Gruzia_v_puti_Teni_stalinizma_-_2017

Не умаляя в какой-либо мере уже сказанного, я хотел бы, однако, добавить в завершение, что и поведение грузинской стороны, с моей точки зрения, несопоставимо с желанием создать современное европейское государство. То, что мы наблюдали, скорее, заставляет нас вспомнить развалившийся Советский Союз.

М. Юнге, Б. Бонвеч: Упрек в том, что при публикации книги «Этнос и террор» на грузинском языке борьба велась не с «открытым забралом», а фактически конспиративно, мы принимаем всерьез. Это касается также немецкого и русского изданий результатов проекта, оба из которых содержат спорную главу «Этнос и террор», а также дискуссию о ней. Они были опубликованы незадолго до презентации грузинской версии. Архив Министерства внутренних дел Грузии при этом не был включен в число издателей, хотя в словах благодарности было уделено

должное внимание сотрудничеству и содействию его работников11.

Подобный образ действий объясняется тем, что мы, как руководители проекта, оказались в тупике с точки зрения научной этики. Выступить в открытую, то есть заранее объявить, что глава «Этнос и террор» вместе с дискуссией будет опубликована отдельно и под нашим именем, объективно говоря, было бы более честно. Однако руководители проекта, к сожалению, имели небезосновательные опасения, что Архив МВД воспрепятствует публикации12. Учитывая попытки Архива и его рецензентов запугать руководителей проекта, такое вполне могло произойти. Авторы главы «Этнос и террор» были названы Архивом «агентами Кремля», а их аргументация сравнивалась с националбольшевистскими высказываниями шовинистических русских политиков В.В. Жириновского и А.В. Митрофанова, а также философа А.Г. Дугина13. В число обвинений рецензентов, привлеченных Архивом, входили упреки в том, что авторы поставили перед собой цель нарушить мирное сосуществование народов Грузии, и характеристика их тезисов как неофашистских. Рецензент Джемал Гамахария, член абхазского «правительства в изгнании», пошел ещё дальше и после выхода в свет спорной главы опубликовал отзыв на официальном сайте Верховного Совета Автономной Республики Абхазия, в котором обвинил авторов в желании «подорвать устои современной грузинской государственности» и сослался на соответствующие законодательные запреты в России и Германии14. Здесь уже слышен почти прокурорский тон.

Несмотря на то что отзыв Гамахарии был опубликован уже после выхода в свет дискуссионной книги, он хорошо характеризует атмосферу, в которой глава «Этнос и террор» и её авторы были «раскритикованы» на декабрьском заседании в Академии МВД Грузии. Опасения по поводу того, что заявленная публикация главы вместе с дискуссией, как и раньше, будет предотвращена, казались нам по этой причине абсолютно обоснованными. Тот факт, что Архив в одностороннем и единоличном порядке осуществил подбор «экспертов», негативное мнение которых должно было быть заранее известно руководителю Архива в силу тесных институциональных и предметных рабочих связей, демонстрирует неготовность к объективному рассмотрению результатов исследования. Очевидно, стояла задача осудить работу, с тем чтобы предотвратить её появление в печати. Недостаток нейтральности и независимости в поведении Архива проявился также в том, что его директор Омар Тушурашвили в вестнике, издаваемом Архивом, и других научных журналах выступает с профессором Грузинского православного университета имени Андрея Первозванного Вахтангом Гурули и профессором Государственного университета имени Ильи Чавчавадзе Владимиром (Тато) Луарсабишвили в качестве соавтора статей по историческим и актуальным темам. В. Гурули был, кроме того, задействован Архивом в качестве рецензента главы «Этнос и террор».

Только исходя из этих предпосылок, авторы приняли решение пойти по менее «честному» пути, осуществив издание спорной главы «Этнос и террор» не просто только под своим именем, но и без согласования с Архивом. Так или иначе, благодаря многократным публикациям была достигнута транспарентность в отношении остававшихся скрытыми различий; читатель может составить своё собственное мнение на этот счёт. Если М. Клингенбергу не хватает общественной дискуссии о тезисах главы – а теперь и книги – «Этнос и террор», то её авторы также могут лишь сожалеть о её отсутствии. Однако оживленные продажи «Этноса и террора», по крайней мере, могут свидетельствовать о том, что тема пользуется широким интересом.

С нашей точки зрения, важно указать на то, что ректор Академии МВД Нукри Гелашвили, как председатель Архива, ещё в декабре 2014 года в открытой форме заявил, что при отсутствии консенсуса в отношении главы «Этнос и террор» авторы

имеют право реализовать публикацию под собственным именем и без упоминания Архива15; цензуры быть не должно. Кроме того, мы будем рады, если окажется, что мы переоценили решимость намерений Архива и его экспертов предотвратить публикацию «Этноса и террора». В этом случае мы приносим свои извинения.

