Классики / Новая / Кант / Критика способности суждения / prim1,2,3

Примечание

Представьте себе человека в моменты настроенности его души к моральному ощущению. Окруженный прекрасной природой, спокойно и радостно наслаждаясь своим существованием, он испытывает потребность быть кому-то благодарным за это. Если же он в том же душевном состоянии оказывается обремененным обязанностями, выполнить которые может и хочет только путем добровольного самопожертвования, он чувствует потребность совершить это как нечто приказанное ему, повинуясь высшему властелину. Если же он по неосмотрительности нарушил свой долг, то, пусть даже он не несет за это ответственность перед людьми, в душе его звучат строгие самообвинения как голос судьи, требующего отчета в содеянном. Одним словом: он нуждается в моральной интеллигенции, чтобы иметь для цели своего существования существо, которое служило бы сообразно этой цели причиной его и мира. Тщетно было бы придумывать мотивы этих чувств; они непосредственно связаны с самой чистой моральной настроен-

ностью, так как благодарность, послушание и смирение

(подчинение заслуженному наказанию) — это особая настроенность души к долгу, и душа, склонная к углублению своих моральных убеждений, добровольно мыслит здесь предмет, который пребывает не в мире, чтобы по возможности доказать, что она помнит и о своем долге перед ним. Следовательно, по крайней мере возможно — и основание для этого заложено в моральном образе мыслей — представить себе чистую моральную потребность в существовании существа, подчинение которому придает нашей нравствен-

320

________КРИТИКА ТЕЛЕОЛОГИЧЕСКОЙ СПОСОБНОСТИ СУЖДЕНИЯ________

ности либо большую силу, либо (по крайней мере по нашему представлению) большее содержание, а именно новый предмет для ее применения, то есть существо вне мира, устанавливающее моральные законы; при этом совершенно не принимается во внимание теоретическое доказательство, а тем более эгоистический интерес: признание это исходит из чисто морального, свободного от каких-либо чуждых влияний (но только субъективного) основания и направлено только на прославление чистого практического разума, устанавливающего законы только для себя. И хотя такая настроенность души испытывается редко и длится недолго, быстро проходит, не оказывая длительного воздействия и не вызывая размышления о смутно представляемом предмете или усилий подвести его под ясные понятия, тем не менее основанием для этого, несомненно, служат моральные задатки в нас в качестве субъективного принципа — не довольствоваться в видении мира его целесообразностью посредством природных причин, а связывать ее с высшей причиной, господствующей над природой по моральным принципам. К этому присовокупляется еще и то, что мы чувствуем, как моральный закон заставляет нас стремиться к всеобщей высшей цели, но при этом чувствуем, что ни мы, ни вся природа в целом не способны ее достигнуть, что, лишь стремясь к ней, мы можем считать себя соответствующими конечной цели разумной причины мира (если бы таковая существовала); таким образом, есть чистое моральное основание практического разума признавать наличие этой причины (ибо это можно совершать без противоречия), хотя бы для того, чтобы не считать наше стремление совершенно суетным в его воздействиях и избежать опасности ослабить его.

Всем этим я хочу здесь сказать только следующее: что страх вначале, правда, создал богов (демонов), но разум сумел посредством своих моральных принципов создать понятие Бога (несмотря на то, что обычно знания в области телеологии природы были очень скудны, а из-за трудности с помощью достаточно надежного принципа привести в ней в соответствие противоречащие друг другу явления возникали серьезные сомнения) и что внутреннее моральное определение цели своего существования восполняло то, чего не хватало познанию природы, указывая на необходимость мыслить в качестве конечной цели существования всех вещей — ее принцип, удовлетворяющий разум, может быть только этическим — высшую причину,

________И. КАНТ________

обладающую свойствами, позволяющими ей подчинить всю природу этому единственному намерению (для которого природа служит лишь орудием), то есть мыслить названную высшую причину как божество.

