Gruzia_v_puti_Teni_stalinizma_-_2017

чей, абхазов, грузинских евреев, были невысокие, но пропорционально к общей численности этих же групп – изрядные. [...] Среди репрессированных в Грузии всегда вспоминаются известные фигуры [...]. Но от сталинского террора не было защиты и у простых людей. Доносительство приняло массовый характер. Партия заботилась, чтобы полностью искоренить в народе “христианскую мораль” и “буржуазный гуманизм”» [конец цитаты].

Большой террор в Грузии описан в первом томе рецензируемой книги в целом хорошо, и в этом отношении она достойна положительной оценки.

Большое количество статистических данных было предоставлено Архивом МВД Грузии, поскольку Грузия не скрывает информацию от исследователей, в том числе иностранных. Книга написана на основе солидной теоретической базы, в основном немецкими учеными в сотрудничестве с грузинскими исследователями. Привлечено много ранее не использовавшихся материалов, в том числе на грузинском языке, недоступном для читателей за пределами Грузии.

Первый том кончается главой «Национальные» операции в Грузии» (с. 169–207, автор Леван Авалишвили). Режим репрессировал и по чисто национальному признаку, в основном лиц, принадлежавших к национальностям, проживающим в других странах (поляков, немцев, греков, турок, иранцев и т. д.), которые Кремлю представлялись потенциальными врагами. Как указывается в этой главе, «Национальные операции... в Грузии не приняли [масштабного] характера и протекали в основном вяло, хотя здесь проживал ряд диаспор, напрямую подпадавших под репрессивный удар» (с. 199). «Тезис этнизации карательной политики сталинизма в годы Большого террора, который активно дискутируется в настоящее время в историографии, скорее вызывает сомнения с точки зрения анализа архивных документов по национальным операциям в Грузии в 1937–1938 гг.» (с. 201).

Аналогичный вывод содержится и в другой части книги: «Невысокий общий уровень образования диаспор в комбинации с относительно “мягкими” наказаниями косвенным образом говорит о том, что органы НКВД Грузии не придавали большого значения военной опасности и, соответственно, шпионской деятельности в пользу иностранных держав» (с. 98).

Если бы книга «Большевистский порядок в Грузии» заканчивалась главой «Национальные» операции в Грузии», она бы не вызывала серьёзных нареканий и, вероятно, была бы оценена положительно всеми рецензентами.

Авторы: Интересно, что рецензент в своей более ранней публикации указывает на то, что абсолютные числа не убедительны, а представляют собой только показатели, ориентирующиеся на долю соответствующей национальности в населении. Но если речь идёт о Грузии, то сказанное, очевидно, не должно более иметь силы. Ведь во всём первом разделе своей рецензии автор настраивает читателя на то, что он выступает не за оперирование числами подобно авторам, подвергнутым критике, – которые ориентируются на долю населения соответствующего этнического меньшинства в Грузии, – а за анализ и оценку, опирающиеся на абсолютные цифры преследований. Таким образом рецензент получает основания утверждать, что этнические грузины как бесспорно крупнейшая этническая группа всегда страдали в наибольшей степени. Это служит в первую очередь для выравнивания различий, а также обоснования того, что нет необходимости внимательнее присматриваться к меньшинствам, они растворятся в общем «пуле страданий». При этом подчёркивается необходимость осмысления того, что этнические грузины в этой логике являются величайшими со статистической точки зрения жертвами, и только здесь и стоит присматриваться внимательнее.

Р. Гачечиладзе: Но четыре автора (Марк Юнге, Даниель Мюллер, Вольфганг Фойерштайн, Иван Джуха) написали и включили в книгу главу «Этнос и террор», которая, как видно из опубликованных в конце книги рецензий, вызвала бурную дискуссию. Не знаю, предлагалось ли грузинским учёным поработать над этой главой? Скорее всего, нет.

Для почти всех этносов, проживающих в Грузии в 1930-е годы, была вычислена «степень репрессии» – соотношение численности осужденных по этническому признаку и общей численности этой же группы (до сотой доли процента). Потом эти данные сравнивались друг с другом.

Авторы часто оперировали только процентами – может быть, потому, что абсолютные показатели репрессированных среди малочисленных этносов читателю могли бы показаться слишком незначительными для серьёзных выводов.

Авторы: В общем и целом показателей в статистическом отношении достаточно. Мы не работаем с абсолютными цифрами. Они, на наш взгляд, не убедительны в исследовании, ориентированном на сравнение.

