кацва3

Однако Сталин счел идею агрогородов преждевременной. «Правда» сообщила, что Хрущев выражал свое личное мнение.

121

·Как вы понимаете слова «адаптация фронтовиков к мирной жизни»?

Лишь постепенно фронтовое единство стало неизбежно размываться. Одни фронтовики поступали в ВУЗы, возвращались к оставленной на время войны работе, продвигались по службе. Перед ними открывались перспективы полноценной мирной жизни. Другие, особенно многие инвалиды, остро ощущали свою ненужность. Государство относилось к солдатам, получившим увечья, как к отработанному материалу. Ежегодно они были обязаны проходить медкомиссию для подтверждения инвалидности. Исключения не делалось даже для потерявших руки или ноги. Прожить на инвалидную пенсию было практически невозможно, поэтому в поездах, у вокзалов, на рынках постоянно встречались калеки, просящие подаяния.

Прибежищем фронтовиков, нелегко входящих в жизнь без войны, стали многочисленные пивные, закусочные, небольшие кафе — в просторечии шалманы. Нередко их называли «Голубыми Дунаями» — по часто звучавшему в те годы вальсу. Здесь не просто выпивали — здесь общались, тем более, что в тесноте перенаселенных коммуналок для этого не было условий. Общение в «голубых дунаях» отличалось привычной на фронте откровенностью, а потому они стали своеобразными «островками свободы», надежды на которую в реальной жизни остались, увы, неосуществленными.

4. Судьба военнопленных

Уже в 1945–1946 гг. репрессиям подверглись репатриированные из Германии военнопленные и «остарбайтеры». Люди, пострадавшие от фашистов, рассчитывавшие на доброе отношение и помощь Родины, подвергались унизительным проверкам, отправке в фильтрационные лагеря СМЕРШ и НКГБ[1]. Для этой цели уже в мае 1945 г. было сформировано 100 лагерей, готовых принять 1 млн. чел. Большинство прошедших «фильтрацию» оказались в ГУЛАГе. Писатель-фронтовик Г.Я. Бакланов вспоминал: «Из немецких лагерей прямым ходом в наши каторжные лагеря гнали пленных наших солдат домучивать до смерти: почему, мол в плен сдался, почему не покончил с собой? И на полстраны черной тенью легло клеймо: кто в окружении был, кто сам или родственники его остались на оккупированной территории… Все, все отныне были там под подозрением, как под прицелом. Волнами покатилась по стране разжигаемая ненависть… И тот, кто с фронта возвращался победителем, в своей стране становился побежденным».

Лишь в 1956 г. к военнопленным был применен изданный годом ранее Указ «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.». Даже через 11 лет после войны государство не реабилитировало бывших военнопленных — оно лишь простило их, приравняв заодно к предателям и полицаям! О льготах бывшим узникам концлагерей не приходилось даже мечтать вплоть до конца 80-х гг.

· О чем свидетельствует такое отношение властей к своим гражданам, оказавшимся в плену и на оккупированной территории?

5. Разгром сопротивления на Западной Украине и в Прибалтике

Настоящая война развернулась после Победы на территории Западной Украины, где против Советской власти упорно и жестоко боролась Украинская повстанческая армия (УПА). Многие среди ее бойцов — члены организации украинских националистов (ОУН) — в годы войны сотрудничали с нацистами, а потому не ждали от властей пощады. Продержаться до 1950 г. оуновцы смогли благодаря широкой поддержке местного населения, прежде всего крестьян, недовольных возобновившимся раскулачиванием. Подавить партизанское движение западных украинцев удалось только ценой массовых арестов и депортаций, которым подверглось свыше 300 тыс. чел.

Стремясь покончить с антисоветским подпольем на Западной Украине, Советская власть разгромила униатскую церковь, обвинив ее в пособничестве гитлеризму. Униатское духовенство подверглось массовым репрессиям. В феврале 1946 г. собранный

124

под контролем властей собор униатской церкви принял решение о ее упразднении и объединении с православием. Однако полностью уничтожить униатство не удалось, оно сохранилось в подполье.

