тоже фактически сошла на нет. Видя упорное нежелание царя идти на какие-либо уступки, либералы из «Прогрессивного блока» безропотно ожидали объявления выборов в новую V Государственную думу, ибо IV Дума была фактически распущена царём 16 декабря 1917 г. Никаких активных действий против существующего строя оппозиция не планировала. Исчез даже такой раздражающий фактор, как влияние Г.Е. Распутина при императорском дворе. Группа заговорщиков из высшего света при участии В.М. Пуришкевича организовала убийство «святого старца», чтобы спасти царскую семью от окончательной дискредитации. Убийство фаворита окончательно убедило царя и царицу, что они повсюду окружены врагами, что ещё больше способствовало их изоляции и отчуждению даже от своей ближайшей родни, что не могло не сказаться на понимании ими окружающей обстановки и привело к утрате контроля над страной.

Лучшим выходом для России в тот исторический момент лидеры кадетов и октябристов, ввиду явной недееспособности правительства, посчитали верхушечный переворот. Предполагалось, при поддержке генералитета, опираясь на верные воинские части, блокировать царский эшелон и принудить Николая II отречься от престола в пользу его брата Михаила Александровича, который отличался прогрессивными настроениями и пользовался доверием у либеральной общественности. Касаясь осуществимости этого плана, главный заговорщик, лидер октябристов А.И. Гучков, впоследствии признал, что заговорщиками слишком много было сделано для того, чтобы угодить на виселицу, но очень мало для того, чтобы рассчитывать на успех. Как помним, события пошли именно в этом направлении, только инициаторами и проводниками их стали не деятели либеральной оппозиции, а, как выразился известный монархист и националист В.И. Шульгин, это был «Его величество, русский народ». События нарастали быстро, как снежный ком. 23 февраля 1917 г. возмутилась хлебная очередь в Петрограде. Затем волнения охватили весь город, вместе с военным гарнизоном. В полночь 2 марта 1917 г. Николай II после отказа армии в поддержке отрёкся от престола в пользу своего брата Михаила, но тот уже на другой день заявил о передаче всей полноты власти Временному правительству. Получается сплошная мистика. С Михаила Романовская династия началась, Михаилом она и закончилась. В Ипатьевском монастыре нашли первого царя из династии Романовых, а в доме инженера Ипатьева окончила своё земное бытие семья последнего императора из этой династии.

После отречения Николая II ответственность за судьбу страны взял на себя Временный комитет Государственной думы, оперативно создавший Временное правительство, пользующегося доверием стихийно созданных Советов рабочих и солдатских депутатов, которым принадлежала тогда реальная власть в Петрограде и других крупных городах страны.

Так произошла подлинно народная революция, которую никто не ждал и не готовил, несмотря на все пророчества поэтов и политиков. В первые дни Февральской революции мало кто понимал, что настоящие испытания для страны и её народа только начинаются. Всеми овладела эйфория чувств, настоящее опьянение от свободы, когда, казалось, все терзавшие Россию при старой власти беды будут разрешены в одночасье. Такие мысли, например, отразила в своём стихотворении поэтесса Зинаиды Гиппиус, написанном 8 марта 1917 г., буквально, по свежим следам этого знаменательного события, не только российской, но, как подтвердилось позже, мировой истории:

«Пойдём на весенние улицы,

Пойдём в золотую метель.

Там солнце со снегом целуется

И льёт огнерадостный хмель.

По ветру, под белыми пчёлами,

Взлетает пылающий стяг.

Цвети меж домами весёлыми

Наш гордый, наш мартовский мак!

Ещё не изжито проклятие,

Позор небывалой войны.

Дерзайте! Поможет нам снять его

Свобода великой страны.

Пойдём в испытание встречное,

Пока не опущен наш меч.

Но свяжемся клятвой навечною

Весеннюю волю беречь!»¹

Раздел Третий. Строительство в России нового социалистического общества. Эволюция Запада к постиндустриальной модели развития. ХХ век.

Глава одиннадцатая. Великая Русская революция: от буржуазной демократии к революционному тоталитаризму. 1917-1920 гг.