Перевод с немецкого: Даниил Бордюгов

7. Психотравматологическая перспектива

Дж. Джавахишвили16: В декабре 2014 года господин Юнге пригласил меня на круглый стол, посвящённый исследовательскому проекту, нацеленному на изучение сталинских репрессий в Грузии. К сожалению, в день встречи я не была в стране, но позднее господин Юнге вновь связался со мной и попросил написать комментарий по проекту. Так как тема проекта чрезвычайно важная, до нынешнего времени почти не исследованная у нас в стране, а также входит в круг моих научных интересов, я с готовностью согласилась. В силу того, что заказ не был проговорен эксплицитно, я предполагала, что от меня ожидают текст, отражающий результаты исследования, которое я веду с 2010 года – по психологическим аспектам репрессий сталинского периода. Но позже, когда я получила от господина Юнге корреспонденцию с документом, в котором руководитель проекта господин Бонвеч даёт оценку декабрьскому круглому столу, а также ответные письма отдельных грузинских коллег – участников проекта, я поняла, что в проектной команде – конфликт, и я фактически приглашена прокомментировать этот конфликт.

Поскольку я не сопровождала и, следовательно, не наблюдала проект с самого начала, а как раз наоборот – получила для анализа лишь фрагменты информации в самом конце его, мой анализ процесса не может быть всеобъемлющим. Поэтому я буду касаться лишь тех моментов, которые я могла наблюдать, изучив материал, предоставленный научным руководителем проекта (записи и оценка круглого стола, ряд глав из книги, дискуссия

вокруг части исследования, посвящённой этническим аспектам террора в Грузии).

Хочу начать с того, что меня как специалиста, изучающего психотравму, не удивляет, что в проекте, анализирующем тоталитарное прошлое той или иной страны – в нашем случае Грузии, появился конфликт. Рефлексия сталинизма является фактически рефлексией над системой, процессом и фактами насилия. Это требует от исследователей погрузиться в тот исторический период, изучить и таким образом – представить его, в определённой степени – пережить его. А это сложная и болезненная задача, так как насилие – феномен, вызывающий сильные эмоции не только

вчеловеке, которого это непосредственно касается, но также и в тех людях, которые узнают о фактах-процессах-системе насилия, являются в той или иной степени его «свидетелями».

Тоталитарному насилию (не имеет значения, в какой стране) свойственно «втискивание» общества режимом в т. н. тоталитарный треугольник «Жертва – Агрессор (преследователь) – Сторонний наблюдатель (Очевидец)». Агрессор (тоталитарный лидер и люди, служащие и отождествляющие себя с режимом) виктимизирует Жертву, Очевидец наблюдает процесс виктимизации и, наблюдая, испытывает страх, идентифицируя себя с жертвой. В силу данного страха он не поднимает голоса против насилия. Тем самым, толерируя агрессию и виктимизацию «ближнего своего», он отождествляет себя с Агрессором, что приводит к внутреннему расщеплению – часть его соответствует психологическому состоянию Жертвы, часть – Агрессора. Это внутреннее расщепление на виктимизируемого и виктимизирующего, берущее начало в тоталитарной системе, по инерции продолжается и

впосттоталитарном периоде и представлено на всех – индивидуальном, семейном, общественном – уровнях жизнедеятельности. Такое состояние вызывает сильные эмоции – опять же, гнев, ощущение беспомощности и т. д.

Роли в данном треугольнике не стабильны, а наоборот – перетекают друг в друга. И, как в случае любого тоталитарного режима, осмысление ошибок и «изобличение виновных» сопряжено с целым рядом страхов, душевных мук и моральных дилемм, которые мы прекрасно знаем по различным историческим процессам по делам, связанным с фашизмом. Тот же случай Робера Бразильяка во Франции, виртуозно проанализированный Симоной де Бо-

вуар (Simone de Beauvoir, An Eye for an Eye), даёт богатую пищу для размышления в этом плане.

