Тема 40. Психофизическая проблема

Соотношение психического и физиологического. — Критика концепции психофизиологического взаимодей­ствия Декарта. —Критика психофизиологического па­раллелизма Лейбница. — Сознание, мозг и внешний мир, характер их взаимосвязи. — Критика вульгарного мате­риализма: мышление как отражение физиологических процессов организма (Кабанис, Фогт, Молешотт, Бюх-нер). — Махистская трактовка психофизиологической проблемы. — Философский и естественнонаучный под­ходы к исследованию мышления. — Мышление —способ­ность строить схемы внешней деятельности.

У сердца есть свои основания, которых разум не знает.

Паскаль

Проблема, связанная с выяснением соотношения души и тела, психического и физиологического, вошла в науку под названи­ем психофизической. Психофизическая проблема, постав­ленная в широком смысле, затрагивает вопрос о месте психичес­кого в природе, в узком смысле она понимается как проблема со­отношения психического и физиологического, соотношения души и тела, отношения психических явлений к деятельности го­ловного мозга. Сущность психофизической проблемы может быть выражена следующими вопросами И.П. Павлова: "Каким образом материя мозга производит субъективные явления? Как выглядит субъективный образ на языке нейродинамических от­ношений, как раскрыть нейродинамический код субъективного образа? Каковы корреляты эмоций, зрительных, слуховых, обо­нятельных ощущений, процессов мышления?".

Мысль о зависимости психических явлений от жизни тела очень древняя. Еще со времен Гиппократа психические явле­ния связывались с деятельностью головного мозга. Аристотелю

399

принадлежала идея о нераздельности души и ее материально­го субстрата — тела. Вместе с тем предельно остро психофи­зическая проблема была поставлена лишь в 17 в. в философии Декарта. Сложившаяся к тому времени механистическая кар­тина мира пыталась объяснить поведение живых существ по аналогии с механическими взаимодействиями. Необъяснимые из этой трактовки акты сознания были отнесены к особой бес­телесной субстанции.

В дуализме Декарта психофизическая проблема утвердилась как концепция психофизиологического взаимодействия. Его рассуждения таковы: мышление и протяженность — две раз­личные субстанции. Субстанция же есть то, что существует и проявляется через самое себя, а не через другое. Следователь­но, мышление определяется через самое себя и протяженность определяется через самое себя. Между ними нет ничего обще­го. Нет ни одного признака в мышлении, который бы входил в определение протяженности, и наоборот. Это означает, что мысль и протяженность не могут соприкасаться, ибо граница их соприкосновения есть как раз то, что их разделяет и связы­вает. Исходя из подобных рассуждений, мысль никак не может взаимодействовать с протяженностью (телом), последнее же никак не взаимодействует с мыслью.

Однако очевидным фактом, не требующим доказательств, яв­ляется то, что в человеке тело и дух связаны. Не признавать это было бы абсурдно. Человек может осмысленно управлять своим пространственным положением, может превращать в движение духовные импульсы. Но как именно взаимодействуют телесное и психическое, Декарт без помощи Бога ответить не может. Как согласуются два противоположных мира, знает только Бог, ибо именно он их и согласует⁵⁵. В картезианской философии поня­тие Бога выступает в виде теоретической конструкции, с помо­щью которой выражается очевидный, но совершенно непонят­ный с точки зрения механистической картины мира и дуализ­ма Декарта факт единства и конгруентности явлений, которые по определению противоположны. Следуя доводам Декарта

400

(творца аналитической геометрии и естествоиспытателя), психофизиологическую проблему непременно нужно отдать на откуп божественного Провидения. Так религиозная, тео­логическая мистика выступает неизбежным дополнением чисто механистического (геометрически-математического) миропонимания.

Однако уже Спиноза и Гоббс сумели найти принципиаль­ные возражения логически правильным по видимости, но аб­сурдным по содержанию построениям Декарта. Простое ре­шение Спинозы приемлемо не только для его "темного", но и для нашего просвещенного века. Психофизическая пробле­ма, как отмечает Спиноза, неразрешима только потому, что ложно поставлена. Не надо ломать голову над тем, как Гос­подь Бог соединяет в один комплекс "душу, мышление" и "тело, протяженность", представленные по определению как два противоположные начала, существующие якобы до акта соединения порознь. На самом деле такого положения попро­сту нет, поэтому и нет проблемы их согласования. Есть не два изначально противоположных предмета исследования — тело и мышление, а всего-навсего один единственный предмет, а именно — мыслящее тело живого реального человека, кото­рое лишь условно может рассматриваться под противополож­ным углом, с точки зрения психического и физиологическо­го, телесного и духовного. Живой, мыслящий человек не со­стоит из двух Декартовых половинок: из лишенного мышле­ния тела и лишенного тела мышления. Мышление и протя­женность, доказывает Спиноза, не две особые субстанции, как учил Декарт, но лишь два атрибута одной субстанции.

