Учебники Монографии и др 2 / Теневая и Криминальная эк-ка / Книга Криминализация экономики / Криминализация и оргпреступность - 2008. Черновой вариант книги 2011

2.1. Влияние российской экономической ментальности на криминализацию постсоветской экономики

Теневая экономика – порождение конфликта между официальными нормами хозяйственного законодательства и неформальными ценностями и практиками хозяйственной жизни. Этот конфликт существует в той или иной степени в любом обществе. Однако в некоторых странах, как в постсоветской России, он настолько силен, что воспринимается как угроза национальной экономической безопасности. Чтобы снизить эту угрозу, необходимо прежде всего выяснить, какие факторы значимо влияют на этот конфликт.

В последние десятилетия одним из важнейших факторов развития всех видов экономических отношений, в том числе и теневых, считают национальную хозяйственную культуру. Однако суждения о зависимости развития теневых экономических отношений от этнокультурных характеристик пока высказываются в основном на качественном уровне. Количественный анализ данной корреляции в отечественной литературе пока отсутствует, хотя обществоведы уже научились измерять и этнокультурные характеристики, и развитие теневой экономики.

2.1.1. Качественная взаимосвязь между теневой экономикой и культурными характеристиками

Исследования связи между теневой экономикой и национальной хозяйственной культурой ранее уже проводились зарубежными обществоведами. Однако из разных видов теневой экономики при этом рассматривалась лишь одна коррупция. Это приоритетное внимание именно к коррупции объясняется двояко: с одной стороны, коррупция действительно является одной из наиболее массовых разновидностей теневой хозяйственной деятельности; с другой стороны, для оценок масштабов коррупции уже разработаны относительно достоверные методики, позволяющие сравнивать ситуацию в разных странах.

52

Общемировая ситуация . Ранее, до конца ХХ в., коррупция трактовалась либо как некая маргинальная субкультура внутри нормальной деловой культуры, либо как девиация, дисфункция в общепринятой хозяйственной культуре. Такие подходы относительно хорошо истолковывали коррупцию в развитых странах Запада. Однако они не работали в неевропейских странах (не только в «третьем мире», но даже

вЯпонии), где нормой являлось как раз то, что европейцы считали отклонением от нормы. С 1980-1990-х гг. коррупция в странах периферийного капитализма начинает все более рассматриваться не как временное, болезненное состояние, а как явление, постоянно воспроизводимое культурной традицией, опирающееся на постоянные, устойчивые черты национальной культуры.

Всвоих попытках выявить влияние культуры на уровень коррупции исследователи стали прибегать к тем характеристикам культуры, которые были разработаны в рамках кросскультурной психологии такими учеными, как Г. Хофстед, Г. Триандис, Э. Холл, С. Шварц и другие.

Например, согласно Э. Холлу, который ввел в научный оборот понятие «контекстности» , в высококонтекстных культурах значительная часть коммуникации протекает на невербальном уровне. Успех в переговорах при этом зависит

вбольшей степени от дружеских отношений и доверия сторон друг к другу, чем от положений, явно сформулированных в контракте. Наоборот, в низкоконтекстных культурах люди не склонны давать взаймы и не любят быть кому-то обязанными. В бизнесе они опираются на формальные отношения, законы и четко сформулированные положения контракта, отдавая предпочтение краткосрочным сделкам. К низкоконтекстным относят прежде всего страны европейской культуры (США, Германия, Швейцария и т.д.). Высококонтекстными являются культуры японцев, арабов и средиземноморцев (итальянская, испанская, турецкая), с точки зрения которых, дарение подарков – это необходимое условие надежных деловых отношений . Представители

Вданном разделе использованы материалы к.ф.н., научного сотрудника Института психологии РАН Т.А. Нестика.

Hall E.T. The Silent Language. – Doubleday, New York, 1959.

Hall E.T., Hall R.M. Hidden Differences Doing Business with the Japanese. – Anchor Press-Doubleday, N.Y., 1987.

53

низкоконтекстных культур интерпретируют такие традиции как тотальную коррумпированность.

Современными этнологами, однако, чаще всего используются индикаторы измерения культуры, предложенные голландским социальным психологом Гиртом Хофстедом (коллективизм-индивидуализм, дистанция власти, маскулинность, избегание неопределенности, конфуцианский динамизм) . Поэтому в 1990-е гг. исследователи чаще всего изучали взаимосвязь между коррупцией и именно этими хофстедовскими показателями.