Но этим (ни тоталитарной системой, ни посттоталитарным обществом) дело не ограничивается. Данный тип отношений (Жертва – Агрессор – Очевидец) очень легко может проецироваться и на команду, изучающую насилие или работающую над преодолением последствий насилия. Немецкий ученый Кристиан Просс, исследующий организации, работающие с жертвами пыток, пришёл к заключению, что организации, которые работают над последствиями насилия, очень часто сами вступают в насильственные конфликтные отношения, и в них развивается организационная культура, построенная на дихотомии Жертва – Пре-

следователь (Pross Christian. 2014. Cultural Competence and Trauma in the Organizations: Sources and Prevention of Stress / Clinical Neuropsychiatry: 11, 1, 7–19). Так же, как и в тоталитарной системе – эти роли не стабильны, а перетекают друг в друга. Сегодняшняяжертваможетзавтрастатьпреследователеминаоборот.

Господин Просс наблюдал это в сервисных правозащитных психотравматологических организациях, но такие же проблемы могут возникнуть и в исследовательских организациях-группах, работающих над изучением насилия и последствий насилия. Предотвратить такое деструктивное развитие помогут только осознание риска менеджментом и членами команды; усилия, направленные на построение команды и развитие самосознания команды – её разделяемых ценностей и норм, а также усилия, направленные каждым членом на осознание самого себя. Не менее важна для профилактики и качественная эксплицитная культура коммуникации – прозрачность, регулярная циркуляция информации и дискуссия.

Конфликт, который я наблюдала в электронной переписке участников и руководителей проекта, напомнил мне об этих моральных дилеммах и сложности анализа тоталитарного прошлого. Анализируя его, проектная исследовательская команда соприкасается с весьма болезненной, не преодоленной на данном этапе травмой – тоталитарной травмой – общества, и фактически сталкивается с риском того, что эта травма, а также отношения Жертва – Агрессор – Очевидец могут проецироваться на проектную команду.

Для меня как психолога, работающего с индивидуальной и общественной психотравмой, не имеет значения, кто на данном этапе в исследовательской команде может находиться в роли агрессора, жертвы или стороннего наблюдателя. Мы все хорошо знаем (и особенно те, кто исследуют траектории репрессий), что

от роли агрессора очень легко переходят к роли жертвы, от роли жертвы – к роли преследователя и т. д. С точки зрения психодинамической психологии, проекция тоталитарного треугольника фактически означает проецирование и тоталитарной психотравмы (в нашем случае – на исследовательскую команду). Тоталитарная травма в большой мере связана со страхом потери идентичности. Страх потери идентичности чаще всего пригвождает человека/общество к гранднаративу и ставит в позицию «глухой защиты», что не оставляет пространства для критического осмысления того или иного явления.

В корреспонденции, предоставленной для анализа, содержались взаимные обвинения. С грузинской стороны – обвинения немецких исследователей в предвзятости при анализе, а с немецкой стороны – обвинения грузинских исследователей в нетолерантности к отличным мнениям и в отсутствии свободы научной мысли. В дискуссионной главе, готовящейся к публикации, передается спор между господами Бонвечем, Гамахарией, Даушвили, Мюллером и Юнге. И этот спор – спор между двумя противоположными гранднарративами. Грузинские учёные ведут спор, основываясь на грузинском гранднарративе, тогда как немецкие учёные парируют обвинения в предвзятости, приводя информацию, статистику, данные переписи и т.д. – из источников царских и советских времен, и, таким образом, основываются в определённой степени на русском гранднарративе. Это существенно умаляет научную ценность данной дискуссии и превращает её в непродуктивный спор вокруг исторических фактов, заводит коллегиальные отношения в тупик.

Вышеописанное ведет, с одной стороны, к дискредитации проекта, что не так драматично, так как проект фактически закончился и находится на стадии публикации. Намного более серьёзный урон рассматриваемый конфликт может нанести будущим попыткам исследования истории репрессий в Грузии: они, основываясь на неконструктивном опыте коммуникации в рамках данного исследовательского проекта, могут встретить ещё большее сопротивление в будущем. А сопротивление переосмыслению – и даже просто рассмотрению советского прошлого – уже стало в определённой мере традицией в грузинском обществе.

После возвращения независимости в начале девяностых годов прошлого столетия Грузия находится в постоянном множественном – политическом, экономическом, социальном кризисе. Не говоря уже о кризисе ценностном, вызванном несовместимостью

