1 См. В. И. Ленин. Поли. Собр. Соч., т. 18. Стр. 46.

2 См. В. С. Тюхтин. Отражение и информация. «Вопросы философии», 1967, № 3. '

60

О том, что предметность («объективиро­ванность») ощущений и восприятий не есть нечто вторичное, свидетельствуют многие давно известные в психологии замечатель­ные факты. Один из них связан с так назы­ваемой «проблемой зонда». Факт этот состо­ит в том, что у хирурга, зондирующего рану, «чувствующим» является конец зонда, кото­рым он нащупывает пулю,— т. е. его ощуще­ния оказываются парадоксально смещенны­ми в мир внешних вещей и локализуются не па границе «зонд — рука», а на границе «зонд — воспринимаемый объект» (пуля). То же происходит и в любом другом анало­гичном случае, например, когда мы воспри­нимаем шероховатость бумаги кончиком ост­рого пера, ощупываем в темноте дорогу при помощи палки и т. п.

Главный интерес этих фактов состоит в том, что в них «разведены» и частью эксте-риоризованы отношения, обычно скрытые от исследователя. Одно из них — отношение «рука—зонд». Воздействие, оказываемое зон­дом на рецептивные аппараты руки, вы­зывает ощущения, интегрирующиеся в сложный зрительно-тактильный его образ и в дальнейшем выполняющие ведущую роль в регуляции процесса удерживания зон­да в руке. Другое отношение — это отно­шение «зонд — объект». Оно возникает, как только действие хирурга приводит зонд в со­прикосновение с объектом. Но даже в это первое мгновение объект, выступающий еще в своей неопределенности — как «что-то», как первая точка на линии будущего «рисунка»-образа,— является отнесенным к вне­шнему миру, локализованным в объективном пространстве. Иначе говоря, чувственный психический образ обнаруживает свойство предметной отнесенности уже в момент свое­го становления. Но продолжим анализ отношения «зонд — объект» несколько даль­ше. Локализация объекта в пространстве выражает его отделенность от субъекта;

61

это — «очерчивание границ» его независимого от субъекта существования. Границы эти обнаруживаются, как только деятельность субъекта вынуждена подчиниться объекту, а это происходит даже в том случае, когда деятельность приводит к его переделке или уничтожению. Замечательная особенность рассматриваемого отношения заключается в том, что эта граница проходит как граница между двумя физическими телами: одно из них — оконечность зонда — реализует позна­вательную, перцептивную деятельность субъекта, другое составляет объект этой дея­тельности. На границе этих двух материаль­ных вещей и локализуются ощущения, обра­зующие «ткань» субъективного образа объ­екта: они выступают как сместившиеся на осязающий конец зонда — искусственного дистантрецептора, который образует продол­жение руки действующего субъекта.

Если в описанных условиях восприятия проводником действия субъекта является ве­щественный предмет, который приводится в движение, то при собственно дистантном восприятии процесс пространственной лока­лизации объекта перестраивается и крайне усложняется. В случае восприятия посредст­вом зонда рука по отношению к зонду суще­ственно не движется, при зрительном же восприятии подвижным является глаз, «пе­ребирающий» достигающие его сетчатку све­товые лучи, которые отбрасываются объек­том. Но и в этом случае, чтобы возник субъ­ективный образ, необходимо соблюдение ус­ловий, перемещающих границу «субъект — объект» на поверхность самого объекта. Это те самые условия, которые создают так на­зываемую инвариантность зрительного объ­екта, а именно, наличие таких смещений сетчатки относительно отраженного светово­го потока, которые создают как бы непре­рывную, управляемую субъектом «смену щупал», являющуюся эквивалентом их дви­жения по поверхности объекта. Теперь ощу-

62

щения субъекта тоже смещаются на внеш­ние границы объекта, но не по вещи (зон­ду), а по световым лучам; субъект видит не сетчаточную, непрерывно и быстро изменя­ющуюся проекцию объекта, а внешний объ­ект в его относительной инвариантности, ус­тойчивости.

