Рейв 1991 год

Краткая история рейва. 1991: хардкор, Саша, Ministry OfSound, "Гагарин Пати"

Некоторые исследователи танцевальной культуры сейчасназывают 1991 год «затишьем перед бурей». Но именно в этом году, несмотря нанекоторое затишье, Бельгия правила техно-миром, появился хардкор, Саша сталпервым самым популярным диджеем, и открылся первый суперклуб – «Ministry OfSound».

Сложно поверить, но к 1991 году танцевальная музыканаходилась на задворках популярности. В Манчестере полным ходом шел бандитскийразгул, в Лондоне привычные нам ритмы хауса и техно теплились лишь нанескольких вечеринках, устраиваемых энтузиастами, и изредка устраивалисьбольшие рейвы, все больше и больше напоминавшие нечто среднее междусредневековым карнавалом и клубами из романов Уильяма Гибсона. Но главное, чтопроизошло в танцевальной культуре в этом году, — это наметившийся раскол.Раскол между любителями эмоций и теми, для кого музыка и танцпол служили лишьместом выброса адреналина. Словно бы специально для этих людей электроннаямузыка родила на свет еще одного мутанта — музыку, которая чуть ли не сразу жеполучила название хардкор. Точнее сначала музыку делили на просто хаус и простотехно, иногда дополняя определениями deep или garage (это была музыка с большимприсутствием вокала) или же hardcore (это была музыка без вокала, зачастуюритмические треки). Чуть позже слово «хардкор» отвалилось от слова «хаус» изажило своей жизнью, обслуживая потребности посетителей разного рода рейвов.Вообще, в довольно короткий период существовало даже два вида хардкора: один грохоталв Великобритании и был полностью основан на блипах и стремлении сделатьнаиболее глубокий бас; второй вариант хардкора вовсю ковался в Бельгии и —несколько позднее — в Германии и Голландии.

Это довольно сложно представить, но на целых восемнадцатьмесяцев Бельгия правила мировым техно-движением. Это можно понять хотя бы потому, что детройтские техно-музыканты из Underground Resistance записали трекпод названием «Belgian Resistance», а через сам океан перекинулась невидимая,но очень прочная нить между Бельгией и нью-йоркским Бруклином. Именно в этомрайоне свою музыку делали молодые техно-музыканты: Лени Ди, Джой Белтрам иMundo Muzique. Они, вероятно, сами того не ведая, уводили рейв от веселогокретинизма в сторону гораздо более жесткую и быструю. Первым ударом изНью-Йорка стал трек Белтрама «Energy Flash», в котором жутковатый мужской голосметодично повторял: «Экстази, экстази». Спустя год, в 1991 году, от совместногопроекта Белтрама и Mundo Muzique — Second Phase — вышла пластинка «Mentasm»,чье воздействие на умы музыкантов в Бельгии, Голландии и Германии, брейкбитовыхбританских музыкантов вроде Doc Scott, 4hero и Rufige Cru и вообще на развитиеи становление хардкора сложно переоценить. Эта музыка хорошо отражаетнастроение, царившее как на рейвах, так и в диджейских кругах: многие издиджеев играли техно-треки, задвинув питч на +8%. Вся эта нехитрая музыкальнаяформа породила невероятно большое количество последователей — всевозможныхлейблов и музыкантов, специализировавшихся на выпуске и создании хардкора,появлялось огромное количество, но самыми главными в этой области являлисьбельгийский лейбл R & S и немецкий Force Inc. Эту музыку чуть ли не сразуже начали обвинять в тупости, бесчеловечности и излишнем потворстве наркоманам.В этой критике были слова правды — к примеру, в одном из медицинскихисследований в 1991 году описывалось поведение среднестатистического посетителярейвов с хардкором: за раз такой посетитель обычно употреблял от трех до шеститаблеток экстази, порой за одну вечеринку доводя такое количество доастрономических 10–20 таблеток. И так три дня в неделю, проводя все остальныедни на отходняках, к следующим выходным порой чуть повышая дозу наркотиков. Всяэта вакханалия не могла не отражаться на статистике смертности: в 1991 году вмесяц на рейвах от употребления наркотиков умирало по 30–40 человек.

