Виролайнен М.Н. Речь и молчание

Особая, отличная от других географических подробностей зна

чимость варяжско греческих координат летописного пространст

ва подчеркнута сообщением о путешествии апостола Андрея,

помещенным сразу же вслед за описанием двух водных путей. Апостольский путь повторяет то кольцевое движение, которое на

мечено летописцем в рассказе о пути из Варяг в Греки. Обойдя

этот круг, апостол Андрей приобщил священной истории не толь

ко Русскую землю как таковую, но и все ее основные пространст

венные координаты, включая и предвещенный им центр в Киеве. Сказанное означает, что среди многочисленных племен и на

родов, помянутых летописью, варяги и греки занимают исклю

чительное положение — причем не только в политическом, но также и в мифологическом, а следовательно — и в сюжето

строительном смысле.

Сюжетным центром, событийной кульминацией «Повести временных лет», конечно же, служит история крещения Руси. Введенная в летопись «Корсунская легенда» перестроила ход

событий, первоначально зафиксированный сказанием о распро

странении христианства, по которому Владимир крестился в Киеве сразу же после испытания вер1. В результате принятие христианства предстало увязанным в один событийный узел с браком Владимира и взятием Корсуня, предпринятым ради того, чтобы добиться руки греческой царевны. Согласно «Па

мяти и похвале князю русскому Володимеру...», поход на Кор

сунь состоялся на третье лето после крещения — тем важнее, что в летописи эти факты стянулись в единое звено, в котором женитьба на Анне предваряет, приуготовляет крещение.

Существенно, что эпизод оказался оформленным по модели

трехчленного параллелизма «взятие города / брак / воцарение»,

организующего сказочные сюжеты о завладении царевной и цар ством2. По той же модели построена и история женитьбы Вла димира на Рогнеде, причем оба рассказа варьируют один и тот

1 См.: Повесть временных лет. Ч. 2: Приложение / Ст. и коммента рий Д. С. Лихачева. С. 55–56, 335–337.

2 См.: Плюханова М. Сюжеты и символы Московского царства. СПб., 1995. С. 190–192.

91

lib.pushkinskijdom.ru

же сюжетный рисунок1. Ни та, ни другая невеста не хочет ид

ти за Владимира. Чтобы добыть каждую из них, он силой берет

город. Вместе с Анной Владимир получает крещение. Вместе

сРогнедой он, казалось бы, получает только Полоцк — завоева ние немалое, но не идущее ни в какое сравнение с обретением

христианства. Однако этому браку сопутствует и нечто другое.

Рассказ о женитьбе на Рогнеде, судя по всему, является позд

нейшей вставкой: он нарушает течение повествования о похо

де Владимира, который тогда еще не был киевским князем, на Ярополка, княжившего в Киеве. Кажется в высшей степени

нелогичным, что, собираясь идти на Киев, Владимир вдруг от

влекается от столь важной цели, дабы осуществить полоцкое предприятие — и воевать на два фронта вместо одного2. Этот логический сбой не менее выразителен, чем воссоединение дат

крещения, женитьбы на Анне и взятия Корсуня. История брака

сРогнедой вклинивается в историю завоевания Киева таким образом, что взятие Полоцка и полоцкой невесты предваряет занятие киевского стола точно так же, как взятие Корсуня

и получение греческой невесты предваряет крещение. Связь ки

евского и полоцкого дел подчеркнута тем, что Рогнеда просва тана за Ярополка — Владимир отвоевывает у него сначала не весту, а потом киевский княжеский стол. В этом то смысле бра

1 Вторично и более пространно история женитьбы на Рогнеде рас сказана в Лаврентьевской летописи под 1128 годом, причем ряд мест сходствует с соответствующим рассказом «Повести временных лет», но сообщено также о Добрыне свате и о попытке Рогнеды убить Владимира на брачном ложе. Эти дополнительные подробности разворачивают исто рию по модели эпических сюжетов о женитьбе на богатырше (см.: Соко% лов Б. Эпические сказания о женитьбе князя Владимира: Германо русские отношения в области эпоса // Учен. зап. гос. Сарат. ун та. Т. 1. Вып. 3. Саратов, 1923. С. 69–122; Жирмунский В. М. Эпическое творчество сла вянских народов и проблемы сравнительного изучения эпоса. М., 1958.

С.59, 64). К той же модели обычно возводят и более краткую версию, поме щенную в «Повести временных лет» под 980 годом. Нам важнее, однако, установить собственный фольклорный прототип краткой версии, посколь ку именно она структурно изоморфна рассказу о женитьбе Владимира на Анне.

