Виролайнен М.Н. Речь и молчание

ОТ АВТОРА

Каждый текст о чем нибудь молчит, и зона его молчания

суть та область, которая взывает к усилиям герменевтическим.

Ибо герменевтика — это про речение несказанного, и тем она отличается от многих других областей филологии, направлен ных на истолкование сказанного.

Внашем мире есть сферы, которые всегда должны пребывать

всостоянии взаимообмена. Молчание и речь входят в их число так

же, как хаос и космос. Прекращение обмена между такими сфера ми ведет к энтропии. Текст затем и молчит о многом, чтобы обмен между молчанием и речью был возможен всегда, чтобы негэнтро пийная активность — в частности, активность герменевтиче

ская, — могла разворачиваться неустанно, поддерживая фундамен

тальные условия нашего бытия.

Я позволила себе напомнить эти общеизвестные истины, что бы пояснить заглавие книги. Посвященная сюжетам и мифам русской словесности, она состоит из написанных в разное вре

мя статей, каждая из которых так или иначе обращена к тому,

что извлекается из зоны молчания и по мере движения филоло

гической мысли облекается в речь.

Некоторые статьи непосредственно развивают эту тему:

вних говорится об уходе из речи, о пограничном ей молча нии, о таких формах инобытия речи, как число или виртуальная

11

lib.pushkinskijdom.ru

реальность. В других статьях та же тема живет подспудно. Де ло в том, что выявление сюжетов и мифов, которые в анализи

руемых текстах непосредственно не развернуты, не предъявле ны, не проартикулированы, всякий раз требует взаимодействия с зоной молчания, которым так богато насыщены произведения

древней и новой русской словесности.

lib.pushkinskijdom.ru

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ

lib.pushkinskijdom.ru

СТРУКТУРА КУЛЬТУРНОГО КОСМОСА РУССКОЙ ИСТОРИИ

Мы стоим на грани крупнейшего слома времени, крупнейшей

качественной трансформации культуры. И фантастическая дина

мика социальной жизни — вовсе не главная причина тому. То тальная политизация сознания отвлекает всеобщее внимание от более глубинных процессов, совершающихся в мире подспудно. Между тем их результаты рано или поздно сомкнутся с последст

виями политических перемен — и тогда процесс обновления, со

ставляющий постоянную компоненту исторического развития, примет столь кардинальный характер, что люди, обретшие зре лость в 40–70 х годах XX века и еще являющиеся «носителями культуры», окажутся в роли того «естественного человека», гла

зам которого цивилизация предстанет как немыслимая диковина.

Культурное сознание уже перестает вмещать в себя многое и многое. Как правило, ему невнятен язык энергий, которым на чинает говорить все сущее — от атома до человека, реагирующе го на энергетический импульс быстрее, чем на членораздельную

речь; ему невнятны язык космоса и степень зависимости от него

земной жизни; ему невнятен язык «тонких связей» — того не осязаемого, но реального обмена, который осуществляется на уровне молекулярных соединений и затрагивает бытовое сущест

вование человека. Если не продолжать этого перечисления, а сра

зу подвести его возможный итог, можно сказать, что очень ско ро мир будет по новому различен, в нем будут проведены другие

границы, в нем будут выделены другие объекты, и это неминуе

мо повлечет за собой другой способ существования человечества.

15

lib.pushkinskijdom.ru

«Пароход современности» вновь отчаливает от того берега,

на котором мы стоим, и расстояние между ним и нами растет тем

более неуклонно, что на сей раз в действие вступили причины, еще

более глубокие, чем социальный конфликт: независимо от инди видуальной или коллективной человеческой воли происходит ре

альная энергетическая и физическая трансформация мироздания.

Вопрос, который мы пока еще вольны решать, заключается

только в одном: если человечество выживет, преодолев экологи

ческий кризис, будут ли «новое небо» и «новая земля» отделе ны бездной от того культурного космоса, которому принадле

жат наше сознание и наша жизнь, — или же мы, вопреки почти

очевидной невозможности этого, найдем средства для восста новления культурной связи времен, для преодоления бездны,

разверзающейся между нами и будущим.

Речь идет не о том, чтобы передать будущему все наши цен ности. Культура наша никогда не была слишком разборчивой, да же в наивысших ее достижениях зерна остались не отделенными

от плевел, совестливое стремление к правде умудрялось уживать

ся с подменами, а поскольку ложь рано или поздно всегда подле жит истреблению и истребление лжи всегда есть благо, — воз можно, благо содержится и в том, что многие из наших ценно стей будут разрушены ходом времени.

