2. Предисловие к изданию University of North Carolina Press

Теперь, через двадцать восемь лет, изменилось мое собственное восприятие этой книги. Я рассматриваю её не столько как характеристику маоистского Китая, сколько как изыскания в сфере того, что, возможно, является наиболее опасным направлением в сознании двадцатого века, — в сфере поисков абсолютных или «тоталитарных» систем верований.

Действительно, эти поиски не породили ничего, кроме всемирной эпидемии политического и религиозного фундаментализма — движений, характеризующихся буквальным восприятием священных текстов как содержащих абсолютную истину для всех людей и представляющих собой мандат для воинственных, часто насильственных, мер, предпринимаемых против четко обозначенных врагов этой истины или простых неверующих. Эта эпидемия включает в себя фундаменталистские версии существующих религий и политических движений наравне с недавно возникшими группами, которые могут комбинировать несоизмеримые идеологические элементы.

Эти последние группы часто называют культами, словом, которое сейчас приобрело некий оттенок бранного, так что некоторые обозреватели предпочитают термин новые религии. Но я думаю, что мы можем говорить о культах как о группах с некоторыми конкретными характерными признаками: во-первых, наличие харизматического лидера, склонного все более и более превращаться в объект поклонения вместо проповеди более общих духовных принципов, в защиту которых выступает данная группа; во вторых, существование моделей «исправления мышления», похожих на те, что описаны в этой книге и особенно в Главе 22; и, в-третьих, тенденция к манипулированию сверху при значительной эксплуатации (экономической, сексуальной или другой) рядовых приверженцев или новичков, привносящих свой идеализм снизу.

Действительно, эта книга в значительной степени ответственна за мое вовлечение в эти споры. Когда в конце 1970-х и в 1980-х годах развелось множество культов, я все чаще стал слышать, что Глава 22 использовалась для различных форм «депрограммирования» рекрутов культа, а затем — что та же самая глава изучалась лидерами культов, якобы с целью отмежевания их групп от описанных мною моделей. Молодые люди, втянутые в культы, и их родители начали консультироваться со мной об этих общих моделях. Я чувствовал, что мне следует прояснить свою позицию, подготовив новый очерк о формировании культов и тоталитаризме в моем последнем сборнике The Future of Immortality and Other Essays for a Nuclear Age (1987) (Будущее бессмертия и другие очерки о ядерном веке), но я был особенно доволен тем, насколько это раннее издание о «исправлении мышления» остается самым важным в литературе по культам и по тоталитаризму вообще.

За эти годы тенденции к тоталитаризму в самом Китае ослабели, сократились и определенные программы исправления мышления. Но это произошло только после жестокого подтверждения тоталитарного поведения в ходе Великой пролетарской культурной революции конца 1960-х и начала 1970-х годов. Я имел возможность изучать этот переворот и увидел в нем попытку со стороны стареющего Мао Цзэдуна призвать молодежь к общему походу во имя утверждения порождающей бессмертие мощи самой революции, и поэтому озаглавил свою работу Revolutionary Immortality: Mao Tse-Tung and the Chinese Revolution (1968) (Революционное бессмертие: Мао Цзэдун и китайская культурная революция). Китайское общество до сих пор приходит в себя после этого крайнего, нередко насильственного мятежа. Последующая тенденция режима, проявляющаяся пароксизмами и рывками, была направлена на повсеместную либерализацию общества, но это никоим образом не устраняет возможность будущих волн тоталитарной политики или проектов исправления мышления.

Целью этой книги изначально было обеспечение принципами общего характера, выработка критериев для оценки любой среды, имеющей отношение к идеологическому тоталитаризму. Подобные модели слишком охотно воспринимаются многочисленными разнообразными группами, большими и маленькими, в качестве средства манипулирования людьми, причем всегда во имя более высокой цели. И не следует забывать, что такие группы могут обладать большой привлекательностью для значительного числа людей.

В недавнем исследовании о нацистской Германия мне довелось исследовать наиболее зловещий изо всех исторических примеров этого явления. Я обнаружил, что конкретный вид тоталитарной идеологии — биологизированное представление об обществе, или то, что я назвал «биомедицинским видением», — вкупе с сопровождающими его институтами, установлениями и организациями, мог втянуть совершенно обыкновенных людей в кровавые и жестокие действия. Я понял, что в атмосфере тоталитаризма и жестокости даже фрагменты идеологии вполне способны способствовать участию в убийствах, о чем и написал в книге The Nazi Doctors: Medical Killing and the Psychology of Genocide (1986) (Нацистские врачи: медицинские убийства и психология геноцида). Между нацистским и китайским коммунистическим применением идиомы «болезни и лечения» существуют параллели, поскольку тоталитарные системы вообще склонны пользоваться этими идиомами; в равной степени существенным является общее различие между нацистским «лечением» с помощью массовых убийств и китайским коммунистическим «лечением» путем «перевоспитания».

Я равным образом обеспокоен современной разновидностью фундаментализма, которая может содействовать убийствам в таких масштабах, что она затмит даже совершенное нацистами: это — фундаментализм, связанный с ядерной угрозой. Ядерный фундаментализм может сосредотачиваться на самом оружии: преувеличивать зависимость от него и выступать в роли его сторонника чуть ли не на уровне преклонения. Именно это я называю идеологией ядернизма (нуклеаризма). Оружие становится абсолютной истиной в своей мнимой способности обеспечить уверенность и безопасность, сохранять существование мира, предлагать спасение.

Внешне отличающейся, но по сути родственной формой ядерного фундаментализма является идеология «конца света», в рамках которой ядерный холокост рассматривается как реализация библейского пророчества и неизбежное событие, которое послужит причиной долгожданного второго пришествия Иисуса и воцарения окончательного земного рая. В ходе исследования, которое мы проводили в Центре по насилию и человеческому выживанию в университете Сити (The City University Center on Violence and Human Survival), мы были рады узнать, что даже фундаменталистам с сильной верой в идеи конца света трудно безоглядно отдаваться этой формуле без весьма серьезного раздвоения чувств и неуверенности. Похоже, они тоже отчасти разобрались в жуткой действительности последствий применения ядерного оружия, и им трудно поверить, что Бог способен породить такие ужасы или позволить им произойти. Тем не менее, эти фундаменталистские аттитьюды оказались связанными с данным видом оружия различными путями и с меняющейся интенсивностью в значительной части нашего общества, и в ходе процесса они чрезвычайно мешают нюансированному мышлению и нравственному воображению, необходимым, чтобы справиться с ядерной угрозой.

В то время как тоталитаризм — это феномен двадцатого века, требующий современной технологии и системы коммуникаций, тоталитарный склад ума таковым не является. Напротив, он, вероятно, был гораздо шире распространен в предыдущих столетиях. В любом случае он — часть человеческого арсенала, вездесущая потенциальная возможность, легко проявляющаяся в тех случаях, когда её приводят в действие исторические условия. Новым оказывается потенциал коренным образом выросших последствий тоталитаризма, вплоть до исчезновения человека как вида.

Препятствием для современных тоталитарных идей должен служить тип мудрости, имеющий дело с тем, что я называю осведомленностью человека как вида и собственного «я» этого вида: осознание того, что при способности нашего вооружения вовсе уничтожить человеческую жизнь восприятие каждого отдельного «я» оказывается связанным с жизнью всех остальных «я» на планете. Моя критическая оценка идеологического тоталитаризма в данной книге имеет своей целью развитие этой ориентации человека как вида.

Р. Дж. Л.

Университет Нью-Йорк Сити

Январь 1989