Выбор субъектами исторического познания объектов для научных изысканий

№ п/п	Период	Объекты исторического познания, выбираемые субъектами для исследования
1	XVIII . – началоXIXвв.	Прошлое «Государства Российского» и деятельность ее венценосных правителей
2	Вторая четверть и середина XIXв.	Прошлое «Государства Российского» и деятельность ее венценосных правителей, а также государственно-юридические учреждения, отдельные стороны культуры и быта
3	Вторая половина XIX в.	Прошлое «Государства Российского» и деятельность ее венценосных правителей, а также: государственно-юридические учреждения, отдельные стороны культуры и быта; хозяйственный и социальный строй, колонизационные процессы, местная, или «областная» история
4	Советский период	Прошлое и настоящее Советского государства, экономическое развитие, классовая борьба, общественные движения, революции, деятельность правившей в стране компартии (конституировалось в самостоятельную отрасль науки — история КПСС)
5	Постсоветский период	Контрреволюция (особенно, Белое движение), историческая психология, военная антропология и др.

Объект и предмет исторического познания — те понятия, которые следует «разводить» в исторических исследованиях. Сказанное не означает, что между ними возведена Берлинская стена. Объект и предмет исторического познания находятся в диалектическом единстве и соотносятся друг с другом, следующим образом: объект исторического познания — статическое начало; предмет исторического познания — динамическое начало. Причем, что представляется крайне важным, объект и предмет исторического исследования сами по себе историчны и меняются по мере изменения культурно-исторической ситуации.

Объект исторического познания связан с субъектом познания-историком, формируется им, зависит от него и от историографической ситуации времени творчества исследователя, как части общей культурно-исторической ситуации. От субъекта исторического познания зависит не только выбор объекта, но и содержание исторического исследования.

В культурно-исторической ситуации постмодернизма объектом исторического исследования становится текст, предметом — процесс формирования и развития данного текста в рамках интертекстовой традиции и взаимодействия текста с субъектом исследования.

Объективность исторических исследований: достижима ли она?

Принцип объективности действительно является одним из фундаментальных принципов теории и методологии исторической науки. Под ним, как правило, подразумевается рассмотрение как всего корпуса источников, так и реального исторического материала по исследуемой теме во всем многообразии, без каких-либо заранее заданных оценочных суждений и конъюнктурных соображений.

Объективность исторических исследований достижима. Тем более что история развивается в рамках законов и закономерностей. Но за видимой простотой скрываются сложности.

Ученых, рискующих сформулировать законы истории, найдется не так уж много. Первыми в данном ряду шагают классики марксизма-ленинизма, претендовавшие на открытие универсальных законов исторического развития. Увы, не все их законы оказались таковыми, многие не выдержали испытания общественно-исторической практикой. Можно вспомнить и американского историка Эдварда П. Чейни, провозгласившего свои «шесть законов истории» в Американской исторической ассоциации¹⁴. Другой — немецкий историк Курт Брейзинг — сформулировал не менее 35 «законов истории»¹⁵. Но их законы, подобно постулатам марксизма-ленинизма, так и не стали универсальными законами истории.

У исследователя нет права на нигилистическое отношение к попыткам открытия законов и закономерностей в истории. Ученым всегда придется сталкиваться с повторяемостью событий: Цезаря, единственного и неповторимого во всемирной истории, заговорщики убили только один раз, но тиранов и диктаторов убивали неоднократно. Следовательно, необходим поиск закономерностей.

Ученый, стремясь максимально постичь исторические законы и закономерности, максимально убедительно доказать личные теоретико-методологические построения, довольно часто попадает под влияние магии формулы одного из парадоксов человеческого познания: «Каждый видит то, что хочет увидеть, каждый слышит то, что он хочет услышать».

Наукой истории давно доказана истина: накопление фактического материала само по себе ничего не прибавляет к пониманию прошлого без их объяснения.