Вообще, хардкор являлся чисто европейской музыкой.Своеобразное переосмысление детройтской и чикагской музыки, которая никогда небыла завязана на наркотиках и создавалась в попытке передать восторг отевропейской электронной музыки. И хотя кто-то вроде Каспара Паунда приходил ввосторг от творившейся в хардкоре «дегуманизации», говоря о том, что «в течение200 лет в музыке было слишком много человеческого, теперь самое время егооттуда выгнать», более прозорливые музыканты стали уставать от регресса,который уже начал происходить в хардкоре. Большинство треков уже было сложноназвать треками — это были простые ритмические паттерны, на которыенакладывались цифровые шумы.

И пока на рейвах и больших вечеринках с хардкором царилнаркоманский угар, на другой стороне клубной сцены действовали небольшие,полузакрытые клубы, в которые люди приходили за музыкой и человеческимобщением. Там звучал итальянский хаус. Но главное, что привнесла с собойтанцевальная музыка, — это то, что люди становились более открытыми — онижаждали путешествий, угара, впечатлений. С этими целями клабберы началиперемещаться по всей Англии. До этого единственной причиной по которой людипутешествовали были футбольные матчи. И зачастую это становилось довольноопасным занятием. В то время, если ты был кокни (то есть жителем Лондона), томог, скажем, в Ливерпуле легко нарваться на столкновения с местными. Диджеиначали разъезжать по всей стране, попутно формируя сеть вокруг небольших клубоввроде ноттингемского Venus, манчестерского Most Excellent, Slam в Глазго илиFlying в Лондоне. До этого момента эта сеть называлась «балеарской сетью» —отсылая к Ибице.

Итальянский хаус, который звучал в этих клубах, резкоконтрастировал с ожесточенными звуками хардкора и жесткого быстрого техно,которые доминировали на больших, проводящихся вполне легально рейвах тоговремени. Это была веселая, ломкая, с упором на мажорные тона, с ахами и охами иломающимися пианинными аккордами музыка. Эта музыка делалась специально длятого, чтобы собирать танцполы, это была поп-музыка в своей самой простой, самойубийственной форме: чуть-чуть лирики, никакой глубины — одно сплошноеудовольствие. Эта музыка начала звучать на радиоволнах — в новой программе«Essential Selection» Пита Тонга на Radio 1 и на пиратских радиостанциях вродеKiss FM в Лондоне, Sunrise в Манчестере и FTP в Бристоле. Именно эта музыкапородила первого диджея, которого можно было назвать популярным. В 1991 году,уже несколько лет зарабатывая себе на жизнь диджейством, Саша стал первымпопулярным на всю страну диджеем. Его прославила резиденция в клубе Shelly's,находившемся в городке Сток-он-Трент, как раз тогда, когда тусовщики на северестраны из-за постоянных бандитских разборок начали свою миграцию из Hacienda.Именно эта аудитория и стала двигателем его славы. От природы он был одареннымдиджеем — способный пойти на риск и не стеснявшийся ставить убийственныепластинки в нужное время. Его эйфорийные сеты смешали такие вечнопротиворечащие стили, как техно и мелодичный хаус. Песни, которые онпроигрывал, и то, как он это делал, хорошо отражали те переживания, которыечеловек испытывает от воздействия экстази. За вертушками он был восхитителен.