Ненамного меньшим был размах сопротивления в Прибалтике. Основные силы местных партизан — «лесных братьев» — были разгромлены к 1948 г., но отдельные группы продолжали действовать даже в начале 50-х гг. Правда, как на Украине, так и в Прибалтике антисоветское вооруженное подполье, загнанное в леса, постепенно все более вырождалось в откровенный бандитизм.

Важным средством борьбы с повстанческим движением на Западной Украине, и особенно в Прибалтике, стало широкое перемещение туда, в связи с проведением индустриализации, русскоязычного населения. Этнический состав населения резко изменился, что значительно укрепило социальную опору режима. Переселенцы, за редким исключением, не умели, да и не хотели по-настоящему сблизиться с коренными жителями, не стремились овладеть местными языками. Отношения между ними и большинством прибалтийского населения, нередко видевшего в них оккупантов, оставались напряженными.

· Известно, что после распада СССР многие на Западной Украине и в Прибалтике считают бойцов ОУН и «лесных братьев» борцами против советской оккупации. А как вы оцениваете их деятельность?

6. Послевоенный ГУЛАГ

После войны в советских лагерях по-прежнему царили изнурительный 10–12-ча- совой труд, голод и произвол конвоя, надзирателей и уголовников. Заключенному, выполняющему производственную норму на тяжелой физической работе, полагалось в день 800 г хлеба, 120 г крупы, 20 г жиров, 30 г мяса или 75 г рыбы, 27 г сахара. Однако в виде пайки заключенным выдавали только хлеб, остальное составляло приварок (горячую пищу) и нещадно разворовывалось. К тому же большинство заключенных, среди которых многие прошли гитлеровские концлагеря, были физически не в состоянии выполнить установленные нормы, а потому получали лишь 300–400 г хлеба и жидкую баланду.

В 1948 г. были созданы Особые лагеря, неофициально именовавшиеся каторжными. Режим в них был гораздо тяжелее, чем в обычных исправительно-трудовых лагерях (ИТЛ). Впрочем и ИТЛ зэки переименовали в истребительно-трудовые.

Если до войны по 58-й статье или по «указу о пяти колосках», как правило, приговаривали к восьми—пятнадцати годам заключения, то в послевоенные годы типичными стали 25-летние приговоры.

Значительно изменился состав заключенных, особенно в Особых лагерях. Теперь среди них было много бывших военнопленных, бандеровцев, власовцев. Эти люди, прошедшие фронт и привыкшие к оружию, не питали никаких иллюзий по отношению к режиму, бросившему их за колючую проволоку. Многие из них на своем опыте убедились, что советские лагеря ничуть не лучше немецких, и ненавидели лагерное начальство как фашистов. Сумасшедшие сроки не оставляли им надежды когда-либо выйти на свободу. Все это привело к немыслимым в довоенном ГУЛАГе вооруженным бунтам. Лагерные восстания происходили в 1946–1952 гг. на Колыме и в Воркуте, в Джезказгане, Экибастузе и Салехарде, на Тайшете, Печоре и Сахалине… Восстание под Воркутой в 1948 г. было подавлено с применением боевой авиации. В большинстве случаев восставшие не имели никаких далеко идущих планов и поднимались на борьбу просто из желания умереть в бою, а не на коленях.

·Почему после Победы репрессивная политика не только не смягчилась, но приобрела еще более жестокие формы?

·О чем свидетельствуют вооруженные восстания в ГУЛАГе?

125

7. Расправа с военачальниками

Едва закончилась война, как в разряд политически неблагонадежных попали не только вчерашние коллаборационисты, военнопленные, жители оккупированных территорий, но и те, кто совсем недавно командовал армиями и фронтами. Во время войны Сталину приходилось зачастую мириться с известной самостоятельностью военачальников. Некоторые из них, особенно Жуков, Василевский, Рокоссовский, не боялись спорить с Верховным, отстаивать свою точку зрения. Укрепившееся чувство собственного достоинства полководцев, рост их популярности, по-видимому, показались Сталину опасными. Уже в конце 1945 г. СМЕРШ и органы госбезопасности начали собирать компрометрующий материал на маршала Жукова и других видных генералов. В 1946 г. последовали аресты среди военных авиаторов во главе с главкомом ВВС маршалом авиации А.А. Новиковым и наркомом авиационной промышленности А.И. Шахуриным. Все они были обвинены в том, что сознательно «протаскивали на вооружение ВВС заведомо бракованные самолеты и моторы…, что приводило к большому числу аварий и катастроф в строевых частях ВВС» и осуждены к длительным срокам заключения.