Речь идет о передаче родовой памяти — качества, без кото

рого человек вырождается, даже если забвению предано только зло, содержащееся в его предыстории. Но родовая память ни когда не передавалась стихийно. Поддержание ее требовало определенной работы в культуре.

Думается, что на пороге грядущих перемен носители культур

ного сознания должны совершить акт самоопределения, произ вести ревизию родного им культурного космоса, оценить его не в его частичности, а в его целостности, определить границы этой

целостности, основные этапы и основные законы ее историче

ской трансформации, усмотреть главный ее структурообразую

щий принцип.

Постижение структурного закона организации культурного ко смоса — задача вовсе не схоластическая. Принцип организации

16

lib.pushkinskijdom.ru

культурного универсума, будучи понятым, позволяет различить

между собой здоровье и болезнь культуры, ее норму и ее извраще

ние, деградацию, уклонение от собственного пути. Он позволяет

без ложной сентиментальности отдать себе отчет в том, какие унаследованные нами культурные тенденции содержали ложь и

подмену в самом своем основании — даже если то была «ложь во

спасение», «нас возвышающий обман».

Но, ставя себе задачей различение правды и лжи, мы не долж

ны забывать, что, при всех благих пожеланиях, нам не поднять ся выше своей субъективности — не столько индивидуально,

сколько культурно предопределенной. Речь идет лишь о той сте

пени различения правды и лжи, на которую способно современ ное культурное сознание, не имеющее безусловных критериев,

черпающее ценностные ориентиры в том прошлом, с которым оно соединено уже только памятью.

Настоящая работа и является опытом различения структур ных связей того культурного космоса, который завершает сейчас

многовековой цикл своей эволюции. Предлагаемое здесь решение

не только не претендует на абсолют, но, напротив того, — явля ется всего лишь одной из гипотез, всего лишь пробным шагом, предпринятым, однако, в том направлении, движение в котором представляется совершенно необходимым.

Работа с данной гипотезой прежде всего требует ответа на

вопрос: каковы исторические границы, в пределах которых наш культурный космос предстает как целое?

Если задать этот вопрос сегодняшним носителям культуры, от веты окажутся разнообразными и тем не менее сводимыми к весь

ма ограниченному набору вариантов. Одни скажут, что таким це

лым является вся русская культура, от начала Земли Русской до наших дней; другие укажут на современность как таковую; третьи подчеркнут, что мы воспитаны русской классикой и потому хро

нологическая точка отсчета приходится на первую половину XIX ве

ка; четвертые назовут годы собственного активного культурного

формирования, которые будут колебаться в зависимости от воз

раста и биографии каждого; для пятых линией водораздела ока жется 1917 год или же начало сталинских репрессий; непременно

17

lib.pushkinskijdom.ru

найдутся и люди, которые будут утверждать, что «живут» в той

эпохе, которую они изучают, и другого культурного космоса, дру

гой среды обитания для них не существует вовсе.

В предлагаемой здесь гипотезе определение хронологических границ нашего культурного космоса основано на посылке, что

в этих границах должны заключаться все те ценностные ориенти

ры, с помощью которых мы так или иначе различаем мир. Подчерк

ну: речь идет не о ценностях, актуально значимых при совершении

жизненных поступков или строительстве собственной судьбы, но о смыслоразличающих ориентирах — тех, что не позволяют, на

пример, неверующему человеку ограничить понятие о небе опре

делением типа «видимое над землей воздушное пространство». Вспомним классический и вовсе не тривиальный, а скорее

поучительный пример из лингвистики, связанный с северными народами, которые располагают неизмеримо большим, чем мы, количеством названий снега. Для них снег различим иначе, чем для нас, и, даже если переселить их в другую местность, все

равно они будут опознавать в проявлениях снежной стихии то,

что было различено их культурой. Неважно, если при этом они перестанут строить юрты, ездить на оленях, — смыслоразлича ющие координаты все равно сохранятся, пока не сотрется язы ковая память. Снег в данном примере — лишь частица мира,

который всегда доступен восприятию человека именно в тех об

разах, какие различила и выделила его культура.

Итак, если в основу целостности нашего культурного космо са положить совокупность доселе действительных для него смыслоразличительных ориентиров, то будет понятно, что его

верхняя хронологическая граница совпадет с сегодняшним

днем, а нижняя — с эпохой досекуляризованной культуры, к которой восходит комплекс как христианских, так и фольк лорных представлений о мире.

Каждая культура строит свой космос.