Измерение «коллективизм–индивидуализм» определяется Г. Хофстедом как ориентация на коллективистические ценности или мера, в которой жизненные решения личности определяются группой, к которой он себя относит (семьей, кругом друзей, коллегами). Исследователи отмечали, что

вколлективистических культурах люди, как работающие

вчастном секторе, так и находящиеся на государственной службе, склонны нарушать законы и формальные правила

втех случаях, когда они противоречат, с их точки зрения, традиционным нормам и ценностям .

Под «дистанцией власти» последователи Г. Хофстеда подразумевают меру согласия менее обеспеченных статусом и властью людей с неравномерным распределением власти. В культурах с высокой дистанцией власти зависимость подчиненных от руководства принимает форму патернализма, при которой подчиненные получают поддержку взамен на лояльность. Такие системы благоприятствуют развитию коррупции в виде непотизма и фаворитизма. Желание демонстрировать лояльность как абсолютное условие успеха не позволяет подчиненным критически отнестись к коррупционному поведению руководства. Представители культур с высокой дистанцией власти относятся к коррупции с большей терпимостью, чем представители стран с низкой дистанцией власти .

Hofstede G. Culture`s consequences: Comparing values, behaviors, institutions and organizations across nations. 2 ed. Sage Publications, 2001.

LaPalombara J. Structural and Institutional Aspects of Corruption // Social Research. 1994. Vol. LXI. Р. 325–350.

Cohen J. R., Laurie W.P., Sharp D.J. A methodological note on cross-cultural accounting ethics research // International Journal of Accounting. 1996. Vol. 31(1). P. 58.

54

Измерение «маскулинность-фемининность» представляет собой меру ориентации на материальный успех и личные достижения, в противоположность заботе о качестве жизни и стремлению поддержать теплые, гармоничные отношения с окружающими. В исследованиях Б. Хастида и некоторых других исследователей подтверждается тривиальное в об- щем-то предположение о том, что готовность к коррупционной сделке мотивируется стремлением к материальному обогащению, отраженным в оценке маскулинности. Видимо, сильная ориентация культуры на материальный успех снижает чувствительность к этической стороне бизнеса10 и тем самым облегчает заключение сделки для обеих сторон.

«Избегание неопределенности» понимается как степень тревоги и переживания опасности в незнакомой или неопределенной ситуации. В тех случаях, когда тот или иной исход представляются равно вероятными, коррупционная сделка можетрассматриватьсякаксредствоснижениянеопределенности11. На личностном уровне избегание неопределенности связано с нетерпимостью к противоречивой информации и, как считают С. Вителл, С. Нвашукву и Дж. Барнс, снижает чувствительность к этическим дилеммам бизнеса12. Однако, как замечает Дж. Лэмсдорф, избегание неопределенности может иметь и обратный эффект, усиливая решимость третьих сторон бороться с коррупцией13.

По поводу долговременной ориентации – еще одного измерения культуры, первоначально названного Г. Хофтедом «конфуцианским динамизмом», – среди исследователей коррупции и этики бизнеса также нет общего мнения. Одни полагают, что долговременная ориентация должна снижать

Zaniatu M. El contexto humano de la corrupcion // Eficiencia, corrupcion y crecimiento con equidad. Aula Abierta de Etica (editor). Bilbao, Spain: Universidad de Deusto, 1996; Gonzalez-Fabre R. Las estructuras culturales de la corrupcion en Venezuela // Ibidem. Р. 60.

10Vitell S.J., Nwachukwu S.L., Barnes J.H. The effects of culture on ethical decision-making: An application of Hofstede’s typology // Journal of Business Ethics. 1993. № 12. Р. 758.

11Rashid S. Public utilities in egalitarian LDC’s: The role of bribery in achieving Pareto efficiency // Kyklos. 1981. №34. Р. 448–460.

12Vitell S.J., Nwachukwu S.L., Barnes J.H. The effects of culture on ethical decision-making: An application of Hofstede’s typology // Journal of Business Ethics. 1993. № 12. Р. 757.

13Lambsdorff J. G. Corruption in Empirical Research – A Review // Transparency International Working Paper. 1999. November.