Вольтер также отверг картезианский дуализм. Мышление, конечно, отличается от пищеварения, говорил он, но бессмыс­ленно предположение, что существуют две субстанции, из ко­торых одна мыслит, а другая переваривает пищу. Людям из народа, не потерявшим здравого смысла, смешным кажется утверждение, что "нас — двое", что душа — это особая суб­станция⁵⁶. Именуя душой способность мыслить и чувствовать,

26-Т.Лешкевич 401

Вольтер размышлял о связи этой способности с телесной организацией: "Я могу приписать способность чувствовать и мыслить своему телу;" "я не должен искать эту способ­ность в ином существе". Вольтер считает, что естественнона­учные аргументы достаточны, чтобы показать прямую зависи­мость психических функций от органов чувств, нервов, мозга. У людей способность мыслить и чувствовать возрастает вме­сте с ростом их органов чувств и угасает с ними вместе...

"Декарт был еще жив, когда Леруа перенес декартовскую кон­струкцию животного на человека (нечто подобное в 18 в. сделал Ламетри) и объявил душу модусом тела, а идеи — механически­ми движениями"⁵⁷. Ламетри в своем произведении "Человек-ма­шина" призывал к перестройке физиологической науки на ма­териалистическую основу, иллюстрируя это рассужениями, по­добными следующему: "Что нужно было, чтобы превратить бес­страшие Кана Юлия, Сенеки или Петрония в малодушие или тру­сость? Всего только расстройства селезенки или печени, или за­сорение воротной вены? А почему? Потому, что воображение за­соряется вместе с нашими внутренними органами, от чего и про­исходят все эти своеобразные явления истерических и ипохон­дрических заболеваний"⁵⁸. Ламетри рассматривает душу как со­вокупность присущих человеку психических функций. И, как врач, показывает, что все способности души находятся в тес­нейшей зависимости от "особой организации мозга и всего тела". "В сущности, — приходит к выводу мыслитель, — они представляют собой не что иное, как результат этой организа­ции". В его произведении "Человек-машина" проводится идея, что "человеческое тело — это заводящая сама себя машина, живое олицетворение беспрерывного движения". Эта машина заводится не механически, а путем поступления в кровь "хилу­са" — питательного сока, образующегося при переваривании человеческим организмом поглощаемых им продуктов. Они пре­вращаются в энергию и приводят в движение мускулы и тело. Связь и зависимость психического от физиологического Ламет­ри представляется очевидной.

402

Тем не менее Лейбниц, продолжая картезианскую тради­цию, выдвинул концепцию психофизиологического паралле­лизма. Она возникла из попытки совместить механистическую картину мира и совершенно неподвластную законам механики уникальную сферу психического. Психическое мыслилось как нечто автономное от материальных воздействий, под­чиненное особой психической причинности. Из-за абсо­лютной гетерономности, разнородности этих сфер взаимо­действие между душой и телом, по мнению Лейбница, не­возможно. Согласно идее психофизиологического паралле­лизма душа и тело совершают свои операции независимо друг от друга, но с величайшей точностью, создающей впе­чатление их согласованности между собой. Они подобны паре часов, которые всегда показывают одно и то же вре­мя, хотя и движутся независимо.

Только в 19 в. как бы возродились важнейшие выводы Спинозы, Ламетри, Вольтера. Дарвиновское учение потре­бовало понять психику не как надмировую сущность, а как активный фактор регуляции жизненных процессов. Откры­тие закона сохранения энергии сделало невозможным представление о сознании как особой автономной силе. Впоследствии в различных разделах психологии и в смеж­ных с нею областях был накоплен огромный материал о многообразных формах зависимости психических актов от их физиологического субстрата.

