Курылев С.В. - Избранные труды по ГПП

уголовно-правовой нормы запрещение совершать предусмотренное в норме преступление1.

Для конкретного правоотношения, предусматриваемого той или иной нормой права, при таком взгляде, очевидно, необходимо конструировать дополнительный элемент нормы, что, как было отмечено, не приводит к универсальности в структуре нормы. Предпринятую Н.Г. Александровым попытку избежать указанного наслоения элементов нормы и в то же время достичь универсальности в понимании ее структуры нельзя признать удачной.

Н.Г. Александров, анализируя нормы, устанавливающие общие запреты совершать известные действия (например, нормы уголовного права), справедливо утверждает, что «было бы нелепо всех лиц считать потенциальными правонарушителями и прямо на каждого гражданина возлагать юридическую обязанность не совершать запрещенных действий безотносительно к его положению и поведению, которые вообще могут исключать какое-либо предположение о возможности совершения им этих действий»2. На этом основании Н.Г. Александров рассматривает диспозицию запретительной нормы как указание на эвентуальное правоотношение, «эвентуальную (установленную лишь на случай возникновения той ситуации, при которой может быть нарушен запрет) обязанность лиц воздерживаться от запрещенных действий и эвентуальное право компетентных органов пресекать запрещенные действия, привлекать к ответственности нарушителей запретов».­

Таким образом, по Н.Г. Александрову диспозиция управомочивающих норм – это указание на конкретное, реальное правоотношение, диспозиция запретительных норм – указание на эвентуальное правоотношение. Нельзя, нам кажется, не видеть искусственности такой конструкции. Эвентуальное правоотношение как отношение, возникающее при наличии ситуации, когда может быть нарушен запрет, – это категория, не существующая в действительности в качестве какого-либо юридического явления, это не что иное, как правоспособность лица, имеющего фактическую возможность ее осуществления3. Фактическая воз-

1Ткаченко Ю.Г. Указ. соч. С. 21.

2Александров Н.Г. Указ. соч. С. 89–90.

3Неудачная попытка сконструировать такую правоспособность в области гражданских правоотношений была предпринята в свое время М.М. Агарковым, назвавшим ее динамической правоспособностью (Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. Учен. тр. ВИЮН. Вып. III. С. 70).

можность реализации правоспособности (наличие денег у лица для заключения сделки купли-продажи, наличие возможности совершить правонарушение) – это внеюридическое явление, а поэтому не может составлять диспозиции какой-либо юридической нормы. И если сформулировать­ уголовно-правовую норму в соответствии с ­трактовкой Н.Г. Александрова диспозиции запретительной нормы, она, как мы покажем дальше, будет звучать по меньшей мере странно. Кроме того, эта конструкция опять-таки не ведет к установлению единой структуры юридической нормы, ибо так называемое эвентуальное правоотношение как фактическая возможность стать субъектом конкретных правоотношений, присуща не только отношениям, регулируемым запретительными нормами, но в одинаковой мере и отношениям, регулируемым управомочивающими нормами; следовательно, в последних согласно этой конструкции должно содержаться не три, а четыре элемента. Поэтому эвентуальные правоотношения Н.Г. Александрова фактически означают, что Н.Г. Александров понимает под гипотезой нормы не предусмотренные правом условия возникновения правоотношений, как он это утверждает, а юридически иррелевантные обстоятельства. Однако это будет уже третий взгляд на структуру нормы.

Итак, третья группа авторов исходит из еще более широкого ­понимания гипотезы, полагая, что гипотезу нормы могут составлять не только указания на юридические факты или иные юридически значимые обстоятельства, но также указания на

обстоятельства, не имеющие юридического значения. Например, М.П. Карева и А.М. Айзенберг, анализируя в качестве примера нормы ст. 27 ГК РСФСР, ее подразумеваемую гипотезу излагают следующим образом: «Если правоспособные лица хотят заключить сделку...» Таким образом, по мнению М.П. Каревой и А.М. Айзенберга, гипотезу в данной норме составляет подразумеваемое указание на возникшее у лица намерение (желание), т.е. факт, не имеющий в данном случае юридического значения. Намерение, мотив сами по себе юридическим фактом не являются, они могут иметь юридическое значение лишь в том случае, если объективированы в каком-либо поведении (см. ст. 136 УК РCФCP, ст. 34 ГК РСФСР).

Нетрудно видеть, что такая трактовка гипотезы нормы при отнесении ее к нормам уголовного права заметно перекликается с только что рассмотренным мнением, в частности с эвентуальными правоотношениями Н.Г. Александрова. С точки зрения ука-

занным образом понимаемой гипотезы уголовно-правовая норма, расчлененная на элементы, должна выглядеть примерно так: «Если кто-либо захочет совершить убийство и будет находиться в ситуации, позволяющей исполнить это намерение (гипотеза), то у него возникнет обязанность воздержаться от исполнения намерения (диспозиция), нарушение которой влечет... (санкция)». Курьезность такой формулировки как результат практического преломления рассматриваемой конструкции уже сама по себе возбуждает сомнения в ее правильности.

