3179

ПО ПЕРЕСЕЧЕННОЙ МЕСТНОСТИ. Повесть

Действительно, черта характера Олега стремиться попробовать все делать самому, составить свое мнение об окружающем мире вещей начала передаваться братьям. Как только их оставили одних в комнате, они дошли-доползли до елки и… Хорошо, что стеклянные игрушки были высоко, а елку благоразумно привязали к стене, иначе быть бы беде.

Сразу после Нового года пришло письмо от папы: «Дорогие мои Любушка, Олег, Глеб и Валентин!

Поздравляю вас всех с Новым 1942 годом, а Глеба и Валентина еще и с днем рождения. Обними и поцелуй их, Люба, за меня. Желаю вам здоровья и терпения.

Тяжело сейчас всем — и вам, и нам. Но надо держаться друг за друга, быть вместе. Это поможет нам выжить и победить.

Люба, я думаю, что вам все-таки надо готовиться к эвакуации, хотя бы недалеко, можно пока в Саратовскую область. Обратись к Алексею Ивановичу, он должен помочь в этом вопросе.

Олег, мой милый и дорогой сын. Ты теперь дома старший из мужчин в нашей семье. Помогай маме и по хозяйству, и в воспитании братьев. Иногда я представляю, как после войны мы, теперь уже четверо мужчин, пойдем купаться на речку, а потом вернемся домой, и всей семьей будем пить чай с шоколадными конфетами и бабушкиными пышками. Но пока на скорое свидание с вами я не рассчитываю. Мы сейчас все силы прикладываем, чтобы сдержать врага и не пустить его дальше в наши тылы.

Поцелуйте и передайте привет от меня дедушке и бабушке. Дедушке скажите, чтобы он не злоупотреблял самолечением. Он знает,

очем идет речь.

Уменя все хорошо: язва моя успокоилась, да и, в общем-то, сейчас не до нее. Описывать то, что здесь у нас происходит, не буду, так как вы об этом хорошо знаете из сводок по радио.

Я часто смотрю на фотокарточку, где мы сфотографированы втроем, там, где Олег держит на коленях барабан, и вижу рядом с нами своих младших сыновей. Ах, если бы можно было прислать мне их фотокарточку?

Любушка, дорогая, я люблю тебя, хочу прижаться к тебе, заглянуть в твои глаза и поцеловать их.

31

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

Жди меня и я вернусь, Только очень жди…

Еще раз всех обнимаю и целую.

Ваш сын, муж, отец. 1 января 1942 года»

Некоторая стабилизация на Воронежском фронте весной 1942 года успокоила людей, вселила в них надежду, что город немцам не сдадут. Но это спокойствие было обманчивым. Немцы начали летнее наступление, вновь начались бомбардировки, но уже правобережной части города. В июне 1942 года бомба попала в Сад пионеров, где проводился детский праздник, и в одночасье оборвала жизни более 300 детей.

Детей хоронили на кладбищах города. На одно из них, расположенное недалеко от дома Олега, у Митрофановского монастыря, в начале улицы Металлистов, бабушка Маша повела Олега. Но не горестный ритуал, не плач людей, не печальные звуки похоронного оркестра поразили Олега. А поразило его то, как такие маленькие, впервые увиденные им гробики складывают ровными рядами в большую яму, как будто собираются строить какое-то сооружение или собирать его из деталей игрушечного, но большого конструктора. Бабушка тогда сказала Олегу:

—  Смотри и запоминай, что делают эти изверги-немцы. Разве можно такое простить? Бог их накажет.

При налетах вражеских самолетов жителям города настоятельно рекомендовали укрываться в бомбоубежищах. Когда объявлялась воздушная тревога, люди забирали заранее приготовленные вещи первой необходимости, документы, детей и шли в укрытие спасаться от бомбежек. Ближайшее от дома бомбоубежище находилось недалеко, в 10-15 минутах ходьбы. Оно было вырыто в склоне горы

инапоминало собой пещеру, как в сказке про Алладина. Люди рассаживались на скамейках вдоль стен, раскладывали по полкам чемоданы и сумки, укладывали, если это было в позднее или ночное время, спать детей. Через некоторое время шум от разговоров затихал

инаступала тревожная в своем ожидании тишина, которую нарушали лишь далекие взрывы бомб.

32

ПО ПЕРЕСЕЧЕННОЙ МЕСТНОСТИ. Повесть

Олегу было скучно сидеть и смотреть в грустные глаза на унылых лицах взрослых людей. Он думал: «Раз это пещера, значит, в ней должна быть потайная дверь, а за ней драгоценный клад. Вот бы его найти и передать Сталину. А он его продаст буржуям из других стран

ина полученные деньги построит много-много самолетов и танков

ипобедит Гитлера».