Одновременно с популяризацией естественнонаучных дан­ных возникло "вульгарное" направление, которое абсолютизи­ровало доминирующую роль физиологии и игнорировало спе­цифичность и уникальность психического. Французский фи­лософ-материалист, врач П. Кабаиис (1757—1808) в лекции, прочитанной в Национальном институте на тему "Отношение между физической и нравственной природой человека", защи­щал тот взгляд, что процессы человеческого мышления выво­дятся исключительно из физиологической природы человека. Головной мозг он рассматривал как орган, предназначенный для

26* 403

производства мысли, "подобно тому, как желудок и кишки со­вершают пищеварение, печень вырабатывает желчь, околоуш­ные, подчелюстные и предъязычные железы отделяют слюну". Это не просто физиологическое обоснование процесса мышле­ния, это вульгарное понимание всей сферы психического и ду­ховного. Ибо само образование понятий, да и всех нрав­ственных побуждений у Кабаниса находится в зависимости от темперамента, климата, условий жизни, пола и возраста.

Немецкий естествоиспытатель, врач по профессии, предста­витель "вульгарного материализма" Л. Бюхнер (1824—1899) на­чинает свои размышления следующими словами: "Поводом к на­писанию этих строк послужила мне известная мысль Карла Фог­та о том, что "мысли находятся в таком же отношении к мозгу, в каком желчь находится к печени или моча к почкам". Эта под­вергающаяся различным критическим нападкам мысль была вы­сказана уже задолго до Фогта Кабанисом. Вместе с тем немецкий естествоиспытатель и философ К. Фогт (1817— 1895) вводит вы­шеприведенную мысль словами: "выражаясь несколько грубо". Сам же Бюхнер считает сделанное им сравнение неудачным. Однако на том основании, что мысль или мышление не являют­ся продуктами выделения, отбросами, а представляют собой де­ятельность веществ и соединения веществ, расположенных в мозгу в определенном порядке и в определенной связи, тайна мышления заключается не в мозговых веществах, как таковых, а в характере их соединения и совместной деятельности. Собствен­ный вывод Бюхнера также грешит вульгарным акцентировани­ем природы физиологического. На мышление можно и должно смотреть, утверждает он, как на особую форму всеобщего есте­ственного движения, присущую субстанции центральных не­рвных элементов точно так же, как мускульной субстанции при­суще движение сокращения, или как мировому эфиру присуще движение света, или как магниту присуще явление магнетизма.

В главном своем произведении "Сила и материя ".которое вы­держало свыше 20 изданий, он писал:"Мозг есть место (Sitz) и орган мышления; его величина, его форма, его развитие, состав

404

и образование, образование его отдельных частей находятся в определенном отношении к величине и силе исходящих из него психических или душевных действий..." "Слово "душа" представ­ляет собой не что иное, как суммарное понятие (Kollektivbegriff) или общее выражение для всей деятельности мозга, включая нер­вную систему, точно так же как слово "дыхание" является сум­марным понятием для деятельности органов дыхания, а слово "пищеварение" — для деятельности органов пищеварения"⁵⁹.

Я. Молешотт (1822—1893), немецкий философ и физиолог тоже разделял убеждение, что мышление является лишь матери­альным продуктом мозга, и отличал в мышлении лишь физиоло­гический механизм. По его мнению, все психические и духов­ные процессы имеют физиологическую природу и зависят от со­става пищи.

Новые варианты психофизического взаимодействия пред­ставлены в доктрине американского прагматиста У. Джемса. Он полагал, что материал опыта всегда нейтрален и лишь в целях практического удобства его элементы могут выступать либо как физические, либо как психические. В его концепции "потока сознания" непрерывно сменяющие друг друга целостные инди­видуальные психические состояния отражают физиологические процессы в организме.

В конце 19-го — начале 20 в. распространилась махистская трактовка психофизической проблемы, согласно которой "душа" и "тело" построены из одних и тех же элементов (ощу­щений), и поэтому целесообразно говорить не о соотношении физического и психического, но о различных комплексах ощу­щений. Этим психофизиологическая проблема снималась как квазипроблема.

Так или иначе, при помощи вульгарных или логических рас­суждений установка, согласно которой мысль-душа не может су­ществовать вне своего тела-мозга, стала признанным научным фактом. Однако мыслит не мозг, а человек при помощи мозга. Чтобы исследовать мысль, нужно исследовать способ действий мыслящего тела, а не просто его структуру и пространственное

405

строение в бездействующем состоянии. Ибо мыслящее тело, когда оно бездействует, совсем не обнаруживает себя как мыс­лящее, а ведет себя как просто "тело".