§ 87

О МОРАЛЬНОМ ДОКАЗАТЕЛЬСТВЕ БЫТИЯ БОГА61

Есть физическая телеология, которая дает нашей теоретически рефлектирующей способности суждения достаточный довод для того, чтобы признать существование разумной причины мира. Но мы обнаруживаем в нас самих, и еще более того в понятии разумного, обладающего вообще свободой (своей каузальности) существа и моральную телеологию, которая, поскольку целевая связь вместе со своим законом может быть априорно определена в нас самих, следовательно, познана как необходимая, не нуждается для этой внутренней закономерности в разумной причине вне нас, так же как, находя целесообразное в свойствах геометрических фигур (для всевозможного искусного построения), не следует искать наделивший их этой целесообразностью высший рассудок. Однако эта моральная телеология касается нас как существ мира и, следовательно, как существ, связанных с другими вещами

вмире, судить о которых как о целях или как о предметах — для них мы сами суть конечная цель — и предписывают нам эти моральные законы. Именно моральная телеология, касающаяся отношения нашей собственной каузальности к целям и даже к конечной цели, которую нам надлежит предполагать

вмире, а также отношения между миром и той нравственной целью и внешней возможностью ее осуществления (в чем не может служить нам руководством физическая телеология), ставит перед нами неизбежный вопрос: заставляет ли она наше разумное суждение выходить за пределы мира и искать для указанного отношения природы к нравственному началу

внас разумный высший принцип, чтобы представить себе природу целесообразной также по отношению к моральному внутреннему законодательству и его возможному осуществлению. Следовательно, моральная телеология в самом деле существует, и она столь же необходимо связана с номотетикой свободы, с одной стороны, и природы — с другой, как

322

________КРИТИКА ТЕЛЕОЛОГИЧЕСКОЙ СПОСОБНОСТИ СУЖДЕНИЯ________

гражданское законодательство — с вопросом, где искать исполнительную власть; и вообще связь существует во всем, где разум должен дать принцип действительности известного закономерного, возможного лишь сообразно идеям порядка вещей. Прежде всего мы хотим показать, как разум движется от моральной телеологии и ее отношения к физической телеологии к теологии, а затем остановиться на возможности и убедительности этого умозаключения.

Если считать существование ряда вещей (или ряда форм вещей) случайным, то есть возможным только посредством чего-то другого в качестве причины, то искать высшее основание этой каузальности и, следовательно,

необусловленное основание обусловленного, можно либо в физическом, либо в телеологическом порядке (по nexu effectivо или nexu finali). Другими словами, можно спросить, какова высшая (совершенно не обусловленная) ее цель, то есть конечная цель создания ею этих или вообще всех ее продуктов? При этом, разумеется, предполагается, что эта причина способна представлять себе цели, тем самым есть разумное существо или по крайней мере должна мыслиться нами как действующая сообразно законам подобного существа.

Следуя телеологическому порядку, даже самый обыденный человеческий разум вынужден признать осново-

положение: если повсюду имеет место конечная цель,

которую разум должен указать априорно, этой целью может быть только человек (каждое разумное существо в мире), подчиненный моральным законам*. Ибо (так рас-

суждает каждый) если бы мир состоял из одних только безжизненных или из живых, но лишенных разума су-

* Я намеренно говорю: подчиненный моральным законам. Не человек, действующий по моральным законам, то есть такой, который действует сообразно им, есть конечная цель творения. Ибо последним выражением мы сказали бы больше, чем знаем, а именно, что во власти творца мира сделать, чтобы человек всегда поступал сообразно моральным законам; это предполагает понятие свободы и природы (для природы только и можно мыслить внешнего творца), которое должно было бы содержать проникновение в сверхчувственный субстрат природы и его тождество с тем, что делает возможным в мире каузальность посредством свободы, а это выходит далеко за пределы понимания нашего разума.

Только о человеке, подчиненном моральным законам, мы можем, не преступая границ нашего понимания, сказать: его существование составляет конечную цель мира. Это полностью согласуется и с суждением человеческого разума, морально рефлектирующего о ходе вещей в мире.