Р. Гачечиладзе: Степень репрессий кулацкой тройкой по отдельным этническим группам оказалась разной: для немцев – 1,4 %, азербайджанцев – 1,19, абхазов – 1, украинцев – 0,73, езидов – 0,73, русских – 0, 69, грузин – 0,63 евреев – 0, 58, армян – 0,44, турок – 0,44, курдов-суннитов – 0,32, осетин – 0,24, греков –

0,18 % и т. д.

Если степень репрессий грузин составила 0,63 %, то суммарно по всем остальным этническим группам Грузии – 0,60 %. Соотношение численности грузин, приговоренных «кулацкой тройкой» к ВМН, и общей численности грузинского населения составило 0,30 %, а для других национальных групп Грузии – 0,31 % (с. 224).

По данным авторов, в 1937–1938 гг. репрессированные «кулацкой тройкой» грузины (12460 человек, из них 5559, или 45 %, расстреляны) составили 59,1 % от всех осужденных по республике (21058), что примерно соответствует удельному весу грузин во всём населении в 1937 г. Осуждено было 8623 представителей других национальностей (из них 4990 человек приговорено к смертной казни) (с. 350).

По тем же данным, всего было осуждено 554 абхаза, из них 76 – представителей «элиты» (с. 358). Расстреляно около 280 человек. Показатели для количественного малого этноса очень большие.

Но насколько корректно построение теории о том, что репрессии против абхазов были чем-то особенным, если абсолютные показатели расстрелянных этнических грузин превышали количество расстрелянных абхазов в 19,7 раз, а если сравнить суммы репрессированных по «первой» и «второй категории», превышение количества грузин над абхазами составляет 22,5 раза?

Мне крайне неприятно делать такие количественные сравнения людей, замученных НКВД, но рецензирование книги не оставляет другой возможности. Если вышеприведённые показатели степени репрессий верны, они не так резко разнятся, чтобы говорить о какой-то особой этнизации репрессий в Грузии. Авторы отмечают, что «тезис об этнизации карательной политики сталинизма не подтвержден документально. Отдельные сферы, для которых эта интерпретация “работает”, недопустимым образом обобщаются, превращаясь в один всеобъемлющий нарратив»

(с. 201).

Авторы: Мы скажем в очередной раз, что территориальная, экономическая, политическая и социальная конкуренция в комбинации с этническими клише приводили в каждом случае к различ-

ным показателям репрессий относительно меньшинств, живших

вГрузии, и наций, проживавших в диаспоре. Речь шла о политике, имевшей целью гомогенизацию грузинской нации.

Р. Гачечиладзе: Несмотря на вышеуказанное резонное замечание, авторы пришли к другим выводам в отношении Грузии. Различия в коэффициентах дали им повод заключить, что руководство Грузии (точнее, тройка) особенно старалось репрессировать некоторые этнические меньшинства. «Репрессивная статистика, упорядоченная по национальному признаку, отображает не только административные аспекты политики “грузинской” периферии, но и её неприглядную кровавую сторону, особенно в отношении этносов, которые сопротивлялись унификации, выступая против своего «включения» в грузинскую нацию» (с. 333).

Авторы: Мы со всей определённостью говорим о политическом и административном руководстве в Тбилиси, а не об одной только тройке.

Р. Гачечиладзе: На с. 346 авторы пишут: «...национальную компоненту массовых репрессий 1937–1938 гг. следует рассматривать как радикальную составляющую долговременной политики этнической гомогенизации, осуществлявшейся партийными и государственными элитами грузинского государства. [...] в Грузии Большой террор в значительной мере придал толчок процессу формирования грузинской нации и парадоксальным образом способствовал усилению грузинского национализма».

По этой логике получается, что расстрел 5,5 тыс. грузин служил лишь фоном для расстрела в 20–40 раз меньшего количества среди каждого из этнических меньшинств, которые якобы «выступали против своего “включения” в грузинскую нацию». Может, семьям репрессированных грузин (в том числе, кстати, моей) надо быть благодарными «патриотам тройки» за «толчок процессу формирования грузинской нации» (о чём мы до сих пор не знали), скинуться и поставить им памятник?

Неудивительно, что многие рецензенты восприняли выводы авторов как тенденциозные, направленные против Грузии и грузин в целом.

Авторы: Здесь рецензент соскальзывает единственный раз

вне подлежащую обсуждению полемику, которая к тому же выдержана в исключительно циничном тоне. Хотели бы ещё раз настоять на том, что мы считаем несерьёзным обращение к абсолютным числам в связи с преследованием этнических меньшинств.