Из подсудимых выбили показания против Жукова. Особенно много в протоколах допросов сведений о критических высказываниях маршала в адрес Сталина. Однако арестовать исключительно популярного в то время Жукова Сталин все же поостерегся. Полководца лишь обвинили в непомерных амбициях и преувеличении своей роли в прошедшей войне. Жуков был отстранен от должности заместителя министра Вооруженных Сил СССР и других занимаемых постов и назначен командующим Одесским, а в 1947 г. — тыловым Уральским военным округом. Многие близкие к Жукову люди были арестованы, от них под пытками добивались показаний о предательстве маршала. Обвиняли Жукова и в присвоении ценностей на территории Германии.

Если Жуков отделался понижением в должности, то другие, не столь известные генералы В.Н. Гордов, Г.И. Кулик, Ф.Т. Рыбальченко, арестованные за подслушанные органами МГБ критические высказывания по адресу существующей власти, были расстреляны. Уголовные дела на генералов фабриковались и позднее. Однако репрессии 1937–1941 гг. в армии, к счастью, не повторились. Сталин, по-видимому, все же учел печальный опыт первых военных лет.

Но если подвергать новому разгрому армию было опасно, то интеллигенцию просто необходимо казалось приструнить.

8. Власть и интеллигенция. Иллюзии и разочарования

Писатель В.П. Некрасов так вспоминал о настроениях середины 40-х гг.: «Мы простили Сталину все! Коллективизацию, тридцать седьмой год, расправу с соратниками, первые дни поражения. И он, конечно, понял теперь всю силу народа, поверившего

вего гений, понял, что нельзя его больше обманывать, что только суровой правдой в глаза можно все объединить, что к потокам крови прошлого, не военного, а довоенного, возврата нет. И мы, интеллигентные мальчики, ставшие солдатами, поверили в этот миф и с чистой душой, открытым сердцем вступали в партию Ленина-Сталина».

Ожидания послаблений, отказа от репрессий, избавления от ежечасного страха были очень сильны в первое послевоенное время. К.М. Симонов писал: «Как я помню, и

вконце войны, и сразу после нее, и в сорок шестом году довольно широким кругам интеллигенции, во всяком случае художественной, казалось, что должно произойти нечто, двигающее нас в сторону либерализации… В общем, существовала атмосфера некой идеологической радужности… Во всем этом присутствовала некая демонстративность, некая фронда, основанная и на неверной оценке обстановки и на молчаливо предполагавшихся расширении возможного и сужении запретного после войны».

·Объясните, чем были вызваны подобные ожидания интеллигенции после войны.

126

Эти мечты были растоптаны принятием в августе 1946 г. постановления ЦК ВКП(б) «О журналах ―Звезда‖ и ―Ленинград‖». Формально оно было направлено против творчества М.М. Зощенко и А.А. Ахматовой.

Из постановления

«Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами… Журнал «Звезда» всячески популяризирует также произведения писательницы Ахматовой, литературная и общественно-политическая физиономия которой давно известна советской общественности. Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии… наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе…»

Зощенко и Ахматову исключили из Союза советских писателей. Журнал «Ленинград» был закрыт, а редакцию другого ленинградского художественного журнала — «Звезды» — возглавил чиновник управления пропаганды ЦК ВКП(б).

Постановление было выдержано в грубом бранном тоне. Зощенко именовали «пошляком и подонком литературы». Секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Жданов, в те годы — главный партийный идеолог, выступая перед партийным активом и писателями Ленинграда, обзывал Зощенко «беспринципным и бессовестным литературным хулиганом» и утверждал, что писатель «чужд и враждебен советской литературе». Великого русского поэта Анну Ахматову Жданов назвал «взбесившейся барынькой, мечущейся между будуаром и моленной», «блудницей и монахиней, у которой блуд смешан с молитвой».