Клабберы становились все более и более эмоциональными. Вконце его сета возникали очереди: парни, которые хотели пожать ему руку, и те,кто хотел, чтобы он поцеловал их девушек. Именно эта широкая поддержка народныхмасс, которую уловил журнал Mixmag и вознесла его на ту знаменитую обложку.Номер, вышедший в декабре 1991 года, вызвал настоящую бурю. До этого никто неназывал диджея звездой или знаменитостью. И меньшевсего этого ждали от пацана, хорошоизвестного где-то на севере страны. Фактически Саша стал первым супердиджеем, апервым суперклубом стал Ministry of Sound, открывшийся 21 сентября 1991 года.Идеологами этого клуба стали два человека — Джеймс Палумбо, сегодня входящий всписок 500 богатейших людей Великобритании, и Джастин Беркман, диджей, клаббери страстный поклонник американской хаус-музыки и клуба Paradise Garage.Беркман, проведя целый год в Нью-Йорке и полностью вкусив всю прелестьнью-йоркской клубной жизни, в особенности поддавшись очарованию диджея-легендыЛарри Левана, горел желанием создать в Лондоне нечто подобное — аналог ParadiseGarage. Клуб строился 18 месяцев фактически тремя человеками и группойстроителей из Манчестера, которые спали прямо на полу. Дизайнер Лиин Дэвис приполноценном участии самого Беркмана разработала не только один из самых запоминающихсялоготипов в клубной музыке, но и внутреннее убранство клуба, стараясь сделатьего похожим на Paradise Garage. Звук, который долгое время был лучшим во всейАнглии, специально проектировал звукоинженер Ричард Лонг, до этого ставившийзвук во все том же Paradise Garage. Слава об этом звуке разошлась далеко запределы Лондона, и многие специально приезжали в этот клуб, чтобы послушать иощутить на себе его влияние. Популярным клуб стал моментально: со дня своегооткрытия и на протяжении чуть ли не нескольких лет перед входом выстраиваласьогромная очередь из желающих попасть в клуб, рассчитанный на 1500 человек. Клуббыл прост как три копейки: идеальная звуковая система в идеальной с точкизрения акустики комнате, чилл-аут с баром и VIP-комната, где собирался чуть лине весь цвет лондонской тусовки. Естественно, клуб полностью ориентировался назнаменитых американских хаус-диджеев и музыку. Резидентами этого заведенияявлялись Masters at Work, Тони Хамфрис, и даже сам Ларри Леван (вскоре послеэтого ушедший из жизни). На их сетах в итоге выросло целое поколение местных нетолько хаус-диджеев, но и знаменитых музыкантов, вроде Basement Jaxx или МэттаЭдвардса.

Однако творческий британский андеграунд вовсе не дремал: набольших рейвах, помимо жестокого хардкора и отчаянно тупеющих блипов, началавсе чаще звучать какая-то абсолютно новая музыка. Eе называли breakbeat houseили jungle techno. Местом, где эта музыка обретала новые формы, где началаформироваться абсолютно новая сцена, стали вечеринки «Rage», устраиваемыеГруврайдером и Фабио в лондонском клубе Heaven по четвергам. Там звучалсовершенно новый тип музыки — базирующейся на американском хип-хопе, но ссильным уклоном в местные условия и с изрядной долей юмора. Она была полностьюоснована на брейках и семплах из детских передач и мультфильмов. Одним изглавных треков этого направления, хорошо характеризующим общий тренд, являлсясупер-хит молодой группы The Prodigy «Charly». Правда, журнал Mixmag довольноточно подметил, поместив на обложку одного из своих номеров Лайэма Хоулетта спистолетом и заголовком «Убил ли Charly рейв?». В танцевальной музыке явнонаступала какая-то совершенно новая эпоха.

АЛЕКСАНДР 'CHIBIS' СУХОМЛИНСКИЙ ВСПОМИНАЕТ "ГАГАРИНПАТИ"

Первое, что приходит мне на память, когда разговор заходит о«Гагарин пати», это тянущаяся от входа ВДНХ до павильона «Космос» длинная ипестрая очередь из людей разных как по возрасту, так и интересам,направляющаяся куда-то вдоль фонтанов по главной алее ВДНХ. Все они шлипосмотреть, что же такое за Gagarin Party устроили эти питерцы...Из Питера ехали два вагона веселого народа –не тусовщики, а те, кого можно было бы отнести к творческой богеме: художники,музыканты и тому подобные персонажи. В общем-то, те, кто собирались в то времяв сквоте на Фонтанке 145. Те, кто ехали в этих двух вагонах в Москву, делатьвечеринку, как мне кажется, не совсем понимали тогда важность всегопроисходящего. И все это больше напоминало какую-то аферу.

Делали эту вечеринку с питерской стороны братья Хаасы, а смосковской стороны Женя Бирман и Иван Салмаксов. Вечеринка это была не простовечеринкой, а каким-то непонятным фестивалем, на котором встречались творческиесилы Питера и Москвы. Ехали все, по большому счету, просто так, тусануться. Нуи потом – с чем у всех ассоциируется Советский Союз? Конечно же с космосом.Поэтому и вечеринку решили устроить на ВДНХ, прямо в павильоне «Космос».Название тоже придумали соответствующее, к тому же понятное иностранцам.Алексей Хаас тогда сделал под этот фестиваль яркие футболки, на которых былонаписано «Поехали!» а дизайн сделал то ли Бартенев – то ли Вадик Монро. Там былтакой черно- белый Юра Гагарин, котрый был раскрашен яркими цветами какраскрашивали в начале века фотокарточки – цветными такими массивами.Сам я на «Гагарин пати» попал потому что я вто время был одним из тех, кто постоянно ошивался на Фонтанке, надоедая МишеКичкину и генерируя сто идей в день. В основном фантастических и нереальных,как понимаешь.