Исследование тех материальных механизмов, с помощью которых осуществляется мышление внутри человеческого тела, т.е. анатомофизиологическое изучение мозга, очень ин­тересно. И конечно же, устройство мозга, как и устройство любого другого органа, должно быть таковым, чтобы оно мог­ло осуществлять соответствующую функцию. Однако самое полное описание структуры органа в бездействующем состо­янии не может служить описанием той функции, которую этот орган выполняет. Именно в сфере функционирования возни­кают особенности, о которых нельзя узнать, препарируя орган, исследуя его структуру.

Опасность дуализма, вытекающего из представлений о пол­ной автономии физиологии и психологии, заставила ученых, сгруппировавшихся вокруг С.Л. Рубинштейна, выработать в кон­це 50-х гг. формулировку, согласно которой рефлекторная дея­тельность рассматривается одновременно и как физиологичес­кая, и как психологическая. Физиологи занимаются онтологичес­ким аспектом, изучая материальные основы психической дея­тельности. Психологи же - эпистемологическим аспектом, изу­чая идеальные, образные формы познания ("отражение внешних условий во внутреннем состоянии").

Данные нейроморфологии убедительно свидетельствуют, что мозг каждого человека обладает индивидуальными ана­томическими особенностями, которые могут достигать весь­ма существенной степени различий. В этом можно усматри­вать основу индивидуальных свойств высшей нервной дея­тельности. Следовательно, структурные особенности в ка­кой-то мере выражают и функциональные различия.

Думать, что морфофизиологические особенности мозга дан­ного индивида безразличны для функционирования этого моз­га, значит отрицать принцип единства функции и структу­ры. И никакие ссылки на общественную среду и социальные

406

условия не могут помочь. Дебил, помещенный в необыкновенно благоприятные развивающие условия окружающей среды, все равно останется дебилом. В равной мере и апелляция к внеш­ней среде не способна сама по себе объяснить происхожде­ние гения. Необходимо иметь в виду, что психофизиологичес­кие определенности человека имеют свое бытие не только в мире культуры, но и в системе нейродинамических структур головного мозга. Это та книга, в которой они записаны, счи­тает исследователь данной проблемы Д.И. Дубровский, но мы еще не научились ее читать. Ни в коей мере не умаляя роли общественной среды, особенно в процессе первичной соци­ализации, при формировании сознания необходимо учиты­вать имеющиеся генетические факторы.

Когда Энгельс говорил: "Мы несомненно "сведем" когда-нибудь экспериментальным путем мышление к молекулярным и химическим движениям в мозгу", он заканчивал свою мысль вопросом: "Но разве этим исчерпается сущность мышле­ния?"⁶⁰. Тем самым наряду с философским предлагался есте­ственнонаучный подход к изучению мышления, во-первых, а во-вторых, высказывалось предостережение против абсолю­тизации выводов по изучению молекулярного и химического движения в мозге, т.е. в субстрате мышления, так как это не составляет сущности мышления. Речь шла о таком рассмот­рении психического и физиологического, при котором ста­вится задача наиболее адекватно изучать физиологические нейродинамические эквиваленты психических явлений, но не подменять и не исключать психофизиологическую проблему как таковую.

Мышление человека связано с тем, что в новых условиях че­ловек активно конструирует весь состав будущих действий в со­гласии с внешними обстоятельствами, с формами вещей. По­скольку этих внешних обстоятельств бесконечное множество, то и мышление (душа, размышление) должно быть способно к бесконечному количеству вариантов действий. Бесконечное ко­личество действий невозможно предусмотреть заранее в виде

407

телесно запрограммированных схем. Следовательно, мышление и есть способность активно строить и перестраивать схемы внешнего действия сообразно новому стечению обстоятельств, а не действовать по готовой схеме, как это делает автомат.

Психофизиологическая проблема актуальна и сегодня. Она связана с задачами эффективных поисковых методик обучения, вопросами интенсификации творческого мышления, задачей моделирования функций головного мозга, проблемой целост­ного подхода к больному как к личности. Ее современное ре­шение связано с пониманием психики как активного отраже­ния реальности, осуществляемого посредством нейрофизиоло-гических механизмов.