Что же вызвало такую ярость Сталина и Жданова? Скорее всего, конкретные имена, на которые обрушился высочайший гнев, были выбраны во многом случайно. Историки литературы рассказывают, как, узнав, что во время выступления Ахматовой в Москве на литературном вечере публика стоя приветствовала ее овацией, Сталин в бешенстве вопрошал: «Кто организовал вставание?!». За этим почти анекдотическим вопросом — искреннее неверие «отца народов» в саму возможность спонтанного, «несрежисированного» выражения любви к поэту. Раздражала официальных идеологов и огромная популярность Зощенко среди писателей и читающей публики Ленинграда. К тому же в его сатирическом рассказе «Приключения обезьяны» Жданов усмотрел «гаденькую, отравленную антисоветскую сентенцию насчет того, что в зоопарке жить лучше, чем на воле, и что в клетке легче дышится, чем среди советских людей». Не потому ли рассвирепел партийный идеолог, что сам в глубине души понимал, как несладко жилось людям при том режиме, которому он служил?

Часто отмечают и застарелую нелюбовь Сталина ко всему, что было связано с Ленинградом. Возможно, именно поэтому в качестве жертвы были избраны именно ленинградские журналы, хотя Сталин высказывал претензии и к другим редакциям — например, к «Новому миру».

Но само постановление «О журналах ―Звезда‖ и ―Ленинград‖», несомненно, преследовало цели, гораздо более широкие, нежели расправа с конкретными авторами и редакциями. Фактически оно было направлено против любого проявления свободомыслия. Не случайно в постановлении подчеркивалось, что «наши журналы… не могут быть аполитичными», а редакции ленинградских журналов обвинялись в недостатке идейности. К.М. Симонов писал впоследствии, что партийное руководство хотело «прочно взять в руки немножко выпущенную из рук интеллигенцию, пресечь в ней иллюзии, указать ей на ее место в обществе и напомнить, что задачи, поставленные

127

перед ней, будут формулироваться так же ясно и определенно, как они формулировались и раньше, до войны… — словом, что-то на тему о сверчке и шестке».

· Как вы думаете, почему после войны власть не пошла по пути либерализации, а предпочла ужесточить идеологический контроль над обществом?

Вслед за постановлением «О журналах ―Звезда‖ и ―Ленинград‖» в 1946 г. последовали постановления «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению», «О кинофильме ―Большая жизнь‖», а в 1948 г. — «Об опере ―Великая дружба‖ В. Мурадели», еще более усилившие идеологический контроль в сфере кино, театрального и музыкального искусства.

· Почему художественная литература и искусство вызывали столь пристальное внимание власти?

В выступлении Жданова прозвучали также упреки в адрес писателей, которые «стали рассматривать себя не как учителей, а как учеников буржуазно-мещанских литераторов, стали сбиваться на тон низкопоклонства и преклонения перед мещанской иностранной литературой». Это были первые признаки приближения новой идеологической кампании — «борьбы против низкопоклонства перед Западом и космополитизма».

9. Молодежное подполье

Крушение послевоенных надежд, постепенное осознание глубокого разрыва между властью и народом, ощущение господства лжи и цинизма в окружающем мире вызвали к жизни новое явление в молодежной среде — подпольные кружки, постепенно перераставшие из чисто литературных и образовательных в политические. Наиболее известна среди них КПМ (Коммунистическая партия молодежи), созданная группой воронежских комсомольцев и насчитывавшая около 50 чел. Она описана А. Жигулиным в автобиографической повести «Черные камни». Подобные кружки и организации, правда, меньшей численности (как правило, 5–10 чел.) существовали в Москве, Ленинграде, Челябинске,. Свердловске и некоторых других городах. Члены большинства таких кружков (как правило, 16–20-летние, старшеклассники или студенты) пытались самостоятельно объяснить несоответствие окружающих порядков официально провозглашаемым высоким целям. Для этого они внимательно изучали труды Маркса, Энгельса, Ленина. Все молодежные организации придерживались марксистско-ленинских взглядов, а сталинский режим рассматривали как контрреволюционный и тиранический. В программе московского Союза борьбы за дело революции (СБДР) говорилось: «Общенародная собственность как таковая в СССР

отсутствует, а есть государственный капитализм, при котором государство в лице правящей верхушки выступает как коллективный эксплуататор». Одна из участниц СБДР впоследствии вспоминала, что члены Союза «считали своей первой задачей разъяснение как можно большему количеству людей, что их жестоко обманули, что ―это‖ — хорошо обставленная контрреволюция».

