6) Что отличает священное?

Итак, что же заставляет нас признать какие-то действия или верования религиозными? Речь идет не об их отношении к божеству, хотя оно проявляется в большинстве случаев. Не об их связи с какой-то силой или сверхъестествен­ным существованием, которые одушевляют явления природы и придают им потусторонний характер. Но именно присутствие этого фундаментального различия в человеческом мышлении противопоставляет священное мирскому. Это разделение распре­деляет вещи между двумя исключающими друг друга и антаго­нистическими мирами. Кроме того, оно служит для формирова­ния рамок, в которых мы размышляем о том, что такое про­странство или время, сила или движение. Здесь обнаруживаются начала принципов философии и науки, если восходить к их кор­ням. Объекты и представления, наделенные званием священных, по существу, превосходят объекты и понятия мирские. Им при­писывается значительно большее влияние, особенно на людей, которые раболепствуют перед ними и приносят различного рода жертвы — от материальных благ до самой жизни. Некоторые делают вид, что смеются над ними и презирают их. Они обра­щают свой гнев против идолов, которые не помогли им или при­чинили какое-нибудь несчастье. Однако это ничуть не мешает им верить в них и преклоняться перед ними. Именно таким образом превосходство священного становится превосходством общества над индивидами, принадлежащими к нему. Священное воплощает коллективное сознание, представленное реальным и видимым. Или, если хотите, оно есть его творение, материализованное в действиях, формулах или предметах:

“Религиозная форма, — пишет Дюркгейм, — лишь чувство, кото­рое общность внушает своим членам, но спроектированное вне сознании, которые его испытывают, и объективированное. Что­бы. объективироваться, оно фиксируется на объекте, который становится священным”.

7) Почему нет религии без церкви?

От Дюркгейма не могло ускользнуть, что определение, кото­рое я сейчас бегло воспроизвел, так же хорошо применимо к магии, как и к религии. Обе они разделяют одни и те же катего­рии, противопоставляют священные реалии мирским. Как их различать? Можно ли приписать их различие специфичным практическим и интеллектуальным операциям, так, как мы это делаем, чтобы отделить науку от магии, химию от алхимии? Успех здесь не гарантирован. Кажется определенным лишь то, что нет религии без Церкви. Что на это сказать? Согласитесь, что, с одной стороны, магия это деятельность индивидуальная, а религия — творение коллективное и заметное. Это утверждал уже Паскаль: “Религия не есть неосязаемое и неразличимое со­общество предопределенных для нее людей, это собственно гово­ря, тело иерархии, в совокупности всех окрещенных”. С другой стороны, она предполагает сообщество верующих, разделяющих ее кредо и исполняющих ее ритуалы. Никто не может учредить Церковь по своему желанию или по команде. Тот, кто желал бы этого и пытался бы сделать из нее нечто личное, свое, не пони­мал бы основного условия религиозной жизни и ее действен­ности. Идея священного, соединенная с идеей Церкви или сооб­щества верующих, определяет занимающий нас феномен:

“Религия, — заключает Дюркгейм, — есть внутренне связанная система верований и действий, относящихся к явлениям свя­щенным, так сказать, отделенным, запрещенным, верований и действий, объединяющих в одно моральное сообщество, назы­ваемое Церковью, всех примкнувших к нему. Второй элемент, занимающий место в нашем определении, не менее важен, чем первый; так как. показывая, что идея религии неотделима от идеи Церкви, он заставляет понять, что религия должна быть вещью в высшей степени коллективной”.