Р. Гачечиладзе: Как явствует из представленного для рецензии текста книги, эту главу критиковали. Во время дискуссии выдвигались предложения переделать данную главу или напечатать её отдельно под именем четырёх указанных авторов. Небезосновательная критика касалась качества информационной базы, методов интерпретации этих данных авторами и их выводов.

Во время дискуссии директор Архива МВД Грузии О. Тушурашвили заявил: «Вся статистика – база данных, на которой основывалась упомянутая глава, фактически не была обработана – выявление этнических составляющих было практически невозможно, так как из 22000 репрессированных у 40–45 % не была заполнена графа национальной принадлежности... Поэтому на основе недостоверной статистики были получены неправильные результаты...» (с. 478).

На это замечание авторы ответили: «Архив признал, что в документах (протоколах тройки) для большого числа лиц (в общей сложности порядка 40–45 %) не была эксплицитно указана национальность. В упомянутых случаях Архив затем самостоятельно определил национальность и внес её в базу данных, применив, однако, несистематическую и непрозрачную систему критериев и никак не отметив, что эта информация была добавлена Архивом. Таким образом, были получены статистические данные, которые

в90 % случаев включали информацию о национальности репрессированных лиц и на материале которых авторы главы “Этнос и террор” выстраивали свою аргументацию» (с. 524 ).

Восновном тексте авторы приводят другие проценты: «На-

циональность жертв массовых операций НКВД в Грузии указывается в архивных источниках в среднем в 94 % случаев... в 98 % случаев жертв “кулацкой” операции» (с. 219). В начале первого тома авторы верно замечают, что именно «кулацкая операция» повлекла подавляющее большинство жертв.

Так какой из этих показателей соответствует действительности – 40–45, 90 или 98 процентов?

Неполные данные, «несистематическая и непрозрачная система критериев» их исправления – это очень серьёзное обстоятельство, которое может поставить под сомнение достоверность статистической базы для далеко идущих выводов, которые делаются

втексте. Ведь увеличение или уменьшение количества репрессированных среди малочисленных этнических групп всего на 15–20 человек (что вполне могло случиться при уточнении данных, когда число репрессированных превышало 22 тысячи и в 40–45

процентах случаев национальность эксплицитно указана не была) могло бы разрушить выводы авторов.

Если соиздатели (а Архив МВД, оказывается, должен был фигурировать как соиздатель русского варианта книги, но был «с сожалением» не указан как таковой (с. 376)) не признают достоверности статистической базы, как могут читатели доверять выводам на основании этой самой базы?

Авторы: В связи с этим вопросом мы хотели бы указать на наш уже сформулированный ответ на критику со стороны Архива Министерства внутренних дел, так как там были обстоятельно обсуждены важные пункты12.

Р. Гачечиладзе: Но допустим, что статистические расчёты правильны. Для того чтобы доказать, что репрессии имели умышленную тенденцию ужесточения по отношению к некоторым этническим меньшинствам (например, к азербайджанцам, абхазам), необходимо доказать, что именно такие показатели «степени репрессий» планировались в Тбилиси. Боюсь, что таких доказательств не найти.

Авторы: Речь шла о неформальных процессах, продвигавшихся под воздействием территориальных, экономических, политических и социальных интересов, т. е. определённые интересы тбилисского центра также выливались в преследования меньшинств и национальностей, проживающих в диаспоре. Прямые действия против меньшинств и национальностей, проживающих в диаспоре, как не планировались, так и не были возможны.

Р. Гачечиладзе: Берия и его подельники были не патриотами, а палачами грузинского, а заодно и абхазского, и югоосетинского народов, азербайджанской и армянской диаспоры в Грузии и вообще всего населения. Аналогичные палачи орудовали во всех частях Советского Союза. К сожалению, это является частью истории всех советских народов; были и палачи, и жертвы, и даже палачи, которых другие палачи сделали жертвами.

Авторы: Берия и его клика виртуально вырезаются здесь из грузинского контекста и объявляются всеобщим советским типом карателя. Наше же намерение состояло, напротив, в том, чтобы со всей определённостью показать грузинский контекст карателей, в котором было возможно не только оказаться включенным и исполнять приказы, в централизованном порядке поступавшие из Москвы, но и активно преследовать специфические грузинские интересы.

