Глава 6. Дискурсивное конструирование социального мира

6.1. Социальные категории дискурса

Opposition is True Friendship.

W. BLAKE, «The Marriage of Heaven and Hell»

Поскольку в современном гуманитарном знании, в контексте идей постструк­турализма и постмодернизма дискурс все больше рассматривается как специ­фическая для конкретной культуры и социума языковая реализация, констру­ирующая определенный «социальный порядок», весьма любопытно взглянуть на речевую коммуникацию с точки зрения категоризации социальных фено­менов. Причем если на макроуровне, пользуясь лингвистическими по сути методами, это с успехом делают различные направления социологии, фило­софии и т. д., то на микроуровне именно лингвистические подходы позволя­ют развивать саму методологию дискурс-анализа, в том числе и для последу­ющего применения к изучению социально-культурной динамики общества.

6.1.1 Социальное мышление, конвенция, институт

Многие рассуждения в лингвистике, теории ком­муникации и других отраслях социального знания XX в. были основаны на идее индивидуального рационализма, объясняющего «разумное» поведе­ние каждого конкретного человека лишь эгоцентричными мотивами типа «я делаю лишь то, что в моих интересах». Согласно этой идее всякое социаль­ное, коллективное действие находится в зависимости от системы взаимо­связанных, обоюдонаправленных, прямых и непрямых обменов. В сильной форме эта теория помещает рационального индивида в сложную, громозд­кую систему отношений, где он должен действовать на основании полного доверия к своим партнерам и социуму в целом, не имея выбора («идеальное сотрудничество» в картезианском духе — как тут не вспомнить Грайса). В слабой форме эта теория оставляет человеку право выбора, но в случае ошиб­ки он рушит весь процесс, разваливает систему обменов, вынуждая социум к применению санкций за некооперативное поведение. Но само применение санкций является социальным, коллективным актом и так же требует объяс­нения, как и исходное действие.

203

Могут ли группы людей думать, чувствовать и действовать подобно одному человеку? Вся социология марксизма, например, построена на допу­щении, утверждающем способность большой группы людей — целого со­циального класса — воспринимать, выбирать, решать, действовать во имя своих групповых интересов. Демократия как политический принцип, в свою очередь, зиждется на идее коллективной воли [Douglas 1986: 9].

Исходная ошибка, ложная аксиома теории индивидуального рационализ­ма заключается в предвзятом отрицании социальных начал индивидуального мышления. Как отмечалось выше, очень важная для философского обоснова­ния дискурс-анализа мысль о социальной обусловленности индивидуального мышления была высказана Эмилем Дюркгеймом [1995] в начале века [Durkheim 1912], когда социологическая эпистемология встретила серьезное сопротив­ление. Повысив роль социума в организации мышления, Дюркгейм умень­шил роль индивида, что вызвало обвинения в радикализме и социальном рационализме. Неопределенность функциональности в построениях Дюрк­гейма навлекли на него противоположные обвинения — в иррационализме. Казалось, что он вводит некую мистическую сущность — социальную группу — и наделяет ее сверхъестественной силой самобытийности.

Социология знания, в то время во Франции идеологически более свобод­ная, чем в Германии, задается глобальным вопросом: как феномен знаний ста­новится общественным, как мысль становится коллективной [ср.: Fleck 1935]? Ответ на этот вопрос может быть сформулирован с помощью теории соци­альных представлений (см. 2.4), адаптированной за счет расширения эвристи­ческого потенциала двух традиционных понятий: конвенция и институт.

Конвенция классически определяется следующим образом:

Регулярно повторяющаяся закономерность R в поведении членов обще­ства P в ситуации S считается конвенцией, если и только если истинно и обще­известно в Р, что почти всегда в ситуации S из всех членов общества P

[i] практически каждый следует R;

[ii] практически каждый ожидает, что все остальные тоже следуют R;

[iii] практически каждый почти одинаково оценивает приоритетность и

предпочтительность всех возможных комбинаций действий;

[iv] практически каждый предпочитает, чтобы любой другой следовал R

при условии, что все остальные следуют R;

[v] практически каждый предпочел бы, чтобы любой другой следовал

R' при условии, что все остальные тоже следовали бы R',

где R' — это такая возможная закономерность в поведении членов общества P в ситуации S, что практически никто из членов данного общества P в дан­ной ситуации S не может следовать одновременно R' и R [Lewis 1969: 78]. Здесь

204

хотелось бы обратить внимание на слова практически и почти, снимающие с данного определения «наряд» каузативного детерминатива и придающие ему вероятностный статус.