21* 323

________И. КАНТ________

ществ, то существование такого мира не имело бы никакой ценности, так как в нем не было бы существа, имевшего хотя бы малейшее понятие о ценности. Если же были бы и разумные существа, разум которых был бы способен полагать ценность существования вещей лишь в отношении к ним природы (в их благополучии), но не способен сам обрести эту ценность первоначально (в свободе), то в мире были бы, правда, относительные цели, но не было бы (абсолютной) конечной цели, ибо существование таких разумных существ всегда было бы бесцельным. Особое же свойство моральных законов состоит в том, что они предписывают разуму нечто как цель без всякого условия, тем самым именно так, как того требует понятие конечной цели; и существование такого разума, который в своем отношении целей может быть высшим законом для самого себя, другими словами, существование разумных существ, подчиненных моральным законам, только и можно мыслить как конечную цель существования мира. В противном случае причина его существования либо вообще не предполагает цели, либо в основе его лежат цели без конечной цели.

Моральный закон как формальное условие разума для применения нашей свободы связывает нас только сам по себе, не завися от какой-либо цели как материального условия; но он вместе с тем, причем априорно, определяет для нас конечную цель, стремиться к которой он нас обязывает: и эта цель есть высшее, возможное посредством свободы, благо в мире. Субъективное условие, при котором человек (и по всем

Мы полагаем, что и в злом усматриваем следы мудрого соотношения

от нас; но высшую мудрость правления миром мы видим в том, что побуждение к первому и результат обоих предписываются по моральным законам. В этом, собственно, и состоит слава Божия, которую теологи поэтому достаточно справедливо называют последней целью творения. Следует также заметить, что под словом творение мы, пользуясь им, имеем в виду только то, что здесь сказано, а именно причину существования мира или вещей в нем (субстанций), что и содержится в подлинном понятии этого слова (actuatio substantiae est creatio62 ): в нем еще отсутствует предположение о свободно действующей, следовательно, разумной причине (существование которой мы еще только собираемся доказать).

324

________КРИТИКА ТЕЛЕОЛОГИЧЕСКОЙ СПОСОБНОСТИ СУЖДЕНИЯ________

нашим понятиям — каждое разумное конечное существо) может, подчиняясь названному закону, полагать себе конечную цель, есть счастье. Следовательно, высшее возможное в мире физическое благо, достижению которого мы, поскольку это от нас зависит, содействуем в качестве конечной цели, есть счастье — при объективном условии согласия человека с законом нравственности, делающего его достойным быть счастливым.

Однако по всем способностям нашего разума мы не можем эти два требования конечной цели, заданной нам моральным законом, представить себе, связанными только естественными причинами и соответствующими идее мыслимой конечной цели. Следовательно, понятие о практической необходимости такой цели посредством применения наших сил не согласуется с теоретическим понятием о физической возможности ее достижения, если мы связываем с нашей свободой только каузальность (средство) природы.

Поэтому чтобы предположить в соответствии с моральным законом конечную цель, нам необходимо признать моральную причину мира (творца мира) и в той мере, в какой необходимо первое, в такой же (то есть в той

же степени и на том же основании) необходимо признать и второе, а именно, что есть Бог*.

* * *

Этим доказательством, которому легко придать форму логической точности, мы не хотим сказать, что столь же необходимо допустить существование Бога, как признать значимость морального закона, что тот, кто не может убедиться в первом, может считать себя свободным и от обязательств ко второму. Нет! Тогда пришлось бы отказаться только от преднамеренности конечной

* Этот моральный аргумент не должен служить объективно значимым доказательством бытия Божия или доказать сомневающемуся, что Бог есть; цель этого аргумента — показать, что желающий мыслить морально должен включить признание этого положения в число максим своего практического разума. Не предполагается этим также, что для нравственности необходимо допускать счастье всех разумных существ мира сообразно их моральности; предполагается, что это необходимо посредством нравственности. Следовательно, для моральных существ это субъективно достаточный аргумент.