Р. Гачечиладзе: Проблема состоит в том, что авторы главы «Этнос и террор» демонстрируют свою позицию, когда завуалировано, а иногда и прямо обвиняют грузинское (коммунистическое) руководство в особой жестокости во время Большого террора по отношению к национальным меньшинствам, особенно к абхазам. Именно это стало причиной неприятия главы «Этнос и террор» большинством грузинских рецензентов.

Авторы: Мы сознательно говорим о политическом и административном руководстве в Тбилиси, которое намеревалось исключить конкуренцию определённых групп, а также отдельных лиц. Как уже неоднократно подчёркивалось, посредством осуществления гегемонии в экономическом, политическом, социальном, а также территориальном аспектах происходило приучение к дисциплине и подчинение также меньшинств.

Р. Гачечиладзе: Рецензенты (А.Даушвили, Д.Гамахария, «группа Метревели», Т. Блаувельт и др.) представили обстоятельную критику. Грузинские рецензенты, именно по причине, отмеченной в предыдущем абзаце, были довольно резкими в своих высказываниях, иногда даже перегибая палку в оценках намерений авторов. Но многие их замечания вполне резонны. В главе «Дискуссия» авторы «Этноса и террора», ответив на некоторые (не все) замечания, которые я постараюсь не повторять, очевидно, не ждут следующих аргументов рецензентов.

Здесь же хочу согласиться с одним из рецензентов, Тимоти Блаувельтом, который, отнюдь не являясь сторонником подхода грузинских историков к теме, высказал вполне здравую мысль: «как мне кажется, третий подход предоставляет возможность компромисса с критическими замечаниями грузинских историков по поводу книги: авторы обсуждают “грузинское руководство” так, как если бы оно было монолитным единством, однако в действительности во время правления Сталина оно включало в себя несколько принципиально различных сетей, конкурировавших между собой за контроль над руководством. Эти сети придерживались разных взглядов на политику в отношении национальных меньшинств в Грузии и зачастую не были чисто грузинскими по составу...» (с. 473).

Авторы: Мы полностью согласны с примечанием Блаувельта.

Р. Гачечиладзе: Если бы авторы главы пошли по этому пути, у читателей (и рецензентов), возможно, не возникало бы подозрения, что их целью было отождествить коммунистическое руководство 1937–1938 гг. с Грузией и грузинами в целом.

Но в главе «Этнос и террор» мы имеет то, что имеем.

В данной главе есть интересные и хорошо аргументированные рассуждения, с которыми я бы охотно согласился. Но, к сожалению, в ней гораздо больше места занимают недостаточно обоснованные, тенденциозные высказывания и выводы.

Я полностью поддерживаю плюрализм научных мнений. Авторы, естественно, вольны выражать своё отношение к национальному вопросу в Грузии, привязывать его к сталинскому террору, печатать статьи и книги. Другие же вольны их критиковать!

Приведу лишь несколько примеров, объясняющих позицию и некоторую резкость рецензентов.

Так, глава «Этнос и террор» с самого начала показывает, что у авторов была некая гипотеза, которую они намеревались проверить. Она начинается словами: «Грузинское общество в годы Большого террора имело ярко выраженный мультиэтнический характер. Закономерным образом возникает вопрос: имели ли массовые операции НКВД, помимо политической и социальной, также этническую или расистскую компоненту? Возможно, в них даже можно различить структуры геноцида? В пользу таких предположений свидетельствует, например, то, что цифра жителей Абхазии, репрессированных во время Большого террора, была особенно высокой, и среди них именно абхазы репрессировались в большом количестве. Это обстоятельство по-прежнему обладает бризантностью на фоне актуальных и весьма острых межэтнических проблем кавказского региона» (с. 208).

Сама постановка вопроса об «этнической или расистской компоненте», о поисках «структур геноцида» не могла не вызвать протеста грузинских рецензентов, даже если этот поиск «компонентов расизма» и «структур геноцида» не увенчался успехом. Авторы в конце книги, после дискуссии и рецензий, на с. 601 признают: «Нигде в репрессивной практике в Грузии этническая / национальная принадлежность не являлась достаточной причиной для осуждения или этнических чисток, не говоря уже о методах геноцида или расизма».

Авторы старались доказать свою гипотезу, что малые этнические группы Грузии, в особенности абхазы, угнетались, в том числе и с помощью репрессий.

Авторы: На этом месте следует быть очень точным. Мы пишем не «угнетались», а «подвергались дисциплинированию». Абхазы – одно из многих меньшинств Грузии, которые мы рассматриваем, не особенно их выделяя.

