Курылев С.В. - Избранные труды по ГПП

Поэтому вторым, пожалуй, самым распространенным в литературе общим принципом распределения обязанностей по доказыванию служит положение: истец доказывает правообразующие факты, ответчик – правопрепятствующие и правопогашающие; в негативных установительных исках – наоборот1.

Прежде всего, как было уже отмечено, так называемые правопрепятствующие факты нельзя рассматривать в качестве самостоятельного вида юридических фактов и при их помощи в приведенном только что примере совершенно невозможно решить вопрос, должен ли истец доказывать неуважительность причин задолженности по квартирной плате (для истца это факт правообразующий) либо ответчик – уважительность (правопрепятствующий факт).

Следовательно, рассматриваемая концепция должна быть сведена к правилу: истец доказывает правообразующие факты, ответчик – правопогашающие. Но, во-первых, сразу же заметна неуниверсальность данной концепции, неприменимость ее к случаям, когда ответчик строит свою защиту не на наличии правопогашающих фактов, а на утверждении об отсутствии правообразующих или части их, например отрицает свою вину по иску из причинения вреда.

Во-вторых, тезис «правопогашающие факты» доказывает, что ответчик опять-таки никоим образом не объясняет, почему, например, отыскивающий долг обязан доказать только его возникновение, но не обязан доказывать, что этот долг не возвращен.

Следующий довольно распространенный в литературе принцип распределения обязанностей по доказыванию можно условно назвать «теорией интереса», согласно которой искомый факт должен быть доказан той стороной, которая заинтересована в его установлении2. Данный принцип известен не только литературе, но и нашел определенное отражение в законодательстве.

В § 269 Венгерского ГПК 1911 г. было сказано: «Бремя доказывания несет та сторона, в интересах которой необходимо, чтобы эти факты были признаны судом»3. Этот принцип по существу сохранен и в ныне действующем ГПК Венгерской Народной Республики, в § 164 которого (в редакции 1957 г.) говорится: «Необходи-

1Абрамов С.Н. Гражданский процесс. М., 1948. С. 199. Аналогично: Иодловски Е., СедлецкиВ.Указ.соч.С.394.Примернотакимжеобразом:СиляновскийД.,СталевЖ.Гражданский процесс. София, 1958. Т. 1. С. 348–349 (на болгарском языке).

2Шмидт Р. Учебник гражданского процессуального права. Лейпциг, 1910. С. 477 (на немецком языке).

3Цитата по книге: Розенберг Л. Указ. соч. С. 119. Перевод с венгерского на немецкий сделан А. Шмидтом, с немецкого – нами.

мые факты должна доказать сторона, интересы которой требуют, чтобы суд принял их как соответствующими действительности»1.

На наш взгляд, теория интереса, как и предыдущие, не решает проблемы распределения обязанностей по доказыванию. Каждый искомый в суде факт доказывается со стороны своего бытия или небытия. Если этот факт является спорным, то всегда одна из сторон заинтересована в установлении его наличия, другая – отсутствия. Поэтому теория интереса не помогает в ответе на вопрос, какая же из противоположно заинтересованных сторон обязана доказывать бытие или небытие спорного факта. На основе данной теории, в частности, невозможно решить в приведенном выше примере вопрос, должен ли истец доказывать неуважительность причин задолженности по квартирной плате (это в его интересах) или ответчик – уважительность (это в интересах ответчика).

Четвертая попытка отыскания общего принципа распределения обязанностей по доказыванию была сделана теорией материального и процессуального основания иска. К материальному основанию иска Т.М. Яблочков, а вслед за ним и К.С. Юдельсон относит: 1) наличие всех праворождающих фактов плюс 2) отсутствие всех правопрепятствующих или правопогашающих. Первое – это специфические предположения возникновения права (положительные и отрицательные праворождающие факты); второе – общие предположения права. Процессуальное основание иска доказывает истец, отсутствие одного из общих предположений права – ответчик.

