2.1.2. Эмоциональная интрагрупповая структура референтных отношений подростков в условиях режимых спецучреждений

Итак, эмоциональный аспект межличностных отношений несовершеннолетних правонарушителей, содержащихся в условиях принудительной изоляции. Понятно, что в этом плане в первую очередь следует обратить внимание на особенности социометрической структуры таких групп.

Накопленный опыт проведения социометрических опросов в закрытых режимных спецучреждениях однозначно свидетельствует о том, что получаемый с помощью традиционной социометрической процедуры эмпирический материал оказывается малоинформативным для анализа подлинных отношений в неформальных группах подростков. По существу, к этому выводу приходит большинство психологов, использовавших эту методику для изучения структуры эмоциональных предпочтений в молодежных группах криминальной направленности.

Так, например, В.Ф. Пирожков приводит целый перечень весомых причин, в связи с которыми применение общепринятых форм социометрического опроса в среде несовершеннолетних преступников не дает желаемых результатов, а получаемые таким способом данные «не отражают объективной картины внутригрупповых отношений»¹. Существенные искажения этой картины, по мнению автора, происходят, в частности, из-за того, что:

а) «исследователи затрудняются в выборе действенных критериев, поскольку ... криминальные группы не допускают проникновение «чужих» в законы и правила внутригрупповых отношений»;

б) «лишение свободы и другие правоограничения являются таким мощным психотравмирующим фактором, который выбивает человека из привычной колеи, не давая ему никаких реальных перспектив»;

в) «несовершеннолетним и молодым правонарушителям нередко свойственно бравировать своими криминальными похождениями, той особой ролью, которую они якобы играли в преступной группе»;

г) члены группы нередко стремятся вступить с исследователем в «игру», определяя свои цели в ней, что создает ситуацию, при которой «исследователь измеряет не объективное состояние отношений, а то, что ему навязывают обследуемые»;

д) «в преступной среде существует стойкое взаимное отвержение членами одной группы подростков и юношей из другой группы, если эти группы находятся во враждебных отношениях»².

Учитывая эти обстоятельства, В.Ф. Пирожков разработал свой вариант методики, назвав его «пространственно-знаковой социометрией»³. Обязательным условием использования этого методического приема являются глубокие знания исследователя в области традиционных для криминальных сообществ молодежи средств социальной стигматизации (кличек, татуировок, насечек, вещественных атрибутов, пространственных знаков различия и т.д.). Расшифровка таких знаков различия позволяет исследователю как бы восстановить картину реального межличностного «расклада» в группе и определить статусную позицию, по сути дела, каждого воспитанника-подростка.

В то же время этот методический прием даже условно не может быть оценен как модификация собственно социометрической методики. В данном случае правомернее было бы говорить о своеобразной разновидности целенаправленного наблюдения. Но, конечно, не процедурные тонкости являются основным и принципиальным отличием предложенного В.Ф. Пирожковым способа сбора информации от социометрической методики. Если с помощью последней выявляется характер взаимоотношений типа «симпатии-антипатии» в контактной группе, то путем анализа средств социальной стигматизации изучается, скорее, картина распределения властных полномочий в сообществе, а на «выходе» оказывается, по сути дела, все та же стратификационная лестница власти. Это, кстати, косвенно доказывают и данные самого В.Ф. Пирожкова, который фиксирует как бы совпадение социометрической структуры и властной стратификации в группах несовершеннолетних правонарушителей.

Что же касается эмоциональной окрашенности этих взаимоотношений, то именно этот аспект как раз и оказывается за рамками анализа. В связи с этим данная техника сбора информации, будучи на редкость продуктивной при решении исследовательских задач, связанных с изучением ролевой и властной расстановки сил в группах несовершеннолетних правонарушителей, не может рассматриваться в качестве варианта социометрической методики, несмотря на то, что именно такое обозначение употребляет сам автор — «пространственно-знаковая социометрия».