системы ценностей, выработанной в режиме выживания и приспособления (в течение двухвекового колониального опыта и пережитого тоталитаризма), с демократическим выбором, сделанным страной после освобождения. По ряду причин в 90-е гг. не были задействованы механизмы правосудия переходного периода. Во время гражданской войны, разгоревшейся в конце первого года независимости, были сожжены (а также частично вывезены) архивы местного КГБ, что сильно снизило возможности проведения люстрации. В гражданской войне победила и вернулась к власти бывшая партийная номенклатура под руководством Эдуарда Шеварднадзе, что моментально сняло с повестки дня любые попытки переосмысления советского прошлого. При власти партии Национального движения (с ноября 2003 года по октябрь 2012 года) вектор ответственности за период советского террора был повернут исключительно во вне (на Россию) – что, опять же, исключило возможность переосмысления советского прошлого, включая сталинизм. Горизонт переоценки (вернее, оценки) прошлого пришедшей к власти в 2012 году партийной коалиции «Грузинская мечта» лимитирован девятью последними годами (периодом правления Национального движения). Таким образом, рефлексии грузинского общества о своей роли в репрессиях, вынесения уроков из тоталитарного опыта, той же десталинизации, фактически не было. Даже такие громкие случаи, как, например, репрессии в Союзе писателей и совершенно очевидная роль местной советской писательской элиты в проведении репрессий и создании соответственного репрессивного общественного дискурса, не стали не только предметом рассмотрения переходного правосудия, но даже и предметом научного изучения. В силу этого те же писатели, которые способствовали, катализировали или даже проводили репрессии, и по сей день почитаемы в обществе. Это только один конкретный пример-иллюстрация, нечто подобное наблюдается на всех уровнях и во всех сферах общественной жизни. Такое положение вещей на сегодняшний день тормозит развитие общества, в жизни которого всё ещё сильна инерция тоталитарного треугольника, которая особенно даёт о себе знать через фрагментацию грузинского общества и враждебные отношения между отдельными фрагментами.

На таком фоне особенно важно, чтобы попытка переосмысления советского прошлого, предпринятая в данном проекте, не вызвала усиления уже существующего режима сопротивления и неприятия. Думаю, это как раз тот возможный негативный по-

бочный результат проекта, которого все мы, общими усилиями, должны постараться избежать. Здесь, по моему убеждению, проектная команда и остальные заинтересованные субъекты должны выработать стратегию смягчения отрицательного эффекта. И это должно быть предметом общего рассмотрения, аутентичного диалога на фоне саморефлексии (против взаимных обвинений и отстаивания «истинности» своей позиции), и таким образом – серьёзной заботы.

На мой взгляд, очень важно извлечь уроки из этого проекта. Уроки прежде всего должны касаться процесса работы. Ниже я постараюсь изложить моё видение того, как избежать подобных проблем в будущем.

В первую очередь, я бы порекомендовала в случае создания рабочей исследовательской команды по изучению тоталитарного прошлого сделать её мультидисциплинарной, не ограничиваться историками, так как мультидисциплинарность поможет преодолеть несовместимые противоречия между противоположными гранднарративами.

Очень важно, создавая исследовательскую команду, обсудить разделяемые ценности, договориться о нормах и правилах общения в рамках исследования, стратегии постоянной циркуляции информации и эксплицитной коммуникации внутри команды, а также с внешним миром и ключевыми заинтересованными субъектами.

При изучении исторического прошлого, его болезненных периодов критически важно, чтобы общение в исследовательской команде не ограничивалось дискуссией в конце проекта. Здесь дискуссии по находкам исследования должны проводиться регулярно, через процесс обсуждения находок исследования должна пройти не только исследовательская команда, но и сообщество, которому будет предоставляться информация для рефлексии.

Очень важно, чтобы исследователи осознавали себя представителями обществ с определённым прошлым, находящихся в определённой психодинамике взаимоотношений. В данном контексте особое значение может иметь принадлежность грузинских учёных к грузинскому обществу, которое находится в постоянном модусе самосохранения, страха потери идентичности, – или же принадлежность немецких учёных к немецкому обществу, находящемуся в определённой психодинамике отношений с российской стороной, понесшей в борьбе с фашизмом большие человеческие потери.

Особенно хочу подчеркнуть важность целенаправленного акцента на самоосознании в подобного рода психодинамически сложных исследовательских проектах. Это даст исследователям возможность учесть соответствующие психологические факторы. В классике экспериментальной психологии хорошо известны исследования, которые доказывают, что результаты эксперимен- тально-психологического исследования в определённой мере зависят от ожиданий экспериментатора. Если это так даже в экспериментальных, наиболее объективных исследованиях, представьте, в какой мере установки исследователей предопределяют находки и результаты в аналитическо-интерпретационных исследованиях. Знание этого привносит важные импликации: это касается как надежности результатов того или иного исследования, так и роли самоосознания субъектов исследования. Если исследователь не занимается самоосознанием, он рискует пойти на поводу своих и/или общественных установок и, таким образом, того или иного метанарратива. Сегодняшний уровень развития научной мысли ставит задачу самоосознания перед научными деятелями. Если я исследую то или иное явление, моё самоосознание должно достичь такого уровня, где я буду способен дистанцироваться от своих личных или интериоризированных (общественных и даже общинных) предпочтений. Это помогает достичь необходимой степени непредвзятости. На современном этапе развития науки непредвзятость представляется и так труднодостижимой, а без самоосознания она вообще превращается в миф.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Стенографический отчёт круглого стола «Большевистский порядок в Грузии 1936–1938 гг.» в Академии МВД Грузии от 12 декабря 2014 г. Стиль выступающих не изменен. Нами исправлены только языковые неточности. Cм. Большевистский порядок в Грузии. Том 1. С. 483–517.