Против третьего мнения могут быть выдвинуты все те возражения, какие были изложены при анализе предыдущей конструкции. А самое главное – это то, что данная трактовка содержит неразрешимое противоречие, поскольку не имеет возможности объяснить, каким образом факт, сам по себе безразличный с точки зрения права (желание заключить сделку и т.д.), в то же самое время находится в области права, образует гипотезу юридической нормы.

Таким образом, все три рассмотренных взгляда на гипотезу нормы не могут быть согласованы с традиционной трактовкой структуры юридической нормы. Из всех приведенных конструкций вытекает, что в запретительных нормах содержится на один элемент меньше, чем в управомочивающих, хотя в действительности этого быть не может.

Элементом какого-либо явления, предмета называются такие его составные части, без любой из которых предмет, явление не могут существовать в присущем им качестве. Следовательно, если мы будем усматривать в норме три элемента: гипотезу, диспозицию и санкцию, то будем вынуждены сделать вывод, что нормы, лишенные одного из перечисленных элементов, например нормы уголовного права, не являются юридическими нормами; или должны будем считать, что норма как таковая общей структуры (содержания) не имеет, что можно говорить лишь о структуре уголовноправовой, гражданско-правовой нормы. А это также было бы неправильным, ибо если отдельные виды норм представляют собой сложное образование, состоят из нескольких элементов, то, очевидно, какие-то из этих элементов являются общими для норм любого вида, что и норма вообще не простое, а сложное образование, состоящее из нескольких элементов.

Выходом из указанного затруднения, на наш взгляд, являются не попытки как-то иначе сконструировать гипотезу нормы, а отказ от традиционного взгляда на структуру нормы.

Норма – это регулятор поведения людей. Свое регулирующее действие юридическая норма осуществляет путем предписания (предоставления) определенного поведения, снабженного понуждающим или побудительным результатом. Например, наказания, предусматриваемые в нормах уголовного права, понуждают к воздержанию от запрещенных уголовным правом действий; предусматриваемые гражданским правом последствия облечения сделок в письменную форму – возможность получить государственную охрану правам, получаемым по надлежаще оформленным сделкам, возможность облегченного доказывания сделки (ст. 136, 185 и др. ГК РСФСР), стимулируют письменное оформление совершаемых гражданами и организациями сделок и т.д.

Юридическая норма, как и всякая иная социальная норма, не могла бы быть регулятором поведения людей, если бы она предписывала определенное поведение, но не давала бы для такого поведения никакого стимула. Поэтому при реализации юридической нормы в жизни предусмотренное нормой дозволенное или запрещенное поведение (преступление, административное правонарушение, сделка и т.д.) выступает как условие возникающих последствий, наступление понуждающего или побудительного результата (наказание, административное взыскание, права по сделке и т.д.) – как юридическое следствие.

Не противоречит сказанному и тот факт, что право знает нормы, связывающие определенные юридические последствия не с поведением людей (волевыми действиями или бездействием), а с событиями. В подобных случаях норма также служит регулятором поведения людей, но не непосредственно, а опосредствованно через юридически значимые события. Например, право на наследование, возникновение которого связывается с событием (смертью наследодателя), стимулирует хорошее отношение наследника к наследодателю, укрепление семейных связей; право на надбавку к пенсии за непрерывный стаж работы, также возникающее в результате событий (инвалидности, старости), стимулирует постоянную безупречную работу на одном предприятии и т.д. Особенностью подобных норм служит то, что их условиями служат события, а не поведение людей, а само регулируемое опосредствованным путем поведение находится за пределами нормы.

Таким образом, любая юридическая норма состоит из двух частей – условий (поведение людей, события), с которыми норма связывает определенные юридические последствия, и самих юри-

наступления предусматриваемых нормой юридических последствий поведения, либо основаниями для дифференциации этих последствий.

Второй элемент нормы – это указание на юридические последствия. Юридические последствия неверно было бы отождествлять с санкцией. Термин «санкция» используется в литературе для обозначения не любых, а только одного вида – юридически неблагоприятных последствий. Между тем юридические последствия наступления предусмотренных в норме условий могут быть различными: неблагоприятными в запретительных нормах (наказание, административное взыскание, взыскание убытков) и благоприятными в управомочивающих нормах (возникновение субъективных прав, осуществление которых охраняется принудительной силой государства)1.

Ввиду того что неблагоприятные юридические последствия возникают на основе юридической нормы как результат осуществления соответствующих прав компетентных государственных органов, то в отношении всех норм справедливо сказать, что юридическими последствиями наступления указанных в гипотезе нормы условий в любой норме будет служить возникновение, изменение или прекращение правоотношений. При этом имеются, конечно, в виду не сконструированные Н.Г. Александровым эвентуальные правоотношения, а конкретные, реальные правоотношения, например в области уголовного права – правоотношение между лицом, совершившим уголовно наказуемое деяние, и государственным органом, компетентным определять ответственность за это деяние.

