10) Что общего у общества и бога?

Невозможно лучше выразить это ощущение не просто родства, но и взаимной зависимости между божественностью и социаль­ностью. И особенно этот способ представлять богов как проявле­ние человеческой потребности в общности. Ни мое мнение об этой потребности, ни мое суждение значения не имеют. Несом­ненно существуют и более древние люди, чем австралийцы, ко­торые не знали тотемизма. А он не является исключительно племенной религией и самой простой из религий. Дюркгейм блистательно не заметил фактов, которые не укладываются в его теорию. То, что мы уяснили, окончательно лишает ее всякого правдоподобия. При всем том, она совершает неожиданный по­ворот, ставящий общество на место бога в пантеоне религий. За­дадимся вопросом: что это означает для самой науки? Что про­исходит, когда она отбрасывает свой предмет изучения, посред­ством теории религии, в сердцевину священного? В результате такого странного поворота этот предмет становится в каком-то смысле божественным и спасительным. Ему должно поклонять­ся, как поклонялись бы когда-то растениям, животным или ду­хам. Он превращается в эмблему и мана, которая господствует над нашей реальностью. Эта истина уже обнаруживала себя в ироническом высказывании Реми де Гурмона, современника рож­дения социологии:

“Святая Социология, — пишет он в “Парадоксах гражданина”, —трактует эволюцию через поколения группы метафор: Семья, Родина, Государство, Общество и т. д. Эти слова именно те, ко­торые называют общими и которые сами по себе не имеют ни­какого значения, история во все времена использовала их, а со­циология с помощью лукавых определений ясно выражает их ни­чтожность, вовсю насаждая их культ. Поскольку любое общее слово и, прежде всего слова из социологического словаря, являют­ся объектом культа”.

Я раньше думал, что своей теорией религии Фрейд сумел при­дать свойство постоянства и святости семье. Сейчас мы видели, что Дюркгейм такую же услугу оказал обществу. Таким образом, каждый обеспечивает авторитет науке, создателем которой он является.

11) Каковы функции религии? Почему гипотеза Дюркгейма шокирует и задевает?

“Он находит в себе больше сил для сопротивления испытаниям существования; он способен на большее, и он доказывает это своим поведением. Именно это, придающее энергию, влияние ре­лигии объясняет ее непреходящий характер”.

И именно посредством ее общество передает составляющим его индивидам часть своего всемогущества и своей индивидуаль­ности. Частица его ауры излучается через каждого из них.

Я не знаю, легко ли испытать такое исключительное ощуще­ние и имеет ли оно результаты, которые ему приписывают. Тем не менее, последуем логике этой гипотезы. Вы замечаете, что тотемизм, как его понимает Дюркгейм, является, если вспом­нить идею Бергсона, религией, стоящей на службе сохранения группы. Через своего посредника группа обеспечивает себе един­ство, сохраняет присутствие в сознании своих членов. В то же время, она очерчивает границы, внутри которых они должны су­ществовать. Однако необходимо заметить, что тотем, устанавли­вающий родственную связь между членами племени, отличает их от остального человечества. Он отмечает их той коллективной индивидуальностью, которая идентифицирует всех тех, кто сос­тавляет какую-либо ее часть — людей, животных, растения — тем самым, исключая всех прочих. К этим последним можно чувс­твовать омерзение и ненавидеть их, поскольку они не обладают тем же самым наследием верований и богов. Таким образом, священное связывает и собирает вместе, с тем, чтобы тормозить связи, разделять и противопоставлять.

“Постольку, — с полным основанием заключает Раймон Арон, — поскольку культ адресуется обществам, существуют лишь пле­менные и национальные религии. В этом случае сущностью рели­гии будет внушение людям фанатичной преданности отдельным группам и закрепление преданности каждого на сообществе, а тем самым, враждебности к другим”.

Действительно, ни одна религия не может быть любовью, не являясь ненавистью. Разве что в ходе истории проявилось бы нечто совершенно иное. Религии, которые не содержали бы в себе призвания предохранять общество и сообщать ему исключи­тельную власть над людьми. Тогда тотемизм не был бы больше этой простой формой, связанной с зарей человечества, по отно­шению ко всем, появившимся впоследствии верованиям и свя­щенным обрядам. Очевидно, что в этом смысле ничто не позво­ляет нам рубить с плеча в вопросе о преемственности или нару­шении непрерывности. Бергсон склонялся в пользу прерывности. Он отказывал тотемизму в привилегии содержать в себе, так сказать, генетический код религий, данных в откровении — ис­лама или христианства. Выбор, не имеющий больше для нас той важности, которой он облекался когда-то.

Гипотеза Дюркгейма задевает. Она предполагает, что все ре­лигии священны с того момента, когда им соответствуют соци­альные условия. Она упраздняет различие между, так сказать, истинными религиями и теми, в которых другие видят лишь странности и предрассудки. Кроме того, она предполагает одно­родность религиозных фактов и их определяющую роль в ходе истории. Для того, чтобы поверить в реальность группы и ее целей, нужно предварительно поверить в силу ее иллюзии, эм­блемы или символа, которые ее представляют. Общество, не со­блюдающее этих правил, уклоняющееся от них, ослабляется, распыляется, теряет влияние на своих членов. Ничто не появля­лось в ходе нашей истории такого, что не создавало бы священ­ных предметов и не стремилось бы во что бы то ни стало их на­вязать. Несмотря на свои предубеждения и враждебность к куль­там, Французская революция должна была установить культ Выс­шего существа и богини Разума. Люди, проникшиеся философией Просветителей, разбивали алтари, изобретали символы и устраи­вали праздники в честь этих новых божеств. Досадно, что есте­ственный отбор действует в отношении богов так же, как и в отношении смертных. И они, эти боги, практически не пережили тех событий, которые им дали жизнь.

Эта гипотеза шокирует еще и потому, что она утверждает: мы обожествляем то, что большинство религий считает кощунствен­ным. Если, поклоняясь священным существам, люди делают не более того, что поклоняются своему собственному обществу, пре­ображенному и персонифицированному, надо было бы признать, что они либо идолопоклонники, либо безбожники. С другой сто­роны, недостаточно просто обладать верой, нужно еще обладать ею вместе с другими, в недрах сообщества. Согласно Дюркгейму, человек в одиночку не сумел бы верить в бога или почитать его.