Классики / Новая / Кант / Критика способности суждения / prim1,2,3

341

________И. КАНТ________

конца пустым выдумкам. Но было бы совершенно необоснованно допустить возможность сверхчувственного существа, определенного по раду понятий, так как для этого нет никаких необходимых условий познания, основанного на том, что дано созерцанием, и, следовательно, в качестве критерия этой возможности остается только закон противоречия (который может доказать лишь возможность мышления, а не мыслимого предмета).

Вывод из всего этого таков: для существования первосущносги как божества или души как бессмертного духа человеческий разум не способен предложить никакого теоретического доказательства, содержащего хотя бы малейшую степень убедительности; и по вполне понятной причине: у нас нет материала для определения идей сверхчувственного, мы берем его в вещах чувственного мира, что совершенно не соответствует названному объекту; между тем без определения этих идей у нас остается лишь понятие о нечувственном нечто, в котором заключено последнее основание чувственного мира, а это еще не составляет познания (как расширения понятия) о его внутренних свойствах.

§ 91

О СПОСОБЕ УБЕЖДЕНИЯ ПОСРЕДСТВОМ ПРАКТИЧЕСКОЙ ВЕРЫ

Если мы принимаем во внимание только то, каким образом нечто может быть для нас (сообразно субъективным свойствам наших способностей представления) объектом познания (res cognoscibilis), то понятия сопоставляются не с объектами, а только с нашими познавательными способностями и с тем, как они смогут использовать данное им представление (с теоретической или практической целью); вопрос, есть ли что-либо познаваемая сущность или нет, — это вопрос, относящийся не к возможности самих вещей, а к возможности нашего познания их. Познаваемые вещи могут быть трех видов: предметы

мнения (opinabile), факты (scibile) и предметы веры

(mere credibile).

1) Предметы идей разума, которые не могут быть

342

________КРИТИКА ТЕЛЕОЛОГИЧЕСКОЙ СПОСОБНОСТИ СУЖДЕНИЯ________

представлены для теоретического познания в каком-либо возможном опыте, поэтому — вообще не познаваемые вещи, и о них не может быть даже мнения, ибо априорное мнение уже само по себе нелепость и прямой путь к выдумкам. Следовательно, наше априорное положение либо достоверно, либо не содержит ничего убедительного. Предметы мнения всегда суть объекты по крайней мере самого по себе возможного опытного познания (предметов чувственного мира), которое, однако, по степени обладаемой нами способности, для нас невозможно. Так, эфир, открытый новейшими физиками, эластичная, проникающая все другие материи (полностью смешанная с ними) жидкость, есть только предмет мнения, но такого рода, что, если бы наши внешние чувства были в высшей степени обострены, его можно было бы воспринять, но никогда нельзя представить в каком-нибудь наблюдении или эксперименте. Предположение о существовании на других планетах разумных обитателей есть мнение, ибо, если бы мы могли приблизиться к этим планетам, что само по себе возможно, мы опытным путем выяснили бы, есть там такие обитатели или нет; но мы никогда настолько не приблизимся к этим планетам, и, таким образом, нам остается только мнение. Но высказывать мнение, что в материальном универсуме есть чистые, бесплотные, мыслящие духи (если, как это и следует, отвергать выдаваемые за духов действительные явления), означает заниматься сочинительством — это вообще не мнение, а просто идея, которая остается, если в мыслящем существе устранить все материальное, сохранив его мышление. Однако остается ли тогда мышление (нам оно известно только у людей, то есть в соединении с телом), мы установить не можем. Подобная вещь есть сущее от

умствования (ens rationis ratiocinantis), а не сущее из умозаключения разума (ens rationis ratiocinatae); объек-

тивную реальность понятия последнего можно в достаточной степени подтвердить, по крайней мере для практического применения разума, так как оно, имея свои особые аподиктически достоверные принципы, даже требует (постулирует) это понятие.

2) Предметы для понятий, чья объективная реальность может быть доказана (посредством чистого разума или опыта, в первом случае исходя из их теоретических или практических данных, но во всех случаях посредством соответствую-

343

________И. КАНТ________

щего им созерцания), суть факты (res facti)*. Таковы математические свойства величин (в геометрии), поскольку они могут быть априорно изображены для теоретического применения разума. К фактам относятся такие вещи или их свойства, которые могут быть показаны в опыте (своем или чужом на основании свидетельства). Но особенно поразительно, что среди фактов обнаруживается и идея разума (которая сама по себе не может быть изображена в созерцании и теоретически доказана по своей возможности). Это — идея свободы, реальность которой как особого вида каузальности (понятие которой в теоретическом рассмотрении было бы запредельным) может быть доказана посредством практических законов чистого разума и в соответствии с ними — в действительных поступках, следовательно, в опыте. Это единственная из всех идей чистого разума, чей предмет есть факт и может быть отнесен к числу scibilia.