Р. Гачечиладзе: Они подводят искомый итог (с. 262): «Итак, на фоне соответствующей языковой политики и мер по колонизации Абхазии [выделено мной. – Р.Г.] репрессии в отношении обеих “полутитульных” наций [абхазов и южных осетин. – Р.Г.], хотя и в весьма разной форме, использовались для того, чтобы “выхолостить” их автономию, переводя её всё более и более в символическую сферу, что способствовало гомогенизации Грузии под эгидой грузинской нации» [выделено мной. – Р.Г.].

Является ли этот вывод безупречным? Не думаю. Даже из не совсем полноценной статистики, использованной авторами, следует, что степень репрессий по отношению к южным осетинам была значительно ниже «коэффициента» для грузин (что, конечно же, не говорит о том, что репрессивные органы благоволили к осетинам) . Они признают, что никакой «колонизации» Южной Осетии грузинами не происходило. В «колонизации» же Абхазии, где пустовали большие площади земель после известных событий XIX столетия (Российская империя практически изгнала значительную часть абхазов), участвовали не только грузины, но и представители других этнических групп. Грузины селились в Абхазии (иногда – организованно), которая входила в состав Грузинской ССР. Они никого не сгоняли с места. По данным первой послевоенной переписи 1959 года, этнических абхазов в Абхазии количественно превосходили не только грузины, но и армяне и русские (которые в XIX столетии вообще не жили там, но это не считается «колонизацией»). Языком делопроизводства и вообще доминирующим языком в автономной республике был русский, хотя государственным языком Грузинской ССР по её конституции – без сомнения, одобренным ЦК ВКП(б) – был грузинский.

Бессмысленно доказывать, что в Абхазии не было этнических трений. Конечно, они были, но обычно проявлялись при распределении руководящих должностей. Большое количество смешанных абхазско-грузинских (и в ещё большей мере – грузинско-осетин- ских) семей показывает, что существовал некий «межэтнический симбиоз», и он был в интересах простого народа.

Авторы упирают на то, что большинство репрессированных абхазов не принадлежали к «элите», многие были крестьянами (с. 262, 441). И речь не идёт об исключительном явлении. То же самое верно и в случае с грузинами. Тройке ведь надо было «заполнить лимит», шедший из Москвы, не только руководителями, но и «кулаками».

Если даже коммунистическое руководство Грузии пыталось распространить грузинскую культуру в Абхазии, эта попытка была полностью реверсирована с 1954 года. Тогда грузинская графика абхазского языка (авторы признают, что она больше соответствует фонетике абхазского языка: с. 443 ) была заменена на кириллицу, грузинская топонимика была изменена, а «выхолощенная автономия» (термин авторов) Абхазии стала всё больше ориентироваться непосредственно на Москву. Я не буду распространяться, но замечу, что именно эта ориентация привела к тому, что почти 80 % грузинского населения в 1993 году были изгнаны из Абхазии.

Авторы: Это произошло в ходе десталинизации. Политика, проводившаяся ранее, была снова аннулирована, правда, только по частям.

Р. Гачечиладзе: Авторы полагают, что данные БСЭ (1926 года издания) о количестве абхазов «очевидно, заимствованы из материалов переписи населения Грузии 1922–1923 гг.», но нет ссылки на этот источник. Полагаю, что данные БСЭ построены на оценках и неточны, но авторы строят свою теорию, частично опираясь на них.

Хорошо известно значение термина «гомогенизация», которым часто пользуются авторы. Например, этническая гомогенизация произошла в соседней Армении, где армяне составляли менее 60 % населения в начале XX века и 98 % – в его конце. Но если партийное руководство Грузии в 1937–1938 гг. намеревалось достичь такой же гомогенизации в Грузии, то его постигла явная неудача. По результатам Всесоюзной переписи населения 1926 г., этнические грузины составляли 67,6 % населения Грузии, а по переписи 1939 г. – 61,4 %. В тот период намного больше численности грузин в ГССР увеличивалась численность иммигрировавших из других республик восточных славян (в основном русских) и армян. Можно ли считать, что происходила «гомоге-

низация Грузии под эгидой грузинской нации»? Если да, то со зна-

ком минус.

Авторы: Мы аргументируем по-другому. Гомогенизация означает ослабление меньшинств и их формальных прав.

Р. Гачечиладзе: Вряд ли служит сглаживанию кавказских межэтнических проблем такой текст: «Намерение властей, подвергших азербайджанцев сверхпропорциональным преследованиям, которые по своим масштабам и жестокости были сравнимы с репрессиями в отношении абхазов [абхазы у авторов – эталон