В предыдущей главе мы попытались показать крайнюю не­ определенность границы между общими предположениями права

ифактами специфически правообразующими, в силу чего и эта теория не дает четкого объективного критерия распределения обязанностей по доказыванию. Не случайно, что и Т.М. Яблочков,

иК.С. Юдельсон опять-таки говорят о тех же правообразующих фактах с добавлением эпитета «специфические» и, с другой стороны, о правопрепятствующих и правопрекращающих.

Из советских процессуалистов аналогичную по существу позицию занял Л.П. Смышляев, заявляющий, что «обязанности по доказыванию распределяются законом и что возможность возложения обязанности доказывания на ту или другую сторону усмотрением суда исключается», и, как следует из дальнейшего изложения, автор имеет в виду материальный закон2.

1Перевод сделан кабинетом государства и права зарубежных стран МГУ.

2Смышляев Л.П. Указ. соч. С. 32–33.

Однако если бы закон содержал прямые указания о распределении обязанностей доказывания относительно всех возможных случаев, тогда, очевидно, и самой проблемы не существовало бы. Но в законе имеются лишь единичные прямые указания относительно распределения обязанностей доказывания в тех или иных делах, да и то не всегда правильно понимаемые судебными органами. Так, в ст. 7 Основ гражданского законодательства прямо указывается, что по делам о защите чести и достоинства истец не обязан доказывать ложность распространенных о нем позорящих сведений; наоборот, ответчик обязан доказать, что данные сведения соответствуют действительности. Однако Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда СССР в своем обзоре судебной практики по делам о защите чести и достоинства истолковала это указание закона в прямо противоположном смысле и указала: «Истец не освобождается от доказывания несоответствия действительности распространенных о нем сведений»1. В качестве обоснования этого вывода Коллегия сослалась на то, что истец обязан доказать основание своего иска.

И главное, дать в законе прямые указания о распределении обязанностей по доказыванию относительно всех мыслимых случаев было бы практически невозможно, т.к. это, во-первых, привело бы по крайней мере к удвоению всех норм материального права; вовторых, не исключало бы необходимости толкования этих норм для осложненных случаев.

Презумпции могли бы рассматриваться в качестве общего критерия распределения обязанностей по доказыванию, если бы советское процессуальное право знало установленную в законе замкнутую систему доказательственных презумпций. Между тем с полной очевидностью можно говорить о той или иной презумпции в сравнительно редких случаях, когда она прямо формулируется законом. Более того, в этих случаях не вопрос о распределении обязанностей по доказыванию решается на основе презумпции, а, наоборот, сама презумпция выводится из установленного в законе правила о распределении обязанностей доказывания, например презумпция вины причинителя вреда2. Что же касается остальных конструируемых в теории презумпций, которые, например, по мнению Я.Л. Штутина, «вытекают естественно из... смысла»

1Социалистическая законность, 1964. № 12. С. 19.

2К.С. Юдельсон оспаривает существование даже этой, казалось бы бесспорной, презумпции, заменяя ее презумпцией «неответственности» (Юдельсон К.С. Проблема доказывания в советском гражданском процессе. М., 1951. С. 288).

­закона1, то круг таковых вытекает «естественно» из смысла закона чуть ли не для каждого автора по-своему2.

Неудовлетворительность рассмотренных общих принципов распределения обязанностей по доказыванию послужила причиной попыток скомбинировать эти принципы между собой. Так, А.Я. Вышинский пытался объединить положение «доказывает автор утверждения» с теорией интереса3; К.С. Юдельсон вслед за Т.М. Яблочковым соединяет концепцию материального и процессуального основания иска с концепцией правообразующих и правопогашающих факторов4; Т.А. Лилуашвили соединяет принципы легкости доказывания с вероятностью5. Но против всех этих комбинированных решений вопроса сохраняют силу все приведенные ранее критические соображения.

Нет необходимости рассматривать иные, выдвинутые в буржуазной литературе общие принципы распределения обязанностей по доказыванию, как то: принцип состязательности, деление фактов на положительные и отрицательные и др. Указанные теории получили обстоятельную критику в буржуазной литературе и не получили отражения в советской литературе.