На самой вечеринке, вместе с Олегом Поваровым мы снимали дляленинградского телевидения (где у нас выходила раз в две недели программа"Субкультура") фильм о «Гагарин пати». Я носился из угла в угол поделу и без — наслаждаясь Москвой, которая была совсем другой, чем любимыйПитер. Было мне тогда лет семнадцать – восемнадцать. Сама вечеринка проходиланепосредственно в павильоне «Космос», посреди всех этих космических кораблей, аглавная сцена располагалась в центре дальнего, полукруглого зала павильона"Космос". Чтобы попасть на танцпол, нужно было пройти через некийкоридор этого громадного помещения, по бокам которого были развернуты массабарчиков и пластмассовых столиков со стульями, где ясное дело, проходила вообще"отдельная вечеринка". Так как в павильоне было много всяческихзакоулочков, то всюду тусовались люди, было много каких-то непонятных людей, нокругом шло какое-то очень активное общение и чувствовалось ощущение праздника.

Да так о тацполе я не договорил — если стоять лицом к вышеописанному коридору в сторону танцпола, то пройдя этот живой коридор, попадаешьна танцпол со стеной звука который бьет тебе прям в анфас! Диджейская сценабыла по левую руку от коридора, а прямо напротив неё, по правую руку от входана круглый танцпол — помост для групп. Вообще, наличие групп на самой вечеринкебыло не типичным для питерских партиечек, но тут скорее сработал момент, некойдемонстрации собственных достижений в электронном творчестве. На вечеринкевыступали различные группы из Ленинграда типа грандов "Новые Композиторы"с Валерой Алаховым, модно-бодрые «Л.Ю.К.И», где была электронно-гитарнаяэйсид-музыка, а солистками были Люда Ракета и ... вот не припомню, как вторуюдевочку звали – она в последствии стала основной солисткой в группе"Пеп-Si" — такая яркая внешность у неё, плюс играл Миша Малин(питерский панк-музыкант, водивший приятельские отношения с самим Брайном Ино)и даже издавший на его пластинке трек, на дивиденды от которого жил, занимаясьтолько записью музыки) и проект «Not Found», в котором, кстати говоря, состоялиз Димы Короневича и Жени Рудина, известного всем как диджей Грув. Кстати всямузыка писалась не на коленках и домашних пикалках, а на профессиональнойстудии Союза Композиторов, где Дима работал звукорежиссером. Тот же Брайан Иноподарил нам тогда нереально крутой синтезатор Kurzweil, которого не было даже вМоскве, чем мы и гордились!

Между выступлениями групп, крутили пластинки диджеи, точнопомню что играл сам Грув – главный козырь питерского "Танцпола 145",из Риги был диджей Янис, и, возможно, играл Ваня Салмаксов. К тому же былспециально приглашенный французский диджей Йоаким Гаро. Кто-то был ещёвероятно, но тут моя память меня подводит. Но диджеи здесь были не самымиглавными, здесь главенствовала атмосфера события и неповторимости момента – вотчто привлекало массы на такие мероприятия, которые после этой вечеринкимало-помалу стали проводится в абсолютно фригидной к этому действу Москве и повсей России в дальнейшем. Вообще был реальный космос!!! Не помню сколько былотанцполов, но, кажется, их было два, один из которых являлся чем-то вродечиллаута — бара с синим освещением и музыкой из компакт-дисков. Хотя икомпакт-дисков тогда не было — кассетные магнитофоны с металлическими всякимикассетами BASF были основными компактами. На вечеринке, как я уже говорил выше,присутствовало много фантастический людей: от космонавта Леонова с целойделегацией из Звездного Городка до модного в то время Артемия Троицкого спослом Франции. Так как сама вечеринка очень активно рекламировалась: рассылалисьпригласительные по всем посольствам, расклеивались плакаты по городу — там быливсе. Вход, по тем временам, был двадцать долларов — стандартная такса длябезумных заработков начала девяностых, и народу собралось тогда очень много. Дотой вечеринки я никогда не видел такого количества народа, тянущегося живыммуравейником в течение всей ночи от входа на ВДНХ до самого дальнего павильона"Космос". По окончании «Гагарин пати» было ощущение, что мы, питерцы,покорили Москву, и что этот город больше уже никогда не будет другим.Собственно, так и произошло...