52 Свидетельства о сожжении умерших у родственных нам наро­дов смотри: [45, 256; 52; 196, 179; 224; 225].

Приубрался, свет-надежная головушка,

К красну солнышку на пригребушку,

К светлу месяцу на придрокушку [18, ЗЗ/⁵³

Так причитает вдова по смерти мужа.

Как обряд, так и причеть не идут вразрез друг с другом. Отправление души в область «красного сол­нышка», в верхний мир, вполне объясняется воззре­нием предков-язычников на существо души.

Признание в душе огня, теплоты, представление ее огнем, ветром, звездою, облаком и т. п. — все это неизбежно вело к тому, чтобы местом жилища душ было небо, воздушная сфера⁵⁴.

Что у предка действительно небо считалось местом, на котором находилась страна отцов, на это его представ­ление указывает как существующее на Руси, так и у род­ственных нам славянских народов предание о том, что души умерших должны взбираться на какую-то крутую, неприступную гору. Так, в разных местах крестьяне уве­ряют, что обрезанные ногти не должно кидать, а долж­но хранить, кладя их за пазуху; на том свете они приго­дятся, потому что каждому по смерти придется взлезать на крутую гору; с помощью ногтей это можно сделать скорее [11, 120; 18, 305; 59, 568; 220, 539]. В Подольс­кой губернии говорят, что души умерших будут «дра-паться» на крутую стеклянную гору [217, 24]. Белору­сы утверждают, что обрезки ногтей, спрятанные за па­зухой, после смерти срастаются с ногтями на пальцах;

⁵³В другом месте вместо слова «придрокушку» стоит: «прибере-гушку» [18, 131].

У русских — свидетельствуют: Ибн-Фоцплан (920 г.): Массуди (от 20 - 50 г. X в.); Аль-Балхи (540); Абу-Фареи (943); Ибн-Хаулаль (976); Лев Диакон (t989) [45, 36, 114, 193, 221, 276; 91, 84]; Нестор [143, 6].

⁵⁴ Интересно в данном случае верование диких народов. Так, ав­стралийские племена: Майкулопов, Майанов, Майлу, Даны, Когоба-ты верят, что души идут на небо [225, 475]. Североамериканские индейцы говорят, что усопшие пребывают на солнышке [225, 471].

после этого они долго не будут ломаться и дадут возмож­ность взобраться на железную гору, где стоит рай [11, 120]. В русской сказке «О золотой горе» Иван ца­ревич приезжает к горе, «крутизна которой была столь высока, что на нее влезть никак было не можно». Труд­ность разрешается тем, что царевич находит в скважи­не горы железные когти, при помощи которых влезает на гору и достигает своей конечной цели [14, 129]. По мифическому верованию литовцев, души умерших, что­бы достигнуть того света, должны влезать на крутую блестящую гору Anaf ielas. Чтобы дать возможность мер­твецам успешнее взобраться на эту гору, они обыкновен­но сжигали с трупом когти медведя и рыси [11, 121; 155, 11; 186,65; 196, 196].

Фигурирующая в приведенных преданиях блес­тящая круглая гора, на которую должны взобраться души умерших, есть небесный свод, который своей блестящей округло-выпуклой или куполообразной формой напоминал предку гору [11, 141].

Отправляя в воздушную сферу души умерших, пред­ку казалось, что они помещаются где-то на западе. Та­кое его представление вытекало из наблюдения над ежедневным движением солнца. В ежедневном движе­нии солнца младенчествующий предок видел целую жизнь живого существа, подобие своей собственной: оно родилось, быстро становилось юношей, затем мужем, исполненным сил, постепенно старело, наконец, уми­рало, скрываясь на западе, погружая природу во мрак⁵⁵, и предку, мыслящему так, представлялось, что там,

^{5 5} Характерна в данном случае словацкая и венгерская сказки о добром молодце, который отправляется к солнцу и спрашивает его: зачем оно к полдню поднимается все выше и выше и греет сильнее и сильнее, а к вечеру спускается все ниже и ниже и греет слабее и слабее? «Эх, милый, — отвечало солнце, — спроси у своего господи­на: отчего он со дня рождения все более и более вырастал в теле и в силах и отчего в старости ослаб и пригнулся к земле? То же самое и со мной: моя мать каждое утро рождает меня прекрасным младен­цем и каждый вечер хоронит хилым стариком» [11, 181].