Тщетность отыскания общего принципа распределения обязанностей по доказыванию заставила отдельных буржуазных юристов приходить к выводу о невозможности решения проблемы бремени доказывания на основе единого критерия и о том, что эта проблема фактически решается на основе справедливости6.

1Штутин Я.Л. Предмет доказывания в гражданском процессе. Иркутск, 1963. С. 149.

2Например, Я.Л. Штутин конструирует презумпцию смерти лица, объявленного судом в установленном порядке умершим (там же. С. 150). Л.П. Смышляев справедливо, на наш взгляд, отрицает наличие такой презумпции (Смышляев Л.П. Указ. соч. С. 39).

3Вышинский А.В. Теория судебных доказательств в советском праве. М., 1950. С. 219,

4Юдельсон К.С. Указ. соч. С. 274–275.

5Лилуашвили Т.А. Предмет и бремя доказывания в советском гражданском процес-

се. Тбилиси, 1957. С. 87.

Примерно таким же образом поступает Л.П. Смышляев (Смышляев Л.П. Указ. соч.

С. 36).

6Шмидт Р. Указ. соч. С. 477, 481.

Каналогичному по существу выводу приходит и Ф. Леонгард, допускающий, что основой распределения обязанностей доказывания в некоторых случаях является требование «практической справедливости». Ф. Леонгард одновременно признает, что правильное разграничение обязанностей по доказыванию нельзя признать полностью достигнутым (Леонгард Ф. Указ. соч. С. 3).

Л. Розенберг считает, чтопринципыцелесообразностии«справедливогоуравнения сторон» являются критерием для законодателя при регулировании бремени доказывания, но не для суда, ибо «в голове у каждого судьи своя справедливость» (Розенберг Л.

Указ. соч. С. 91–92).

ны, крайней необходимости и т.п.). В силу этого в советском уголовном процессе, по справедливому утверждению М.С. Строговича, недопустим какой-либо переход обязанности доказывания от обвинителя к подсудимому1.

В отличие от презумпции невиновности, охватывающей все самые различные степени вероятности невиновности, в основе доказательственных презумпций советского гражданского процессуального права лежит максимальная вероятность. Соображения политической и хозяйственной целесообразности в определенных случаях могут вынудить законодателя отойти от требования максимальной вероятности и при распределении обязанностей по доказыванию отдать предпочтение требованию защиты определенных важных с точки зрения государства интересов.

Так, в постановлении Отдела труда и промышленности при Комитете советских организаций Восточной Сибири было сказано: «В случае невыдачи рабочему расчетной книжки все неясности, вытекающие из договора найма... судебными учреждениями и комиссариатом труда будут толковаться в пользу рабочего»2.

Данное правило означало, что независимо от того, выступал ли рабочий в роли истца или в роли ответчика по спору, основанному на договоре найма, независимо от степени вероятности наличия или отсутствия спорных обязательств трудового найма суд обязан был (при отсутствии расчетной книжки) констатировать спорные факты так, чтобы это соответствовало интересам рабочего. На другой стороне в гражданском процессе, в качестве которой

вто время, как правило, выступали капиталистические элементы, лежала обязанность опровержения установленной презумпции

впользу рабочего.

Неверно утверждение буржуазных юристов о том, что законодатель, распределяя обязанности по доказыванию между сторонами, руководствуется якобы принципом «справедливого уравнения» положения сторон. За «справедливым уравнением» в действительности нередко скрывается защита интересов господствующего класса.

Неверно также абстрактное положение, будто советское гражданское процессуальное право защищает больше интересы истца, чем ответчика, или наоборот3. В 20-х гг., когда у нас ­существовали

1Там же. С. 188.

2Власть труда, 1918. № 105. 6 июня.

3Л.И. Фишман в учебнике «Движение гражданского процесса» (Харьков, 1926) утверждал,чтонашГПКзащищаетбольшеинтересыистца,чемответчика.В.Тадевосян в рецензии на этот учебник (Еженедельник советской юстиции, 1927. № 16) иронически спрашивал: не наоборот ли?!

капиталистические элементы, гражданское процессуальное право, как было отмечено, защищало в первую очередь интересы трудящихся, независимо от того, выступал трудящийся в процессе в роли истца или ответчика.