Все подпольные молодежные группы действовали недолго — как правило, около года, после чего на их след нападали органы МГБ и начинались аресты.

·Почему все подпольные молодежные группы придерживались марксистсколенинской идеологии?

·В чем вы видите значение антисталинского молодежного подполья, ведь ни одна из подобных групп не оказала сколько-нибудь заметного влияния на общественное сознание?

10. Государство и церковь после войны

Отношения государства и Православной церкви в послевоенные годы развивались в духе договоренностей, достигнутых на встрече Сталина с иерархами в 1943 г.

128

Церкви была передана Троице-Сергиева лавра, были открыты 2 церковные академии и 8 семинарий. Православной церкви передавались отобранные у униатов храмы на Западной Украине. В свою очередь, церковь активно пропагандировала миролюбивый характер советской внешней политики, клеймила империалистических поджигателей войны. Сталин явно стремился использовать авторитет православия, чтобы укрепить советское влияние в странах Юго-Восточной Европы и Ближнего Востока.

Вместе с тем, в 1947–1948 гг. нападки на религию постепенно возобновились. Партийные идеологи и журналисты провозглашали, что борьба против религии — это борьба против реакционной буржуазной идеологии. Особое внимание уделялось атеистическому воспитанию детей и молодежи. Газеты писали, что верующий не может быть учителем, состоять в комсомоле. Возобновились случаи закрытия храмов, а на открытие бездействующих и регистрацию общин власти соглашались крайне неохотно. В 1955 г. на территории СССР действовало 13477 православных храмов вместо 14477 в 1949 г.[2] Журнал Московской патриархии выходил ничтожным тиражом 15 тыс. экз. Библия, не говоря уже о другой религиозной литературе, оставалась недоступной для верующих. Духовенство полностью зависело от Совета по делам РПЦ и его уполномоченных на местах. Коммунистическое государство лишь терпело церковь, но всячески ограничивало ее.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ

1.Охарактеризуйте общественно-психологическую атмосферу первых послевоенных лет.

2.Как вы считаете: что общего было у фронтовиков 40-х гг. и у поколения ветеранов афганской и чеченской войн? В чем, с вашей точки зрения, состоит и чем объясняется разница между этими «фронтовыми поколениями»?

3.Охарактеризуйте отношение Советского государства к бывшим военнопленным, «перемещенным лицам» и жителям оккупированных территорий.

4.Чем было вызвано партизанское движение в Прибалтике и Западной Украине? Как оно связано с предвоенными событиями на этих территориях?

5.Как вы считаете: закономерным или случайным было ужесточение идеологического контроля после окончания войны?

[1]НКГБ — Народный Комиссариат Государственной безопасности. Был выделен из состава НКВД в 1943 г. В 1946 г. переименован в Министерство Государственной безопасности (МГБ).

[2]Данные за 1949 г. включают свыше 7,5 тыс. церквей, открытых во время войны на оккупированной территории и свыше 1200, отобранных у униатов.

§58. Жупел «космополитизма»

1. Курсом державности и ксенофобии

После Победы стремление к возрождению имперского прошлого, проявившееся еще в годы войны, заметно усилилось. Символом перемен стали замена «Интернационала» новым гимном Советского Союза, переименование наркоматов в министерства, введение формы со знаками различия соответствующего ведомства для государственных служащих. Даже школьники были одеты в серые гимнастерки и фуражки или коричневые платья с фартуками, скопированные с дореволюционной гимназической формы.