При такой формулировке юридических последствий возникает вопрос: в каком соотношении находится понятие юридических последствий с понятием диспозиции?

Вприменении к уголовно-правовой норме в теории принято именовать диспозицией ту часть нормы, которая согласно защищаемой трактовке должна называться гипотезой, а санкцией – ту часть нормы, которая образует юридические последствия.

Вцивилистической литературе высказано мнение, что юридические последствия составляют диспозицию гражданско-правовой

1 Управомочивающие нормы также охраняются определенными санкциями. Однако такиесанкциинеявляютсяэлементамиуправомочивающейнормы.Онинаходятсязаее пределами,аиногдадажезапределамитойотраслиправа,ккоторойотноситсяуправомочивающая норма, составляют элемент другой правоохранительной нормы (см. раздел 3 статьи).

нормы как указание содержания правоотношений, возникающих при наступлении предусмотренных гипотезой условий1. Как по существу, так и в целях обеспечения единообразного применения терминологии нам представляется правильным распространение этого мнения на любую юридическую норму.

Некоторые сторонники традиционного взгляда на структуру нормы могут сказать, что при защищаемой трактовке структуры нормы и понятии юридических последствий исчезает якобы главный элемент нормы, ее существо – само правило поведения, диспозиция. Так, Ю.Г. Ткаченко под диспозицией понимает часть юридической нормы, излагающей само правило поведения. «Диспозиция раскрывает содержание нормы права. Именно в ­диспозиции ­формулируются правила поведения, выгодные и угодные господствующему классу»2. Поскольку согласно защищаемой трактовке второй элемент нормы образует указание на юридические последствия поведения, a не само правило поведения, может показаться, что исчез главный элемент нормы – само правило поведения. Однако такое возражение было бы основанным на недоразумении.

Во-первых, само правило поведения есть не часть нормы – диспозиция, а вся норма в целом. А целое не может быть тождественным своей части. Следовательно, если уж понимать под диспозицией само правило поведения, то надо по крайней мере говорить о какой-то части этого правила.

Во-вторых, если считать, что диспозиция содержит «само правило поведения» или, как говорят иногда, «признаки требуемого, дозволяемого или запрещаемого поведения»3, то с не меньшим успехом можно утверждать это же самое и в отношении санкции, а в ряде случаев – и в отношении гипотезы. Возьмем в качестве примера норму, регулирующую отношения по купле-продаже. «Если лица заключили договор купли-продажи (гипотеза), то одна сторона – продавец обязуется передать имущество в собственность другой стороне – покупателю, а покупатель обязуется принять это имущество и уплатить условленную цену (диспозиция), выполнение обязанностей по договору обеспечено иском (санкция)».

1Гурвич Л.А. Указ. соч. С. 52.

2Ткаченко Ю.Г. Указ. соч. С. 1. См. также: Карева М.П., Айзенберг А.М. Указ. соч. С. 14; Теория государства и права, 1949. С. 117.

3Теория государства и права. М., 1956. С. 347.

Нетрудно видеть, что здесь в каждом элементе нормы содержится определенное правило поведения: в гипотезе – дозволяемое поведение (возможность заключить сделку купли-продажи), в диспозиции – требуемое поведение (передать имущество, уплатить покупную цену), в санкции – требуемое поведение со стороны уполномоченных государственных органов (вынести решение о взыскании невыполненного по договору и убытков).

Следовательно, неверно усматривать правило поведения только в диспозиции. Содержание правила поведения дает нам вся юридическая норма в целом. При этом не имеет значения способ указания содержания правила поведения. Запрет переходить улицу в определенное время может быть указан красным огнем светофора, палочкой милиционера, надписью «Переход улицы во время движения транспорта запрещен» или «Переход улицы во время движения транспорта влечет административное взыскание». Во всех перечисленных случаях независимо от формы выражения запрета последний будет служить не подразумеваемой составной частью соответствующего указания, а составлять само указание.

Если в законе сказано: «Умышленное убийство влечет лишение свободы на срок до восьми лет», очевидно, это запрет совершать убийство. Если сказано: «По договору купли-продажи продавец обязан передать покупателю имущество в собственность, а покупатель – уплатить условленную цену», очевидно, это разрешение совершать сделки купли-продажи. Как в первом, так и во втором случае обе необходимые составные части нормы налицо, и было бы неправильно сформулированное указанным образом правило (запрет или разрешение) объявлять под названием диспозиции третьей составной частью этого же самого правила, частью самого себя.

Указание юридически отрицательных последствий определенного поведения не включает в себя подразумеваемый запрет как якобы третий элемент нормы, а означает запрет. Указание юридически благоприятных последствий определенного поведения не включает подразумеваемое дозволение, а означает дозволение. Отрицательное (запрет) или одобрительное (дозволение) отношение государства к определенному поведению выражается содержащимися в норме отрицательными или благоприятными юридическими последствиями, а не составляет третий подразумеваемый элемент нормы.