Таким образом, законодатель, основываясь на принципе объективной истины и принимая во внимание необходимость преимущественной защиты определенных политических и хозяйственных интересов, устанавливает для тех или иных категорий дел конкретные правила распределения обязанностей по доказыванию. Отправляясь от этих правил, юридическая теория конструирует соответствующие доказательственные презумпции. В подобных случаях решение вопроса о распределении обязанностей по доказыванию в судебной практике не вызывает особых сомнений и сводится в необходимых случаях к толкованию соответствующих правовых норм. Поэтому общий критерий распределения обязанностей по доказыванию нужен практически лишь для случаев, в отношении которых нет прямых и конкретных указаний закона. Основой для определения этого критерия, как и для законодателя, при регулировании обязанностей по доказыванию служит принцип объективной истины. В силу этого принципа прежде всего проблема распределения обязанностей по доказыванию в советском гражданском процессе, в отличие от буржуазного, должна быть расчленена на два вопроса: 1) с кого суд вправе потребовать необходимые доказательства; 2) на кого могут быть возложены неблагоприятные юридические последствия отсутствия доказательств?

Советский суд устанавливает не победителя в споре, а истину. Для этого он должен требовать доказательства от того, у кого таковые есть, следовательно, не только со стороны, обязанной к доказыванию, но и с противоположной стороны, если таковой по обстоятельствам дела может оказаться легче представить те или иные доказательства. Например, согласно существующему порядку расчетов членов касс взаимопомощи возврат долга в кассу оформляется ведомостью, хранящейся в делах кассы. Гражданин, возвративший долг, никаких доказательств возврата на руки не получает. Поэтому если возникает спор о факте возврата долга, то суд должен потребовать доказательства в подтверждение этого правопогашающего факта не от ответчика, обязанного доказать уплату, а от кассы.

Особенно отчетливо данное положение было выражено, например, в определении Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда СССР по делу иска грузинской конторы «­Заготзерно»

к управлению Закавказской железной дороги о взыскании 510 рублей штрафа за несвоевременную доставку груза.

Народный суд отказал в иске по мотивам непредставления истцом документов. Отменяя это решение, Коллегия, ссылаясь на п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 29 января 1942 г., указала, что «в случае невозможности для истца представить документы в подтверждение иска ввиду невозвращения их дорогой после рассмотрения претензии суд... должен истребовать от ответчика материал, предъявленный истцом при заявлении претензии»1.

Таким образом, при решении вопроса об истребовании доказательств советский суд, в отличие от буржуазного, руководствуется не правилами распределения обязанностей по доказыванию, а вытекающими из принципов объективной истины и процессуальной экономии соображениями наибольшей легкости получения доказательств. Правила же о распределении обязанностей по доказыванию приобретают практическое значение лишь в случае недостаточности доказательств для установления наличия или отсутствия того или иного искомого факта.

Каков же общий критерий решения вопроса о возложении неблагоприятных юридических последствий недоказанности на ту или иную сторону? Как уже было отмечено, неблагоприятные юридические последствия недоказанности являются санкцией. Поскольку же необходимым условием предусмотренной в санкции ответственности по советскому праву (за исключением случаев, прямо указанных в законе) служит вина субъекта ответственности, то и неблагоприятные юридические последствия недоказанности возлагаются на ту сторону, которая могла и должна была обеспечить себя необходимыми доказательствами в соответствии с указанием закона либо при отсутствии таких указаний в соответствии со своими интересами.

Назначение любой санкции – побудить субъекта к угодному государству поведению. Назначение санкции, которой снабжена обязанность по доказыванию – побудить стороны гражданских правоотношений обеспечивать себя на случай судебного спора необходимыми доказательствами, хранить их, представлять в суд и тем самым облегчать выполнение задачи по установлению истины.­

1Судебная практика, 1947. Вып. II. С. 29.

Внастоящее время суды по общему правилу не рассматривают споров госорганизаций с органами транспорта, но это указание Верховного Суда СССР сохраняет силу и свое принципиальное значение для исков колхозов и граждан к железной дороге.