2 Именно так трактует этот эпизод А. А. Шахматов. См.: Шахма% тов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 247–251.

92

lib.pushkinskijdom.ru

ку с Рогнедой и сопутствует событие, сопоставимое по своей

значимости с принятием христианства. Им является вокняже

ние Владимира в Киеве — необходимая предпосылка к тому,

чтобы его крещение привело к общерусским последствиям. Как Корсунь — не Царьград, так и Полоцк — не Киев. Взя

тие обоих городов служит предварительной демонстрацией си

лы, за ней следует женитьба, а за женитьбой — обретение глав

ной искомой цели.

До брака с царевной Анной у Владимира было, как сообща ет летопись, 800 наложниц и несколько жен. Среди этого брач

ного изобилия лишь две фигуры — Рогнеда и Анна — наделе

ны именами, и рассказано, соответственно, лишь о двух свадь бах Владимира. Имена других жен Владимира летопись не

называет, хотя они являются матерями его законных детей — русских князей, которым предстоит выступать в качестве глав ных действующих лиц летописи. Понятно, почему для гречес кой царевны сделано исключение — значимость брака с нею

очевидна. Но почему уравнена с нею Рогнеда, дочь Рогволода?

О Рогволоде летопись говорит: «Б бо Рогъволодъ пришелъ и заморья, имяше власть свою в Полотьск » (54). Историки (не вполне, правда, единодушно) склоняются к тому, чтобы видеть в Рогволоде варяга1. Для нас значимо не реальное происхождение исторического Рогволода, а точка зрения самой летописи, для ко

торой «заморье» — не что иное как формула, устойчиво приме

няемая к варягам. «Имаху дань варязи изъ заморья...», «Изъгна ша варяги за море...», «И идоша за море къ варягомъ...» (18) — трижды акцентирует летопись, начиная рассказ о варягах. И да лее формула повторяется неоднократно, напоминая сказочное «за

тридевять земель» («Ярославъ же, пославъ за море, приведе варя

гы», «и посла за море по варягы» — 89, 100).

1 Ср., например: Погодин М. П. Древняя русская история до монголь ского ига. М., 1872. Т. 1. С. 487; Соловьев С. М. История России с древ нейших времен. М., 1959. Кн. 1. С. 171; Лихачев Д. С. Народное поэти ческое творчество времен расцвета древнерусского раннефеодального государства (X–XI вв.) // Русское народное поэтическое творчество. Т. 1: Очерки по истории русского народного поэтического творчества X — начала XVIII веков. М.; Л., 1953. С. 157.

93

lib.pushkinskijdom.ru

Летопись, таким образом, считает Рогволода варягом. А из

этого следует, что одну невесту Владимир взял у варягов, дру

гую — у греков.

Строго говоря, у Владимира было две жены гречанки. Но пер вая, доставшаяся от убиенного им Ярополка, хотя и названа

в числе жен, явно отличаемых от наложниц, в другом месте лето

писи подчеркнуто исключена из брачного сюжета: «Володимеръ

залеже юґ не по браку» (56). В прошлом черница, стало быть, хри

стианка, приведенная Ярополку отцом ради красоты лица ее, она исключена и из сюжета крещения в — том смысле, что ее хрис

тианство не играет никакой сюжетостроительной роли, в отли

чие от христианства княгини Ольги или царевны Анны. Очевид но, эта первая гречанка исключена из сюжетостроения затем, что

бы не дублировать роль второй, главной и «единственной» гречанки — Анны. Рогнеда же может и должна ее дублировать — потому, что она дочь Роговолода, пришедшего из за моря.

Варяжский и греческий браки Владимира, в соотнесенности

с греко варяжскими координатами русского пространства, фор

мируют весьма выразительную мифологему. «Варяги» и «Гре ки» — две главные «чужие» земли, относительно которых осмыс лена протяженность Земли Русской. И в каждом из двух «чужих» миров креститель Руси взял себе по невесте.

Какую силу берет Владимир у греков — понятно. Именно гре

ки являлись к моменту крещения Руси носителями и хранителями православной веры. Необходимо понять и то, в чем состоит сила варягов, почему добывание варяжской невесты должно предшест вовать завоеванию Киева и, в перспективе, — женитьбе на Анне.

Разъяснений нужно искать в более ранних событиях, в рас

сказе о княжении Олега Вещего и княгини Ольги, прочитанных тоже через фольклорный код.

Если Владимир — креститель, то Ольга, бабка Владимира, —

первая русская христианка1. Летопись ставит их в отношения

1 Речь идет, разумеется, не об историческом факте (христианство на Руси существовало и до Ольги — см.: Голубинский Е. История русской церкви. М., 1901. Т. 1. С. 63–76), а о летописно житийной репутации Ольги.