Раз, когда мама задремала, а тетки были заняты убаюкиванием братьев, Олег принялся за осуществление своего плана. Его поиски оказались неудачными: он нашел только две двери, которые закрывали входы в туалеты. «Клады так просто не даются», — подумал Олег,

ирешил возвращаться. Но куда идти, забыл. Пошел налево — уперся в стенку. Вернулся, как ему показалось назад, повернул направо — пришел в тупик. Он присел на лавку и тихо горестно заплакал, прижался к стене и заснул. В это время дали отбой воздушной тревоги. Все засуетились, повставали со своих мест, гурьбой, толкаясь и мешая друг другу, повалили наружу.

Мама хватилась — нет Олега. То ли он уже вышел из укрытия, то ли еще находится здесь, в бомбоубежище? Снаружи его не было. Саша побежала домой, вернулась — нет Олега. Значит, он остался в бомбоубежище. Нашли Олега в дальнем углу, спавшим на лавке, свернувшись в калачик. Мама очень рассердилась, но, узнав причину самовольного ухода, смягчилась.

—  Следующий раз, — сказала она, — пойдем искать клад вместе. Поначалу при воздушной тревоге в укрытие ходили все жильцы дома. Первой «забастовала» бабушка Дуня, объявив, что она

уже старая и ей все равно, где умирать. К ней присоединилась бабушка Маша. Затем с ними согласились родные и двоюродные тетки Олега. А через неделю все стали оставаться дома. Только при интенсивных налетах детей с кем-нибудь из взрослых прятали в погребе.

Водин из таких воздушных налетов немецкий самолет сбросил зажигательную бомбу на церковь «Взыскание погибших». Загорелся купол храма, и этот пожар, до которого по прямой было метров сто, хорошо был виден со двора дома. Бабушка Маша подвела старших детей, Олега и его двоюродных братьев, к иконе Божьей Матери

исказала, чтобы они крестились и просили Боженьку о спасении. Горел город, горела церковь. Горела вера…

33

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

В конце июня Воронеж буквально содрогнулся от бомбежек. Очевидцы говорили, что в один из этих дней город «утюжили» более сотни фашистских самолетов. Дальше ждать было нельзя — стали готовиться к эвакуации.

Алексей Иванович сдержал данное отцу слово, и семья Олега вместе с родителями Алексея Ивановича на нестаром по возрасту, но сильно тронутом жизнью грузовике, отправилась в эвакуацию. По совету знакомых, родственники которых уже покинули Воронеж, решили держать путь в направлении саратовского Борисоглебска. Ранним утром 2 июля подъехали к Чернавскому мосту для переправы на левый берег города. Мост уже был подорван нашими саперами, но работала временная понтонная переправа. Подъехали и сразу поняли всю никчемность своих планов — все подходы и подъезды к переправе были забиты беженцами, лошадиными повозками, автомашинами, отступающими частями Красной Армии, которых пропускали через переправу в первую очередь. С трудом выбравшись из очереди, возникшей за грузовиком, направились к другой переправе — к Вогрэсовскому мосту, и к обеду благополучно переправились через реку Воронеж. С левого берега была видна центральная часть города, объятая дымом пожаров, были слышны глухие разрывы авиабомб. «Как будто, — подумал Олег, — стонет и плачет человек, которому сделали больно». Чем дальше они уезжали от города, тем тише, но не спокойнее становилось вокруг. Поток беженцев уменьшался, но увеличилось число красноармейцев, направлявшихся к фронту. А вокруг на полях стоял неубранный урожай.

За районным центром Анна, в котором остались родители Алексея Ивановича, в лесу, на берегу Битюга, семья Олега решила заночевать. Светлая летняя ночь, лес, река, казалось бы, должны нести покой и умиротворение. Но где там! Война и здесь напоминала о себе сполохами пожаров на горизонте, и тем нарастающе-затихаю- щим, до тошноты противным гулом фашистских бомбардировщиков, продолжавших и ночью бомбить город, гулом, который ни с чем не спутаешь, Удивительно, но братья Олега, в общем-то, неспокойные и крикливые полуторагодовалые ребята, вели себя пристойно: не плакали, наверное, чувствуя тревожность обстановки.

К середине следующего дня добрались до села Большая Грибановка, в котором и решили остановиться. Мама Олега с документа-

34

ПО ПЕРЕСЕЧЕННОЙ МЕСТНОСТИ. Повесть

ми, подтверждавшими статус семьи офицера Красной Армии, без проволочек получила разрешение от начальника местной милиции занять пустующий дом. Дом, крытый соломой, с земляным полом имел большую комнату и кухню-прихожую, отделенную от комнаты русской печью с лежанкой.

