§ 48. Об отношении гения к вкусу

Для суждения, о прекрасных предметах, как таковых, нужен вкус, а для самого изящного искусства, т. е. для создания, таких предметов, требуется гений.

Если гений рассматривают как талант к изящному искусству (что вытекает из истинного значения этого слова) и с этой целью хотят разложить его на способности, которые в совокупности должны составить такой талант, — то прежде всего необходимо точно определить различие между красотой природы, для суждения о которой требуется лишь вкус, и красотой [произведения] искусства, для возможности которой (что надо принимать во внимание при суждении о подобном предмете) требуется гений.

Красота в природе — это прекрасная вещь, а красота в искусстве — это прекрасное представление о вещи.

Чтобы судить о красоте в природе как о таковой, мне не нужно заранее иметь понятие о том, чем должен быть этот предмет, т. е. мне не нужно знать о материальной целесообразности (цели); одна лишь форма сама по себе без познания цели нравится при суждении. Но если предмет выдается за произведение искусства и как таковой должен быть признан прекрасным, то, ввиду того что искусство всегда предполагает цель в причине (и ее каузальности), следует прежде всего положить в основу понятие о том, чем должна быть эта вещь; и так как соответствие многообразия в вещи внутреннему назначению ее как цели есть совершенство вещи, то в суждении о красоте [произведения] искусства всегда должно приниматься во внимание и совершенство вещи, о чем при суждении о красоте природы (как таковой) не спрашивается.—Правда, в суждении прежде всего об одушевленных предметах природы, например о человеке или лошади, когда хотят судить

 

==327

об их красоте, обычно принимается во внимание также и объективная целесообразность; но тогда и суждение больше уже не чисто эстетическое, т. е. не одно лишь суждение вкуса. Природа рассматривается уже не в том виде, в каком она является в качестве искусства, а поскольку она действительно есть (хотя бы и сверхчеловеческое) искусство; и телеологическое суждение служит для эстетического основой и условием, и эстетическое суждение должно это принимать во внимание. В таком случае, если, например, говорят: «Это красивая женщина», на самом деле имеют в виду только одно: что природа прекрасно представляет в ее фигуре цели телосложения женщины; ведь помимо одной только формы необходимо обратить внимание и на понятие, дабы таким образом мыслить предмет посредством логически обусловленного эстетического суждения.

Изящное искусство обнаруживает свое превосходство именно в том, что оно прекрасно описывает вещи, которые в природе безобразны или отвратительны. Фурии, болезни, опустошения, вызванные войной, и т. п. могут быть прекрасно описаны как нечто вредное и даже прекрасно изображены на картине. Только один вид безобразного нельзя представить в соответствии с природой, не уничтожая всякого эстетического удовольствия, стало быть, и красоты в искусс1ве, — именно тот, который вызывает отвращение. В самом деле, так как в этом странном, исключительно на воображении основанном ощущении предмет представлен так, как если бы он навязывался для наслаждения, чему мы всеми силами противодействуем, то в нашем ощущении основанное на искусстве (kiinstliche) представление о предмете уже не отличается от самой природы этого предмета, и поэтому невозможно считать это представление прекрасным. И ваяние исключает из числа своих творений непосредственное изображение безобразных предметов, так как в его произведениях искусство почти смешивается с природой, и поэтому оно позволяет изображать, например, смерть (в виде прекрасного гения), воинскую доблесть (в Марсе) с помощью аллегории или атрибутов, имеющих прият-

 

==328

вый вид, стало быть лишь косвенно, посредством исходящего из разума толкования, а не для эстетической только способности суждения.

Сказанного относительно прекрасного представления о предмете достаточно; эго представление есть, собственно, только форма изображения понятия, через которую это понятие приобретает всеобщую сообщаемость. — Для того, однако, чтобы придать эту форму произведению изящного искусства, требуется только вкус, с которым художник, после того как он поупражнял и развил его на различных образцах искусства или природы, сообразует свое произведение и после некоторых, часто нелегких, попыток угодить вкусу находит ту форму, которая его удовлетворяет; вот почему эта форма не есть, так сказать, дело вдохновения или свободного порыва душевных сил, а есть результат медленных и даже мучительных поправок, чтобы соразмерить ее с мыслью и вместе с тем не дать ущемить свободу игры душевных сил.

Но вкус есть только способность суждения, а не продуктивная способность; и то, что ему соответствует, не есть еще поэтому произведение изящного искусства;

оно может быть произведением, относящимся к полезному и механическому искусству или даже к науке, [созданным] по определенным правилам, которые можно изучить и которым должно точно следовать. Приятная же форма, придаваемая вкусу, есть лишь средство сообщения и как бы манера изложения, в отношении которой до известной степени сохраняется свобода, хотя, впрочем, она связана с определенной целью. Так, например, требуют, чтобы столовый прибор, или трактат по морали, или даже проповедь имели сами по себе эту форму изящного искусства, с тем условием, однако, чтобы эта форма не казалась вычурной; но из-за этого их нельзя называть произведениями изящного искусства. К последним относятся стихотворения, музыка, картинная галерея и т. п.; и здесь-то в творениях, которые должны быть произведениями изящного искусства, можно часто наблюдать — в одном гений без вкуса, а в другом — вкус без гения.

 

==329