3) Предметы, которые по отношению к соответствующему долгу применению чистого практического разума (как следствия или как основания) надлежит мыслить априорно, но которые для теоретического его применения запредельны, суть только предметы веры. Таково высшее достигаемое свободой благо в мире; его понятие не может быть показано по своей объективной реальности в каком-либо возможном для нас опыте, тем самым достаточном для применения теоретического разума, однако применение его для того, чтобы с наибольшей возможностью достичь названной цели, предписывается чистым практическим разумом и, следовательно, должно признаваться возможным. Это предписанное действие

вместе с единственным мыслимым для нас условием его воз-

можности, а именно бытием Бога и бессмертием души, суть предметы веры (res fidei), причем единственные из всех предметов, которые могут быть так названы**. Ибо хотя мы дол-

* Я расширяю здесь, как мне представляется, с достаточным основанием, понятие факта, выводя его за пределы обычного значения этого слова. Ведь нет необходимости, даже нецелесообразно, ограничивать его действительным опытом, когда речь идет об отношении вещей к нашим познавательным способностям, так как одной возможности опыта достаточно, чтобы говорить о них только как о предметах определенного способа познания.

** Однако предметы веры не суть догматы веры, если под ними понимать такие предметы веры, исповедание которых (внутреннее или внешнее) может быть вменено в обязанность, следовательно, они в естественной теологии не содержатся. Так как они в качестве предметов

344

________КРИТИКА ТЕЛЕОЛОГИЧЕСКОЙ СПОСОБНОСТИ СУЖДЕНИЯ________

жны верить тому, что можем узнать только из опыта других, по их свидетельству, но оно еще не есть предмет веры; ведь для одного из свидетелей это было его собственным опытом и фактом или предполагается таковым. К тому же на этом пути (исторической веры) возможно достигнуть знания; объекты истории и географии, как и вообще все, что возможно знать по свойству наших познавательных способностей, относятся не к предметам веры, а к фактам. Только предметы чистого разума могут быть предметами веры, но не как предметы чистого спекулятивного разума, ибо в таком случае они не могут быть с уверенностью причислены к вещам, то есть к объектам возможного для нас познания. Это — идеи, то есть понятия, которым нельзя теоретически обеспечить объективную реальность. Напротив, высшая конечная цель, которую мы должны стремиться достигнуть, то, посредством чего мы только и можем стать достойными быть конечной целью творения, есть идея, имеющая для нас в практическом отношении объективную реальность, и вещь; но потому, что мы не можем дать этому понятию реальность в теоретическом отношении, это только предмет веры чистого разума, и вместе с этим понятием предметы веры — также Бог и бессмертие как условия, при которых мы только и можем по свойствам нашего (человеческого) разума мыслить возможность такого результата законосообразного применения нашей свободы. Убежденность же в предметах веры — это убежденность в чисто практическом отношении, то есть моральная вера, которая ничего не доказывает для теоретического познания разума, но доказывает только для практического, направленного на исполнение своего долга, чистого познания разума, и отнюдь не расширяет область спекуляции или практических правил благоразумия по принципу себялюбия. Если высший принцип всех законов нравственности есть постулат, то этим одновременно постулируется и возможность их высшего объекта, а тем самым постулируется и условие, при котором мы можем мыслить эту возможность. Познание ее не становится благодаря этому ни знанием, ни мнением о существовании и свойствах этих условий в качестве теоретического познания, а есть лишь предположение в практическом и предписанном

веры не могут (подобно фактам) основываться на теоретических доказательствах, то здесь возможна только свободная убежденность, и лишь в качестве таковой она совместима с моральностью субъекта.

345

________И. КАНТ________

для этого отношении для морального применения нашего разума.

Если бы мы могли, как нам кажется, основать определенное понятие о разумной причине мира на целях природы, которые нам в таком изобилии предоставляет физическая телеология, то бытие этой сущности все-таки не было бы предметом веры. Ибо поскольку это принимается не ради исполнения моего долга, а лишь для объяснения природы, оно было бы только соответствующим нашему разуму мнением или гипотезой. Физическая телеология не ведет к определенному понятию о Боге; Бог может быть выражен только в понятии о моральном творце мира, ибо только это понятие указывает нам конечную цель, к которой мы можем считать себя причастными в той мере, в какой мы поступаем сообразно с тем, что возлагает на нас как конечную цель моральный закон, к чему он, следовательно, нас обязывает. Таким образом, понятие Бога получает право считаться в нашем убеждении предметом веры только посредством отношения к объекту нашего долга как условия возможности достигнуть его конечной цели; однако это понятие не может придать своему объекту значимость факта, ибо, хотя необходимость долга ясна для практического разума, но достижение его конечной цели, которая не полностью в нашей власти, принимается только для практического применения разума, следовательно, не столь практически необходимо, как сам долг*.