Все устали и хотели есть. Решили сначала позавтракать-по- обедать-поужинать, а потом уже заняться разгрузкой автомашины. Братьями занялись бабушки, а Олега, чтобы не мешал, посадили в кабину автомашины, правая дверь которой открывалась только снаружи. Спичек не было, и, чтобы добыть огонь, шофер смочил бензином паклю и стал ее поджигать искрой от аккумулятора автомобиля. Пакля загорелась, но вместе с ней загорелся разлитый у левой двери кабины бензин, а затем и передняя часть автомашины. Все бросились спасать вещи, а про Олега, видимо, забыли. Выйти через правую дверь он не мог, а выходить через левую — страшно, там огонь. Взрослый человек так, наверное, и поступил бы — вышел через пламя, на то он и взрослый. А Олег забился в угол и стал ждать. Испугался ли он? Да, но не того, что с ним может произойти, что он может умереть, а необычности обстановки вокруг него. Дети в большинстве своем не думают о смерти, они незнакомы с ней, не имеют о ней такого представления, как люди с жизненным опытом. Поэтому, наверное, так много среди детей нелогичных смертей, суицидов. А разговоры детей о том, что они не хотят жить, хотят покончить с собой — не более, чем разговоры, прочитанные или услышанные на улице, в кино.

Когда вспомнили об Олеге и вырубили дверь, он уже был без сознания. И только его отнесли от машины, как она взорвалась и сгорела со многими жизненно необходимыми вещами и продуктами.

Очень горевал о сгоревшей машине ее шофер: —  На чем я теперь доберусь до Воронежа? Ему отвечали, что там, наверное, уже немцы.

—  Ну и что? — возражал он. — Там же моя семья. Как они выживут в оккупации без меня?..

И на следующий после пожара день он пешком отправился в Воронеж.

В селе работал детский сад и мама, приложив немало стараний, устроила в него Олега. Устроила в среднюю группу, так как в старшей

35

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

группе не было свободных мест. Олегу, воспитанному на «вольных хлебах», была чужда расписанная по часам обстановка в детском саду. Гулять надо было, взявшись за руки, есть — в определенное время, когда и не очень хотелось, спать — днем. Олег уже знал буквы, начинал читать и считать, а его «подельники», крепкие деревенские мальчишки и девчонки, еще и не собирались изучать грамоту. Олегу было тоскливо и скучно в этом окружении. Чтобы разнообразить жизнь,

азаодно и помочь Красной Армии в поисках немецких шпионов, которых кругом было видимо-невидимо, он организовал из пяти человек разведгруппу и назначил себя старшим. В «тихий час», когда все уснули и воспитательница тоже, разведгруппа благополучно выбралась из дома и ушла в лес. Поиски шпионов пока не дали результатов. Решили вернуться назад, в расположение войск. Но куда идти, Олег не знал. Он, городской житель, плохо ориентировался в лесу,

аего разведчики были еще совсем маленькими детьми. Они заблудились. Их нашли к вечеру — уставших, голодных, растерянных. Пребывание Олега в детском саду закончилось — его маме посоветовали забрать сына из садика, так как он негативно влияет на поведение и психику детей, растлевает их.

Август сорок второго года был жарким. Соседские ребята бегали купаться на расположенный позади села пруд. Олег очень просил маму отпустить его с ними, но мама даже слышать об этом не хотела. Поэтому, когда сосед-конюх, дядя Егор, собрался купать коня, Олег уговорил маму отпустить его с ним. Мама согласилась, но с одним условием: не купаться, а только походить по воде у берега. Как наивны эти мамы! Нет, сначала Олег, действительно, ходил по мелководью, собирал камешки и ракушки и завидовал ребятам, которые плавали, ныряли и прыгали в воду «солдатиками» с обрывистого противоположного берега. Когда дядя Егор увлекся мытьем лошади, Олег все же попробовал нырнуть. Он набрал воздуха, закрыл глаза и нырнул — как предполагал, вдоль берега. То ли его дезориентировали закрытые глаза, то ли по какой-то другой причине, но нырнул он в глубину.

