Повседневность и экстремизм сми

Кондрашов П.Н.,

Верхнесалдинский авиаметаллургический колледж, Верхняя Салда

Повседневная жизнь большинства населения протекает в совершенно бесчеловечных условиях, ибо, если мы вслед за К. Марксом признаем, что собственно человеческой формой деятельности является свободная, творческая деятельность, от выполнения которой человек получает удовольствие, то даже самый поверхностный взгляд на работу и быт людей покажет, что такое удовольствие посещает нас только от случаю к случаю, а то и вовсе наша жизнь оказывается погруженной в невыносимую тотальность страдания. В определенных условиях такая ситуация может взорвать социальную структуру капитализма, в рамках которой имеет место подобная бесчеловечность.

С другой стороны, общеизвестно, что всякий господствующий класс (а в современных российских условиях это класс капиталистов) всегда стремится сохранить наличное бытие тех условий, которые позволяют ему оставаться господствующим классом. В основе такого консерватизма лежит тот факт, что только принадлежность к господствующему классу дает возможность жить в условиях, хоть мало-мальски напоминающих условия человеческие. Удержать, сохранить status quo, т.е. собственно капитализм, можно разными способами (например, повышением уровня материального благосостояния, мотивацией труда или конституированием «счастливого сознания»), но в современных условиях, когда благосостояние широких трудящихся масс постоянно «растет», «улучшается»и т.д., экономические механизмы сохранения существующей социальной системы не всегда оказываются эффективными. Более того, зачастую увеличение, например, той же заработной платы может привести к совершенно противоположному эффекту: вместо конституирования лояльности и репрессивной терпимости возникает недовольство тем, что такое повышение можно было бы сделать и раньше, и в больших размерах, и т.д.

Поэтому (пост)современная буржуазия использует сегодня массу других, не-экономических механизмов воспроизводства наличной ситуации. Одним из таких весьма действенных механизмов является экстремизм СМИ.

С марксистской точки зрения, СМИ всегда выражают интересы определенных социальных классов, – и в этом нет ничего плохого или противоестественного. Это – обычная ситуация классового общества, и было бы, напротив, противоестественным, если бы этого момента не существовало. Другое дело, когда речь идет о реальной возможности всех классов представлять свои интересы в СМИ. В действительности же оказывается так, что самими СМИ владеют члены экономически (а значит, и политически) господствующего класса, а значит, что именно они «заказывают музыку», т.е. выражают через СМИ свои интересы, пытаясь представить их в качестве интересов всего общества в целом (что, собственно, и называется идеологией).

Единственным действительно эффективным способом навязывания подвластным классам чуждой им идеологии оказывается интериоризация этой идеологии в общественное сознание и общественную психологию этих классов. Репрессивное, прямое насилие в духе тоталитаризма никогда не приводило и не приведет к тому, что чуждые интересы станут «своими», «кровными». Это может произойти только через длительный процесс «объестествивания», «натурализации» этих интересов в ментальных структурах широких масс. Такая «натурализация» происходит через механизмы интериоризации чего-то внешнего во внутренний план своей собственной психики, т.е. через механизм «делания иного, чужого своим». Наиболее эффективным в этом отношении сегодня является деятельность СМИ, которые посредством оповседневнивания (Veralltagliсhung) определенных образов (особенно на телевидении) формируют в массовом сознании жизненные стандарты и позиции, которые делают эти массы некритичными, терпимыми и лояльными по отношению к существующему положению вещей (что, собственно, и требуется для господствующего класса), хотя в действительности это положение является совершенно неприемлемым и невыносимым.

Как нам представляется, подобная деятельность СМИ в процессе воспроизводства капиталистических условий базируется на способности СМИ встраивать с структуры повседневности и изнутри этих структур формировать некритическое согласие массового сознания. По всей видимости, механизм такого формирования таков:

1. Повседневность – это та материальная и духовная деятельность, которую индивиды осуществляют периодически с весьма короткими перерывами и которая в силу этой своей повторяемости становится автоматической, т.е. привычной, стереотипной, а значит, и бездумной в смысле естественной, нормальной некритичности.

2. Следовательно, если мы желаем что-то внедрить, встроить в эти повседневные структуры, необходимо сначала вырвать человека из его «сонной» обыденности, необходимо экзистенциально захватить его существо, а сделать это можно только посредством чего-то такого, что радикально выходит за рамки привычной повседневности, чего-то такого, что этой повседневностью не является.

3. Таким не-повседневным оказывается «экстрим», т.е. нечто экстремальное, экстремистское, то, что в обыденной повседневности не встречается, то, что взрывает эту повседневность. Т.е. СМИ, чтобы развернуть процесс интериоризации, внедрения идеологии господствующего класса в массовое сознание, в целях «захвата» зрителя используют то, что в большей степени «экзистенциально захватывает» людей – экстремальное: смерть, насилие, кровь, мат, секс, жареные новости, интимные подробности из жизни знаменитостей, разного рода извращения, оккультизм и т.д.

4. Фиксация внимания на экстремально-экстремистском отвлекает потребителя СМИ от его собственной серой повседневности, люди начинают жить более интересной жизнью героев сериалов, реалити-шоу, но жизнью не-собственной, чужой, отчужденной. Массе становится более важным, что происходит с героями «Дома 2», чем с ними самими или их соседями; людям в большей степени жалко то, что футбольная команда не вышла в финал, чем голодного, умирающего котенка, живущего в подвале их собственного дома; люди (das Man), таким образом, живя жизнь отчужденно, оказываются равнодушными по отношению к своей собственной жизни, а потому, им становится эта жизнь безразличной.

5. Так они встраиваются в структуры капитализма, влача жалкое личное существование, не обращая никакого внимания на бесчеловечность такого положения дел. «Другая», экстремальная жизнь других становится более интересной, а потому к себе самим конституируется терпимость и смирение. Но, к счастью, в рамках этой повседневной терпимости постепенно вырастает и протест против репрессивности наличных структур: угнетенные не хотят, не желают больше быть таковыми, – они желают быть людьми.