Несомненно, все вышеперечисленные причины существенно затрудняют проведение социометрического обследования неформальных сообществ несовершеннолетних правонарушителей не только вне стен спецучреждения, но и в условиях закрытых образовательных заведений. И все же эти сложности не абсолютны и могут быть преодолены исследователем, если он достаточно глубоко и профессионально разбирается в психологических особенностях интересующего его контингента подростков. Скорее, куда более существенным аргументом для «отвода» социометрической методики как адекватного методического средства, позволяющего оценить характер межличностных отношений в группах несовершеннолетних правонарушителей в условиях изоляции, является то, что, как показывают накопленные данные¹, в подавляющем своем большинстве межличностные выборы локализуются по стратам. Другими словами, воспитанники по преимуществу осуществляют социометрические выборы «по горизонтали» — «опущенные» выбирают «опущенных» (более 97% случаев), «чушки» — «чушков» (более 78%), «приборзевшие» «приборзевших» (около 81%). Единственным исключением из этого правила являются «борзые», лишь в 32% случаев выбирающие представителей своего статусного слоя, а в 68% — «приборзевших»^*.

Отметим при этом, что численный состав статусных страт в рамках группы, как правило, различен и потому, понятно, что большим шансом стать «социометрической звездой» в этих сообществах располагают представители самого многочисленного статусного слоя, каковым всегда является промежуточный слой воспитанников — «чушки».

В рамках одного из самых объемных психологических исследований в этом плане (воспитательно-трудовые колонии Икшанская, Валуйковская, Можайская) полностью подтверждена справедливость подобного заключения —в 98 из 104 обследованных групп несовершеннолетних правонарушителей, находящихся в этих закрытых учреждениях: наиболее предпочитаемыми в социометрическом плане оказались воспитанники, принадлежащие к третьей страте во внутригрупповой статусной иерархии. В остальных шести группах «социометрическими звездами» стали «приборзевшие» (в основном за счет объединенных усилий выбиравших их других «приборзевших» и «борзых»). Что касается «опущенных» и «борзых», то ни те, ни другие не только ни разу не удостоились положения «социометрической звезды», но и не добрались даже до статуса «социометрически предпочитаемый».

Таким образом, если сравнить между собой ранговые ряды, один из которых отражает распределение властных позиций, а другой — социометрическую структуру группы, то станет совершенно очевидным их качественное несовпадение. На первый взгляд может показаться, что этот факт является неоспоримым доказательством полиструктурированности рассматриваемых закрытых групп. На самом же деле, как ни парадоксально, именно расхождение двух интрагрупповых структур (отметим, что обе эти структуры являются универсально значимыми для любой группы вне зависимости от специфики жизнедеятельности) в данном случае отражает моноструктурированность внутригруппового строения сообщества несовершеннолетних правонарушителей в условиях изоляции, так как несовпадение структуры власти и социометрической структуры лишь подчеркивает зависимый характер второй из них от первой, указывает на, по сути дела, прямое, детерминирующее влияние, которое оказывает статусная иерархия кастового типа на специфику отношений типа «симпатия-антипатия», складывающихся в криминальных группировках несовершеннолетних.

Тот факт, что в закрытых сообществах несовершеннолетних правонарушителей эмоциональная структура оказывается, по существу, производной от властной интрагрупповой структуры, подтверждается, в частности, еще и тем, что характер эмоциональной окрашенности оценочных суждений, с помощью которых воспитанники закрытых режимных спецучреждений описывают партнеров по взаимодействию и общению, в решающей степени определяется именно властными позициями как объекта, так и субъекта восприятия.

Здесь следует специально оговорить, что наиболее точную и концентрированную информацию в этом плане дают не ситуативно употребляемые, часто лишь поверхностно описывающие индивида качества, а стержневые характеристики, одним из способов выделение которых является специально разработанная процедура.

Эти качества, условно названные качествами «окончательного вывода», являются как бы стержнем оценки другого, наиболее значимыми для перципиента ориентирами в его изучении своего ближайшего окружения. Использование подобных качеств для оценки партнеров по взаимодействию и общению во многом облегчает, ускоряет решение проблемных ситуаций, позволяет добиться целостной картины. В то же время в случае, когда качества «окончательного вывода» становятся как бы универсальными стереотипами, шаблонами, процесс межперсонального восприятия подменяется простым наклеиванием ярлыков, а сами стержневые оценки из ориентиров превращаются в непреодолимые барьеры на пути к адекватному видению мира. В первую очередь это относится к негативным стержневым оценкам, так как, справедливо отмечает А.М. Матюшкин, если позитивная оценка создает благоприятные условия для более глубокого познания личности другого человека, то негативное видение, как правило, разрушает возможность дальнейшего успешного перцептивного анализа¹.