Язык в определенном (узком) смысле конвенционален, его употребление — дискурс — также конвенционально. Очевидно, что это конвенции разного качества. С социально-психологической точки зрения наибольший интерес для анализа языкового общения представляют конвенции в широком смысле. К ним относятся разнообразные аспекты жизни общества: его традиции, нор­мы, ценности, представления, обычаи и ритуалы, имеющие символическую природу, рекуррентный характер и определяющие специфику культуры.

Институт в минимальной философской форме может быть сведен к разновидности конвенции [Douglas 1986: 46]. Рассуждая о социуме, и Эмиль Дюркгейм, и Людвик Флек [Durkheim 1912; Fleck 1935] весьма симптоматично употребляли слово «законность» относительно практически всех уровней орга­низации социальной общности или группы. Чтобы какая-то конвенция груп­пового поведения превратилась в узаконенный социальный институт, тре­буется параллельная или поддерживающая когнитивная конвенция: чтобы коммуникация состоялось, уже необходимо «соглашение», определяющее та­кие базовые категории, как, например, сходство и релевантность, а это само по себе явление институциональное.

Всякому стремящемуся к воспроизводству институту нужен статус закон­ности, приобретаемый только посредством прочного обоснования как в мире вещей, так и в мире идей. Институт сам предоставляет своим членам набор категорий, аналогов или прототипов, с помощью которых они могут воспри­нимать и изучать окружающий мир. Эти категории призваны оправдывать физическую и духовную целесообразность вводимых институтом правил и норм, что способствует его функционированию в легко узнаваемой узаконен­ной форме в течение длительного периода времени. Социальные группы — это суть институты, обладающие своими собственными когнитивными спо­собностями помнить и забывать, классифицировать и решать, чувствовать и думать [Douglas 1986]. Хотя в подобном определении легко угадывается оче­редная научная метафора, не все из него следует понимать исключительно метафорически: о социальных аспектах восприятия, памяти, аффекта, каузаль­ной атрибуции можно немало найти у социально-когнитивных психологов [Fiske, Taylor 1991: 340—341].

Функция института заключается в решении определенной социально зна­чимой задачи с точки зрения групповых интересов, что, собственно, состав­ляет социокультурную жизнь (в отличие от физиологической). Каждый ин­ститут имеет свою структуру — упорядоченность, выделенность, устойчивость,

205

специфичность, что позволяет распознавать его как членам этой группы, так и сторонним наблюдателям.

По мнению Б. Малиновского, большая часть человеческой деятельности выполняется организованными группами людей по правилам, имеющим мо­ральное или правовое (а часто и то, и другое) закрепление [Malinowski 1923; 1972]. В институтах осуществляется трансляция знаний и традиционных эле­ментов культуры [Орлова 1994: 52]. Институты регулируют и координируют соотношение индивидуального и общего в ходе культурной жизни социума. Нелишне напомнить в этой связи, что основополагающая для лингвистики речи и теории дискурса категория communicatio, как и ее русское воплощение общение, самым тесным образом связаны с понятиями communis, общий.

Следуя расширенному пониманию института [см.: Бенвенист 1974: 352], к данному явлению следует причислить множество взаимосвязанных традиций, образцов деятельности, обычаев, ритуалов, нравов, законов, обусловленных функционально. Нет нужды напоминать об их конвенциональности. Здесь и далее под социальным институтом понимается культурно-специфическая нор­мативно организованная конвенциональная система форм деятельности, обус­ловленная общественным разделением труда, а также предназначенная для удовлетворения особенных потребностей общества [ср.: Орлова 1994: 52—53; Schlieben-Lange 1975:47; Allwood 1976: 26; Wunderlich 1976: 312; Ehlich, Rehbein 1975 и др.].