Историк, если хочет оставаться верным принципу объективности исследований, призван не гоняться за новомодными парадигмами, а выбирать методологию исследований так, чтобы она была не набором фраз по типу дефиниций (что можно встретить в некоторых диссертациях), а стала своего рода нитью Ариадны в лабиринте фактов. Именно при помощи такой нити ученые могут выйти из лабиринта фактов, суждений, оценок на дорогу исторических обобщений, приближающих их к подлинной исторической правде, то есть к объективности. А такой лабиринт бывает настолько запутан, что лабиринт мифического царя Миноса — просто прогулка по Невскому проспекту.

Однако объективность исторических исследований может быть достигнута тогда, когда ученый, призванный искать истину и следовать ей, не станет подчиняться конъюнктурным соображениям. Произвольно не идеологизировать и не политизировать историческую науку, а отдавать приоритет гуманистическим ценностям, общечеловеческим интересам, но при безусловном учете национальных, классовых и прочих аспектов видения исследуемой проблемы.

Но чтобы достичь такого положения, необходимо выполнить, по крайней мере, ряд условий, которые станут своего рода дополнительными методологическими ориентирами, позволяющими избежать искажений в использовании принципа объективности исторических исследований:

I. Соблюдать научные принципы анализа источников. В исторической науке имеется стройная система источниковедческого анализа, в частности предполагающая изложение фактов и событий методологически верно, в строгом соответствии с действительностью; определение их объективной ценности; установление связей между ними и образование комплекса источников, необходимых для получения совокупности научных фактов.

II. II. Исключить авторские претензии на исчерпывающую полноту анализа и на оценку полученных результатов как абсолютную истину. Ведь результаты анализа источников и литературы по теме исследования могут быть неодинаковыми у разных авторов, поскольку каждый из них руководствуется собственным общим видением ситуации, а следовательно, и своими критериями оценки уровня накопленных исторических знаний.

III. Обеспечение уважительного отношения к предшественникам, что отнюдь не сводится исключительно к комплиментарным оценкам их наработок. Важно вычленить из массива историографических источников те работы, результаты которых позволяют ставить новые проблемы и задачи в науке или содержат методы, которые могут быть использованы в решении уже сформулированных, но не решенных задач и проблем. Нельзя замалчивать результаты, полученные тем или иным автором. Но нельзя и приписывать предшественнику результаты, им не полученные, или особенности, не присущие его работе. В противном случае, мы получим искажение фактов и произвольные выводы.

IV. Выделение тенденций в анализе изучаемых проблем и, соответственно, поиск инвариантов в оценке историками тех или иных явлений и процессов. Учет при этом влияния на развитие исторической науки идеологии и политики.

V. Конкретность анализа источников и литературы.

VI. Осторожность в таком оценочном суждении, как «тенденциозность», по отношению к исследуемым источникам и литературе.

И все-таки, даже когда мы выполним все условия, раскрытые выше, полной объективности в исторических исследованиях достигнуто не будет. Тому есть ряд причин:

Во-первых, невозможно до конца избавиться от влияния политической конъюнктуры. Не оправдались и наивные надежды тех, кто полагал, что с падением советской социалистической модели государственного устройства, сопровождавшимся уникальным расцветом свободы слова и печати, автоматически канет в лету и зависимость исторической науки от политики. Увы, историческая наука во все времена и у всех народов была крепко скована одной цепью с политикой. Причем, политика все время не только претендовала, но и выступала ведущей в столь неравноправном союзе. Уместно в данной связи вспомнить иронию американского ученого Ч. Бирда, заметившего как-то, что история «напоминает кота, которого тянут за хвост туда, куда он хочет меньше всего идти сам». Не случайно, в среде историков давно стали расхожими такие суждения: история — «политика, опрокинутая в прошлое»; «каждое поколение переписывает свою историю» и пр. Брак историографии с политикой — брак по расчету, который будет расторгаться очень трудно. Но неправильно полагать, что засилье политического ангажемента в исторической науке — родовой признак исключительно тоталитарных и авторитарных политических режимов. Подобное существует и в демократических странах (быть может, в несколько смягченных формах). Вот и отечественная историография сегодня стала пространством не только для острых научных дискуссий, но и полем политической битвы, где научно обоснованная критика сталкивается с политизированными точками зрения.