где умирало солнце, где оно скрывалось, и лежит та неведомая страна, обитель, которая ожидает его само­го по смерти и куда прежде отошли его отцы [11, 183]⁵⁶.

В наших похоронных причитаниях умирание срав­нивается с заходом солнца [18, XII]. Подобное встре­чаем и в причитаниях родственных нам народов. Напр., в одном сербском причитании над убитым мужем умер­ший сравнивается с заходящим солнцем. Мой Дамляне,

— говорится в этом причитании, —

Мое ярко сунце! Лепо ти ме бвше обасяло, Аль ми брже за горницу заде [231, 406; 233, 495 -496].

По народному же русскому поверью, запад и до сего времени считается местом страны отцов. Так, народ ду­мает, что покойников нужно хоронить до захода солн­ца⁵⁷ для того чтобы отходящее на покой солнце могло их захватить с собой и довести до обители умерших⁵⁸.

Если мы обратимся к родственным нам народам, то и у них увидим, что страна умерших помещается на западе. Так, греческий Элизиум — страна блаженных — лежит на западе в какой-то неопределенной области, далеко от земли, за океаном [52, 53]. Там же, за Элизи­умом, находится и их adhz и тартар⁵⁹.

⁵⁸ Великое селение у племени Обжибва-Китинг лежит под зем­лей, куда садится солнце.

⁵⁷ Народные верования согласны с одним древним памятником XII в., где говорится: «Зашедшю солнцю не достоит мертвеца хоро- нити, но тако погрести, яко еще высоко: то бо последнее видит сол­нце до общаго воскресения» [77, 228].

⁵⁸ Слышано автором во Владимирской губ. Подробнее смотри: [147, 33 - 34].

⁵⁹ Одиссей, по совету Цирцеи, с мифического острова Эа отпра­вился в царство теней, чтобы спросить здесь у предвещателя Терезия о дороге в отечество. Он едет гонимый юго-западным ветром и направляется туда, «где вместе со спускающейся

колесницей Гелиоса исчезает дневной свет» [53].

Что же касается самой страны умерших, то она представлялась живой фантазии предка в различных образах. В первой половине X века мы, основываясь на словах арабских писателей, встречаем у предка-язычника верование в рай. Так, Массуди, говоря о том, что жены славянские лишают себя жизни по смерти мужей, замечает, что они «пламенно желают быть сожженными вместе со своими мужьями, что­бы вслед за ними войти в рай» [45, 129; 91, 58; 177, 15]. Ибн-Фоцлан, рассказывая о русском обряде сожжения мертвых, приводит слова девушки, обрек­шей себя на сожжение. «Вот вижу отца моего и мать мою, — говорит эта девушка, — вот сидят все мои умершие родные; вот и мой господин — он сидит в раю, и рай так прекрасен и зелен» [45, 96; 91, 67 -68; 177, 15]. Немного далее в том же рассказе о рус­сах у Ибн-Фоцмана снова упоминается о рае, а имен­но тогда, когда этот писатель приводит слова русса-переводчика, объяснявшего ему обряд погребения. «Мы сожигаем, — говорил Ибн-Фоцлану русс-переводчик, — мертвецов потому, чтобы умерший без задержки вошел в рай» [45, 96; 91, 67 - 68; 177, 15].

Ученые слово «рай» (польское «ray», литовское «rojus») сближают по значению с греческим «рага-deioz», латинским «paradisus» [12, 139; 181, 62; 226, 37; 253, 782] — означающими сад. Садом представлял­ся рай и девице, обрекшей себя на сожжение со своим господином. Он, в ее представлении, «прекрасен и зе­лен». Такое представление о рае как зеленом саде дол­жно указывать, что девица, а с нею и наши предки⁶⁰ видели в это время в нем блаженную страну, где цар­ствует вечное лето, светит солнце, зеленеют деревья и трава.

Что же касается самого слова «рай», то Макс Мил­лер производит его от индоевропейского «радж (radz)», от которого происходит подобное же индоевропейское слово «раджас». В Ригведе эта страна является как