Олег открыл глаза: вокруг вода, плавают рыбки, а он стоит на дне и видит где-то вверху светлое пятно солнца. Заканчивался воздух в легких. Он оттолкнулся от дна ногами, от воды руками, всплыл, вдохнул воздух и снова опустился в воду. Так повторялось несколь-

36

ПО ПЕРЕСЕЧЕННОЙ МЕСТНОСТИ. Повесть

ко раз, правда, все медленнее и медленнее. Олег тонул, но не знал об этом. Как зверята или рождающиеся в воде дети не тонут, потому что не знают, что это такое. Для них вода просто другое, чем воздух, состояние окружающей среды. Уже потом до него дошло понимание, что он мог утонуть. Как и в случае с пожаром Олег не испугался потому, что не представлял для себя дальнейшего развития событий. Оторвавшись­ от своего дела, конюх увидел, что с мальчиком происходит что-то неладное, бросился в воду и вытащил его на берег, обессилевшего, нахлебавшегося воды.

Олега уже потом спрашивали: —  Что же ты не кричал?

—  На крик не было времени, я успевал только набрать воздух, — оправдывался он.

Получилось так, что за последние несколько дней жизнь Олега могла оборваться два раза. Но кто-то решил, что надо подождать, что для его жизни написан другой сценарий…

Тяжелой во всех отношениях была наступившая зима: голодно, холодно и неуютно в доме, редкие письма от отца.

Приближался Новый, 1943 год. Что он принесет людям? Возникало много вопросов: как касающихся всех — сможет ли Красная Армия остановить немцев, так и сугубо личных, но таких важных — как выжить, как спасти детей и себя от смерти здесь, в тылу?

Скептическое отношение Олега к существованию Деда Мороза не снимало главного вопроса: а будет ли у них новогодняя елка? Спрашивать маму он не хотел, понимая всю нелепость этого вопроса. Он видел, как тяжело приходится его семье. Мама, бабушки, тетки с утра до вечера доставали продукты: покупали их, меняли на оставшиеся еще ценные вещи, зарабатывали своим трудом. Саша ходила по домам писать письма на фронт, учить детей, помогать по хозяйству. Тетя Катя занялась швейным промыслом: арендовав у кого-то из сельчан швейную машинку, перешивала и на заказ, и для себя старые вещи на новые. Новые не по сроку службы, а по назначению. Олегу тетя Катя взамен подпаленных валенок, из которых он вырос, сшила из толстой утепленной ватой материи бурки и переделала мамину кофту в нечто подобное куртке. Изобретательности бабушек в приготовлении еды не было предела. Они варили пшенную, ­пшеничную,

37

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

гороховую, чечевичную каши, готовили мамалыгу, запекали тыкву

исахарную свеклу, варили супы из всего, что на этот раз было в доме. Например, из сваренной картошки делали пюре, а из отвара — суп.

Ивсе же на Новый год елка была. Олег, проснувшись, увидел ее в углу кухни. Маленькая, пахнущая лесом, елка была украшена самолетиками и домиками, склеенными из бумаги, бусами из желудей, гроздьями рябины, а наверху была прилажена красная картонная звезда. На елке висели три конфеты в обертках и несколько желтых с розовыми боками маленьких райских яблок. Под елкой стояли открытка с изображением Деда Мороза и подарки Олегу и его братьям. Олегу достались теплые рукавицы, а Глебу и Вале — такие же, как у Олега, только меньшего размера, бурки. И все же Олег твердо решил развеять младшим братьям «сказки» про Деда Мороза. «Ничего, — думал он, — скоро они подрастут, и я их образумлю».

А потом был праздничный обед: вареная картошка с селедкой

исолеными огурцами, блинчики со сметаной, чай с традиционным бабушкиным «Наполеоном» из коржей, пропитанных сахарной патокой.

Отдельные февральские дни с легким морозцем, ярким солнцем

игромким чириканьем воробьев предвещали скорую весну. В один из таких дней Олег стоял на улице и ждал, когда дядя Егор запряжет лошадь в сани-розвальни и выполнит обещанное — покатает в них.

Вэтот момент внимание Олега привлек шедший со стороны дороги мужчина. Он был в новой военной форме — шинели с погонами, заметно хромал, опираясь на костыль, и очень напоминал отца. «Как может быть отец здесь, в это время?» — подумал Олег. Но это действительно был отец. Он подошел, поднял Олега, поцеловав, сказал:

—  Я сейчас пойду отмечусь и вернусь, жди.

Какое там ожидание. Олег стремглав бросился домой. Встретил Сашу, идущую за водой к колодцу, крикнул:

—  Папа приехал!

Ипобежал дальше. Влетев в избу, закричал:

—  Мама, мама, папа приехал! Он пошел куда-то отмечаться, скоро придет домой.