Во-вторых, отрицательное влияние фактора времени. Все мы, живущие в земной жизни — пленники времени, этого одномерного чудища, которое, будучи скалярной величиной, успешно помогает нам превратиться, в конечном итоге, в вектор ни во что. Если, естественно, исходить из классической концепции физики Ньютона. Но человек всегда мечтал вырваться на свободу из темницы времени. И это удавалось всем живущим на Земле, но только в мечтах, мифах, легендах сказках. Удачнее всех оказывались в попытках к бегству из темницы времени писатели, поэты, историки. Они — близнецы-братья. Однако историки, в отличие от писателей и поэтов, находясь здесь и сейчас, не могут придумать сами все, когда пишут о том, что происходило там и теперь. Они пишут, опираясь на факты и документы. В их распоряжении огромный корпус источников.

В-третьих, исключительно субъективный фактор, связанный с личностью историка. Именно благодаря ему некоторые советские историки в свое время, несмотря на запрет, «нырнули под флажки». А. М. Некрич, к примеру, попытался сказать правду о трагедии 1941 года. «Безумству храбрых поем мы песню…». Между тем, «нырнув под флажки», А.М. Некрич остался сыном своего времени, а вернее пленником, ибо его личное время (и как человека, и как историка) культурно фундировано. Другим словами, способ творчества историка форматировался соответствующей культурной традицией. Фундированность в культурной традиции проистекает не только потому, что каждый культурный тип сознания обладает своей уникальной схематикой, но и поскольку в проживание времени включаются смыслы, императивно навязанные и инкорпорированные в индивидуальное сознание.

Итак, достижима ли объективность исторического исследования?

Однозначного ответа не будет, так как принцип объективности — самый сложный принцип теории и методологии исторической науки. Почему? Да потому, что субъективное восприятие реальности и ирреальности — вот подарок и одновременно наказание, данное нам Всевышним. «Sine ira studio»¹⁶, — так призывал писать историю Тацит. Увы, он сам и нарушил прекрасный принцип.

Не стоит доказывать доказанное: абсолютно беспристрастных историков не существует. Разве только на кладбище. Однако это не снимает ответственности с ученого. Исследователь может принять любую точку зрения, но присваивать ее, например, объекту изучения, вряд ли оправданно. Никто не имеет права запретить художнику сказать: я это вижу именно так и никак иначе! Но общество вправе спросить с художника:

1. Почему именно так, а никак иначе?

2. Доказана ли позиция?

3. Нет ли в ней чего-нибудь от лукавого?

Поэтому максимально приблизиться к объективности, но никогда в полном объеме ее не достигнув, наступив при этом на горло собственным пристрастиям, симпатиям, антипатиям, — дело совести, чести и профессионализма ученых. И если упомянутый выше постулат древних римлян «Sine ira studio», по большому счету, все-таки утопия, то другой их принцип — «Salvo honore»¹⁷— вполне приемлем для современных исследователей, так как ему сопутствует новая экономическая, социально-политическая и духовная обстановка, контуры которой наметились в российском социуме, вступившим в XXI век. А одна из ее характерных черт следующая: несмотря на все трудности как объективного, так и субъективного характера, новые подходы к изучению пройденного страной пути утверждаются все прочнее. В их ядре твердо займут первое место стремление к беспристрастности в изложении исторических фактов, первозданность информации из источников, не сенсационные, а вызывающие доверие архивные материалы.

Итак, к объективности можно приблизиться. Причем, довольно близко. Именно здесь вступает в силу субъективный фактор — личность историка, его профессионализм, гражданская позиция, умение сопротивляться влиянию политической и научной конъюнктуры. Но полной объективности достичь невозможно никогда, подобно тому, как нельзя пересечь финишную ленту в беге за горизонтом.