Казалось бы, можно сказать и иначе: каждая культура строит

свое представление о космосе. Но представления, выработанные

культурой, суть не что иное, как система различений, выделяю щих реалии мира, и система связей между этими реалиями.

18

lib.pushkinskijdom.ru

А человек всегда живет и действует в мире сообразно с тем, ка

кие реалии он признает существующими, а также и с тем, какие

связи между этими реалиями он устанавливает. Иными слова

ми — человек живет и действует сообразно миропорядку, выра ботанному и утвержденному его культурой, сообразно тому

культурному космосу, в котором он находится.

В русской истории сменилось несколько культурных эпох, от личных друг от друга не только ведущими идеями или ценностями, не только экономическими, государственными или идеологически ми ориентирами, но именно ключевыми устрояющими принципа ми миропорядка, смена которых означает радикальное переустрой ство самого культурного космоса. И хотя процесс этот происходил со свойственной истории прихотливостью, тем не менее в нем усма тривается удивительный по своей строгости структурный закон.

Чтобы его описать, нам потребуется ввести специальную си стему различений, выделив для этого четыре основных уровня культурного космоса, которые, как нам кажется, являются фор% мообразующими началами свойственного русской культуре ми ропорядка. Это уровень канона, уровень парадигмы, уровень сло% ва и уровень непосредственного бытия.

Предлагаемая терминология несомненно нуждается в уточ няющем пояснении.

Под каноном понимается здесь особый принцип регуляции законов и устройства культурного космоса. Главным его каче ством является то, что он не эксплицирован, не предъявлен, он внеположен всякому наличному бытию, — но нигде непосред ственно не воплощаясь, не поддаваясь ни позитивному описа нию, ни прямому называнию, он проявляется во всем, органи зуя и упорядочивая активные проявления культурной жизни1.

1 Ср. определение традиции Г. И. Мальцевым: «Традиция образует опре деленное смысловое пространство, которое включает зоны как мало формализуемые, не отображаемые до конца на знаковом уровне, так и зо ны, совсем не формализуемые. Обладая, с одной стороны, указанным на бором артикулируемых схем и образов, традиция другой своей стороной (наиболее существенной) обращена к сложным комплексам народных представлений, которые существуют латентно и не всегда выступают на уровне сознания, являясь достоянием подсознательного и бессознатель ного» (Мальцев Г. И. Традиционные формулы русской народной необря довой лирики. Л., 1989. С. 68–69).

19

lib.pushkinskijdom.ru

Канон обеспечивает единство первейших жизненных ориенти

ров и ценностей, единство в церковной вере, в суевериях, в жи

тейском строе. Подчеркнем: единство, а не единообразие. Канон

различает и социальные, и культурные роли, различает способы

ипути служения, — но он скрепляет это многообразие единым

сюжетом бытия. Канон, таким образом, является как бы скрепой

единства миропорядка, в котором законный путь находится всем,

от мала до велика, от праведника до грешника.

Для нас природа канона, пожалуй, отчетливее всего может быть понята на примере фольклора. Как известно, фольклорные

тексты организуются по строгим законам; формообразование,

«морфология» этих текстов строго регламентированы, бесконеч ная вариативность фольклорной речи всегда предопределена не

ким порождающим многообразие инвариантом. Между тем ни система жанров, ни законы формообразования, ни инвариант никак не предъявлены и не обозначены в пределах самого фоль клорного сознания. Ученый филолог может описать их и экс

плицировать лишь потому, что делает это, находясь в метапози

ции по отношению к фольклорному миру. Вот эти то неявлен ные (расположенные в зоне молчания), но активно формирующие культуру законы, связанные к тому же между собой неким глу бинным единством, и названы здесь каноном.

Из сказанного уже понятно, что канон не имеет автора. Мож

но добавить, что он нерукотворен, ибо все, через кого непосред ственно реализуется канон (народный певец, священник, царь

ит. д.), — все они лишь проводники канона, лишь посредники между ним и реальностью, но никогда не творцы его.

Способ, каким канон обучает человека жизни в законе, подо

бен способу, каким ребенок познает мир. Способ этот — вклю чение, вхождение изнутри. Он противоположен обучению чело века путем ориентации его на извне предъявленные образцы, мо

ральные нормы и своды знаний. Здесь разница та же, что между

освоением родного языка и изучением иностранного. Канон рас

крывается человеку, как художественное произведение раскры

вается читателю, по мере того как он входит в его внутренний мир и, вживаясь в него, постигает его законы. Эти законы не вы

20

lib.pushkinskijdom.ru