Вера (как habitus, а не как actus) есть моральный образ мышления разума в его убежденности в том, что

* Конечная цель, содействовать которой повелевает нам моральный закон, не есть основание долга; оно заключено в моральном законе, который как формальный практический принцип руководит нами категорически, невзирая на объекты способности желания (на материю воления), следовательно, на какую бы то ни было цель. Это формальное свойство моих поступков (подчинение их принципу общезначимости), в чем только и заключается их внутренняя моральная ценность, находится полностью в моей власти; я могу абстрагироваться от возможности или неосуществимости целей, способствовать достижению которых мне надлежит соответственно этому закону (поскольку в них заключена только внешняя цель моих поступков), как от того, что никогда не может быть вполне в моей власти, чтобы сосредоточить мое внимание на том, что зависит от меня. Но стремление способствовать конечной цели всех разумных существ (счастью, насколько оно может быть совместимо с долгом) все-таки возлагается на нас законом долга. Однако спекулятивный разум совсем не усматривает осуществимость этой цели (ни со стороны наших собственных физических возможностей, ни со стороны природы); по таким причинам он должен считать, насколько мы можем

346

________КРИТИКА ТЕЛЕОЛОГИЧЕСКОЙ СПОСОБНОСТИ СУЖДЕНИЯ________

недоступно теоретическому познанию. Следовательно, вера — постоянно пребывающее основоположение души, то, что необходимо предполагать как условие для возможности высшей моральной конечной цели, признавать истинным из-за обязательности способствовать достижению этой цели*, хотя возможность ее, так же, как и ее невозможность, нами установлена быть не может. Вера (то, что обычно так называется) есть упование на осуществление намерения, стремиться к которому — наш долг, но возможность претворения которого в действительность недоступна нашему пониманию (следовательно, также возможность единственно мыслимых для нее условий этого). Таким образом, вера, относящаяся к особым предметам — не предметам возможного знания или мнения (в последнем случае она, преимущественно в области истории, должна была бы называться легковерием, а не верой), — вполне моральна. Она — свободная убежденность не в том, ради чего предлагаются догматические доказательства для тео-

судить разумно, результат нашего благонравного поведения, связанный только с природой (в нас и вне нас), без признания Бога и бессмертия, необоснованным и пустым, хотя и вызванным благими намерениями, и, если бы он мог быть полностью уверен в этих суждениях, он рассматривал бы моральный закон как иллюзию нашего разума в его практическом применении. Однако поскольку спекулятивный разум полностью убежден, что этого никогда не может быть, а идеи, предмет которых

нас задачи, следовательно, в моральном отношении, он должен признать, чтобы не впасть в противоречие с самим собой, эти идеи реальными. * Вера — это доверие обетованию морального закона, но не такому, которое в нем содержится, а такому, которое я в него привношу на достаточном в моральном отношении основании. Ибо конечная цель не может быть предписана законом разума без того, чтобы он, хотя бы без уверенности, одновременно не обещал ее достижимость и тем самым не оправдывал нашу убежденность в единственных условиях, при которых наш разум только и может ее мыслить. Это выражает само слово fides; сомнение может вызвать только то, как это выражение и эта особая идея попали в моральную философию, поскольку впервые они были введены христианством и применение их может, пожалуй, показаться льстивым подражанием его языку. Однако это не единственный случай такого рода, ибо эта удивительная религия в величайшей простоте своего изложения обогатила философию значительно более определенными и чистыми понятиями нравственности, чем те, которые философия до того сумела создать; но, когда они появились, разум свободно признал их и принял в качестве таких, к которым он и сам мог и должен был прийти, которые мог и должен был сам ввести.

347

________И. КАНТ________

ретически определяющей способности суждения или к чему мы считаем себя обязанными, а в том, что мы признаем ради цели по законам свободы, но признаем не как мнение без достаточного основания, а как то, что основано на разуме (хотя только в отношении его практического при-

менения) как достаточное для его намерения, ибо без веры моральный образ мыслей, нарушая требование теоретического разума предъявить доказательства (возможности объекта моральности), не обладает необходимой прочностью и колеблется между практическими велениями и теоретическим сомнением. Быть склонным к недоверию означает следовать максиме, согласно которой свидетельствам вообще нельзя верить; неверующий же — тот, кто отрицает всякую значимость названных идей разума, поскольку их реальность недостаточно теоретически обоснована. Следовательно, его суждение догматично. Однако догматическое неверие несовместимо с господствующей в мышлении нравственной максимой (ибо разум не может повелевать следовать цели, признанной просто иллюзией);

сэтой максимой совместима сомневающаяся вера; для нее отсутствие убеждения посредством доводов спекулятивного разума — только препятствие, устранить влияние которого на поведение и предоставить ему в возмещение преобладание практической убежденности может критическое понимание границ этого разума.

Когда вместо ряда ошибочных попыток в философии хотят ввести другой принцип и утвердить его значимость, большое удовлетворение доставляет понимание того, как и почему эти попытки должны были потерпеть неудачу.

Бог, свобода и бессмертие души — те задачи, на решение которых были направлены все средства метафизики как к своей последней и единственной цели. Полагали, что учение о свободе необходимо для практической философии только как негативное условие, напротив, учение о Боге и свойствах души, относящееся к теоретической философии, должно быть изложено само по себе и отдельно, чтобы затем связать то и другое

стем, что предписывает моральный закон (возможный только в условиях свободы), и таким образом создать религию. Однако нетрудно заметить, что эти попытки были обречены на неудачу. Ведь из одних онтологических понятий о вещах вообще или о существовании

348