55

склонность к вступлению в коррупционные сети и повышать чувствительность к этической стороне хозяйственной деятельности14. Другие же считают, что эта переменная вообще никак не влияет на уровень коррупции15. Можно предположить, что ориентация партнеров коррупционной сделки на долговременные отношения и их забота о будущем должны возрастать в прямой зависимости от ранга чиновника и величины бизнеса.

Ситуация в постсоциалистических странах. Что каса-

ется изучения взаимосвязи между теневыми отношениями и культурными параметрами в транзитивных странах в целом и в постсоветской России в частности, то здесь сделаны лишь первые шаги.

Если рассматривать подходы к этой проблеме зарубежных исследователей, то для них до сих пор типичны наиболее элементарные наблюдения именно на качественном уровне. Например, Й. Андвиг высказывал предположение, что на уровень коррупции в республиках бывшего СССР существенно влияли присущие им культурные различия – поведение, связанное с риском, у грузин, традиция делать подарки в среднеазиатских республиках16. Связь между подношением подарков как нормой деловых отношений и высокой контекстностью российской культуры отмечают и другие исследователи17. Можно вспомнить, наконец, компаративистский подход С. Фиша к «экономике рэкета»18, согласно которому среди факторов, способствующих ее развитию, особо выделены «моральный вакуум» и «слабость общественных ор-

14Cohen J. R., Laurie W.P., Sharp D.J. Op. cit. Р. 55 – 66.

15Husted B. Wealth, Culture and Corruption // Journal of International Business Studies. 1999. Vol. XXX (2). P. 339-346.

16Andvig J. The economics of corruption: A survey // Studi economici. 1991. Vol. 46. № 43. Р. 57-94; Жилина И.Ю., Иванова Н.Н. Экономика коррупции // Экономические и социальные проблемы России. Вып. II. Социальноэкономические проблемы коррупции. – М., 1998. С. 53.

17Arunthanes W., Tansuhaj P., Lemak D.J. Cross-cultural Business Gift Giving. A New Conceptualization and Theoretical Framework // International Marketing Review. 1994. Vol. 11. № 4. Р. 46-47.

18Fish M.S. The Roots of and Remedies for Russia`s Racket Economy // The Tunnel at the End of the Light: Privatization, Business Networks and Economic Transformation in Russia / Ed. by Stephen S. Cohen, Andrew Schwartz, John Zysman. 1998 (Адрес статьи в Интернете: http://garnet.berkeley.edu/ ~briewww/courses/sc/cp221/fish.html.) Коррупция рассматривалась С. Фишем как одна из форм рэкета – незаконные поборы со стороны государственных чиновников.

56

ганизаций» (Табл. 2-1). Все эти исследования проводились исключительно на качественном уровне, без использования этнометрики.

Таблица 2-1

Факторы формирования «экономики рэкета» в посткоммунистических странах Евразии19

19 Fish M.S. The Roots of and Remedies for Russia`s Racket Economy // The Tunnel at the End of the Light: Privatization, Business Networks and Economic Transformation in Russia / Ed. by Stephen S. Cohen, Andrew Schwartz, John Zysman. 1998. (Адрес статьи в Интернете: http://garnet.berkeley.edu/ ~briewww/courses/sc/cp221/fish.html.)

57

Окончание таб. 2-1

В России изучение взаимосвязи между теневой экономикой и культурными ценностями также пока происходит в основном на уровне качественных оценок. В этой сфере исследований наиболее известны монографии «Теневая Россия» И. Клямкина и Л. Тимофеева20, доказавшая широкую солидарность россиян с теневым экономическим поведением, а также «Тюремная субкультура в России» А. Олейника21, где усиление теневых отношений трактуется как результат доминирования некоей «андеграундной» (по западным меркам) субкультуры. Однако эти исследования имеют некоторые недостатки.

Главным недостатком «Теневой России» является использование метода глубинных интервью при относительно небольшой выборке. Количественный подход И. Клямкиным и Л. Тимофеевым почти не использовался, нет в их исследовании и опоры на какую-либо теоретическую парадигму. В результате «Теневая Россия» занимает промежуточное положение между научным эссе и монографическим исследованием.

20Клямкин И., Тимофеев Л. Теневая Россия: Экономико-социологическое исследование. – М., 2000.

21Олейник А.Н. Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти. – М., 2001.