Как раз игнорирование главного признака чувственного образа — отнесенности наших ощущений к внешнему миру — и создало то крупнейшее недоразумение, которое под­готовило почву для субъективно-идеалисти­ческих выводов из принципа специфической энергии органов чувств. Недоразумение это заключается в том, что субъективно пере­живаемые реакции органов чувств, вызывае­мые действиями раздражителей, были отож­дествлены И. Мюллером с ощущениями, входящими в образ внешнего мира. В дейст­вительности же никто, конечно, не прини­мает свечение, возникающее в результате электрического раздражения глаза, за реаль­ный свет, и только Мюнхаузену могла прийти в голову идея поджечь порох на полке ружья искрами, сыплющимися из глаз. Обычно мы совершенно правильно говорим: «потемнело в глазах», «звенит в ушах»,— в глазах, в ушах, а не в комнате, на улице и т. д. В защиту вторичности отнесения субъектив­ного образа можно было бы сослаться на Зендена, Хебба и других авторов, описываю­щих случаи восстановления зрения у взрос­лых людей после удаления врожденной ка­таракты: вначале у них возникает лишь ха­ос субъективных зрительных явлений, кото­рые затем соотносятся с объектами внешнего мира, становятся их образами. Но ведь это люди с уже сформировавшимся в другой модальности предметным восприятием, кото­рые теперь получают лишь новый вклад со стороны зрения; поэтому, строго говоря, мы имеем здесь не вторичную отнесенность об­раза к внешнему миру, а включение в образ внешнего мира элементов новой модально­сти.

63

Конечно, дистантное восприятие (зритель­ное, слуховое) представляет собой процесс чрезвычайной сложности, и его исследование наталкивается на множество фактов, кажу­щихся противоречивыми, а иногда и необъ­яснимыми. Но психология, как и любая нау­ка, не может строиться только в виде суммы эмпирических фактов, она не может избе­жать теории, и весь вопрос в том, какой тео­рией она руководствуется.

В свете теории отражения школьная «классическая» схема: свеча—>ее проекция на сетчатке глаза'—>• образ этой проекции в мозге, испускающем некий «метафизиче­ский свет»,— есть не более чем поверхност­ное, грубо одностороннее (а следовательно, и неверное) изображение психического отра­жения. Схема эта прямо ведет к признанию того, что наши органы чувств, обладающие «специфическими энергиями» (что есть факт), отгораживают субъективный образ от внешней объективной реальности. Понятно, что никакое описание этой схемы процесса восприятия в терминах распространения нервного возбуждения, информации, построе­ния моделей и т. п. не в состоянии изменить ее по существу.

Другую сторону проблемы чувственного субъективного образа составляет вопрос о ро­ли практики в его формировании. Общеизве­стно, что внесение категории практики в тео­рию познания составляет главный пункт во­дораздела между марксистским пониманием познания и пониманием познания в домарк-совом материализме, с одной стороны, и в идеалистической философии — с другой. «Точка зрения жизни, практики должна быть первой и основной точкой зрения тео­рии познания»,— говорит Ленин '. В качест­ве первой и основной эта точка зрения со­храняется и в психологии чувственных по­знавательных процессов.

Выше уже говорилось о том, что восприя­тие является активным, что субъективный образ внешнего мира есть продукт деятель­ности субъекта в этом мире. Но деятель­ность эта не может быть понята иначе, как реализующая жизнь телесного субъекта, ко­торая прежде всего является процессом практическим. Конечно, было бы серьезной ошибкой рассматривать в психологии всякую перцептивную деятельность индивида как протекающую непосредственно в форме практической деятельности или прямо про­исходящей из нее. Процессы активного зри­тельного или слухового восприятия отделя­ются от непосредственной практики, так что и человеческий глаз и человеческое ухо становятся, по выражению Маркса, органа­ми-теоретиками '. Единственно осязание под­держивает прямые практические контакты индивида с внешним вещественно-пред­метным миром. Это — чрезвычайно важное с точки зрения рассматриваемой проблемы обстоятельство, но и оно не исчерпывает ее полностью. Дело в том, что основу познава­тельных процессов составляет не индивиду­альная практика субъекта, а «совокупность человеческой практики». Поэтому не только мышление, но и восприятие человека в ог­ромной степени превосходят своим богатст­вом относительную бедность его личного опыта.

Правильная постановка в психологии во­проса о роли практики как основы и крите­рия истинности требует исследовать, как именно входит практика в перцептивную деятельность человека. Нужно сказать, что психология уже накопила множество кон­кретно-научных данных, которые вплотную подводят к решению этого вопроса.

Как уже говорилось, психологические ис­следования делают для нас все более очевид-