2 Стенографический отчёт круглого стола «Большевистский порядок в Грузии 1936–1938 гг.» в Академии МВД Грузии от 12 декабря 2014 г. Стиль выступающих не изменен. Нами исправлены только языковые неточности. Cм. Большевистский порядок в Грузии. Том 1. С. 483–517.

3 См. Большевистский порядок в Грузии. Том 1. С. 519–521. 4 См. Большевистский порядок в Грузии. Том 1. С. 536–537.

5 Сообщение Академии Министерства внутренних дел Грузии о проектe «Большевистский порядок в Грузии» с протоколом совещания круглого стола 12 декабря 2014 г. (20 апреля 2015 г.). Ответ Марка Юнге и Бернда Бон-

С. 521–531.

6 Цитируем по неопубликованному письму ректора Академии МВД Грузии Нукри Гелашвили и директора Архива МВД Грузии Омара Тушурашвили ректору Рурского университета в г. Бохуме (Германия) Акселю Шольмериху (Axel Schölmerich) от 12.10.2015. Письмо было также отправлено послу Федеративной Республики Германия в Грузии Беттине Каденбах (Bettina Cadenbach), министру образования и науки Германии Иоганне Ванка (Johanna Wanka), президенту академии наук Германии «Леопольдина» Йоргу Хаккеру (Jörg Hacker) и генеральному секретарю Фонда Фольксвагена Вильгельму Крулю (Wilhelm Krull). Ответ ректора Рурского университета от апреля 2016 г. Точка зрения М. Юнге и Б. Бонвеча от 02.11.2015.

7 Приложение: 1. Соглашение от 9 декабря 2011 г., 3 страницы; 2. Письмо г-на М. Юнге и г-на Б. Бонвеча от 22 апреля 2015 г., 2 страницы; 3. Письмо № 830830 ректора Академии МВД Грузии г-на Н. Гелашвили от 20 апреля 2015 г., 1 страница; 4. Письмо № 919729 ректора Академии МВД Грузии г-на Н. Гелашвили от 30 апреля 2015 г., 1 страница.

8 См. главу в настоящей книге «Болевые точки», пункт 1 – «История как оружие в политической борьбе».

9 См. главу в настоящей книге «Болевые точки», пункт 2 – «Непогрешимый авторитет против научного плюрализма»; пункт 3 – «Национальная консолидация против национальной гомогенизации»; пункт 4 – «Нравственное осуждение противобмена аргументами».

10Неопубликованный отзыв М. Клингенберга, руководителя Немецкой международной ассоциации народных университетов (DVV–International), от 3 декабря 2015 года и ответ М. Юнге и Б. Бонвеча от 30 декабря 2015 года.

11Большевистский порядок в Грузии / Сост. М. Юнге, Б. Бонвеч: В двух томах. Том 1: Большой террор в маленькой кавказской республике; Том 2: Документы и статистика. – М., 2015.

12См. главу в настоящей книге «ПОПЫТКА ДОСТИЖЕНИЯ КОНСЕНСУСА», пункт 1: «Из стенограммы круглого стола в Академии МВД Грузии».

13См. главу в настоящей книге «Болевые точки», пункт 1: «История как оружие в политической борьбе».

14Cм.: Гамахария Д. Отзыв на окончательный вариант монографии «Эт-

носа и террора» // http://scara.gov.ge/ru/2011–09–08–07–44–18/759–2015–10– 13–09–18–55.html (16.12.2015).

15См. главу в настоящей книге «ПОПЫТКА ДОСТИЖЕНИЯ КОНСЕНСУСА», пункт 1: «Из стенограммы круглого стола в Академии МВД Грузии».

16Комментарий Джаны Джавахишвили к проекту «Массовые репрессии

вГрузии» и к дискуссии о главе «Этнос и террор» настоящей книги (март 2015 г.). См. Большевистский порядок в Грузии. Том 1. С. 538–544.