Отметим, что к использованию качества «окончательного вывода» для оценки своих партнеров по взаимодействию и общению прибегают члены самых разных подростковых сообществ. Более того, такой способ описания товарищей по группе практически в одинаковой степени «популярен» и в неформальных сообществах несовершеннолетних в условиях принудительной изоляции, и в классах обычных средних школ. В то же время картина остается таковой лишь в том случае, когда в расчет не берется «знак» подобных характеристик^*, а имеется в виду лишь «абсолютная» частота их применения. Если же этот (условно назовем его «знаковым») признак превращается в объект анализа, то и различия становятся очевидными, отражающими саму суть подхода к оценке партнера в этих двух типах групп подростков.

При этом различия в применении положительных качеств «окончательного вывода» в школьных классах и группах несовершеннолетних правонарушителей в условиях закрытых учреждений оказываются статистически незначимыми, хотя все же их использование в открытых группах несколько более принято, чем в закрытых сообществах, характеризующихся жестко фиксированной многоуровневой статусной иерархией. В то же время «популярность» отрицательных качеств «окончательного вывода» у воспитанников режимных спецучреждений заметно превышает частоту их использования обычными школьниками (различия статистически значимы на 95% уровне).

Следует также подчеркнуть, что распределение положительных и отрицательных стержневых оценок подчинено различным закономерностям в этих двух типах групп.

Несовершеннолетние правонарушители, находящиеся в изоляции, в большей степени применяют положительные качества «окончательного вывода» при оценке высокостатусных, чем низкостатусных воспитанников (различия статистически значимы на 95% уровне). Так же, как и в этих сообществах, в школьных классах наблюдаются некоторые различия в приписывании положительных качеств «окончательного вывода» высокостатусным и низкостатусным воспитанникам (в этом плане преимущественное положение у высокостатусных). Правда, в этих группах подобное расхождение оказывается незначимым и при сопоставлении оценок высокостатусных с оценками низкостатусных, и при сравнении оценок, полученных полярными статусными категориями учащихся.

Что касается отрицательных качеств «окончательного вывода», то в группах обоих видов групп они чаще используются для характеристики низкостатусных, чем высокостатусных подростков (в колониях различия статистически значимы на 99% уровне, а в школе на 95%).

Таким образом, внешне картина приписывания качеств «окончательного вывода» разностатусным членам стратификационных групп воспитанников спецучреждений и учащимся массовой школы кажется достаточно схожей, а отличия, на первый взгляд, определены лишь степенью выраженности якобы единой для обоих случаев закономерности (см. рис. 4).

Но подобное внешнее совпадение результатов не является еще достаточным основанием для вывода об идентичности механизмов оценивания друг друга в группах разного типа. Более того, причинно-следственные связи в рассматриваемых случаях не только не являются тождественными, но и оказываются прямо противоположными. Так, если в жестко иерархизированных группах подростков преимущественное приписывание отрицательных качеств «окончательного вывода» низкостатусным воспитанникам детерминировано их неблагоприятной позицией в структуре межличностных отношений данного сообщества, то в школьных классах именно негативная оценка значимых для группы в целом качеств учащегося и во многом и обусловливает его низкий статус. Подтверждением тому служит хотя бы то, что отрицательные качества «окончательного вывода» в школе представляют собой в основном личностные, а в условиях режимных спецучреждений стратификационные характеристики.

Аналогичный вывод может быть сделан и в отношении положительных стержневых оценок. Если в сообществах несовершеннолетних правонарушителей преимущественное приписывание неофициальным лидерам и приближенным к ним этих качеств определяется самой позицией последних во внутригрупповой иерархии, то в школьных классах связь оказывается обратной — наличие позитивно оцениваемых группой личностных качеств является необходимым условием признания права на высокий статус того или иного учащегося.

В то же время на выбор «знака» для оценки другого влияет не только статус объекта восприятия, но и позиция во внутригрупповой структуре власти самого перципиента. Для выявления определяющих этот аспект закономерностей может быть применен тот же, что и в случае сопоставления личностных и стратификационных характеристик, подход, в основе которого лежит выделение статусной направленности процесса межличностного восприятия — «снизу-вверх», «сверху-вниз», «по горизонтали».