58

«Тюремная субкультура» А. Олейника гораздо более основательна как по объему базы данных, так и по методике. В его монографии роль главного культурного индикатора играют показатели доверия. Это направление социальноэкономического анализа очень популярно и за рубежом, и в современной России22. Компаративистский анализ доверия уже сейчас успешно конкурирует с хофстедовым компаративистским подходом. Все же в настоящее время наиболее богатая база данных по разным странам накоплена именно по хофстедовым индексам. Поэтому ее использование для объяснения развития отечественной теневой экономики представляется более предпочтительным.

2.1.2. Количественная корреляция между характеристиками теневой экономики и индексами Г. Хофстеда

Для проверки гипотезы о связи характеристик развития теневых экономических отношений с хофстедовыми индексами в 2004 г. автором был организован социологический опрос в трех региональных городских центрах – Туле, Ставрополе и Тюмени. Выбор этих городов обусловлен тем, что они представляют три качественно разных типа российских регионов – Центр, Юг и Восток.

Привлекаемые к анкетированию респонденты опрашивались по поводу

а) наличия у них опыта личного участия в теневой экономике;

б) их отношения к теневой экономике; в) степени выраженности у них общих культурных харак-

теристик, выделенных согласно подходу Г. Хофстеда.

Сбор базы данных производился путем проведения анкетирования респондентов по репрезентативной выборке в каждом из трех областных центров (Тула – 572 респондента, Ставрополь – 597 человек, Тюмень – 700)23.

22См., напр.: Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и сотворение благоденствия. – М., 2004; Ляско А.К. Доверие и трансакционные издержки // Вопросы экономики. 2003. № 1.

23Подробное изложение результатов данного исследования см.: Латов Ю.В., Латова Н.В., Николаева С.И. Повседневная теневая экономика и национальная

59

Корреляции по всему спектру повседневных теневых отношений согласно данным о России. При расчете корре-

ляций по Пирсону сразу надо подчеркнуть, что высоких показателей (порядка 0,5 и выше) в нашем исследовании ожидать не приходится. Ранее в научной литературе уже был сделан вывод об относительной гомогенности (однородности) российской ментальной культуры. Когда между объектами исследования, описанными в базе данных, нет сильных различий, проверка корреляции их признаков с любыми внешними факторами может показать лишь тенденцию к корреляционной зависимости, но не сильную корреляцию.

Действительно, отмеченные значимые корреляции варьируются по модулю в интервале 0,1–0,2. Все отмеченные в этих таблицах корреляционные тенденции являются значимыми на высоком уровне (p < 0,01).

Мы видим, что разные хофстедовые характеристики экономической ментальности далеко не в одинаковой степени влияют на участие россиян в теневых экономических отношениях. Наиболее важен показатель избегания неопределенности (UAI) – он значимо коррелируется с 23 характеристиками участия в теневых отношениях. Менее активен показатель дистанции власти (PDI коррелируется с 12-ю характеристиками). Еще слабее влияют на теневые отношения индивидуализм, маскулинность и долгосрочная ориентация – каждый из этих индикаторов демонстрирует лишь по 3–4 значимые корреляции с характеристиками участия в различных теневых отношениях.

Таким образом, в современной России на развитие теневых экономических отношений наиболее активно влияют два из пяти хофстедовых показателя – избегание неопределенности и дистанция власти.

Бросается в глаза высокая неравномерность распределения корреляционных зависимостей по трем таблицам: сильнее всего хофстедовые показатели влияют на мнения респондентов о допустимости теневых отношений, значительно слабее – на их суждения о том, насколько часто эти отношения встречаются «в жизни», еще реже – на их личное участие в теневых отношениях. Таким образом, культурные цен-

экономическая ментальность в постсоветской России: Взаимосвязь индексов Г. Хофстеда и индикаторов теневой экономической деятельности. – М., 2005.

60

Таблица 2-2

Значимые корреляции по Пирсону между степенью личного участия в различных теневых экономических отношениях* и хофстедовыми индексами

*Речь идет об ответах респондентов на вопросы: «Приходилось ли Вам лично сталкиваться с ситуацией, когда?..»

ности влияют не столько на само поведение людей, сколько на осознание ими допустимости/недопустимости тех или иных действий. Мы видим проявление того, что мы «говорим одно, думаем другое, а делаем третье». Иначе говоря, в России наблюдается сильное рассогласование структуры ценностей и реального поведения людей.

Взглянем теперь на эти таблицы с точки зрения оценки того, на какие именно виды теневой экономической деятель-

61