94

lib.pushkinskijdom.ru

новой Елены и нового Константина. Она, как и он, участвует

вярких и тоже фольклоризированных свадебных сюжетах: Оль

га и Игорь, Ольга и древлянский князь Мал, Ольга и византий

ский император. От притязаний византийского императора Оль га уклоняется хитростью: требует, чтобы он крестил ее сам, а по

сле указывает ему, что на крестной дочери жениться нельзя.

Данный эпизод особенно интересен в связи с Владимиром: рус

ско греческий брак и крещение здесь тоже увязаны в единый сю

жетный узел. Фактической подоплекой истории сватовства им ператора является, по всей видимости, событие диаметрально

противоположного значения: провалившаяся попытка Ольги вы

сватать своему сыну Святославу византийскую царевну. Выдавая желаемое за действительное, летопись, конечно, не могла зайти

так далеко, чтобы представить осуществившимся никогда не за ключавшийся династический брак. Поэтому вопрос о причинах неудачи византийского императора, строго говоря, является пра здным. Тем не менее, раз летопись рассказывает о сватовстве,

вее повествовательной логике можно искать причин Ольгиного

отказа. Думается, они опять таки связаны с крещением и браком Владимира: не греки берут киевскую княгиню — русские берут греческую царевну. Сокровенно важное для Руси привносится из чужой земли — но сначала граница воюется изнутри, происхо

дит демонстрация собственной силы. Так, призванию варягов из

за моря предшествует изгнание варягов за море, крещению Вла димира и Руси — взятие Корсуня, сватовству к греческой Анне — отказ византийскому императору. Ольга, правда, с миром прихо дит искать крещения в Царьград — но до того на его вратах по

вешен был щит Олега. Фольклорное сознание, усугубляя эту за

кономерность, контаминирует Царьград с сожженным Ольгой древлянским Искоростенем1.

Неудачи древлянского Мала и самого византийского импера тора оттеняют значимость брака Игоря с Ольгой. Провиденциаль

ный смысл этого брака очевиден: Ольга — праматерь Владимира,

1 См.: Кирпичников А. И. К литературной истории русских летописных сказаний // Известия ОРЯС. СПб., 1987. Т. 2. Кн. 1. С. 61; Жданов Ив. Русский былевой эпос: Исследования и материалы. СПб., 1895. С. 448.

95

lib.pushkinskijdom.ru

«руское познанье къ богу» (49). Исторические предания содер

жат устойчивую версию, согласно которой брак Игоря и Оль

ги обеспечен был Олегом Вещим, приведшим для русского кня

зя такую невесту. Былинные и сказочные сюжеты, с которыми соотносим летописный Олег, этот князь кудесник, обладатель

магических свойств, рисуют героя, рожденного от животного1.

Е. М. Мелетинский описал свойства мифологических куль

турных героев: они генетически связаны с родоплеменными то

темными предками, они побеждают не только физической, но и магической силой, они выступают устроителями порядка

жизни2. Все эти свойства проявляются в Олеге Вещем.

Один из аспектов устроительной деятельности Олега, еще

Шлецером уподобленной по масштабам и значению деятельно

сти Петра I3, заслуживает особого внимания. Во временноґй ре

троспективе Повести временных лет трижды возникают фигу ры трех братьев. Первые — это Сим, Хам и Иафет, поделившие землю, приуготовившие в уделе Иафета пустующее пока место Земли Русской. Вторые — Кий, Щек и Хорив, основавшие Ки

ев в центральной точке описанной выше сакральной географии,

но оставшиеся лишь местными князьями, не собравшими Рус скую землю, и в этом смысле все таки выпавшие из полноты са кральных координат. Третьи — Рюрик, Синеус и Трувор, с появ лением которых начинается общерусское княжение. Националь

ное пространство получает наконец свои контуры, но теперь

неотмеченным (и в этом смысле пустующим) остается его центр: Рюрик сидит не в Киеве — в Новгороде. Только Олег объявляет Киев матерью городов русских — только при нем са кральная география воплощается во всей своей полноте. Не по

тому ли его, а не Рюриково княжение оказывается первым рус

ским событием, вошедшим в сакральную хронологию, ведущую отсчет лет от Адама? («От Адама до потопа л т 2242; а от по

1 См. об этом наст. изд., с. 76–82.

2 См.: Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976. С. 178–194.

3 См.: Нестор. Русские летописи на древне словенском языке, сли ченные, переведенные и объясненные А. Л. Шлецером. СПб., 1816. Ч. 2. С. 146–147.