325

________И. КАНТ________

цели в мире посредством следования моральному закону (от счастья разумных существ, гармонически согласующегося со следованием моральным законам, как высшего блага в мире). Каждый разумный человек должен был бы и в этом случае всегда считать себя нерасторжимо связанным с предписаниями нравственности, ибо законы ее формальны и безусловны, безотносительно к целям (как категории воления). Однако требование конечной цели, предписываемое практическим разумом существам мира, — это положенная в них их природой (как конечных существ) неодолимая цель, которую разум подчиняет только моральному закону как нерушимому условию или хочет сделать всеобщей в соответствии с этим законом и таким образом делает конечной целью содействие счастью при его соответствии с нравственностью. Содействовать этой конечной цели, насколько это в наших силах (в той мере, в какой это касается счастья), предписывает нам моральный закон; результат наших усилий может быть любым. Исполнение долга заключается в форме серьезной воли, а не поисках причин, ведущих к успеху.

Следовательно, если допустить, что какой-либо человек, побуждаемый отчасти слабостью всех столь восхваляемых спекулятивных аргументов, отчасти обнаруженными им в природе и нравственном мире несообразностями, принял положение: Бога нет, — то он оказался бы в своих собственных глазах недостойным, если счел бы вследствие этого законы долга лишь воображаемыми, незначимыми, необязательными и решился бы преступить их. Если впоследствии такой человек уверится в том, в чем он сначала сомневался, он тем не менее останется при таком образе мыслей недостойным, пусть он даже из страха или из надежды на награду, но без внутреннего уважения к долгу выполнял свой долг с такой точностью, с какой это только и можно требовать. Наоборот, если он как верующий искренне и бескорыстно исполняет свой долг, следуя своему сознанию, но, позволив себя убедить в том, что Бога нет, сразу же считает себя свободным от всех нравственных обяза-

тельств, то с его внутренними моральными убеждениями дело обстоит плохо.

Мы можем, следовательно, представить себе добропорядочного человека (например, Спинозу), который твердо

326

________КРИТИКА ТЕЛЕОЛОГИЧЕСКОЙ СПОСОБНОСТИ СУЖДЕНИЯ________

уверился в том, что Бога нет и (поскольку в отношении объекта моральности это ведет к одинаковым следствиям) нет и загробной жизни; как он будет судить о внутреннем назначении своей цели, заданной моральным законом, который он в своих поступках уважает? Он не ждет от исполнения закона выгоды, ни в этом, ни в ином мире; он лишь стремится бескорыстно делать добро, к которому тот священный закон направляет все его силы. Однако его стремлению поставлен предел; он может иногда ждать от природы случайного содействия, но никогда не может надеяться на закономерное и совершаемое по постоянным правилам (какие суть и должны быть внутренне его максимы) согласие с той целью, содействие осуществлению

которой он все же считает своей обязанностью и стимулом. Обман, насилие и зависть всегда будут преследовать его, хотя сам он честен, миролюбив и благожелателен, и добропорядочные люди, которых он еще встретит, будут, несмотря на то, что они достойны счастья, постоянно подвергаться природой, которая не обращает на это внимания, всем бедствиям — лишениям, болезням и безвременной смерти, подобно остальным животным Земли, пока всех (честных и нечестных, здесь это значения не имеет) не поглотит глубокая могила и не отбросит тех, кто считал себя конечной целью творения, в бездну бесцельного хаоса материи, из которого они были извлечены. Следовательно, от цели, которая стояла и должна была стоять перед этим благонамеренным человеком, когда он следовал закону, он должен, признав ее недостижимой, отказаться; или если он стремится сохранить в этом верность зову своего внутреннего нравственного назначения

ине хочет, несмотря на недействительность конечной цели, единственно соответствующей высоким требованиям уважения к нравственному закону, уменьшить уважение, которое ему, требуя послушания, этот закон непосредственно внушает (что не может совершиться без нанесения ущерба моральному убеждению), то он должен, исходя из практического намерения, то есть чтобы составить понятие по крайней мере о возможности морально предписанной ему конечной цели, признать существование морального творца мира, то есть Бога,

иэто он может сделать, так как это понятие само по

себе, во всяком случае, лишено внутреннего противоречия.

327