Мама сразу сообразила, в чем дело, набросила на себя платок, телогрейку и выскочила на улицу. Все домочадцы, кроме братьев и бабушки Дуни, присматривающей за ними, вышли встречать отца. По дороге к дому шли родители Олега. Папа свободной от костыля ру-

38

ПО ПЕРЕСЕЧЕННОЙ МЕСТНОСТИ. Повесть

кой обнимал маму за плечо, а она, исхудалая, маленькая, с улыбающимся, наверное, впервые за последние полгода лицом прижималась к нему, как младшая сестра к любимому старшему брату.

Отец привез много вкусных каких-то «трофейных» вещей: конфеты в обертках, печенье в пачках, необычное масло, называемое «фруктовым маргарином», мясные консервы в треугольных металлических коробках. И был пир на весь мир!

Папа рассказал, что он был контужен, пролежал две недели в госпитале, и ему перед возвращением в часть дали три дня на свидание с семьей: два дня на дорогу и день, собственно, на свидание. Так что, послезавтра утром он — снова на фронт.

—  Ну а что же ты не писал, Петя, что ранен? — спросила с некоторым укором бабушка Маша.

—  Зачем расстраивать, — ответил отец, — у вас и так, я вижу, забот полный рот. Остался жить, и слава Богу.

Это «слава Богу» очень удивило Олега. «Так говорят бабушки, — подумал он, — но они верующие. А папа говорил, что он атеист. Наверное, на войне очень страшно, если даже атеисты начинают верить в Бога».

На следующий день отец опять пошел в милицию регистрировать свой приезд, так как в первый день там никого не было. И снова некому было отметить его командировочные документы. Так он и уехал на третий день своего пребывания в семье без регистрации. Знал бы он, чем это может обернуться.

Братья Олега никак не среагировали на появление отца. Они, как когда-то и Олег даже в более взрослом, чем они возрасте, не знали его.

Через день после отъезда отца в дом пришли два милиционера. —  У нас есть сведения, что вы пользуетесь трофейными продук-

тами, откуда они у вас? — спросил один из них.

—  К нам с фронта приезжал мой муж, он их и привез, — ответила мама.

—  У нас нет сведений о пребывании вашего мужа в нашем населенном пункте, — констатировал другой милиционер.

—  Да, но он два раза ходил к вам отмечаться, но никого не застал. —  Нас это не касается. Надо было прийти и в третий раз.

—  Но он не мог опаздывать в свою часть. Он уехал на фронт не развлекаться, а защищать и нас, и вас, — настаивала мама.

39

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

—  Нас защищать не надо. Мы сами себя защитим, — сказал первый, наверное, главный среди них, милиционер.

—  Оно и видно по вашим физиономиям, как вы здесь в тылу защищаетесь, — не сдержалась бабушка Маша.

—  А вы, гражданочка, помолчите. Мы ваше мнение можем выяснить не только здесь, но, если надо, и в милиции, — вступил в разговор второй, неглавный, милиционер.

—  Нечего меня пугать, я вся выясненная. Вот приедет сын с фронта еще раз, он сам тогда с вами все выяснит, — не утихала бабушка.

—  Но это еще надо приехать! — сказал кто-то из них. —  Негодяи! — сказала бабушка и вышла из хаты.

—  Гражданочка, — обратился главный милиционер к маме Олега, считая ее хозяйкой, — вы сами отдадите продукты или нам производить обыск?

—  Чего обыскивать, вот они все здесь и лежат, вас ждут!.. —  Приступай, — сказал главный милиционер неглавному.

Неглавный милиционер брал по очереди продукты, перечислял их названия и складывал в рюкзак, а главный записывал их названия на листке карандашом:

—  Конфеты шоколадные в обертке… —  Они не шоколадные, — сказал Олег.

—  Неважно. Консервы мясные… масло… Это был крах в прямом смысле слова. В маленькой голове Оле-

га рождались мысли, больше свойственные взрослому человеку. «Почему мы здесь никому не нужны, почему у нас отнимают продукты, и мы должны голодать, почему мы должны жить в таких плохих условиях, — думал Олег. — Ведь мы сюда приехали не по своей воле, нас выгнали фашисты. Хорошо, что они не дошли до этих мест. Но если мы не будем помогать друг другу, то немцы дойдут и сюда, и живущие здесь люди могут оказаться в таких же условиях, как и мы».

А еще через пару дней сын главного милиционера, пацан, чуть старше Олега, угощал на улице ребят конфискованными конфетами. Но Олегу было не до конфет: взрослые парни уговорили его лизнуть металлическую рукоятку колодезного ворота, на котором и осталась часть его языка. Господи, как же они смеялись над страданиями городского мальчишки…

40