96

lib.pushkinskijdom.ru

топа до Оврама л т 1000 и 82; а от Аврама до исхоженья Мо

ис ева л тъ 430; а от исхожениа Моис ева до Давида л т 600

и 1; а от Давида и от начала царства Соломоня до пл ненья

Иерусалимля л т 448; а от пл ненья до Олексанъдра лет 318;

аот Олексанъдра до рождества Христова л т 333; а от Христо

ва рождества до Коньстянтина л т 318; от Костянтина же до

Михаила <...> л т 542. А от перваго л та Михаилова до перваго

л та Олгова, рускаго князя, л т 29; а отъ перваго л та Олгова

<...> до перваго л та Игорева...» — 17).

Если в образе Олега Вещего черты мифологического культур

ного героя проступают явственно, то идущие вслед за ним вели

кие устроители русской земли — Владимир и Ярослав — уже не будут обладать таким набором свойств. Любопытно в этой связи,

что в сказках, где испытания жениха соответствуют Ольгиным (ладья, баня и пир1), они имеют волшебно магический характер,

ав сказке «Слепой и безногий» (№ 519 по указателю Аарне— Томпсона), сюжетно соответствующей побывальщинам о же нитьбе Владимира2, испытания имеют характер богатырских со

стязаний, в которых герою следует проявить необыкновенную

физическую — но не магическую — силу.

Качества Олега суть качества варяга, передаваемые Руси. Рю рик — варяжский князь. Игорь — князь русский. Между ними, в точке перехода и превращения стоит Олег. Оговорим, что «ва

ряжский вопрос» интересует нас в данный момент не в реально

исторической плоскости, а как факт исторического самосозна ния, засвидетельствованный летописью. Летопись же утвержда ет: русью первоначально назывались варяги («от варягъ бо прозвашася Русью, а первое б ша словене» — 23). Кроме руси

к варягам отнесены норманы, шведы, англы, готланды... Очень

важно, что когда Рюрик с братьями пришел к славянам, он взял с собою «всю русь» (18) — значит, вся русь стала Русью3.

1 См. об этом наст. изд., с. 72–73.

2 См.: Соколов Б. Эпические сказания о женитьбе князя Владимира...

С.70–75.

3 Ср. пояснение к этому месту: Шахматов А. А. Разыскания о древ

нейших русских летописных сводах. С. 340.

97

lib.pushkinskijdom.ru

Выразительна последовательность, в какой рассказано об этой

«ассимиляции». Сначала указан год — 852 — когда «нача ся про

зывати Руска земля» (17) — он известен из летописания гречес

кого, отметившего, что в этом году Русь приходила на Царьград. Затем под 862 годом рассказано о том, как пошли «за море къ ва

рягомъ, к руси»; объяснено, что среди варягов есть русь, свие, анъ

гляне и т. д.; сказано, что взяв с собою всю русь, Рюрик, Синеус

иТрувор с родами своими пришли к славянам. Под 866 годом со

общается, что русь пошла на Царьград — это поход варягов, Ас кольда и Дира, осевших в Киеве, пока Рюрик княжил в Новгоро

де. В 882 году, на третий год после смерти Рюрика, Олег выступа

ет в поход, следствием которого становится его княжение в Киеве. Олег произносит свою знаменательную фразу: «Се буди мати гра

домъ русьскимъ» (20). Сразу после этой фразы Олега подведена черта, окончательно определяющая новые отношения между ва рягами, славянами и русью — все они получают одно общее на звание: Русь («И б ша у него варязи и слов ни и прочи прозва

шася русью» — 20). Так русь варяги отдают свое имя «славянам

ипрочим», народу русскому, Земле Русской, концентрирующей ся вокруг Киева. Сам же Олег отдает свое имя Ольге1.

Магическая сила варягов явно и откровенно воплощена в Олеге — но в летописи содержатся и другие, не столь очевид ные указания на нее.

Вгод 6532 (1024) Ярославу предстояло сразиться с братом

его, Мстиславом, пошедшим на него с хазарами и касогами. Это был один из напряженнейших поворотных моментов ранней рус ской истории, когда решался вопрос о том, утвердится ли на ки евском столе Ярослав Мудрый. Ярослав призвал на помощь ва

рягов, которые явились под предводительством Якуна. Отличи

тельный признак Якуна — златая луда (вероятнее всего, это шитый золотом плащ2), бесславно брошенная им при бегстве с поля боя. Дважды упомянутая в данном фрагменте летописи,

златая луда становится чем то вроде постоянного эпитета, при

1 См. об этом наст. изд., с. 78.

2 См.: Повесть временных лет. Ч. 2. С. 371.

