43. История имперфекта и аориста.

Аорист. Древнерусский аорист был лишь сигматический. При этом при образовании нового сигматического аориста от основ на согласный в формах 2—3-го л. ед. ч. как в старославянском, так и в древнерусском языке выступали формы простого аориста с окончанием [е]. Формы древнерусского аориста, по существу, ничем не отличались от соответствующих старославянских форм; отличия касались лишь изменения носового [ȩ] в [ӓ] > ['а] в 3-м л. мн. ч. (др.-русск. хвалишa при ст.-слав. хвалиiѦ) и отсутствия различия форм 2—3-го л. дв. ч. (др.-русск. 2—3-е л. хвалиста и ст.-слав. 2-е л. хвaлиcтa и 3-е л. хвaлисте).

По своему значению аорист являлся простым прошедшим временем, обозначавшим как длительное, так и мгновенное единичное действие, полностью обращенное в прошлое. Он употреблялся тогда, когда речь шла о прошлом факте и когда прошедшее действие мыслилось как единичный, целиком законченный в прошлом акт.

Следует иметь в виду, что гл. бытии мог образ. И др. аорист – с основой бѣ: 1-е л. бѣхъ, 2—3-е л. бѣ, 1-е л. мн. ч. бѣхомъ и т. д. Этот аорист употреблялся в значении имперфекта: бѣ бо ихъ мало. Его наз. имперфективным аористом.

Формы аориста в исходной системе могли варьироваться. Это варьирование касалось, во-первых, того, что в редких случаях выступали формы древнего сигматического аориста от глаголов с основой прошедш. врем, на согласный (типа 3-е л. мн. ч. решѦ), во-вторых, того, что в односложных глаголах во 2—3-м л. ед. ч. могло появляться вторичное окончание -тъ (наряду с вьзѦ, би могли быть формы вьзѦтъ, битъ); в нетематических глаголах в этих же формах могло выступать вторичное окончание -сть, перенесенное из парадигмы наст.вр. (наряду с бы, да могли быть формы бысть, дасть).

Имперфект. Образуется от основы прош.вр. без соед. гласн. Если основа оканчивается на согл, то она смягчалась. Если согл. был заднеяз., то он чередовался с мягк. шипящим. При помощи суффикса –ѣахъ- у вост. славян произошла ассимиляция -аахъ-, а затем стяж. -ахъ (-яхъ).

В древнерусском языке в формах имперфекта происходило уподобление, а затем стяжение гласных в суффиксе: несѣахъ > несѦахъ >несѦхъ. Поэтому в исходной системе древнерусского языка имперфект имел всегда стяженные формы. Это первое отличие.

Во-вторых, во 2-м л. мн. ч. и 2—3-м л. дв. ч. вместо старославянского -шет- или -шьт- (вид-ѣашете, видѣашьте, несѣашете, несѣашьте) в древнерусском выступало -сте (видѦсте, несѦсте). В-третьих, в 3-м л. мн. ч. присутствовало вторичное -ть из форм настоящего времени (видѦхоуть, несѦхоуть, коуплѦхоуть — в Новг. летоп.). Ко всем указанным отличиям прибавлялось, конечно, и ранее упоминавшееся изменение носового гласного в чистый у восточных славян.

По своему значению имперфект являлся также простым прошедшим временем, обозначавшим прошедшее действие, полностью отнесенное к прошлому, длительное и мыслимое как неограниченное во времени или повторяющееся без ограничения этой повторяемости.

Как формы аориста, так и формы имперфекта могли варьироваться, однако такому варьированию подвергалось лишь 3-е л. мн. ч., где, как уже говорилось, наряду с формой на -аху, -яху могли выступать формы с вторичным окончанием -ть, перенесенным сюда из наст, времени.

Если сопоставить формы аориста и имперфекта, то можно установить, что они отличались в исходной системе прежде всего гласными, оканчивающими основу глагола (напр., несохъ — несѦхъ), и иногда флексиями (напр., несоша — несѦху). Однако у глаголов с инфинитивом на -ати различий гласных в конце основы не было (знахъ — это 1-е л. и аориста, и имперфекта); у всех глаголов были и одинаковые флексии аориста и имперфекта; кроме 2-3 л. ед.ч. и 3 л. мн.ч.