Гораздо опаснее были другие меры, направленные на нагнетание ксенофобии[1] и изоляцию советских граждан от любых контактов с внешним миром. В феврале 1947 г. вышел указ «О воспрещении браков граждан СССР с иностранцами». В марте того же года были созданы так называемые «суды чести», призванные не только «оградить советских людей от тлетворного влияния буржуазной идеологии», но и «повести непримиримую борьбу с низкопоклонством и раболепием перед западной культурой, ликвидировать недооценку значения деятелей русской науки и культуры в развитии

129

мировой цивилизации». На практике это обернулось постыдной «борьбой за приоритеты»: авторы многочисленных статей и книг совершенно серьезно доказывали, что родиной едва ли не всех важнейших изобретений человечества была Россия. Первооткрывателем закона сохранения вещества вместо Лавуазье был объявлен Ломоносов. Самолет, оказывается, изобрели не братья Райт, а Можайский, паровоз — не Стефенсон, а отец и сын Черепановы, паровую машину — не Ньюкомен и Уатт, а Ползунов. Даже честь изобретения воздухоплавания была приписана мифическому подьячему Крякутному, якобы опередившему Монгольфье.

У здравомыслящих людей все это вызывало лишь иронию. Известный анекдот тех лет гласил, что, когда представителям разных стран предложили написать сочинение о слонах, наш соотечественник выбрал тему «Россия — родина слонов». Однако при всей своей анекдотичности «борьба за приоритеты» была далеко не безобидна. Она призвана была воспитывать у советских граждан, особенно у молодежи, национальное высокомерие и презрительное отношение ко всему зарубежному. Граждане СССР должны были ощущать себя носителями высшей истины, которым нечему учиться у других народов.

«Борьба за приоритеты» дорого обошлась отечественной науке. Она обернулась фактическим запретом ссылаться в статьях и монографиях на труды зарубежных ученых, невозможностью выписывать иностранную периодику, вынужденным отказом от международных научных контактов. Когда академик В.В. Парин передал американским коллегам рукопись ученых-медиков Н.Г. Клюевой и Г.И. Роскина «Новые пути биотерапии рака», он был обвинен в шпионаже и приговорен к 25 годам заключения. Клюеву и Роскина не арестовали, их лишь подвергли ожесточенной травле на «суде чести» в министерстве здравоохранения, а письмо ЦК ВКП(б) об их «деле» было направлено во все парторганизации страны.

2. Политика шовинизма и антисемитизма

Оборотной стороной державного курса стало нагнетание шовинизма и антисемитизма. Уже в 1946 г. глава МГБ В.С. Абакумов начал сбор компрометирующих материалов на членов Еврейского Антифашистского комитета (ЕАК), созданного в 1941 г. с целью получения финансовой помощи Советскому Союзу со стороны богатых еврейских организаций США. Председателем ЕАК был художественный руководитель Государственного еврейского театра, выдающийся артист С.М. Михоэлс. Вина ЕАК, по мнению сотрудников МГБ и партийных аппаратчиков, состояла в том, что он стал превращаться в еврейский национальный центр в СССР. Особое негодование вызвали попытки ЕАК организовать изучение еврейской национальной истории. На этом основании делался вывод: ЕАК «сползает на позиции еврейского национализма и сионизма».

Был уничтожен тираж составленной под руководством И.Г. Эренбурга и В.С. Гроссмана «Черной книги» о преступлениях нацистов против еврейского народа. Запрет ее публикации был мотивирован тем, что «книга содержит серьезные политические ошибки».

По признанию начальника Следственной части МГБ М.Д. Рюмина, сделанному в 1953 г., «с конца 1947 года начала отчетливо проявляться… тенденция рассматривать лиц еврейской национальности потенциальными врагами советского государства. Эта установка приводила к необоснованным арестам лиц еврейской национальности по обвинению в антисоветской националистической деятельности и американском шпионаже».

Однако сразу после войны откровенные антисемитские репрессии были бы слишком непопулярны за границей. К тому же Сталин, несмотря на собственные антисемитские взгляды[2], еще надеялся сделать Израиль своей опорой в борьбе за влияние на Ближнем Востоке. Поэтому он предпочел негласную расправу над человеком, в котором все чаще видели еврейского национального лидера. В январе

130