Результаты такого анализа показывают, что в группах воспитанников закрытых режимных учреждений в случае восприятия «сверху-вниз» вышестоящие приписывают нижестоящим значимо больше отрицательных и значимо меньше положительных качеств «окончательного вывода», чем представителям «своего» уровня внутригрупповой статусной иерархии (различия статистически значимы соответственно на 99% и 95% уровнях). В школьных классах подобное явление не наблюдается. Различия в приписывании вышестоящими как положительных, так и отрицательных качеств «окончательного вывода» нижестоящим и представителям «своей» статусной категории статистически незначимы.

Заметим, однако, что, несмотря на то, что указанные закономерности и проявляются с недвусмысленной очевидностью, исключение все же имеет место. Оно состоит в следующем — неофициальные лидеры в школьных классах приписывают значимо меньше отрицательных стержневых характеристик представителям «своей» статусной прослойки, чем остальным своим одноклассникам (различия статистически значимы на 95% уровне). Подобное, казалось бы, явное «нарушение» закономерности на самом деле полностью вписывается в апробированную выше логику рассуждений и, более того, скорее, лишь подчеркивает их справедливость. При этом следует отметить, что аналогичная неравномерность распределения рассматриваемых характеристик среди разностатусных школьников имеет место и при анализе оценок, получаемых каждой статусной категорией от группы в целом, т.е. когда статус каждого индивидуального перципиента не принимается во внимание. Таким образом, здесь имеет место факт согласованности мнения лидеров с мнением своих одноклассников. Эту позицию условно можно обозначить следующим образом: «как все к нам, так и мы к себе».

Что касается ситуации оценивания «снизу-вверх», то и в школьных классах, и в группах несовершеннолетних правонарушителей, находящихся в условиях принудительной изоляции, принципиальных различий в приписывании вышестоящим и представителям «своего» статусного слоя положительных и отрицательных качеств «окончательного вывода» зафиксировано не было. Однако и здесь налицо единственное исключение из общего правила. Это случай, когда в качестве перципиентов выступают представители четвертой страты в группах, отличающихся жестко фиксированной статусной иерархией. Они приписывают остальным значимо больше отрицательных и значимо меньше положительных качеств «окончательного вывода», чем представителям «своего» статусного уровня (различие статистически значимы на уровне 95 %). Если сравнить данное «нарушение» закономерности со случаем исключения, имеющим место при оценивании лидерами школьных классов самих себя и своих более низкостатусных одноклассников, то становятся совершенно очевидными принципиальные различия в психологической природе этих явлений. Негативная оценка вышестоящих воспитанников в целом со стороны «опущенных» является как бы реакцией последних на дискриминационное отношение к ним всего остального «общества колонистов». Позиция, которой, по-видимому, придерживаются представители этой страты в корпоративных, криминальных по своей направленности закрытых группах несовершеннолетних, можно условно обозначить следующим образом: «как все к нам, так и мы ко всем».

Завершая анализ эмоциональной структуры групп несовершеннолетних правонарушителей, находящихся в закрытых спецучреждениях, и характеризуя каждое из таких сообществ в целом, следует заметить, что отношения симпатии и взаимное эмоциональное приятие друг друга подростками здесь, как правило, складываются, если так можно выразиться, лишь «по статусной горизонтали». Подавляющее большинство дружеских диад и более многочисленных группировок («семей») формируется среди воспитанников, принадлежащих к одному статусному слою во внутригрупповой иерархии.

Взаимоотношения же «по статусной вертикали» в эмоциональном плане по преимуществу складываются как негативные, несущие на себе неизгладимый отпечаток дискриминации большинства и неограниченных привилегий меньшинства, что закреплено в стержневой для этих групп статусной структуре — структуре власти. Именно пренебрежение и презрение высокостатусных к низкостатусным, игнорирование интересов и элементарных прав последних, а также страх перед неофициальными лидерами и приближенными к ним, который испытывают представители промежуточного слоя и отверженные, являются решающим фактором, определяющим ярко выраженное эмоциональное неприятие друг друга, реально испытываемое и нередко проявляемое на поведенческом уровне разностатусными членами неформальных группировок несовершеннолетних правонарушителей, находящихся в условиях принудительной изоляции.