98

lib.pushkinskijdom.ru

ложимого к Якуну: в Киево Печерский патерик этот герой по

падает как Якун, «иже отбеже от златыа луды»1.

Контекст истории о варяге Якуне, явившемся из за моря и за

море обратно ушедшем, заставляет подозревать в золоте его лу ды хорошо известный устойчивый для фольклора признак выход

цев из «тридевятого царства». Жест варяга, бросившего при по спешном бегстве свой дорогой наряд, конечно, может читаться как комическая деталь, отмеченная летописцем. Но он имеет

ипараллель в типовой сказочной ситуации, когда герой или со провождающий его волшебный помощник (а Якун — именно «за

морский» помощник Ярослава) бросает на дорогу, спасаясь бегст вом, расческу, косынку, полотенце или другой предмет, который

становится препятствием для преследователя. Показательно, что

на эпизоде с брошенным плащом битва кончается, а победивший

ипреследовавший Якуна Мстислав выступает инициатором ми ра и делит княжество по Днепру, предоставляя Киев Ярославу.

А.А. Шахматов заметил по поводу данного эпизода: «упоми нание Якуна, носившего золотую луду, не делает рассказа об

этой битве сказочным, ибо подробность о том, что на поле бит

вы была найдена оставленная бежавшим Якуном золотая луда, могла принадлежать показанию очевидца, участника сражения»2. Занятый проблемой достоверности, ученый негативно высказал ся о сказочной природе рассказа. Однако само его замечание свидетельствует о том, что сказочный колорит повествования был для него явственно ощутим.

В известном смысле связан с варяжским сюжетом и второй

(после Олега Вещего) исторический прототип былинного кудес ника Вольха/Вольги — Всеслав Полоцкий, о котором Повесть временных лет говорит, что он родился от волхования, а «Слово о полку Игореве» — что он рыскает по ночам волком. В. Л. Ко

марович называет его «поздним двойником Олега, недаром сли

тым с ним в одно эпическое лицо былиной»3. Этот оборотень —

1 Отмечено там же.

2 Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. С. 488.

3 Комарович В. Л. Культ Рода и Земли в княжеской среде XI–XIII вв. // Труды Отдела древнерусской литературы. М.; Л., 1960. Т. 16. С. 103.

99

lib.pushkinskijdom.ru

правнук Рогнеды. А появление «на политическом горизонте Ру

си второй половины XI века столь архаической фигуры князя кудесника» Д. С. Лихачев объясняет тем, что остатки язычест ва в Полоцком княжестве (то есть том самом, откуда некогда

добыта варяжская невеста Владимира) были особенно сильны1.

Итак, магическое и архаическое — вот начала, составляю щие силу варягов. Эта сила Олега, которой добыта для Киева

Ольга, перестав быть главенствующей, передается Ольге, пере

дается Руси. Прежде чем сесть на киевский стол, Владимир

должен подтвердить, согласно фольклорной логике, свою спо

собность совладать с этой силой, добывая Рогнеду. Симметрия греческого и варяжского сюжетов, подчеркнутая

симметрией двух свадеб Владимира, имеет для летописи важный идеологический смысл. В круге мифологических представлений,

связаных с варягами, оказывается подготовленной, генетически

заложенной идея Третьего Рима: как Русью стали варяги, так Русью должны стать и греки2. Если имя Олега передается Ольге, а имя варягов — Руси, то Ольге же дается и имя греческой Еле ны, а в продолжение этой линии имя греков — Рим, — взятое Византией у первого Рима, в будущем перейдет Руси.

Двусоставность сюжета имеет принципиальное значение.

Она прослеживается как в общем течении летописного повест вования, так и в судьбах двух главных героев, связанных с хри стианизацией Руси: Владимира и Ольги. В обоих случаях дело не сводится к обращению язычника (кровавые деяния Ольги

язычницы даже не подвергнуты порицанию). Вписанность в два

сюжета означает наделенность обеими силами: архаичной, «ва ряжской» — и новой, «греческой» — причем обретение новой силы теснит, но не упраздняет актуальность обладания преж

1 См.: Лихачев Д. С. Народное поэтическое творчество времен расцве та древнерусского раннефеодального государства (X–XI вв.). С. 201.

2 М. Б. Плюханова подчеркивает, что русская идея наследования Царьграду связана не с преемством погибшему царству, а с «мифо по этической потребностью иметь Царьград живым и свободным, чтобы, овладев им, овладеть истинной царственностью и обрести государст венно историческое благополучие» (Плюханова М. Б. Сюжеты и симво лы Московского царства. С. 171–177).

100

lib.pushkinskijdom.ru